Закон во мне». Максимы, импеативы (категорический и гипотетический) «Моральный закон во мне»

Вид материалаЗакон
10. Утопии «4338» Одоевского и «психократия» Федорова.
11. Философия П.Я.Чаадаева
12. Первое «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева.
13.Славянофилы, философия Киреевского.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

10. Утопии «4338» Одоевского и «психократия» Федорова.

Князь Владимир Федорович Одоевский (1804-1869) - писатель, мыслитель, журналист, музыкальный теоретик и критик, общественный деятель - одна из ярких и оригинальных фигур в истории русской культуры.

Достаточно сложной и многообразной по мысли предстает его утопия "4338-й год", задуманная первоначально писателем как последняя часть трилогии; первые две части соответственно должны были быть посвящены времени Петра 1 и современной Одоевскому эпохе - 1830-м годам. Замысел трилогии осуществлен не был (в 1835 г. в "Московском наблюдателе" появился лишь отрывок из второй части - "Петербургские письма"). "4338-й год" также не доведен до завершения, однако написанная его часть вполне дает представление об утопических идеалах Одоевского - научных, культурных, социально-политических: о русском мессианстве и победном шествии технического прогресса, о России как средоточии и вершине будущей цивилизации. Однако нарисованное им "царство Разума" являет собой скорее царство технократии, нежели демократии; социальная структура его "общества будущего" - по существу, просвещенная автократия.

Поразительна провидческая сила утопии, пророческое видение сегодняшнего мира. Современные зарубежные исследователи считают "4338-й год" в числе наиболее значительных фантастических романов "доуэллсовской эры" в европейской литературе, а его создателя - одним из родоначальников типа научной фантастики, представленного сегодня творчеством таких писателей, как Станислав Лем.

Яркое своеобразие фантастической прозы Одоевского делает ее одним из интереснейших явлений русского романтизма.

Психократия

(от греч. psyche" - душа и kratos - власть) - предложенный Федоровым термин, означающий власть духа, духовное родство всех живущих на земле, обретающее способность к действию благодаря соединению с Богом. Все человечество, в его представлении, - союз родственников, людей, т. к. все произошли от одного родоначальника. Отсюда главной задачей является восстановление родства, т. е. воскрешение всех умерших. Для этого, как считал Федоров, необходимо будет каким-то образом собрать все те атомы и молекулы , из которых состояли эти тела. С другой стороны, воскрешение мыслилось им как восстановление предков по той наследственной информации, которую человек передал своим потомкам: сын воскрешает отца как бы «из себя», отец – своего отца и т.д. вплоть до первочеловека. По Федорову, в этом процессе и возникает П., когда теряют значение все внешние факторы, объединяющие человечество, и на место их приходят факторы внутренние, духовные. Как писал Федоров, П. "есть общество, держащееся внутреннею силою, а не внешним законом, как государство или общество юридическое, из которого изгнано чувство, вынута душа. Психократия держится силою, направляющею человека к труду воскрешения; она такое общество, в котором знание определяет как нужды каждого, так и его способности к тому или другому делу в общем отцовском деле; и на этом основании определяются как подушная подать каждого (т. е. его служба обществу), так и душевой его надел. Психократия, таким образом, есть не царство бестелесных, бесплотных духов, а вложение души во все материальные отправления" (Федоров Н. Ф. Соч. М., 1982. С. 385). При достижении П. человек, по мнению Федорова, будет обладать способностью полного самооткровения и проникновения во внутреннюю глубину др. существа. Но чтобы обрести такую способность, человек должен не родиться, а получить жизнь в процессе воскрешения, он должен воспроизводить себя из простейших элементов, к-рые были составными частями др. индивидуальностей и несут в себе их характерные черты. Т. обр., общность происхождения, общность составляющих элементов сделают людей как бы взаимопрозрачными друг для друга, у них не будет секретов друг от друга, они будут открыты и составлять своего рода единый родственный организм, в к-ром все гармонично соединено и подчиняется единому закону. Это есть особый способ жизни в духе, когда дух полностью господствует над материей, одухотворяя ее. Уповая на "чудотворчество разума и сознания" ("психократию"), Федоров, как отмечал Флоровский, остается "до конца в этом безысходном кругу магического и технического натурализма"


11. Философия П.Я.Чаадаева

В истории общественной мысли России Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) занимает особое место. Его следует рассматривать как мыслителя, не примыкавшего ни к одному из идейных и общественно-политических движений своего времени. Он был близок к тайным декабристским обществам, но не принимал участия в заговоре и восстании 1825 г. (Находился в то время за границей). Будучи активным участником московских философских кружков 30-40-х гг., Чаадаев, однако, не разделял полностью идейную ориентацию ни одного из них. Испытывая влияние философии Шеллинга (переписывался с ним и признавал большое теоретическое значение его идей), он тем не менее не был собственно "шеллингианцем". Европеец по привычкам и жизненным устремлениям, особенно симпатизировавший идеалам добуржуазной, средневековой католической Европы, острый критик Российского государства и его истории, Чаадаев, однако, не был настоящим западником. Несмотря на свою религиозность, он не примкнул ни к одному религиозно-философскому учению.

Главное направление размышлений Чаадаева - философское осмысление истории. Не случайно Н. А. Бердяев в своей "Русской идее" (1946) назвал его "первым русским философом истории".

Историософичность - это, бесспорно, одна из особенностей русской философской мысли, восходящая еще к средневековому периоду ее становления и развития (Иларион Киевский, "Повесть временных лет" и др.). Однако, в отличие от названных мыслителей, Чаадаев мало интересовался конкретными фактами истории, реальной ("внешней") канвой исторических событий.

Как историк Чаадаев стремился не к дальнейшему накоплению исторических фактов, а к их масштабному обобщению. "...Истории, - по его словам, - теперь осталось только одно - осмысливать"6. Отсюда следовал вывод, что надо возвысить свой разум до понимания общих закономерностей истории, не обращая внимания на обилие незначительных событий.

Чаадаев считал философско-исторический уровень рассмотрения проблем человеческого существования самой высокой степенью обобщения, ибо здесь лежит, по его выражению, "правда смысла", отличная от "правды факта". Эта правда отыскивается средствами естественных наук, например физиологии или естественной истории, а также эмпирической истории (называемой Чаадаевым "динамической", или "психологической", историей). Сам же Чаадаев отталкивается от изречения Паскаля, неоднократно и с разными вариациями использованного в "Философических письмах" и других сочинениях: "...вся последовательная смена людей не что иное, как один и тот же постоянно сущий человек"9. Это изречение в контексте философии истории разъясняется Чаадаевым следующим образом. Человек стремится к преодолению своей отдельности и к осознанию себя как существа социального, следовательно, нравственного, принадлежащего, кроме того, к определенной культурной среде, являющегося выразителем определенных традиций, в том числе определенного познавательного отношения к миру, покоящегося на обычаях или предрассудках или же на достижениях науки и современной цивилизации.

Однако предметом философии истории является не просто человек, как таковой, рядовой человек, в его конкретных цивилизационных проявлениях, но и человек как существо, причастное к Богу и носящее в себе "зародыш высшего сознания". В этом своем качестве история иррациональна, поскольку она управляется высшей волей божественного Провидения.

Но если существует, по Чаадаеву, некий общий провиденциальный замысел Бога относительно человеческой истории, то в таком случае гегелевское понятие "мирового разума" несостоятельно, ибо человек не может быть игрушкой в его руках.

Чаадаев отвергает гегелевскую философию истории, "почти уничтожающую свободу воли". В этом же письме содержится характеристика славянофильства как "ретроспективной утопии", появившейся на свет, по Чаадаеву, в результате приложения к России гегелевского учения об особой роли каждого народа "в общем распорядке мира".

Отправной пункт и основная теоретическая установка чаадаевской философии истории - христианский провиденциализм. История, считает Чаадаев, провиденциальна в своей основе, ибо "ни план здания, ни цемент, связавший воедино эти разнообразные материалы, не были делом рук человеческих: все совершила пришедшая с неба мысль". Однако, он считал, что человек действует как свободное существо, обладающее разумом, человечество в разные эпохи своего существования выдвигает величайшие личности, деятельность которых породила интеллектуальные и культурные традиции, влиявшие на ход истории. Следствием неустранимой свободы в исторических условиях людей является многообразие народов, составляющих человечество.

После июльской революции 1830 г. во Франции, а затем и после европейских революционных событий 1848 г. Чаадаев изменил свой первоначально идеализированный взгляд на Запад. В 1831 г.

"Незападное" бытие России, казавшееся ранее Чаадаеву главным источником ее бедствий и неустройств, начинает представляться ему источником своеобразного преимущества: "...нам нет дела до крутни Запада, ибо сами-то мы не Запад", и далее: "Россия, если только она уразумеет свое призвание, должна принять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы.

Притягательной для разных течений русской мысли XIX в. оказалась мысль Чаадаева о том, что Россия имеет огромный скрытый, нереализованный потенциал и что социально-экономическая отсталость России может для нее обернуться однажды историческим преимуществом. Н. А. Бердяев видел в этом последовательное выражение "русской мессианской идеи", К. Н. Леонтьев, в определенной степени основываясь на указанной мысли Чаадаева, писал даже о необходимости "подморозить Россию", затормозить ее движение, чтобы она не повторяла ошибок далеко зашедшего по пути прогресса Запада. Чернышевский и другие революционные мыслители в известном смысле разделяли эту точку зрения Чаадаева при обосновании идеи некапиталистического пути развития России к социализму.


12. Первое «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева.

В 1829—1831 создает своё главное произведение — «Письма о философии истории» (на французском языке; было переведено Кетчером), за которыми закрепляется название «Философических писем».

В конце сентября 1836 года в России вышла 15-я книга «Телескопа», где в отделе «Науки и искусства» была опубликована статья под оригинальным названием: «Философические письма к г-же ***. Письмо 1-ое». Статья была не подписана. Вместо подписи значилось: «Некрополис. 1829 г., декабря 17». Публикация сопровождалась редакционным примечанием: «Письма эти писаны одним из наших соотечественников. Ряд их составляет целое, проникнутое одним духом, развивающее одну главную мысль. Возвышенность предмета, глубина и обширность взглядов, строгая последовательность выводов и энергическая искренность выражения дают им особенное право на внимание мыслящих читателей. В подлиннике они писаны на французском языке. Предлагаемый перевод не имеет всех достоинств оригинала относительно наружной отделки. Мы с удовольствием извещаем читателей, что имеем дозволение украсить наш журнал и другими из этого ряда писем».

Публикация первого письма вызвала резкое недовольство властей из-за выраженного в нём горького негодования по поводу отлучённости России от «всемирного воспитания человеческого рода», духовного застоя, препятствующего исполнению предначертанной свыше исторической миссии. Журнал был закрыт, а Чаадаев — объявлен сумасшедшим.

«Философическое письмо» Чаадаева (1836), опубликованное в журнале «Телескоп», дало мощный толчок развитию русской философии. Его сторонники оформились в западников, а его критики — в славянофилов. Чаадаев закладывает две основные идеи русской философии: стремление реализовать утопию и поиск национальной идентичности. Он обозначает себя как религиозного мыслителя, признавая существование Высшего Разума, который проявляет себя в истории через Провидение. Чаадаев не отрицает христианство, но считает, что его основная идея заключается в «водворении царства божьего на Земле», причём Царство Божье — это метафора справедливого общества, которое уже осуществляется на Западе (на этом позже делали основной упор западники). Что касается национальной идентичности, то Чаадаев лишь обозначает идею самобытности России. «Мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, — пишет он, — мы — народ исключительный». Смысл России — быть уроком всему человечеству. Однако Чаадаев был далёк от шовинизма и веры в исключительность России. Для него цивилизация едина, а все дальнейшие попытки поиска самобытности — суть «национальные предрассудки». В 1-м письме историческая отсталость России, определившая её современное состояние, трактуется как негативный фактор. О судьбе России он пишет: «…тусклое и мрачное существование, лишенное силы и энергии, которое ничто не оживляло, кроме злодеяний, ничто не смягчало, кроме рабства. Ни пленительных воспоминаний, ни грациозных образов в памяти народа, ни мощных поучений в его предании… Мы живем одним настоящим, в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя.» Толкование Чаадаевым в 1-м письме христианства как метода исторически прогрессирующего социального развития при абсолютном значении культуры и просвещения, власти идей, развитого правосознания, идей долга и т. п. послужили ему основой для резкой критики современного положения дел в России и того хода истории, который привел её к этому состоянию. Он пишет, что выход православной церкви из «всемирного братства» во время Схизмы имел, по его мнению, для России самые тягостные последствия, поскольку громадный религиозный опыт, «великая мировая работа», за 18 веков проделанная умами Европы, не затронули России, которая была исключена из круга «благодетельного действия» Провидения из-за «слабости нашей веры или несовершенства наших догматов». Обособившись от католического Запада «мы ошиблись насчет настоящего духа религии», не восприняли «чисто историческую сторону», социально-преобразовательное начало, которое является внутренним свойством настоящего христианства, и поэтому мы «не собрали всех её плодов, хоть и подчинились её закону» (то есть плодов науки, культуры, цивилизации, благоустроенной жизни). «В нашей крови есть нечто, враждебное всякому истинному прогрессу», ибо мы стоим «в стороне от общего движения, где развивалась и формулировалась социальная идея христианства».

Отношение к истории: Чаадаев считал, что «обиходная» история не дает ответов. «Обиходной» историей он называл эмпирически-описательный подход без нравственной ориентации и надлежащего смыслового исхода для человеческой деятельности. Он считал, что такая история всего лишь перечисляет беспрестанно накапливающиеся события и факты, видя в них лишь «беспричинное и бессмысленное движение», бесконечные повторения в «жалкой комедии мира». Подлинно философски осмысленная история должна «признать в ходе вещей план, намерение и разум», постигнуть человека как нравственное существо, изначально связанное многими нитями с «абсолютным разумом», «верховной идеей», «богом», «а отнюдь не существо обособленное и личное, ограниченное в данном моменте, то есть насекомое-поденка, в один и тот же день появляющееся на свет и умирающее, связанное с совокупностью всего одним только законом рождения и тления. Да, надо обнаружить то, чем действительно жив человеческий род: надо показать всем таинственную действительность, которая в глубине духовной природы и которая пока еще усматривается при некотором особом озарении». Своей задачей Чаадаев называл «изъяснение моральной личности отдельных народов и всего человечества», но, по сути, он занимался не исследованием судеб различных наций, а толкованием человеческой истории как единого связного текста. Г. В. Флоровский пишет, что главный и единственный принцип Чаадаева — есть «постулат христианской философии истории. История есть для него созидание в мире Царствия Божия. Только через строительство этого Царствия и можно войти или включиться в историю». Смысл истории, таким образом, определяется Провидением, а руководящая и постоянно обнаруживающая себя идея истории — идея религиозного единения человечества, привнесенная в мир христианской религией и ею хранимая. Древние цивилизации оказались обреченными именно потому, что воплощали идею «языческой разъединенности», то есть имели лишь материальный, земной интерес, а истинная духовность и мощный нравственный потенциал составляет прерогативу «таинственно единого» христианства, и поскольку только духовный интерес «беспределен по самой своей природе», одни лишь христианские народы «постоянно идут вперед».

Отношение к католицизму: По мнению Чаадаева, западноевропейские успехи в области культуры, науки, права, материального благополучия — являются прямыми и косвенными плодами католицизма как «политической религии». Католическая церковь для Чаадаева выступает прямой и законной наследницей апостольской церкви. Именно она является единственным носителем соборного, кафолического начала. К православию он относится намного холоднее. Симпатии Чаадаева к католицизму как части тысячелетней европейской цивилизации оказали влияние на русских филокатоликов XIX в. (так, иезуит князь Иван Гагарин утверждал, что принял католичество под его влиянием) и вызвали реакцию у его критиков и слухи о его собственном обращении в католичество (Денис Давыдов назвал его «маленьким аббатиком», Языков пишет о нём: «ты лобызаешь туфлю пап»). При этом Чаадаев всю жизнь оставался православным, регулярно исповедовался и причащался, перед смертью принял причастие у православного священника и был похоронен по православному обряду. Гершензон пишет, что Чаадаев совершил странную непоследовательность, не приняв католичества и формально не перейдя, так сказать, «в католическую веру», с соблюдением установленного ритуала. В «Философических письмах» он объявил себя приверженцем ряда принципов католицизма, однако Герцен называл его мировоззрение «революционным католицизмом», поскольку Чаадаев вдохновлялся нереальной в ортодоксальном католицизме идеей — «сладкая вера в будущее счастье человечества», уповая на свершение земных чаяний народа как сверхразумного целого, преодолевающего эгоизм и индивидуализм как несообразные с всеобщим назначением человека быть двигателем Вселенной под руководством всевышнего разума и мировой воли. Чаадаев не интересовался темами греха, церковных таинств и т. п., сосредотачиваясь на христианстве как на умозрительной силе. В католичестве его привлекало соединение религии с политикой, наукой, общественными преобразованиями — «вдвинутость» этой конфессии в историю.


13.Славянофилы, философия Киреевского.

Славянофилы. Сложившееся в 1830-е1850-е годы националистическое направление русской общественной и философской мысли, представители которого выступали за культурное и политическое единение славянских народов под руководством России и под знаменем православия. Течение возникло в противовес западничеству, сторонники которого выступали за ориентацию России на западноевропейские культурные и идеологические ценности. Представители: Хомяков, Киреевский, Самарин, Аксаков.

Киреевский. (1806-1856)

Очень религиозен. В центре – духовная жизнь. Противопоставляет системы просвещения: христианское просвещение (идеи исходят из реальности, связаны с духовным опытом, верой) и рационализм (теоретическое построение конструкций).

Антропология. Человека два: внешний и внутренний. Внутренний человек – корень индивидуальности, цельности. Он не является исходно обособленным от внешнего человека, отодвинут вглубь от него грехом, следует искать его в себе, чтобы питаться от него. Собирая разрозненные силы души, человек совершенствуется (стремиться к цельности в духе). От естественного разума надо восходить к духовному – здесь важна моральность. Развитие не может происходить в одном человеке – только в обществе. Верующий и мыслящий делает это для общества в целом.

Гносеология. Главный минус западной философии по мнению К. – оторванность от реальности. Познание же следует осуществлять так, чтобы не отрываться от реальности, а именно связывать познание со всей духовной сферой.

Историософия. На первом плане не причинно-следственные связи, а свобода воли человека, имеет место и Божий Промысел в истории. Смысл истории охватывает человечество как целое, каждый народ вносит свой вклад, стоит на своём месте, выступает первым в нужный момент.

Современный Киреевскому кризис Запада: просвещение на Западе ушло весьма далеко, достигло немалых высот, но в то же время духовная жизнь от этого не стала совершеннее, Киреевский считает, что в результате западный человек разделил себя на части: религиозное чувство и силы разума отдельно. В итоге Запад зашёл в тупик. И вот должен начаться принципиально новый период, где будет христианский народ, обладающий духовной целостностью, овладевший и тем, что достиг Запад, как бы взяв это в наследство.