Игауэ Нахо

Вид материала

Документы

Содержание 2. Современный фольклор Образ России и русских в японском фольклоре 1. Первые контакты – первые отклики в фольклоре

Подобный материал:

• Тема 4, Логистические системы, 277.78kb.
• Cols=2 gutter=10> Признаки юридического лица и индивидуального предпринимателя, 66.01kb.
• Со сложной проблемой, требующей значительных интеллектуальных усилий, ум­ный человек, 1541.01kb.
• Решении конкретных правовых ситуаций, личность непосредственно реализуя свои права, 63.88kb.

2. Современный фольклор

В нем мотив войны встречается гораздо реже, зато наблю­даются возвра­щение интереса русских к японской экзотике и восхищение уровнем разви­тия японской техники.

В данном случае первое место по количеству собранного ав­тором материала зани­мают анекдоты, второе – каламбуры. Кроме этих двух жан­ров есть, хотя и в гораздо меньшем количестве, и другие материалы о японцах. Это выражения: «Японский городо­вой», «Япона мать», «Японский бог», скороговорка «Жили-были три японца: Як, Якци-Драк…»²⁶ и «обрусев­шие» японские сказки²⁷.

В каламбурах, которые часто считаются «детским фольклором», имитиру­ются японские слова и особенности японского произношения, например: «Японс­кий гонщик Тояма Токанава» (обыгрывается русское «то яма, то канава»), «Кимоно-то хирагана» («кому-то херовато»)²⁸ и т. д. В них японская окраска достигается регулярным сочетанием гласных и согласных звуков и употреблением отдельных японских слов.

Анекдоты о японцах, собранные через Интер­нет²⁹, по содержанию разделяются на три группы. В анекдотах первой группы акцент делается на экзотике («японизме»), в анекдотах второй – на национальных чертах и положении страны, третьей – на особенно­стях внешности японцев. Экзотика обычно передается в форме опять-таки каламбура и с помощью таких стереотип­ных символов, как «Фудзияма», «харакири» и т. п.³⁰. В анекдо­тах второй группы отражаются такие черты японцев, как трудолюбие и серьезность, эко­номическое и географическое положение Японии, ее высокое технологическое развитие и уровень жизни, а иногда и малый размер террито­рии³¹. Что касается описания физических черт японцев, то было обнаружено не очень много анекдотов, в которых эти черты прямо высмеиваются. Другое дело, что аналогичные черты часто фигурируют в анекдо­тах про чукчей, что, возможно, обусловлено некоторой расовой общностью внешности и фонетиче­скими особенностями речи японцев и чукчей с точки зрения русского человека³².

В современном фольклоре уже трудно выделить какие-то локальные особенности. Вместе с тем образ японцев в русских анекдотах как бы колеблется между «азиатским» и «неазиатским» их отождествлением, между «экзотикой» и «цивилиза­цией», что, собст­венно, и доказывается сближением японца из анекдота и с чукчами, и с евро­пей­цами. По мнению Шмелевых, японцы являются одними из опреде­лен­ных действующих лиц в рус­ских анекдотах, где кроме них и (реже) китайцев, из «иностран­цев» фигурируют только американцы и некоторые из европейских народов³³. Между прочим, нечто подобное обна­руживается и в образных представлениях японцев о русских. Дальше, в ходе сравнитель­ного ана­лиза японских матери­алов о России и русских, мы обратим на это внимание.

Образ России и русских в японском фольклоре

Итак, теперь мы попытаемся проследить особенности образов России и русских в япон­ском фольклоре разных периодов. Бóльшая часть материалов для ана­лиза собрана из книг и журна­лов, а также в Интернете³⁴. Они достаточно разнообразны и охватывают период с конца XVIII века по настоящее время. Мы будем рассматривать их по времени возник­новения и по тематике: сначала относящиеся к эпохе до конца Второй ми­ровой войны (как к мирному, так и к военному периоду), потом – отражения образа России в современном японском фольклоре.

1. Первые контакты – первые отклики в фольклоре

Начнем наш анализ с двух песен и одной легенды или слуха, которые возникли при пер­вых встречах русских и японцев³⁵. Песни от­носятся к периоду сёгуната Токугава, когда Япония проводила политику самоизо­ляции, а слух – к эпохе Мэйдзи, когда страна откры­лась для иностранцев.

В тексте хороводной песни начала XIХ века, включенной в книгу Сугаэ Масуми «Хина но хитохуси» («Песни на краю», 1809), встречается русское слово «сахар»³⁶.


Ëмэ о торо нара / Нихон но яу ни / Мэгуро камигуро / Тору га ëй. / Сахара, сахара, сахара, сахара. / Сахара сато о иу то нан.

Если взять невесту, / Как в Японии, / Девушку с черными глазами и черными воло­сами / Хотим взять. / Сахара, сахара, сахара, сахара / Сахара – это, говорят, «сахар».

Ë. Нака­му­ра высказал предположение о связи этой песни с появлением на Хок­кайдо русского первопроходца Д. Я. Шабалина, а также с историей потерпевших кораблекруше­ние япон­цев, спасенных русскими и впоследствии отправлен­ных в Иркутск преподавать там японский язык. Позже он нашел четыре ее варианта в японской литературе XIX века, в том числе два текста на русском языке³⁷. В книге «Кодаю данва» («Рассказы Кодаю», 1805, автор не известен) имеется вариант «Черные глаза, черные брови, черные волосы, в чаянии (или венчать, венчана. – И. Н.), в чаянии, ах, в чаянии»³⁸; здесь же объясняется, что песню эту пел А. Лаксман, глава российского посольства в Япо­нию в 1792 году. Когда оно прибыло в Нэмуро на острове Хоккайдо, японцы захо­тели услышать русскую песню, и Дайкокуя Кодаю, японский купец, вернувшийся в Япо­нию вместе с этим посоль­ством, попросил Лаксмана спеть вышеуказанную песню³⁹. С учетом того, что варианты на япон­ском языке звучат как японские песни, Ë. Накамура построил гипотезу о том, что «Черные глаза» стали петь впоследствии на японском языке в северной части Японии.

Вторая песня, «Бурабура буси» («Песня прогулки»), является известной нагаса­к­ской песней, довольно популярной во второй половине XIX века⁴⁰. Она состоит из не­скольких строф, в них рассказывается о Нагасаки, в том числе о местных новос­тях, празд­никах, достопримечательностях и т. д. В одной строфе речь идет о прибытии в 1853 году рос­сийского посольства во главе с адмиралом Е. В. Путятиным.


Котося дзусан цуки, / Хидзэн сан но бан гавари. / Сирогасима кэнбуцу гатэрани, / Орося га бура бура, / Бурари бурари то иута мондайтиу⁴¹.

В этом году тринадцать месяцев⁴². / В этом году очередь Хидзэн-сана (феодал Набесима) охранять город и порт Нагасаки. / Говорят, что Орося (русские) гуляют, / Гу­ляют, осматривая остров Сирогасима.

На острове Сирогасима есть крепость, построенная феодалом Набесима для за­щиты от иностранных кораблей. В песне довольно забавно изображается паника, воз­никшая в городе из-за внезапного прибытия российского флота.

Спустя почти сорок лет после посещения Японии Путятиным в 1891 году в Япо­нию приехал цесаревич Ни­колай Александрович. Во время его поездки в Токио в окрест­ностях г. Оцу местный полицейский Цуда Сандзо совер­шил на него покушение. Перед прибытием цесаревича в япон­с­ких газетах распространился слух, будто известный япон­ский полити­ческий деятель Сайго Такамори, погибший в 1877 году в гражданской войне (так называемая война Сэйнан), на самом деле живет в России и вернется в Японию с на­следником россий­ского престола⁴³. Очевидно, что этот слух был переработкой извест­ной японской ле­генды о самурае XII века Минамото Ëсицунэ – траги­ческом герое эпоса «Хэйкэ монога­тари». Он был популярен в народе, и после его убийства родилась леген­да о том, что он не погиб, а убежал в Монголию через остров Хоккайдо (Эдзо) и стал Чингис-ханом. Как легенда о Ëсицунэ соотнесена с нападением мон­голь­ского войска на Япо­нию в конце XIII века, так и слух о возвращении Сайго в конечном счете отражает опасения, ко­торые вызывала у японцев политика России.

Из разобранных нами материалов видно, что редкие контакты с ино­странцами, с одной стороны, стимулировали растущий интерес японцев к внешнему миру, с другой, рождали страх перед ним. При этом, в отличие от песен, не получивших известности за пределами мест их первоначального бытования, слух о возвращении Сайго рас­простра­нился при помощи нового средства передачи информации, га­зет, по всей Японии. Япон­цы в эпоху Мэйдзи стали видеть и оценивать другие страны не только на основании личного или локального опыта (точки зрения), но и с по­зиции «сред­него японца» – представителя единого государства.