Цели и задачи исторического образования
| Вид материала | Документы |
- Программа дисциплины дпп. Ф. 12 История русской литературы (ч. 5) Цели и задачи дисциплины, 124.29kb.
- Рабочая программа обучения учащихся 8 класса по предмету «История» на 2010-2011 учебный, 376.73kb.
- «Ключевые направления и среднесрочные цели системы образования, задачи на 2007-2008, 1308.31kb.
- Пояснительная записка. Рабочая программа по истории создана на основе программы основного, 292.2kb.
- Задачи задачи для достижения Цели 1 Задачи для достижения Цели, 316.99kb.
- Элективный курс «Нанотехнологии» Содержание 1 Пояснительная записка 2 Цели и задачи, 240.72kb.
- Политическая идеология в системе отечественного исторического образования. 20-30-е, 1172.66kb.
- Альными потрясениями, особенно актуально стоит вопрос о реформах в области образования,, 89.93kb.
- Тема: «Хлеб- всему голова», 64.24kb.
- 1. Цели и задачи муниципальной системы образования. Доступность образования, 689.75kb.
ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ ИСТОРИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ
ВВЕДЕНИЕ
Цели и задачи исторического образования, по нашему убеждению, составляют основополагающую проблематику такой практической дисциплины как "Методика преподавания истории и обществознания". Однако эта проблематика задается указанной дисциплине не имманентно, не изнутри ее самой, а трансцендентно, извне. Те или иные целевые установки и сопутствующие им задачи, если они теоретически строго определены и обоснованы, являются для методики преподавания руководящими, тогда как она сама имеет по отношению к ним подчиненное и инструментальное значение. Никакая методика, как бы она ни была совершенна и отработана технически, не приведет в преподавании к положительным результатам, если не ясны цели и задачи, которыми оно руководствуется.
Между тем сегодня, в постсоветскую эпоху, которую можно назвать очередной Великой Смутой, в школьном, да и не только в школьном, даже в вузовском историческом образовании, царит ужасающая идейно-теоретическая сумятица, "брожение умов", неопределенность в постановке целей и задач, отчего студенты и школьники вынуждены либо зубрить преподаваемый материал, либо слепо идти за своими учителями, не понимая ни смысла их лекций, ни того, чего сами преподаватели хотят и требуют, не умея, наконец, сформулировать и для самих себя те или иные подходы к восприятию предмета. К сожалению, эта "болезнь" не преодолена и дает глубокие метастазы. Коллегия Министерства образования Российской Федерации, видимо, учитывает создавшееся положение, ведь кризис затронул не только историческое обучение, но и философское, естественнонаучное, филологическое и другие учебные отрасли нашей отечественной высшей и средней школы. Министерство дает общие рекомендации, следуя при этом неким абстрактным либерально-демократическим или "общечеловеческим" ценностям, указывает на Конституцию РФ, на пример всех "цивилизованных стран" - то бишь Запад, при этом, как бы нехотя, упоминает о патриотизме, не расшифровывая конкретного содержания этого понятия, оставляя все на верноподданическое понимание нижестоящих учебно-педагогических структур. Вся эта абстрактная и далекая от российской национальной действительности и от российской национальной школы либерально-западническая риторика ничего не может дать ни преподавателям, ни учителям, ни их ученикам. В результате, поскольку государство отказывается дать более определенные образовательные направления и инструкции, боясь прослыть излишне "идеологизированным" и "недемократичным" (хотя либеральная идеология имплицитно пронизывает всю его практику), наша школа постепенно "атомизируется" как в идейно-образовательном и воспитательном, так и в социальном отношениях. Между прочим "атомизация" или "плюрализация" общества есть одна из важнейших целей либерально-демократической идеологии. Правда, эта цель открыто не декларируется, но зато скрытно подразумевается под абстрактными формулировками. Очевидно, что наше Министерство как орган западнического либерального компрадорско-олиграхического неоколониального режима с педантической аккуратностью проводит эту "идею" в жизнь, фактически разваливая российское национальное образование. В этой ситуации частные вузы, вузы государственные, частные школы и школы государственные осуществляют свою так называемую "образовательную" деятельность по принципу "рака, лебедя и щуки" из басни Крылова, опираясь в этой деятельности либо на частную практику, либо на некоторую автономию. Во всей этой "образовательной" мешанине на поверхность выступает лишь одно - произвол и субъективизм. Государственные вузы и школы, пользуясь своей относительной автономией, разрабатывают свои целевые образовательные установки, исходя из тех принципов, которые принимают "большинством голосов" на ученых или педагогических советах. Этим они совершают акт коллективного произвола по отношению к российскому национальному образованию в целом. Отдельные преподаватели работают уже в тех рамках, которые определило "большинство". Внутри "рамок" преподаватели вольны делать, что хотят. И на этом уровне они все тянут "воз" учебного плана опять-таки, как крыловские "лебедь, рак и щука". Доходит до смешного. Обычно в наших вузах на исторических факультетах, например, курс отечественной истории делится на пять-шесть лет. Каждый год изучается какой-либо отдельный законченный период. При этом для всех изучаемых периодов назначаются разные преподаватели. Естественно, что никто из них не придерживается одинаковых мировоззренческих и политических принципов, единой идеологии, единых историософских взглядов и методологических подходов, не говоря уж о методических. В результате такого идейного и методологического разнобоя целостная картина русской истории в восприятии неопытного студента рушится. Таким образом, вся работа "атомизированных" преподавателей - сих "лебедей, рак и щук" нашего светского слишком светского образования идет насмарку, несмотря на их риторические таланты и методические ухищрения. А студент, как пришел в вуз с бедламом в голове, так и уходит из него с бедламом. Казалось бы, всем очевидно, что курс отечественной истории должен преподавать для одного и того же набора студентов один и тот же профессор, дабы не нарушилась единая концептуальная картина изучаемого предмета. Или, что еще лучше, группа профессоров, объединенных в одну концептуальную школу. Но еще лучше, если бы разрешили студентам выбирать того преподавателя на весь курс отечественной истории, который ближе всего им по идеологическим, мировоззренческим и иным позициям. Только в этом случае можно избежать образовательного хаоса в учебном процессе. Но, увы, либерал-демократическая стихия и двусмысленные игры в "объективизм" сметают с дороги все здравое и проверенное опытом. Эта стихия всем слепит глаза, и уже никто не хочет замечать очевидного. Не меньший хаос в умы студентов вносит так сказать система "перевернутого обучения", когда изучение истории начинают с эмпирического описательного материала на первых курсах, а заканчивают фундаментальными философскими, историософскими и методологическими предметами на старших. В итоге студенты-первокурсники буквально тонут в океане эмпирии или фактологии, не имея никаких средств и сил разобраться в этом чудовищном мессиве исторического материала и привести его хоть в какой-то удобоваримый порядок. Но если бы учащиеся на первых курсах изучали сначала фундаментальные теоретические дисциплины, включая историософию, историческую методологию и историографию, то, мы не думаем, что они так бы позорно "плавали" на экзаменах и семинарах, как сейчас.
Эти два особенно ярких примера нашего университетского "безобразия" вскрывают безсмысленность, безцельность и безпроблемность не только образования исторического, но и вообще вузовского и школьного. Мы не считаем, что наши оценки слишком резки. Мы полагаем, что нынешняя отечественная школа дает механический, фрагментарный, мозаичный свод знаний, в котором нет никакой системы, никакого образа, никакой единой цельной мысли, характеризующей наш современный русский национальный ум, наше национальное лицо. Этот бедлам лишь отражает хаос, царящий в нашем смутном, сумеречном обществе, лишенном будущего, а значит лишенном истории. Не спасает положение даже то обстоятельство, что в российской школе встречаются единичные ученые и преподаватели, подобно, например, В.М.Ракову, которые мыслят широко, концептуально, системно, талантливо. К сожалению, не они делают погоду, не они устанавливают "правила игры".
Соль в том еще, что цели и задачи образования не могут быть произвольными, исходящими от субъективных предпочтений парламента, правительства, университетского или школьного совета, отдельных представителей учебных учреждений или школьного начальства. Произвол, даже если он и весьма концептуален (ведь и диавол концептуален) нисколько не устраняет тот "плюралистический" хаос, который властвует теперь в общей системе российского образования и в общем учебном процессе и который усугубляется безконечными школьными "реформами", основанными не на фундаментальном видении образовательной проблематики, а на нищенском бюджете, конъюнктурных соображениях, оперативных средне-срочных планах и прогнозах. Никакой внятной конкретной стратегии мы здесь не усматриваем. Коренной причиной сегодняшнего хаоса, по нашему убеждению, как раз является ложный концепт - либеральный проект, навязанный нашей высшей и средней школе "реформаторами"-западниками. Этот ложный концепт просто заменил другой ложный концепт - марксистско-ленинский. От крайне левого фланга лжи мы чуть передвинулись к ложному правому флангу, но, как гласит русская пословица, "хрен редьки не слаще". Мы в этой драматической ситуации предлагаем не другой тупик, как реформаторы-западники, а выход.
Наша работа в связи с данной проблематикой представляет собой попытку установить истинные (объективные) цели и задачи национальной школы в целом и исторического образования в отдельности, без которых мы не мыслим никакого учебного процесса. Кроме того, мы бы хотели приложить наши теоретические выкладки к практическому обучению детей одному из важнейших школьных предметов - предмету отечественной истории.
ПРЕДПОСЫЛКИ СОЗДАНИЯ СТРАТЕГИИ НАЦИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
1.Культурно-исторические
Главнейшей предпосылкой создания стратегии национального образования является глубокий и катастрофический кризис Российской цивилизации, который проходит на фоне духовной деградации и атомизации человечества, распада автаркичных индустриальных обществ, независимых национальных государств, традиционных культур, этносов и хозяйств и перерождения их в глобальное и безбожное, постиндустриальное сверхобщество, в новый Вавилон. Инициатором и катализатором мирового апостасийного процесса стала Европа, а если взять шире - Запад как особый культурно-исторический тип, открыто заявивший о себе в трагические годы так называемого "разделения церквей" на Восточную (Греческую) и Западную (Латинскую). Цивилизация Запада вошла в постхристианскую эпоху фактически с момента наступления европейского Нового Времени.
Но и цивилизационный кризис России начался не сегодня. Внешним толчком к его развитию послужили крупные религиозные и социокультурные сдвиги, происшедшие в Европе в XV - XVII вв. - это итальянский Ренессанс, Реформация, буржуазные революции в Нидерландах и Англии, процессы постепенной секуляризации в ее самом широком смысле, чрезвычайное распространение еретических движений, сект и т.д. Все это, конечно, не могло не повлиять на тогдашнюю внутрироссийскую ситуацию. Первыми явными признаками кризиса стали великая Смута начала - и церковный раскол конца XVII века, которые, собственно говоря, подготовили почву для так называемых "реформ" Петра I Романова. Эти "реформы" еще резче, еще яснее обозначили подспудные процессы духовного, национально-государственного, социального и общекультурного упадка Святой Руси, единство которой порушилось, начиная с церковной междоусобицы ("иосифлянство" и "нестяжательство", "никониане" и "старообрядцы") и заканчивая внутренним цивилизационным разломом на Русь Петербургскую и Русь Московскую, на онемеченную светскую империю и православное народное царство, на град Петров и град Китеж: на "западничество" и "славянофильство", на "филокатоличество" и "византизм", на "евроцентризм" и "восточничество" ("евразийство"), на "нигилизм" и "почвенничество", на "консервативный элитаризм" и "народничество", на "официозную (синодальную) церковность" и "церковность древлеправославную, народную" и т.п. Этот разлом можно характеризовать как раздвоение русской национальной 1 соборной личности. Не случайно в отечественной философской мысли XX века подчеркивается, что корни социальной революции 1917 года уходят в эпоху Петра, прозванного в народе антихристом. То же самое можно сказать с некоторыми оговорками и о социальном перевороте 1991-1993 гг.
Мы утверждаем, что кризис Российской православной цивилизации обусловлен, во-первых, неспособностью нашего общества провести модернизацию на основе и в лоне Традиции, во-вторых, проведением модернизации за счет подавления и даже уничтожения (прерыва) Традиции и, в-третьих, слабостью самой Традиции и ее институтов. Эти отрицательные факторы, сыгравшие зловещую роль в русской истории и в истории РПЦ, тесно взаимосвязаны. Только их радикальное снятие и изживание позволит России преодолеть церковные нестроения и цивилизационный кризис, увлекающий наше Отечество в пропасть. Дело искоренения выявленных причин опасно затянувшейся национальной болезни "раздвоения" и восстановления исторической преемственности, включая восстановление вневременной связи народа с Богом, должно закончиться долгожданным синтезом Традиции и модернизации. Этот процесс всенародного исцеления и оздоровления может начать и возглавить только Русская Православная Церковь как хранительница Традиции и носитель истинного традиционализма. Во вселенском масштабе роль целителя, но уже по отношению ко всему человечеству, в особенности ко всей Православной ойкумене, переживающей ныне раздоры и противоречия, призваны сыграть Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь и возрожденная Российская Православная Держава. Последнюю обязывает к сему ее центральное - религиозное, провиденциальное и геостратегическое - положение, выразившееся в безсмертной формуле инока Филофея "Москва - Третий Рим, и четвертому не бывать". Однако реализация данной высшей цели может состояться лишь при известных условиях. В этом контексте определенную функцию должны выполнять Православные научно-исследовательские институты как мощный интеллектуальный инструмент Церкви, необходимость создания которых диктуется интеллектуальной слабостью русского традиционализма, а также невоплощенностью и незавершенностью самой отечественной Традиции на всех ее уровнях.
2.Научно-исторические
Частным, но весьма знаменательным, моментом кризиса современного мира является "необратимый распад современной науки и как особой формы знания, и как особой исследовательской деятельности, и как особого социального института, созданного индустриальными типами обществ. Подобного рода процессы рапада одного типа науки и и формирование на его месте другого типа хорошо известны из истории человечества. К таковым переходным интеллектуальным процессам необходимо относить и формирование древнегреческой философии, и средневековой доктрины, и классической науки - 'теории действительного Нового времени', и неклассической нашего времени. Всякий такой переход был фундаментальной перестройкой науки целой эпохи. Именно к процессу такого рода относится и распад советской науки, воспроизводившей в интеллектуальной сфере России, русского общества чуждые мироотношенческие традиции, ментальные установки, не характерные для народов нашей страны. Процесс ее необратимого распада представляет собой лишь часть общечеловеческого процесса, который имеет смысл назвать распадом индустриальных обществ". Кризис индустриальных цивилизаций и современной науки вызван их полной неспособностью решить важнейшие человеческие проблемы на всех уровнях социального и индивидуального бытия: на глобальном и региональном, на общественном и личном, на государственном и местном. Мало того, сама наука и техника порождают множество новых проблем, не имеющих решения в их рамках. И это несмотря на все заверения представителей от науки во всемогуществе человеческого разума, научного знания и техники. Страшит совершенная непредсказуемость последствий произвольного вторжения ученых экспериментаторов и инженеров в сложную жизнь природы и человека. Порочность научно-технических теорий и практик заключается в их абсолютной оторванности от Высших Принципов всякого бытия. Эти теории и практики связаны лишь с миром чувственного восприятия, с миром материи, с грубыми планами существования, то есть с самым низшим, поверхностным уровнем всего сущего, что лишает их права претендовать на достоверность.
Современный человек деградирует не только духовно, но и физически. По-видимому, фактическим признанием этого явления следует понимать предложения тех ученых мужей, которые рассматривают искусственный интеллект как преемника homo sapiens, полагая, что важен разум, но не форма, в которую он облечен. Их собратья по науке всерьез озадачены вопросом: можно ли физически изменить человека, максимально приспособив его к требованиям современного производства. Например, чтобы решить продовольственную проблему, предлагается создать человека с желудком коровы, переваривающим траву и сено. Рабочих с пониженной нервной реакцией, незаменимых для монотонного труда на конвейере, летчиков с повышенной нервной возбудимостью, и т.д 2. Следует ли говорить, что все эти процессы носят взаимообусловленный характер? Очевидно, что и причины, породившие эти страшные явления, одни и те же. Наиглавнейшая из них заключается в утрате человечеством целостного мировосприятия и усеченного понимания тех ценностей, на основе которых оно и формировалось как духовная, творческая сила. Чем меньше человек считал себя связанным чем-либо или кем-либо, тем беднее духовно становился он и эгоистичнее. Чем больше человек признавал себя единственной и высшй Устрялов (сотрудник и советник адмирала Колчака, шеф бюро пропаганды Омского правительства, затем идеолог национал-большевизма), ошибочно называя "белое движение" "контреволюционным", пишет: "Наша контрреволюция, а затем и эмиграция с октября 17 года до последнего времени (т.е. до октября 1921 г. - В.И.) выступали в массе своей под флагом либерально-демократической идеологии. Даже военные диктаторы безпрекословно и вполне сознательно ей подчинялись: генерал Деникин руководствовался программой Национального Центра, сочетавшей 'идею твердой власти с традиционными лозунгами просвещенного русского либерализма' (определение К.Н.Соколова), а адмирал Колчак с первого же дня отмежевался от 'пути реакции' и, подчеркнув в ответственном заявлении, что 'диктатура с древнейших времен была учреждением республиканским', усвоил позицию 'диктатуры ради демократии' (кадетская формула в Омске). И Екатеринодар, и особенно Омск были лояльны идее Учредительного собрания как грядущего хозяина страны. Вдохновителями движения были кадетские, а отчасти и правосоциалистические элементы. О 'реакции' в собственном и точном смысле этого слова у нас речи еще не было, и можно определенно сказать, что контрреволюция наша не являлась действительно реакционной ни по преобладающему составу своему, ни по руководящим своим целям. Бурцев со всей 'оскорбительной ясностью' своего миросозерцания в этом отношении достаточно показателен, как кричащий плакат: 'Ни большевизма, ни царизма!'. Мечтали о российской демократии, которую поставит на царство гражданская война - и только она. Догмат 'безпощадной борьбы' с советами был вторым догматом контрреволюции, столь же непререкаемым, как и первый" . Так было. Но после разгрома "защитников Февраля" общедемократический фронт разлагается. Эмигрантское большинство постигло глубокое разочарование. Исчезают старые политические "штабы". 1921 год (закончилась Гражданская война, а вместе с нею и вынужденные коалиции) можно считать годом кристаллизации социально-политических течений зарубежья. Так как дореволюционные консервативные и реакционные политические партии больше всего пострадали от революционных преследований, они не возродились ни во время Гражданской войны, ни в эмиграции. Происходит перегруппировка сил и появляются новые идеологические и политические построения. "Пересмотр касается обоих основных догматов правоверной контрреволюции: тактики 'безпощадной борьбы', с одной стороны, и либерально-демократической идеологии - с другой. Вместе с тем знаменательно разрывается взаимная связь между этими двумя догматами" . Большинство "белых" постепенно превратилось в европейских обывателей. Политически активная часть невероятно сузилась. Весь "западнический" противобольшевицкий спектр представлял из себя кадетский и околокадетский либеральный "центр" "февралистов" (левые кадеты - левый центр, Республиканско-демократическое объединение, лидер П.Н.Милюков, газеты "Последние новости", "Сегодня"), консервативно-либеральный или право-либеральный лагерь (правые кадеты - правый центр, Национальное объединение, Национальный комитет, Российский общественный союз, лидеры П.Б.Струве, И.В.Гессен, В.Д.Набоков, А.В.Карташев, газеты "Возрождение", "Россия", "Общее дело", "Руль", еженедельник "Россия и славянство", журнал "Русская мысль", конституционные монархисты, монархисты-обновленцы, умеренные монархисты-националисты И.А.Ильин, В.Шульгин, А.С.Суворин, газеты "Новое время", "Русь", "Русский колокол"), правые эсеры (лидеры М.В.Вишняк, В.В.Руднев, А.И.Гуковский, Н.Д.Авксентьев, Б.В.Савинков, газеты "Дни", "За свободу", "Меч", журнал "Современные записки"), левые эсеры (лидеры В.М.Чернов, В.М.Зензинов, А.М.Керенский, газеты "Революционная Россия", "Воля России"), меньшевики (лидеры Л. Мартов, Ф. И. Дан, И. Г. Церетели, газета "Социалистический вестник", журнал "Социал-демократ").
К правым традиционалистским старо-монархическим (или классическим) кругам принадлежали участники Рейхенгальского монархического съезда (1921 г.), так называемые "рейхенгальцы" (лидеры Н.Е.Марков, Н.Д.Тальберг, Г.Г.Замысловский, газеты "Двуглавый орел", "Царский вестник", "Русский голос", журнал "Еженедельник Монархического Совета"). К этому правому (антикоммунистичекому и антифевралистскому) крылу примыкали молодые националисты, которые в 1938 году объединились в Российский Национальный Фронт. В него вошли: Русский Национальный Союз (руководитель генерал А.В.Туркул, газета "Сигнал"), Российское Национальное и Социальное Движение (руководитель полковник Н.Д. Скалон, газета "Голос РОНДа"), Российский Фашистский Союз (руководитель К.В. Родзаевский, газета "Наш путь", журнал "Нация"), Кружки друзей газеты "Голос России" (руководитель И.Л. Солоневич, Народно-монархическое движение). Особый отряд национализма составили "сменовеховцы" - национал-большевики (правые - Н.В. Устрялов, С.Дмитриевский, левые - Ю.В. Ключников, С.С. Лукьянов, А.В. Бобрищев-Пушкин, С.С. Чахотин, Ю.Н. Потехин, В.Львов, журнал "Смена вех", газеты "Накануне", "Новая Росс3я", "Путь", "Новый путь"). К откровенно и резко антизападническому, неклассическому традиционалистскому движению относились "евразийцы" (лидеры П.Н.Савицкий, Н.С.Трубецкой, Н.Н.Алексеев, Г.В.Вернадский, Л.П.Карсавин, сборники "Исход к Востоку", "На путях. Утверждение евразийцев", "Евразийский временник", "Евразийская хроника", еженедельник "Евразия") и народные монархисты (Солоневичи, газета "Голос России", "Наша страна"). "Сложившийся к 1926 г. политический спектр эмиграции П.Б.Струве описывал следующим образом: '…с одной стороны стоят доктринеры-монархисты (реакционеры-абсолютисты. - В.И.), именующие себя легитимистами, стоящие за реставрацию и считающие законным наследником Российского Императорского трона великого князя Кирилла; на другом конце находятся доктринеры-республиканцы, видящие необходимость установления в России республиканского строя; эта группа в свою очередь делится на две: буржуазную с П.Н.Милюковым и социалистическую во главе с А.Ф.Керенским'. Себя Стуве относил к 'огромной массе' центра… Правая эмиграция значительно преобладала над левой количеством своих сторонников, а левая над правой - в финансовых и информационных возможностях. Как и в дореволюционной России, все тот же 'орден интеллигенции' занял в эмиграции влиятельные позиции: 'не многочисленные, но активные группы кадетов, эсеров и меньшевиков…издавали главные эмигрантские газеты и журналы; их публицистика и дискуссии занимали авансцену эмигрантской общественной жизни. Но, по-настоящему, эти остатки демократической и социалистической интеллигенции не имели влияния и были окружены враждой огромного большинства эмигрантов', которые возлагали на 'орден' ответственность за российскую катастрофу" .
Реакционная антисоветская и антилиберальная часть эмигрантского "западничества", так же как и "западничество" буржуазно-демократическое, выступала за продолжение борьбы с большевицким режимом. Реакционеров, либералов, правых социалистов (правых эсеров) и "сепаратистов" объединяло неприятие русского традиционализма, ненависть к коммунистам и отрицание коммунистического строя, установленного в России-СССР. "Раздавите гадину!" - таков был лозунг, создававший из этих разрозненных и даже враждебных друг другу сил единый антисоветский лагерь. Но эта борьба велась старыми методами, испытанными еще в Гражданскую войну. Не заканчивались попытки организовать новые военные выступления силами остатков разбитой Белой армии, не прекращались инициативы разгрома большевиков с помощью иностранной интервенции. Для этого "непримиримые ястребы" будоражили общественное мнение Запада, чтобы спровоцировать страны Антанты на крайнее обострение отношений с Советской Россией. Всячески поддерживались и пестовались барон Врангель, военный министр Приамурского временного правительства Меркулов, генерал Дитерихс, другие милитаристы и авантюристы, например атаман Семенов или барон Унгерн фон Штернберг - идеолог панмонголизма и возрождения Монгольской империи под эгидой Белого русского Царя на просторах Евразийского континента. Белоэмигрантская дипломатия заигрывала с польскими военными кругами, с японскими, с любыми, лишь бы достичь поставленной цели, какой угодно ценой: вплоть до территориальных и иных уступок иностранным державам. Велась, наконец, подпольная, подрывная и террористическая, работа внутри СССР. Пример Б.Савинкова и его диверсионной группы наиболее показателен в этом отношении.
Все реакционеры-абсолютисты-западники после победы над большевизмом желали реставрации Петербургской империи и восстановления былых социально-политических и экономических позиций. Но их влияние было политически ничтожным. "К этому крайнему флангу, который давал основания для справедливой критики, следует отнести тех 'зубров' (например, Российский Имперский Союз), которые требовали безоговорочной реставрации старого - даже не по идейным соображениям, а потому, что лично им раньше жилось хорошо" . Философ Иван Ильин называл этих людей "обскурантистой основополагающей идее, которая могла бы послужить основой для приложения добытых ею опытных данных. Но проблема как раз в том, что эта основа никак не обнаруживается, поскольку, как отмечалось выше, все идеи признаются равноправными и никакая из них не имеет преимущества перед другими. Наконец, пытаясь познать весь мир исключительно собственными усилиями, светская наука утрачивает необходимую цельность познания. Исследовательский ум все более и более "специализируется", теряя способность познать все явления в их внутренней взаимосвязи. Симптоматично, что, по мнению ученых, современные инженеры превратились в узких специалистов, неспособных к интегральному мышлению 4.
Методы научного познания, применяемые наукой, собственно говоря, не отличаются чем-то оригинальным. В своих исследованиях "научный ум" использует способность человека мыслить логично, то есть реализует его индуктивные и дедуктивные способности, умение формировать логические суждения и обосновывать их. Эта операция настолько естественна для любого здравомыслящего человека, что не замечая того, каждый из нас неоднократно в течение дня изучает окружающий мир, логически строит предположения, опровергает их, если они недостаточно обоснованы с точки зрения разума и т.п. Было бы совершенно ненормальным - при любой точке зрения и личных пристрастиях - предполагать, что когда-то, пребывая в вере больше, чем в атеизме, человек мыслил как-то иначе. Как верующий, так и светский человек в процессе познания явлений окружающего мира использует эмпирический метод, метод сравнительного анализа, исторический метод, системный и совокупный подход к изучению явлений. Никакой разницы мы не обнаружим при всем желании. Следовательно по данному, методологическому, критерию никак нельзя наделить светское научное познание особыми свойствами. Напрашивается естественный вывод, что в своей основе светская наука представляет не что иное, как измененное, искаженное христианское миропонимание: сам факт появления светской науки как результат упадка христианства на Западе свидетельствует о том, какая наука древнее. Трудно, например, оправдать претензии светской политической науки, которая почему-то забывает, что даже ее первые апологеты - Дж.Локк (1632-1704), Т.Гоббс (1588-1679), Г.Гроций (1583-1645), Б.Спиноза (1632-1677) выводили основные положения своих теорий из текстов Священного Писания. Светская наука, как молодая поросль на древнем стволе христианского знания и наукоучения, в своем нигилизме дошла до того, что в принципе не готова признавать никакой иной альтернативы себе. Тем самым она совершила самоубийственный акт революционного разрыва с Традицией. Это даже любопытно: христианская мысль существовала тысячелетия, творила, создавала и порождала исторические формы государственности. Почему же следует все это вычеркнуть и признать "устаревшим"? Неужели ни разу у представителей и сторонников светской науки не возникала мысль - хотя бы в качестве вариации при желании дать объективное освещение общественных явлений и исторических событий - попытаться использовать это направление, посмотреть, куда оно выведет, то есть сделать попытку социально-политического моделирования христианской государственности? Не настолько же они нелюбопытны?! Но можно ли признать объективным исследование, которое изначально, как говорят a priori, отказывается от каких-либо альтернативных путей, даже не утруждаясь их кратким изучением? Обычно такой подход называют субъективным, а его сторонников - предубежденными людьми. Почему же тогда мы не применим тех оценок, которых они заслуживают?
Нужно учитывать еще одну деталь. Если мы говорим о христианстве как религии и Церкви, то следует признать, что по своей сути оно никогда не могло быть преградой познанию мира, поскольку, чем более и полнее человек познает глубину Божьего творения, тем сильнее становится его вера в Бога. Только в этом случае она принимает предметное, целостное содержание. Это очевидно. Нельзя не указать еще на одно важное обстоятельство, с которым приходится сталкиваться постоянно, как только речь идет о попытках познания светской наукой области духовного, т.е. той области, где рациональный метод, взятый за основу, не раскрывает нам всей полноты рассматриваемых явлений. Кажется очевидной невозможность рационально обосновать любые душевные явления, таинства, которые составляют существо духовного мира, хотя светская наука тщится сделать это. Но вместо того, чтобы оценивать Церковь по тому, как Ее понимают учителя и отцы Церкви, Ее подвижники, святые Божии угодники, в основу кладется светское, рациональное, чисто поверхностное отображение Тела Христова, которым оперируют впоследствии как некой данностью, объектом, научным фактом. Как можно понять такой феномен как Церковь, не будучи Ее членом и отрицая Ее таинства как заблуждение разума? Ясно, что различие слишком велико, чтобы не заметить его.
Но это - только часть проблемы. Приходится констатировать, что зачастую исследование светской наукой церковной жизни основывается на незнании основ христианства как исторического явления. Невежество светских исследователей доходит до того, что нередко нам выдают эпохальные "открытия", на которых строятся целые "теории", например: что не Римская Церковь отделилась от Восточной, а наоборот. С точки зрения светского сознания логичным, наверное, может быть признан именно этот ход событий. Если цивилизация торжествует только на Западе, и римский клир - как стадия исторического развития - приложил свою руку к формированию демократических и либеральных институтов, то, якобы, логично случилось так, что первоначальную чистоту сохранила лишь Римская Церковь, а Православие есть признак атавизма непросвещенного сознания. Но ведь дело обстоит наоборот.
Отказывая христианству в объективности познания, светские исследователи нередко приводят тот довод, что само христианство есть лишь одна из религий, что перед христианством был иудаизм, а вокруг - энное количество языческих вероисповеданий. В результате решаются как бы сразу две проблемы: получает лишнее подтверждение факт исторического прогресса, когда на смену низшим формам общественного бытия приходят высшие, в том числе и в религиозной области. С другой стороны, этим почти "доказывается", что по указанной причине христианство не может претендовать на что-то большее, чем на роль одной из стадий всемирной истории, значение которой хотя и велико, но не абсолютно. При этом забывается, что именно христианство, и только оно одно, представляет нам всю совокупность исторических событий, соединяя собой ветхозаветные времена, нынешнее время и события будущих веков. Что христианство возникло не в момент явления Христа, а представляет собой Откровение о Законе Божием, Который человеку надлежит исполнить и Который был дан еще Ветхозаветной Церкви, а до нее Ною и Адаму. Не принимается в расчет христианская история мира: постепенное отпадение человека от Бога и, как следствие, оскудение первоначальной веры и знания Жизни до уровня языческого идолопоклонства. Падение было столь великим, что только один народ, и лишь при постоянной Божией помощи, был призван сохранить до срока истинную веру в Бога. Христианство явилось как сила, распространившая эту веру по всему миру. "Не думайте, - говорит Христос, - что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить" 5.
Ни одна из научных доктрин, никакая другая религия не знают такой длинной истории. Это обстоятельство и с научной точки зрения, и с религиозной определяет абсолютность христианского учения, его всевременность и сверхвременность одновременно. Все остальные религии представляют либо его ранние искажения (иудаизм), либо поздние (ислам, католицизм, протестантизм), либо следствие полного забвения Бога (языческие культы). Таким образом, мы должны признать, что христианская наука, основанная на единственно истинном знании о мире, не только возможна, но и является единственно объективной, в отличие от всех светских научных доктрин. Следует обязательно оговориться, что здесь ведется речь о христианстве, а не о его толкованиях многомятежным человеческим умом. Уже издавна существуют направления, присвоившие себе наименование "христианских" явно беззаконно. Истина не может быть изменена и подвергнута субъективному "переосмыслению" без того, чтобы не утратить какие-то свои черты, т.е. перестать быть Истиной. Но именно эта практика открывается нам в католицизме и протестантизме - источниках светского, антихристианского мировоззрения, ныне, к сожалению, господствующего 6.
ОБЩИЕ ИДЕЙНО-ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ
И УСЛОВИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
Итак, ни абстрактные "общечеловеческие" права человека и гражданина, ни мировая конъюнктура, ни либеральный произвол, ни рынок "образовательных" услуг, ни потребности экономики, ни идеологическая зашоренность, ни социальный и политический "заказ" - не могут служить основанием для выработки стратегии российского общенационального и, в частности, исторического, образования. Таким основанием может и должна быть только русская национальная Большая Традиция.
Обычно слово "традиция" понимается неправильно и этим словом везде, сплошь и рядом, кощунственно злоупотребляют. Мы отметим, в первую очередь, самое вульгарное искажение слова "традиция", при котором оно рассматривается как синоним "обычая" или "привычки" и смешивается тем самым с вещами, принадлежащими самому низкому уровню человеческого существования и поэтому совершенно лишенными какого-либо глубокого смысла. Но существуют и другие способы искажения, более изощренные и поэтому более опасные; все они так или иначе низводят традицию до чисто человеческого уровня, тогда как в действительности, наоборот, к традиции имеет отношение только то, что включает в себя элементы сверхчеловеческого - транцендентального или религиозно-метафизического - порядка. Именно в этом заключается самый важный и существенный признак, на основе которого и возникает определение традиции и всего, что с ней может быть связано. Разумеется, именно этот сверхчеловеческий религиозно-метафизический порядок или Высшая Реальность сегодня отвергается любой ценой для того, чтобы не только удержать современный мир под властью иллюзорных представлений, но и подтолкнуть его еще ближе к краю гибельной пропасти. Чтобы убедиться, насколько важную роль играет в современном мире как сознательное, так и безсознательное отрицание всего сверъестественного, достаточно посмотреть, с какой настойчивостью люди, называющие себя "историками религии" и вообще "историками", объясняют все, что имеет отношение к традиционным формам, чисто человеческими, слишком человеческими, факторами. В данном случае совершенно не имеет значения, являются ли эти факторы психологическими, социальными, экономическими, политическими или какими-либо еще, поскольку все эти многочисленные теории, предназначенные лишь для того, чтобы сбить с толку как можно большее количество людей, неуклонно следуют стремлению все сводить к чисто человеческому уровню существования, в результате чего в самой идее традиции уже не остается ничего такого, что отличало бы ее от вещей, полностью лишенных традиционного характера.
Если бы вещи, берущие свое начало на чисто человеческом уровне существования, не квалифицировались бы как традиционные, то в таком случае никогда бы не появилось никакой "философской" или "научной" традиции, о которых так часто сейчас говорят профаны, не имеющие никакого понятия об истинном традиционализме. Разумеется, что не было бы и "политической" традиции, которая невозможна, по крайней мере, там, где, как, например, на современном Западе, отстутствует всякая традиционная социальная организация. Вместе с тем, это лишь некоторые выражения из тех, которые в наши дни используются повсеместно в качестве тех или иных искажений идеи традиции. В действительности случается даже, что понятие "традиция" применяется к вещам, которые по своему происхождению настолько враждебны традиции, насколько это вообще возможно. Так, часто говорят о "гуманистической традиции", совсем не подозревая, что "гуманизм" возникает именно как отрицание всего сверхчеловеческого. Между тем традиционные общества не знают "гуманизма", но не потому, что не доросли до него, как полагает большинство европейцев, а потому что человек в традиции не рассматривается как самодостаточная категория. Можно уже не удивляться, если мы слышим о "протестантской традиции", о "революционной традиции", о "философско-материалистической, атеистической традиции", о "традиционном застолье", о "традиции кофеварения", о "традиционной проституции", о "традиционных сексуальных отношениях" и т.д. и т.п. Остается только ожидать появление особого "традиционализма профанов", которые вполне могут объявить себя защитниками традиции, которая включала бы в себя в таком случае вообще все вещи, принадлежащие прошлому. На том уровне умственного смешения, которого уже достигло большинство людей нашего времени, любые сочетания слов, самым очевидным образом несовместимых друг с другом, уже не вызывают ни у кого удивления, которое могло бы хоть на мгновение заставить задуматься об этой несовместимости.
1. Понятие Традиции и истинного традиционализма
Наиболее фундаментальным понятием, на котором строит свою работу Православный научно-исследовательский институт, является христианская Традиция, а общей научной доктриной - христианский традиционализм. Что передается Традицией при нормальном положении вещей? Прежде всего сумма сверхчеловеческих знаний, полученных некогда через Божественное Откровение. Все остальное в традиционном обществе производно от них и является их приложением к какой-либо частной области общественной или индивидуальной жизни. Сама же Традиция имеет непростую внутреннюю структуру, в качестве ядра которой следует выделить метафизику, а как периферию - совокупность так называемых традиционных наук 7.
Структура традиционной христианской науки
| Предмет чистой метафизики или апофатического и катафатического (мистико- аскетического) богословия предмет догматического богословия | Сверх- универсальное или Безконечное (то, что всегда существует из Самого Себя и в Самом Себе), Сущее, Божественное Существо, Божественная Природа, Божественная Сущность, Святая Троица Божественные энергии Богоявление Теофания | Трансцендентное, Сверх-бытие, Сверх-существование, Высшая Реальность, Не-тварное, Не-созданное Не-познаваемое, Бытие Бога Само-в-Себе- -и- -для- -Себя- -Бытие Высший Трансцендентный Принцип Не-проявленного и Проявления, Не-познаваемого и Познаваемого Принцип Универсального Бытия | Состояния, познаваемые лишь с помощью Божественного Откровения, Священного Писания и Священного Предания, а также с помощью чистой интеллектуальной (мистической) интуиции или "созерцательного богословия", ведущего дух к сверх-разумным трансцедентальным реальностям | Принцип Сверх- формального Бытия |
| Предмет онтологии (или абсолютной диалектики или абсолютной мифологии /по А.Лосеву/) | Божественное Творение или Священная История Всеобщее | Универсальное Бытие Всеобщий Принцип духовного и материального Бытия | Сверх- формальное духовное или Сверх-индивидуальное Бытие, Не-вещественное Бытие | Сверх - индивидуальные, не-вещественные, духовные состояния Принцип формального Бытия |
| Предмет космологии (космогонии), антропологии, пневматологии и психологии | Общее | Индивидуальное Бытие Формальное не-вещественное и вещественное Бытие МАКРОКОСМ и МИКРОКОСМ | Индивидуальное духовное бытие формальное не-вещественное Бытие духовный космос | Индивидуальные не-вещественные,тонкие состояния формальное не-вещественное Бытие Принцип телесного (вещественного) Бытия |
| Ограниченная предметная область естественной и социальной истории, историософии, социологии, математики, физики, химии, биологии и т.д. | Особенное, общепризнанное и Единичное | | Индивидуальное материальное бытие Формальное вещественное Бытие материальный космос Тела, вещи, предметы и явления материального характера | Единичные телесные, чувственные, грубые, материальные состояния |