Тарабрина Надежда Владимировна Психология посттравматического стресса: интегративный подход 19. 00. 04 Медицинская психология (психологические науки) автореферат

Вид материала

Автореферат

Содержание Третий период - период синтеза Эмпирические исследование посттравматического стресса» В шестой главе В седьмой главе На втором этапе Содержание диссертации отражено в следующих публикациях

Подобный материал:

• Учебная программа (Syllabus) Дисциплина: Медицинская психология Специальность 050503, 247.63kb.
• Учебная программа (Syllabus) Дисциплина: Медицинская психология Специальность 050503, 218.38kb.
• Психология профессионального кризиса у безработных, 610.57kb.
• Агрессивность в структуре личности: интегративный подход 19. 00. 01 Общая психология,, 411.06kb.
• Пушкина Т. П. Медицинская психология Т. П. Пушкина Медицинская психология Медицинская, 910.95kb.
• Индивидуально-психологические особенности личности больных хроническим алкоголизмом, 246.92kb.
• Социально-психологические основы этнических особенностей имиджа российского руководителя, 857.52kb.
• Название темы и ее содержание, 94.48kb.
• Программа вступительного испытания по предмету «Психология», 304.02kb.
• Университет Российской Академии Образования (г. Дубна) программа курса, 160.18kb.

осттравматического стресс у онкологических больных эмпирически подтвердившие возможность включения онкологических заболеваний в перечень травматических стрессоров, после чего угрожающие жизни болезни были включены в список потенциальных стрессоров, способных приводить к развитию ПТСР (Davidson et al, 1991; Coopman et al., 2002; Green et al., 1998). Угрожающие жизни заболевания, в том числе онкологические, отличаются от обычных травматических событий; их относят к т.н. «невидимым» стрессорам; "угроза", связанная с РМЖ, первоначально воспринимается как информация о том, что существует болезнь, которая может угрожать жизни. В этом смысле диагноз "рак" сходен с воздействием радиационной или токсической угрозы; его влияние определяется рациональным знанием человека об угрозе жизни. Механизм развития ПТСР при действии "невидимого" стресса отличается от аналогичного механизма в случае явно воспринимаемого, событийного стресса. Основное различие лежит в плоскости уровней восприятия и интериоризации травматического переживания. Восприятие и оценка возможных неблагоприятных последствий воздействия стрессогенных факторов базируются, с одной стороны, на рациональном знании об их наличии и, с другой стороны, на неосознаваемом или лишь частично осознаваемом эмоциональном переживании страха по поводу влияния этих факторов на жизнь и здоровье человека.

Другое отличие состоит в том, что опасное для жизни заболевание угрожает будущей жизни человека, в отличие от событийных видов травм, которые, как правило, являются событиями прошлого, запечатленными в памяти и влияющими на настоящее. Онкологическое заболевание представляет для пациентов не только угрозу жизни, но и пролонгированную угрозу качеству жизни, поскольку для многих оно становится хроническим. Соответственно, специфические симптомы ПТСР – навязчивые мысли о травматическом событии могут не быть воспроизведением актуальных событий, таких как диагностирование рака или воздействие токсичного лечения, но более ориентированы на будущее;

Другие аспекты лечения онкологических заболеваний могут выступать в качестве событийного стресса – операция, прохождение постоперационной терапии – и являться дополнительным или самостоятельным источником стрессового воздействия. 5) исследования стресса радиационной угрозы и его последствий, которые представлены, в основном, результатами изучения медико-психологических последствий участия в ликвидационных работах на Чернобыльской АЭС (Александровский c соавт.1991; Антонов ,1987; Малова , 1998; Ушаков, Карпов, Моляко, 1992). Пребывание человека в аварийной зоне, в которой существует угроза радиационного поражения и где человек подвергается реальной опасности утратить здоровье или жизнь служит основанием для включения такого рода ситуаций в перечень травматических, т.е. способных вызывать ПТСР. Вопрос о том, возможно ли развитие ПТСР у людей, перенесших стресс радиационной угрозы, остается до сих пор дискуссионным. Большое внимание в отечественных работах уделяется анализу нервно-психических и психоневрологических расстройств (Краснов с соавт.,1993). Имеются результаты клинического и компьютерно-томографического исследования головного мозга (Холодов с соавт.,1992), нейропсихологического анализа последствий облучения мозга после Чернобыльской аварии (Хомская, 1992).

В значительно меньшей степени исследователями затронуты психологические последствия пребывания людей в зоне повышенной радиационной опасности, характер и влияние эмоциональных переживаний на их внутреннее благополучие после возвращения домой. Однако в некоторых работах авторы отмечают, что наблюдаемые ими нервно-психические и психосоматические расстройства нельзя непосредственно и исключительно связывать с воздействием ионизирующей радиации (Краснов с соавт., 1993). Посттравматические синдромы были описаны у жертв радиационного облучения во время аварии на американской АЭС “Three Mile Island» (Dew & Bromet, 1993); в Гайане (Collins & de Carvalho, 1993; Davidson , Baum ,1986), а также у тех американских ветеранов Второй Мировой войны, которые были свидетелями испытаний ядерного оружия (Horowitz et al.,1979). В работе Коллинса и Карвалахо (Collins, de Carvalho, 1993) показано, что стресс, связанный с предполагаемым фактом ионизирующего радиационного облучения, имеет ту же интенсивность, что и стресс, полученный в результате реально пережитого факта радиационного облучения. Л. Вейс (Weisaeth L.) установил, что в Норвегии среди населения, подвергнувшихся воздействию аварии на ЧАЭС, от 1 до 3% страдает ПТСР. Исследования населения загрязненных территорий показали наличие ПТСР у 8,2% жителей этих регионов (Румянцева с соавт. 1997). Кроме того, к числу «невидимых» стрессоров, помимо стресса радиационной угрозы относятся также угрозы химического и биологического поражения. Психологические механизмы развития постстрессовых состояний при таких воздействиях сходны. Эти механизмы изучены крайне недостаточны, однако то, что эти состояния возможно диагностировать уже имеет несомненное практическое значение для разработки профилактических, лечебных и реабилитационных мер; 6) исследования суицидального поведения и ПТСР. Актуальность изучения взаимосвязи между признаками ПТСР и суицидальным поведением обусловлена прежде всего статистикой суицидов среди лиц, подвергшихся травматическому воздействию (Kramer, Lindy, Green, Grace & Leonardo,1994; Bentler, Bonnet, 1980; Mc Farlane,1996; Ferrada-Noli, Martin, Spiro; Solursh,1989; Farberow, Kang, Bullman, 1990). Показано, что жертвы сексуального насилия совершают суицид в 8 раз чаще по сравнению с контрольной группой (Kilpatrick, Best & Veronen, 1985). Обнаружено, что 57% лиц, побывавших в японском плену во время Второй Мировой Войны (ВМВ), испытывали суицидальные мысли, а 7% находившихся в немецком плену, пытались совершить суициды (Miller, Martin, Spiro, 1989). Сомасандерем (Somasundaram,1993) отмечал, что суицидальные мысли встречаются у 38% из группы ветеранов в160 человек. С момента окончания боевых действий и по 1990 год покончили жизнь самоубийством более 50 тысяч ветеранов войны во Вьетнаме. В ретроспективных исследованиях Фарбероу с соавт. (Farberow, Kang. & Bullman, 1990) обнаружено, что наличие симптомов ПТСР было значительно выше среди вьетнамских ветеранов, совершивших суициды, чем среди ветеранов, погибших в автокатастрофах. Изучение смертности с 1986 по 1994 гг. 320 890 тыс. молодых людей в возрасте около 18 лет показало, что смертность от суицида среди ветеранов в два раза превысила аналогичную причину смерти среди их невоевавших сверстников (Kaplan at all,2007). Наибольший риск суицида наблюдался среди белых ветеранов, имеющих 12-летнее образование и имеющих ограничения социального функционирования из-за болезней, в том числе и психиатрических; 7) исследования террористическй угрозы и ее последствий становятся одной из остро актуальных в современной психологической науке, что обусловлено растущими масштабами террористической активности и характером ее проявлений. (Соснин, 1995; Кекелидзе, 2002; Ольшанский, 2002; Моксина, 2003; Панарин, 2003; Дуканов, 2004; Коханов, 2004; Тарабрина, 2004, 2005; Ястребов, 2004; Онищенко, 2005; Портнова, 2005; Вельтищев, 2005; Кольцова, 2006; Краснов, 2006; Slovic, Schuster, North, Shore J.H., Tatum E.L., Volhner N.W., Mac Gregor F. Roetzer L.M., Walch S.E.) Представленные в литературе результаты исследований переживания терактов обеспечивают довольно согласованные данные о широкой распространенности ПТСР (Galea, 2002; Grieger, Fullerton, & Ursano., 2003) и его отдельных симптомов (Schuster et.al.,2001) как психологических реакций на данный тип травматического события.North C.S. с соавторами (1999 г.) провели анализ литературных данных по частоте развития ПТСР после различных травматических событий и обнаружили, что террористический акт является наиболее серьезной угрозой психическому здоровью населения по сравнению с природными катастрофами (North et al., 1999).

Большинство исследований посвящено психологическим и психиатрическим последствиям террористических актов у непосредственных жертв терактов и их близких (Идрисов, Краснов, 2004; Галкин, 2004; Гаспарян, 2005; Насрулаев, Шапкин, Пушкин, Кекелидзе, 2002). Тогда как, специфическим особенностям восприятия террористической угрозы косвенными жертвами (то есть теми, кто стал свидетелем терактов посредством СМИ) уделяется мало внимания (Тарабрина, 2004; Ястребов, 2004Быховец, Тарабрина , 2005). В работе обосновывается необходимость введения термина "террористическая угроза" в контекст изучения психологических последствий воздействия на человека террористических актов. 8) изучение посттравматического стресса у детей также может быть отнесено к наиболее острым проблемам современности, т.к. специалисты обращают внимание на то, что дети оказываются особенно уязвимыми к психотравмирующему воздействию стрессоров высокой интенсивности.

Определение наличия посттравматического стресса у детей чрезвычайно сложно, так как дети далеко не всегда могут вербализовать свои чувства, связанные с травмой, особенно если травматизация произошла в раннем возрасте. Выявление травматического опыта может быть осложнено также проявлениями диссоциации или внушенным ребенку чувством вины или стыда (особенно это характерно для ситуаций насилия). Поэтому отдельной актуальной проблемой в диагностике посттравматического стресса является разработка таких методов диагностики, которые позволили бы выявлять его даже при отрицании ребенком самого факта травмы. В работе представлена краткая история развития представлений о психологической травме у детей. Показано, что в процессе становления понятия «травматический опыт», понимания природы и психологических последствий детской травмы можно выделить четыре периода: Первый -эмпирический (вторая половина XIX века до 30–х годов ХХ века). (Benedek, 1995); Второй период связан со Второй Мировой Войной (тридцатые – сороковые годы этого столетия) и называется аларм – период, когда были описаны многие симптомы, которые позднее легли в основу современных концепций посттравматических реакций.

Третий период - период синтеза начался в 50-х годах и закончился в 1980. Он был посвящен более критическому рассмотрению, корректированию и подведению итогов предыдущей стадии. Началом четвертой стадии, продолжающейся до настоящего времени, стало выделение совокупности признаков посттравматического стресса и включение посттравматического стрессового расстройства в американский классификатор психических расстройств DSM-III в 1980 году.

Психологическая работа с виктимизированными детьми с применением модели ПТСР имеет большой потенциал для обеспечения помощи пострадавшим. Исследования, базирующиеся на модели ПТСР, демонстрируют, что сама травматическая природа события является первичным этиологическим показателем, стоящим за проблемами человека. Кроме того, методы терапии посттравматического стресса могут эффективно использоваться при работе с детьми, перенесшими психологическую травму различного характера. Проведенный анализ теоретических и эмпирических работ позволил автору сформулировать гипотезы настоящего диссертационного исследования.


Вторая часть диссертации « Эмпирические исследование посттравматического стресса» состоит из четырех глав. В главе 4 описаны программа исследования и методы, использованные в работе.

В первом параграфе пятой главы «Результаты эмпирического исследования в группах лиц, переживших травматический стресс -"травмированные" представлены результаты комплексного психологического и психофизиологического исследования ветеранов войны в Афганистане, которое проводилось в рамках российско-американского проекта, показавшее, что основные параметры психологического состояния ветеранов в целом аналогичны опубликованным другими исследователями, и в первую очередь, в США. Было обследовано 123 ветерана, комплексом методик: SCID; CAPS; IOES-R;MS; MMPI; STAI; BDI; SCL-90-R. У 17% афганских ветеранов из обследованной выборки наблюдается состояние, классифицируемое как ПТСР (что согласуется с данными, имеющимися в психологической литературе). При этом группу ветеранов с ПТСР характеризует достоверно более высокие уровни тревожности, депрессии и общей психопатологической симптоматики, а также высокий уровень алкогольной зависимости (66.7%). Наряду с клинико-психологическим изучением участников войны в Афганистане проводилось их психофизиологическое обследование. На каждого испытуемого был получен комплекс психофизиологических показателей, включающих характеристики ЧСС, КГР и ЭМГ, регистрация которых осуществлялась в процессе воспроизведения испытуемыми в воображении их личного травматического опыта по специально разработанной для изучения психофизиологической реактивности при ПТСР методике "IMAGERY". Сравнительный анализ изменения психофизиологических параметров у ветеранов войны в Афганистане в процессе воспроизведения в воображении индивидуального боевого травматического опыта показал, что значимые различия между группами с ПТСР и без него, характерные для ПТСР особенности психофизиологической реактивности, наиболее выражены именно у испытуемых с высокой интенсивностью проявления клинической симптоматики расстройства.

Комплексное клинико-психологическое обследование ликвидаторов аварии на ЧАЭС, описанное во втором параграфе главы, дало возможность получить информацию о развитии ПТСР у жертв радиационного стресса.

Как показало обследование ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС (n=138, комплекс методик состоял из: SCID; CAPS; IOES-R; MS; STAI; BDI; SCL-90-R; MMPI), пребывание в ситуации, связанной с возможностью сильного радиационного облучения, с имеющимся и ожидаемым впоследствии ухудшением состояния здоровья, вызвало у значительной части ликвидаторов психическое состояние, которое, в соответствии с критериями ДСМ-3-Р, классифицируется как ПТСР. Частота встречаемости ПТСР среди ликвидаторов (19,7% всех обследованных) соответствует частоте возникновения посттравматического стресса у жертв других травматических ситуаций.

Установлено, что переживание стресса радиационной угрозы в зоне аварии сопровождалось интенсивными отрицательными эмоциями. При этом уровень осознания травматичности действия угрозы радиационного поражения, опосредован индивидуально-личностными особенностями. Психологическое содержание симптоматики ПТСР у ликвидаторов специфично: у них наблюдается высокий процент симптомов физиологической возбудимости, а семантика симптомов, по большей части, связана с будущей жизнью. У них также наблюдается более высокий уровень тревоги и депрессии. Наличие таких симптомов, как нарушения сна, потеря аппетита, снижение сексуального влечения, раздражительность свидетельствуют об их тяжелом эмоциональном состоянии. У ликвидаторов, прошедших клинико-психологическое обследование, выявлены высокие уровни астено-невротических нарушений, вегето-сосудистой дистонии, гипертонической болезни, что соответствует общепринятому регистру психосоматических расстройств, и позволяет предположить психогенный характер заболеваний как результат переживания хронического стресса, каким для многих стала чернобыльская катастрофа. Можно предполагать, что более интенсивное переживание стресса радиационной угрозы ведет не только к генезу ПТСР, но и корреспондирует с более высоким уровнем психосоматизации.

Далее представлены результаты изучение феномена укороченной жизненной перспективы, которое возникает как одно из последствий переживания психотравмирующей ситуации и относится к числу симптомов ПТСР. Исследование изменения чувства жизненной перспективы проводилось на материале травм разной этиологии: военной и радиационного стресса (сравнивались группы, описанные выше). Показано, что независимо от вида травмы, значения симптома укороченного будущего для случаев ПТСР существенно выше, чем значения этого симптома для случаев без диагноза ПТСР. Кроме того, данные для симптома укороченного будущего положительно и значимо коррелируют с данными психопатологической симптоматики для ПТСР (CAPS и MS), т.е. этот симптом тем чаще встречается, чем выше значения посттравматической симптоматики. Изучение различных аспектов жизненной перспективы: когнитивного, эмоционального, целеполагающего показало, что наличие психической травмы в анамнезе влияет как на эмоциональное отношение к будущему, так и на способность индивида планировать его.

Обнаружено, что в случае военной травмы (ветераны войны в Афганистане) наиболее измененным оказывается эмоциональный компонент восприятия будущей перспективы. Ветераны с ПТСР испытывают острое чувство неопределенности, дискомфорта, разочарования, однако сохраняют надежды и способность представлять и планировать свое будущее. У ликвидаторов аварии на ЧАЭС изменены, как эмоциональный, так и когнитивный компоненты. Планирование будущего, независимо от степени травматизации, включает возможную травму в дальнейшем, связанную с угрозой здоровью или жизни и вызывает сильную эмоциональную реакцию: чувства безнадежности, одиночества, несчастья.

В параграфе 4 описаны результаты эмпирического исследования группы беженцев беженцев из зон локальных военных конфликтов (n=60, возраст от 18 до 66 лет). Методический комплекс состоял из следующих методик: MS; IOES-R; STAI; BDI; SCL-90-R; опросника тяжести травматического опыта для вынужденных переселенцев (Trauma Exposure Questionnaire (Refugees) Carlson & Rosser-Hogan, 1993); Для диагностики ПТСР использовали CAPS, по результатам которого выборка была разделена на группы ПТСР (n=7, 12%) и “норма» (n=53). У 7 человек был диагностирован ПТСР, что подтверждает результаты аналогичных зарубежных исследований, показавших отнесенность факта вынужденной миграции к числу травматических. Сравнительный анализ психометрических профилей показал достоверные различия по всем показателям. В 5-м параграфе, посвященном изучению взаимосвязей посттравматического стресса и онкологических заболеваний, изложены результаты комплексного междисциплинарного исследования больных раком молочной железы (РМЖ), которое проводилось на базе кафедры онкологии и лучевой терапии МГМСУ, в котором изучались параметры и выраженность признаков посттравматического стресса n=75; комплекс методик состоял из: CAPS;IOES-R; MS; STAI; BDI; SCL-90-R ;LEQ; WAS). Получено подтверждение того, что заболевание раком является травматическим стрессором для обследованной группы женщин: «рак молочной железы» представляет угрозу жизни и физической целостности, реакция на диагноз РМЖ у некоторой части больных женщин включает интенсивный страх, беспомощность или ужас.У 41,3 % больных РМЖ присутствовали отдельные признаки ПТС и у 24 % дистресс достигал уровня, соответствующего клинической картине ПТСР (группа «ПТСР»). Уровень выраженности показателей, соответствующих психопатологическим симптомам, у больных РМЖ сопряжен с интенсивностью признаков ПТС.

Выделены специфические паттерны психопатологических характеристик, присущих пациентам с различной степенью выраженности признаков посттравматического стресса. Группы «ПТСР» и «Частичное ПТСР» характеризуются комплексом, состоящим из показателей враждебности, фобической тревожности и паранойяльности. В то же время группу «ПТСР» характеризует значимо более высокий уровень симптомов соматизации, обсессивности-компульсивности, депрессии и психотизма по сравнению с двумя другими группами больных, что говорит о более негативных психологических последствиях переживаемого стресса.

Выраженность признаков ПТС у больных РМЖ сопряжена с определенными содержательными характеристиками личности – базисными убеждениями, формирующимися из опыта взаимодействия с окружающим миром и опосредующих восприятие происходящих событий. К характеристикам, взаимосвязанным с высокой интенсивностью признаков ПТС относятся негативные базисные убеждения о ценности и значимости собственного «Я», своей удачливости и способности контролировать ситуацию, а также негативное убеждение о доброжелательности окружающего мира. Уровень образования отрицательно взаимосвязан с интенсивностью параметров посттравматического стресса, что предположительно влияет на процессы совладания, реализуемые больными РМЖ для преодоления психотравмирующих событий.

Параграф 6 - роль психосоциальных стрессоров в этиологии РМЖ. Перечень психосоциальных стрессов включал стрессы, пережитые больными на протяжении жизни, в который входили те из них, которые обладают наиболее интенсивным психотравмирующим воздействием. Обнаружено, что количество и субъективная оценка интенсивности влияния на человека жизненных стрессов значимо взаимосвязаны с уровнем признаков посттравматических реакций. Кроме того, показатель влияния на индивида пережитых в течение жизни травмирующих событий взаимосвязан с уровнем личностной тревожности.

Установлены взаимосвязи признаков ПТС и психопатологических симптомов: депрессии, тревожности и психотизма: чем больше травмирующих ситуаций переживали больные РМЖ в течение жизни, чем более высоко они оценивали их влияние, тем более выраженная психопатологическая и посттравматическая симптоматика появляется при реагировании на текущий стресс – заболевание РМЖ.

Проведено сравнение здоровых женщин и больных РМЖ. Вышеописанная клиническая группа сравнивалась с группой здоровых женщин (n=61). Результаты показали, что количество катастроф и общих травм, степень их влияния и индекс травматичности заметно больше в группе женщин с РМЖ (р<0.001). Женщины с РМЖ в прошлом чаще, чем здоровые, подвергались опасности радиоактивного заражения, становились свидетелями гибели других людей, переживали смерть близких людей (в том числе, собственных детей и внуков). Такие события, как развод родителей, развод с мужем, серьезная экономическая нужда, лишения, оскорбления, сильные эмоциональные нарушения у близкого человека, аборты и проблемы с детьми составляют среди больных РМЖ-23.4%, в группе здоровых – 16,2%. В группе женщин больных РМЖ на протяжение жизни до заболевания существенно больше абортов и невыношенной беременности . Дети женщин с диагнозом РМЖ чаще страдали наркоманией, алкоголизмом, были в тюремном заключении. Тяжелые заболевания, родовые и медицинские травмы также чаще отмечаются у детей женщин с РМЖ: 2,2 % и 0,4 % у здоровых. У 16 женщин с РМЖ произошло такое событие, как смерть сына или дочери. Как правило, это трагическое событие было следствием автокатастрофы, либо жестокого избиения. В контрольной группе такие события, как смерть ребенка, назвали всего 4 женщины.

Таким образом, показано наличие серьезных аргументов в пользу влияния таких психосоциальных стрессоров как природные катастрофы, смерть близких людей, несчастные случаи на развитие онкологических заболеваний. Можно также констатировать, что стрессы, связанные с деторождением и переживаниями угрозы для жизни детей или их смертью, относятся к числу факторов, ведущих к развитию РМЖ у женщин. Интенсивные посттравматические реакции, которые наличествовали у 24 % женщин, больных РМЖ, отягощают течение онкологического заболевания и оказывают негативное воздействие на иммунный статус пациентов, что увеличивает риск рецидива заболевания. Поэтому одной из мишеней психотерапевтической помощи этим больным должна проработка и осмысление прошлых жизненных стрессов и обучение более эффективному совладанию с актуальными стрессами, в том числе и возникающими в связи с заболеванием.

Параграф 7 посвящен результатам эмпирического изучения террористической угрозы. Переживание террористической угрозы, которое формируется в основном под воздействием информации о террористических актах в СМИ и других средствах коммуникации, сопряжено с высоким уровнем признаков ПТС, что позволяет относить феномен террористической угрозы к числу травматических стрессоров.

В исследовании проверялась гипотеза о том, что у уязвимой части населения (тревожные, эмоционально-неустойчивые, внушаемые люди) под воздействием прямых теле- и аудиотрансляций, освещающих теракты, может возникнуть специфический эмоционально-когнитивный комплекс - переживание ТУ, который сопряжен с признаками посттравматического стресса (ПТС). Выборка испытуемых (n=494) состояла из трех групп: 1-ая группа обследована в Москве, n=288; 2-ая группа - жители Чеченской Республики, n=73; 3-я группа - респонденты Забайкалья, n=131. С помощью методики свободных ассоциаций данных получен перечень наиболее часто используемых слов для определения ТА: на первом месте наиболее часто используемым оказалось слово «страх» (264 чел.), на втором – «СМЕРТЬ» (224 чел.), на третьем – «ВЗРЫВ» (129 чел.). Показано, что семантическое пространство образа «террористического акта» содержит следующие ((эмоционально-негативные) определения: страх, смерть, взрыв, боль, убийство, беда, кровь, слезы, жертвы. Сравнение результатов по трем регионам показывает: доминирующими в представлении о теракте жителей Москвы были слова СТРАХ, для жителей ЧР – УБИЙСТВО и СМЕРТЬ, В группе респондентов Забайкалья не было выявлено ассоциативных слов, которые объедини ли бы всех людей. Для оценки интенсивности переживания ТУ был разработан и апробирован опросника, состоящий из 50 утверждений. Для выявления связи уровня ТУ и параметров ПТС использовались методики: MШ, методика тревожности Спилбергера, SCL- 90- R, опросник жизненных событий (LEQ). Показано, что переживание террористической угрозы сопряжено с негативными эмоциями, высоким уровнем тревоги, повышенной бдительностью, снижением адаптационных возможностей поведения, соматическим дискомфортом, с вегетативными проявлениями и т.д. Эмоционально нестабильные, интровертированные индивиды, склонные к переживанию отрицательных эмоций, страдающие от различных проявлений психопатологической симптоматики, в большей степени подвержены интенсивному переживанию угрозы теракта. Переживание угрозы теракта не зависит ни от пола, ни от возраста респондентов, т.е. как мужчины, так женщины разного возраста подвержены переживанию террористической угрозы. Возникновение интенсивных переживаний ТУ сопряжено с близостью проживания к местам произошедших терактов. Жители ЧР в большей степени, чем жители Забайкалья и Москвы, переживают угрозу терактов.

В шестой главе представлены «Результаты эмпирического исследования лиц, профессиональная деятельность которых связана с чрезвычайными (экстремальными) ситуациями - группам «риска». Это, прежде всего, пожарные, спасатели, врачи, кинологи и т.д. которые чаще других подвержены воздействию травматических стрессоров. Так, спасатели, работая в зонах массовых разрушений, вызванных природными и техногенными катастрофами и оказывая помощь пострадавшим, первыми сталкиваются с их страданиями, им приходится иметь дело с телами погибших. Пожарные также попадают в аналогичные ситуации, и даже эпизодическое переживание стресса высокой интенсивности может увеличить риск возникновения ПТСР. Совместно с Всероссийским институтом противопожарной обороны впервые в отечественной психологии были проведены исследования, направленные на определение особенностей и степени выраженности постстрессовых состояний у профессиональных пожарных. Обследована группа личного состава пожарных частей (135 пожарных, комплекс методик состоял из: IOES-R; MS; STAI; BDI; SCL-90-R). К основным результатам относится установление у части обследованных признаков ПТСР и схожести их уровней у пожарных, сотрудников других служб ОВД и спасателей. Уровень взаимосвязи событий, пережитых пожарными, с дезадаптивными состояниями выше в выборке, состоящей из лиц, испытавших сочетанное воздействие психически и физически травмирующих ситуаций. Полученные результаты исследований дают возможность осуществлять гибкий подход при выявлении риска стрессовых расстройств у пожарных и разработать различные варианты методического комплекса, а также систему критериев отнесения обследуемых к группам риска дезадаптивных состояний. Выделены 4 группы, к которым могут быть отнесены обследованные, отличающиеся как травматическим профессиональным опытом, так и симптоматикой ПТСР и других психических нарушений. Установлена возможность и разработан механизм распознавания риска стрессовых расстройств (разделения на две группы, отличающиеся степенью риска) по показателям “психологических защит”. Результаты легли в основу методических рекомендаций для практических психологов противопожарной службы.

В первом параграфе описаны психологические особенности посттравматического стресса у спасателей. Основной целью исследования было изучение степени выраженности посттравматического стресса у профессиональных спасателей в связи с рядом личностных факторов – таких как личностная тревожность, защитные механизмы, локус контроля, диссоциация, депрессивные реакции, нейротизм, экстраверсия.

В исследовании принимали участие спасатели, работающие в Центральном Аэромобильном отряде (n=47, комплекс методик состоял из: MS; STAI; BDI; SCL-90-R; EPI; LSI; УСК). На основании двух методов, измеряющих стрессовые реакции на травматический опыт (Миссисипской шкалы и шкалы оценки воздействия травматического события) была проведена кластеризация выборки. Вся выборка разделилась на два кластера, отличающихся по уровню реакции на травматический стресс (p< 0.001). При помощи U-критерия Манн-Уитни были проанализированы различия в значениях показателей методов для двух групп. Наиболее значимыми (p<0.001) являются различия следующих шкал: МШ, все три субшкалы и общий суммарный балл ШОВТС, а также шкала нейротизма личностного опросника Айзенка. Различия показателей между двумя группами таких методов и шкал как: шкала диссоциации (DES), шкалы опросника личностных защит: регрессия и замещение, шкала лжи личностного опросника Айзенка, шкалы общей интернальности , интернальности в области достижений и интернальности в области семейных отношений опросника УСК, личностная тревожность, когнитивно-аффективная шкала и общий суммарный балл опросника депрессивности Бека, оказались значимыми на уровне p<0.01. Испытуемые, вошедшие в первый кластер намного больше подвержены диссоциативным реакциям, чаще используют защитные механизмы регрессии и замещения, более экстернальны во всех областях, более тревожны и уровень депрессивности у них выше. При этом, показатели шкалы лжи свидетельствуют о том, что они были более откровенны, заполняя опросник Айзенка. При р<0.05 значимыми являются отличия между показателями шкалы отрицания опросника личностных защит и шкалы соматизации опросника депрессивности Бека. Испытуемые кластера 1 реже используют отрицание как защитный механизм. Показатель по шкале соматизации BDI у них выше.

Отрицательные корреляционные связи шкал интернальности с показателями методов, составляющих некоторый симптомокомлекс «психологического неблагополучия», говорят о том, что внешний локус контроля тоже вносит свой вклад в формирование стрессовых реакций. Кроме того, выявилась значимая корреляционная связь между возрастом и такими защитными механизмами как интеллектуализация и реактивное образование. Это согласуется с тем, что эти защитные механизмы связываются с более высокими уровнями психической регуляции и в ходе онтогенеза формируются и развиваются наиболее поздно.

Второй параграф– психологические аспекты посттравматических стрессовых нарушений у сотрудников органов внутренних дел, принимавших участие в боевых операциях.

В качестве объекта исследования выступала группа сотрудников МВД (СОБР ГУОП г. Москвы (n=25) и группа снайперов ОМОН из разных регионов России (n=8, комплекс методик в обеих группах состоял из: IOES-R; MS; STAI; BDI; SCL-90-R), проходившие службу в горячих точках (Чеченская республика, Армения, Азербайджан и т.п.), а также участвовавшие в различных боевых операциях. Основным результатом этого исследования является тот факт, что в данных группах характеристики посттравматического стресса не достигают уровня, сопряженного с клинической картиной ПТСР. Результаты сравнительного анализа полученных данных с исследованием ветеранов войны в Афганистане показали, что уровень значений по всем шкалам выше у ветеранов войны в Афганистане. Доминирующей реакцией на травматическую ситуацию у обследуемых данной выборки является стратегия избегания любых напоминаний о травмирующем событии. Группа была разделена на подгруппы по уровню выраженности психометрических показателей. Можно предполагать, что при повторной травматизации существует потенциальная возможность развития ПТСР у подгруппы лиц с высокими показателями по уровню тревожности, депрессии, общей психопатологической симптоматики.

В седьмой главе изложены «Результаты сравнения данных эмпирического исследования групп "травмированные" и "риска". Из всего обследованного контингента были отобраны 6 групп: 1) участники боевых действий в Афганистане -; 2) ликвидаторы аварии на ЧАЭС; 3) пожарные; 4) беженцы; 5.военнослужащие МВД; 6) онкологические больные (рак молочной железы). На первом этапе обработки весь контингент был разделен (табл.2) по критерию вероятности переживания травматического стресса. В первый комплекс вошли группы:, участники боевых действий в Афганистане ликвидаторы аварии на ЧАЭС беженцы онкологические больные (рак молочной железы, во-второй: пожарные и военнослужащие МВД. Контингент первого комплекса - это лица, условно обозначенные как «травмированные» - (Т), пережившие в анамнезе травматическую ситуацию, связанную с непосредственной угрозой жизни, т.е. ситуации, входящие в регистр травматических по классификации ДСМ-4. Контингент второго комплекса - лица, профессиональная деятельность которых связана с повышенным риском попадания в травматические ситуации («риска» - Р).

Таблица 2. Количественное распределение выборки испытуемых в группы по уровню посттравматического стресса (итоговый показатель Миссисипской шкалы)

Выборка	Группы по значению Мисс.шк			Всего
	низкие	средние	высокие
Ветераны войны в Афганистане	48	53	22	123
Ликвидаторы аварии в Чернобыле	31	46	61	138
Пожарные	49	50	16	115
Беженцы	15	22	23	60
Военнсл.МВД	18	14	2	34
Онкологические больные	44	22	9	75
Всего	205	207	133	545

Названные группы сравнивались по показателям, полученным с помощью психометрического комплекса, направленного на измерение признаков посттравматического стресса, в который входили: Миссисипская шкала (МШ), опросник выраженности психопатологической симптоматики (SCL-90-R), опросник Спилбергера-Ханина и опросник Бека. Сравнение проводилось по среднему значению итогового показателя МШ с помощью однофакторного дисперсионного анализа (ANOVA). Группы различаются: уровень выраженности психопатологической симптоматики, показатели личностной тревожности и уровень депрессивности выше в группе «травмированных»(P<0.001). Данный результат подтверждает предположение о том , что уровень травмированности субъекта тем выше, чем более вероятно его столкновение с воздействием травмирующих стрессоров.

На втором этапе анализируемая выборка была разделена по итоговому показателю Миссисипской шкалы – МШ на три группы: с высоким показателем МШ - «В», со средним - «С» и низким показателем МШ-«Н».

Однофакторный дисперсионный анализ (ANOVA) итогового показателя МШ в группах с высоким, средним и низким уровнем посттравматического стресса показал значимые различия между этими группами (P<0.001); на таком же уровне значимости различаются эти группы по показателям психометрических характеристик. Разделение выборки на группы с разным уровнем ПТС проводилось с целью подтвердить выдвинутую в работе гипотезу о специфике взаимосвязей изучаемых психологических характеристик в зависимости от уровня травматизации субъекта, что было проделано на третьем этапе обработки данных. Был проведен корреляционный анализ психометрических характеристик в группах с высоким (В), средним (С) и низким (Н) уровнем посттравматического стресса, с использованием критерия Пирсона.

При проведении корреляционного анализа мы были уверены в наличии достоверных взаимосвязей между изучаемыми показателями, т.к. в исследовании применялся психологический инструментарий, специально разработанный для измерения психологических параметров посттравматического стресса. Тем не менее, была сделана попытка: найти различия в корреляционных зависимостях в группах с разным уровнем посттравматического стресса. Результаты корреляционного анализа представлены ниже. Рис.1-3

Рис.1



Анализ результатов корреляционного анализа в группе с высоким уровнем ПТС (Группа В) показал, что изучаемые характеристики достоверно взаимосвязаны, отсутствует взаимосвязь МШ и образования, при этом образование положительно коррелирует с возрастом.


Рис.2




В группе со средним уровнем ПТС (Группа С) показатели также преимущественно достоверно взаимосвязаны, однако они ниже, чем в группе В. Параметр МШ не взаимосвязан с возрастом и образованием. Наличествуют взаимосвязи образования и субшкалы соматизации из опросника депрессивности Бека, а также со шкалами SCL-90-R: соматизация, обсессивности-компульсивности, депрессии, дополнительные вопросы, психотизм, общий индекс тяжести дистресса.


Рис.3


В группе с низким уровнем ПТС (группа Н) показатель МШ не взаимосвязан с остальными психометрическими характеристиками. Наличествует отрицательная корреляция МШ с возрастом и образованием. Возраст связан со шкалами соматизации из опросников депрессивности Бека и SCL-90-R, а также с образованием. Отсутствуют связи между шкалами тревожности, фобической тревожности, враждебности и паранойяльности из SCL-90-R и когнитивно-аффективной субшкалой опросника депрессивности Бека. Не обнаружена связь между шкалой фобической тревожности SCL-90-R, уровнем депрессивности (Бек) и индексом симптоматического дистресса SCL-90-R. Отсутствует связь между шкалой паранойяльности SCL-90-R с ситуационной тревожностью (Спилбергер- Ханин) и субшкалами опросника депрессивности Бека.

Таким образом, основное различие в корреляционных плеядах показывает, что только высокий уровень ПТС тесно взаимосвязан с характеристиками психопатологической симптоматики, общим уровнем психологического дистресса, показателями депрессивности, личностной тревожностью и возрастом, что позволяет рассматривать эти взаимосвязи в качестве симптомокомплекса, описывающего на эмпирическом уровне феномен посттравматического стресса, корреспондирующий с клинической картиной посттравматического расстройства.

Как показано в описанных выше эмпирических исследованиях, высокий уровень ПТС соответствует клинической картине ПТСР; лица, входящие в группу В были травмированы пережитыми ситуациями, что и явилось причиной их дезадаптации, проявляющейся в форме симптомокомплекса посттравматического стресса.

Группа с низким уровнем ПТС состоит из лиц, без нарушения их личностной интегрированности. Они пережили травмирующие ситуации без утраты своей психобиологической адаптации: это жизнестойкие люди, способные к противостоянию воздействия травмы, ее осмыслению и интегрированию на субъективно-личностном уровне.

В группу со средним уровнем ПТС входят лица, прогнозировать дальнейшее возможное возникновение каких-либо форм дезадаптаций, или напротив их позитивного личностного развития сложно без специального дополнительного клинико-психологического обследования – это зависит от уровня их физических и психологических ресурсов, а также наличия в их жизни благоприятствующих или наоборот затрудняющих социальных факторов. Очень вероятно, что в группу «средних» входят лица, состояние которых определяется субклиническим уровнем, не отвечающим диагностическим критериям МКБ-10, не попадающие в диагностическую категорию посттрессовых расстройств, поэтому они не становятся пациентами клиницистов. Однако наличие выделенных в исследовании совокупности психопатологических параметров заставляет предполагать, что эти лица нуждаются в психологической помощи, при этом индивидуально определенный уровень посттравматического стресса в совокупности с выделенными психопатологическими признаками могут быть мишенями психокоррекционного воздействия.

В главе 8 изложены «Результаты эмпирического исследования посттравматического стресса у детей» от 10 до 13 лет (n= 161, комплекс методик включал: ПИВППСД; МБД; ШТ; ОСТ; ПМР; РС; PF-study). Изучались психологические характеристики детей, переживших насилие, а также выявлялись взаимосвязи между индивидуально- психологическими характеристиками и признаками ПТС. По данным специально разработанного диагностического интервью показано, что у большинства детей (100 человек, 65,8%), не было случаев интенсивных травматических переживаний, что позволило рассматривать их в качестве контрольной группы. Остальные дети имели травматический опыт: у трети из обследованных детей наличествуют признаки ПТС. Показано, что насилие, пережитое в детстве, является одной из самых тяжелых психологических травм. Дети, ставшие жертвами насилия демонстрируют более интенсивные посттравматические реакции. При этом, чем более катастрофично ребенок воспринял травматический опыт (пережил интенсивные негативные эмоций, такие, как ужас, беспомощность, отвращение), тем более тяжелы для него последствия данного экстремального опыта.

Антропогенность насилия оказывает серьезное влияние на отношение ребенка к себе и подрывает доверие к другим людям. У детей, переживших насилие, значительно повышен уровень агрессивности. По сравнению с детьми, имевшими другой травматический опыт, у этих детей повышена тревожность (социальная и самооценочная) и понижена, самооценка. Установлено, что существует устойчивая взаимосвязь между полом и возникновением ПТС у детей. У девочек ПТС возникает чаще и его признаки более выражены, чем у мальчиков.

Тяжесть травматической ситуации влияет на возникновение ПТС: наиболее интенсивно переживаются ситуации пролонгированного семейного насилия, физического и сексуального. Эти ситуации приводят к более выраженному и сохраняющемуся в последующем посттравматическому стрессу у детей.

Уровень интеллекта имеет наибольший вес среди индивидуально-психологических характеристик, связанных с возникновением ПТС у детей. Существует обратная зависимость - чем он ниже, тем интенсивнее проявления ПТС. Показано, что такие особенности темперамента, как низкая социальная эргичность (т.е. низкая потребность в социальных контактах); низкий социальный темп (слаборазвитая речедвигательная система); высокая эмоциональность и социальная эмоциональность (высокая личностная тревожность, чувствительность к неудачам, высокая эмоциональность в коммуникативной сфере) значимо связаны с признаками ПТС у детей. При этом фактор высокой общей эмоциональности обладает наибольшим весом. Это позволяет предполагать, что вышеперечисленные признаки темперамента, могут быть отнесены к числу предикторов развития ПТС.

Во фрустрирующих ситуациях детям, имеющим травматический опыт, свойственно преобладание менее адаптивных стратегий в ситуациях фрустрации, преобладание экстрапунитивных или интропунитивных реакций, небольшое количество импунитивных реакций, сниженное количество реакций с «фиксацией на удовлетворении потребности».

Существует специфика взаимосвязи характеристик темперамента, уровня интеллекта и реагирования во фрустрирующих ситуациях в подгруппах по типу травматического опыта. Последствия физического насилия проявляются наиболее значимо в таких характеристиках как предметная эргичность и низкий уровень интеллектуального развития; последствия сексуального насилия – социальная эмоциональность; для переживших смерть близкого человека – пластичность; для отмечавших соматическое заболевание, как травматическое событие – социальная эргичность и социальная эмоциональность.

Определены паттерны индивидуально-психологических характеристик у детей с проявлениями ПТС высокой и средней интенсивности. Показано, что группа детей, переживших психотравмирующие ситуации, может быть разделена на подгруппы с разным уровнем интенсивности признаков ПТС, которые характеризуются специфическими паттернами индивидуально-психологических характеристик достоверно различающихся между собой. Наиболее значимы паттерны: «неадекватное поведение в ситуациях фрустрации», «мало эмоциональные, хорошо адаптированные дети» и «активные, низко интеллектуальные дети».

Необходимо особенно подчеркнуть, что отсутствие адекватной поддержки в семье, нормального функционирования и наличие нарушений в семейной структуре способствует возникновению посттравматического стресса у детей.

В Заключении обсуждены результаты проведенного диссертационного исследования, намечены перспективы дальнейшего изучения посттравматического стресса и сформулированы выводы:

1. На основе существующей в отечественной клинической психологии традиции конструировать психологическую картину клинической симптоматики психического расстройства и анализа основных подходов к изучению психической травмы и ее последствий, разработанных в западной психологии в контексте развития клинических представлений о посттравматическом стрессовом расстройстве (которые не противоречат друг другу, а являются взаимодополняющими и представляющими отдельные аспекты этого феномена), с помощью интегративного подхода разработано новое научное направление - психология посттравматического стресса.

1.1 Содержательно проанализированы взаимосвязи и взаимоотношения понятий "стресс", "травма", " посттравматическое стрессовое расстройство", "травматический и посттравматический стресс" и определены основания выделения в качестве самостоятельной - категории "посттравматический стресс".

1.2. На психологическом уровне симптомы посттравматического стрессового расстройства представляют совокупность взаимосвязанных характеристик (симптомокомплекс), входящую в семантическое поле категории «посттравматический стресс». Разработанный комплекс психодиагностических методов позволяет выявлять различные аспекты этого симптомокомплекса, дифференцировать лица и группы по уровню посттравматического стресса и определять мишени психокоррекционной и психотерапевтической работы с ними.

1.3 Уровень ПТС связан с личностной и ситуационной тревожностью, психопатологическими параметрами, выраженностью признаков депрессии и социо-демографическими характеристиками. Высокий уровень посттравматического стресса корреспондирует с клинической картиной ПТСР.

2. Интегративный подход реализован на уровне рассмотрения посттравматического стресса в качестве симптомокомплекса, характеристики которого отражают, прежде всего, нарушение целостности человека в результате психотравмирующего воздействия стрессоров высокой интенсивности. Эмоционально-когнитивные личностные изменения при этом достигают такого уровня, при котором человек как субъект не справляется со своей интегрирующей функцией.

3.Психологические последствия воздействия на человека экстремальных, психотравмирующих внешних и внутренних факторов, высокого уровня интенсивности проявляются континуумом, представляющим различные виды и степени психической дезадаптации, одной из которых является ПТСР.

4.Установлено, что травматическое воздействия интериоризируется на разных иерархических уровнях психики человека в зависимости от типа стрессоров: «событийных» и «невидимых». «Событийный» стресс – вызван непосредственным восприятием стрессора, в основном, через органы чувств человека; «невидимый» стресс обусловлен субъективно – эмоциональным реагированием на имеющиеся у данного человека знания об угрозе жизни, которой он подвергается (например, радиационной угрозе).

4.1 Различия в психологической картине посттравматического стресса при воздействии разных типов стрессоров («событийного» и «невидимого») убедительно доказана различиями особенностей феномена укороченной жизненной перспективы (это один симптомов ПТСР, который тем чаще встречается, чем выше значения посттравматической симптоматики).

5. Показано, что последствия участия в боевых действиях проявляются в разных уровнях посттравматического стресса: высокий уровень переживается совокупностью психологических характеристик, корреспондирующих с клинической картиной ПТСР, сопряженными с более высокой тревожностью, депрессивностью и общей психопатологической симптоматикой, а также алкогольной зависимостью по сравнению с ветеранами без ПТСР.

5.1. Особенности психофизиологической реактивности, наиболее выражены у ветеранов Афганистана с высокой интенсивностью проявления клинической симптоматики расстройства. Основные параметры психологического состояния участников боевых действий в Афганистане в целом аналогичны опубликованным результатам, полученным в исследованиях ветеранов Въетнама.

6. Установлено, что последствия воздействия стрессора не воспринимаемого органами чувств («невидимый» стрессор) опосредованы индивидуально-личностными особенностями; ПТСР, который при этом возникает, отличается от ПТСР, формирующегося под воздействием «событийных» стрессоров (военный стресс, катастрофы и т.п.). Особенностью ПТСР, возникающего под воздействием «невидимого стресса» является высокий процент симптомов физиологической возбудимости, а семантика симптомов, по большей части, связана с будущей жизнью.

7.Показано, что наличие психической травмы тесно связано с когнитивно-эмоциональными изменениями восприятия жизненной перспективы. Переживание военной травмы наиболее деформирует эмоциональный компонент будущей перспективы, тогда как способность планировать будущее в целом сохраняется. Переживание стресса радиационной угрозы существенных различий по этому параметру в связи с диагнозом ПТСР не вызывает: планирование будущего включает в себя возможную травму, связанную с угрозой здоровью или жизни в обеих случаях. При оценке эмоциональной составляющей жизненной перспективы «ликвидаторы» с признаками ПТСР более остро переживают перспективу одинокой жизни и в большей степени испытывают зависимость от состояния здоровья.

8. Переживание террористической угрозы, сформированное, в основном, под воздействием информации о террористических актах в СМИ и других средствах коммуникации, сопряжено у уязвимой (эмоционально-нестабильной части населения) с высоким уровнем признаков ПТС, что позволяет относить феномен террористической угрозы к числу травматических стрессоров. Оно также сопровождается негативными эмоциями, высоким уровнем тревоги, повышенной бдительностью, снижением адаптационных возможностей поведения, соматическим дискомфортом с вегетативными проявлениями и т.д.

9. Риск возникновения ПТС (и соответственно ПТСР) сопряжен с вероятностью переживания травматического стресса: уровень посттравматического стресса у лиц, переживших травматическую ситуацию, связанную с непосредственной угрозой жизни: участников боевых действий в Афганистане; участников ликвидации аварии на ЧАЭС; беженцев и онкологических больных (рак молочной железы) достоверно выше у лиц, профессиональная деятельность которых связана с повышенным риском попадания в травматические ситуации: пожарных и военнослужащих МВД.

10. Разным уровням ПТС (высокому, среднему и низкому) соответствуют разные симптомокомплексы психологических характеристик. Они достоверно различаются: количественными показателями психологических характеристик, спецификой полученных корреляционным методом взаимосвязей между ними, социально-демографическими параметрами.

11. Подтверждены опубликованные данные зарубежных исследований о том, что диагностирование онкологического заболевания относится к числу чрезвычайных психотравмирующих стрессоров, в результате воздействия которых у части больных развивается посттравматический стресс разной степени выраженности.

11.1Психологические характеристики ПТС у больных РМЖ сопряжены с определенными когнитивно-личностными характеристиками – базисными убеждениями. Уровень образования отрицательно связан с интенсивностью ПТС, а количество предшествующих жизненных стрессов и степень их влияния на жизнь человека коррелируют с выраженностью ПТС. Дифференцирование больных РМЖ по интенсивности ПТС позволяет выделять группу риска развития ПТСР и определять мишени психотерапевтической работы с этими больными.

12.Изучение посттравматического стресса у детей, переживших различные травматические ситуации, определение его уровня и специфики возникновения делает возможным прогнозирование дальнейшего эмоционально-личностного развития ребенка.

12.1 Показано наличие устойчивых взаимосвязей (паттернов) между индивидуально-психологическими характеристиками и уровнем ПТС высокой и средней интенсивности. Эти паттерны включают: уровень интеллектуального развития, ряд темпераментальных характеристик - социальный темп, социальная желательность, пластичность, различные типы реагирования на фрустрирующую ситуацию.

12.2. Выделены факторы, способствующие развитию ПТС: низкий уровень интеллектуального развития, низкий уровень поддержки в семье, нарушенная семейная структура, пол - у девочек ПТСР возникает чаще, чем у мальчиков.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Статьи в научных журналах, рекомендованных ВАК

1. Тарабрина Н.В., Лазебная Е.О. Синдром посттравматических стрессовых нарушений: современное состояние и проблемы//Психол.журн., 1992. Т.13. №2. С.14-29. 1/0.5 п.л.
   
2. Тарабрина Н.В., Лазебная Е.O., Зеленова М.Е. Психологические особенности посттравматических стрессовых состояний у ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС// Психол.журн., 1994.Т. 15. №5.С.67-77. 1/04 п.л.
   
3. Тарабрина Н.В., Петрухин Е.В. Психологические особенности восприятия и оценки радиационной опасности// Психол.журн. 1994.Т.15. № 1.С. 27-40.1/0.5.п.л.
   
4. Тарабрина Н.В., Лазебная Е.О., Зеленова М.Е., Ласко Н.Б.,Орр С.Ф., Питман Р.К. Психофизиологическая реактивность у ликвидаторов аварии на ЧАЭС// Психол. журн. 1996. Т.17. № 2. С. 30-45. 1/0.2 п.л.
   
5. Зеленова М.Е., Лазебная Е.О., Тарабрина Н.В. Психологические особенности
   

посттравматических стрессовых состояний у участников войны в Афганистане //Психол. журн. 1997. Т.18. 2. С.34-49. 1/04 п.л.

6. Тарабрина Н.В. Основные итоги и перспективные направления исследований посттравматического стресса//Психол.журн. 2003.Т.24. №.4.С.5-19. 1 п.л.
   
7. Падун М.А., Тарабрина Н.В. Когнитивно–личностные аспекты переживания травматического стресса// Психол. журн. 2004.Т.25. №5.С.5-15. 1/0.5.п.л.
   
8. Миско Е.А., Тарабрина Н.В. «Особенности жизненной перспективы у ветеранов войны в Афганистане и ликвидаторов аварии на ЧАЭС»// «П.ж. Т.25, №3, 2004.1/0.5.п.л.
   
9. Тарабрина Н.В. Теоретико-эмпирическое исследование посттравматического стресса// Психол. Журн. 2007.Т.28.№4.С.5-12.1 п.л.
   

10. Сергиенко Е.А.,Тарабрина Н.В. Фундаментальные исследования по психологии развития в Институте психологии и их значение для здоровья и образования детей// Психол. журн. 2007.Т.28.№4.С.35-45.1/0.5.п.л.
    
11. Тарабрина Н.В., Ворона О.А., Быховец Ю.В. Представления о теракте у населения различных регионов России // Психол. журн. 2007. Т. 28. №6. С.40-50. 1/04 п.л.
    

Публикации в монографиях и сборниках. Методические рекомендации, практикумы. Хрестоматия.

12. Марьин М.И., Ловчан С.И., Леви М.В., Бобринев Е.В., Зубов В.Ю., Поляков М.Н., Тарабрина, Н.В., Агарков В.А., Котенев И.О., Ялтонский В.М. Диагностики, профилактика и коррекция стрессовых расстройств среди сотрудников Государственной противопожарной службы МВД России. Методическое пособие. М. 1999.187 с.8/0.8 п.л.
    
13. Тарабрина Н.В Практикум по психологии посттравматического стресса. Санкт-Петербург.«Питер».2001.268 с.12/4 п.л.
    
14. Прошин А.А., Марьин М.И., Лапшин Е.В., Чапко Е.Е., Адаев А.И.,Тарабрина Н.В. и др. Психологическое обеспечение деятельности органов внутренних дел в экстремальных условиях: Методическое пособие. М. УВР ГУКиКП МВД России, ЦОКП МВД России.2001.308с.12/2 п.л.
    
15. Сырников И.К., Лаврова Д.И., Андреева О.С., Шипулина В.С., Тарабрина Н.В., Степанова Л.П. Профессиональная реабилитация инвалидов (особенности профессионального отбора инвалидов). М.ЦБНТИ Минсоцзащиты населения РФ.1996.170 с. 7.5/3 п.л.
    
16. Тарабрина Н.В. Клиническая психология. Программа учебного курса. М. 1998.ИП РАН. 19 с.0.8 п.л.
    
17. Тарабрина Н.В. Лазебная Е.О., Зеленова М.Е., Химчян З.Г.Методы диагностики и коррекции психовегетативных нарушений у ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС и лиц, подвергшихся воздействию вредных факторов и других катастроф. (Пособие для врачей и психологов). Изд-во МОНИКИ, ИПРАН и РНЦ реабилитологии и физиотерапии. М. 1997.40 с. 1.8/0.4 п.л.
    
18. Тарабрина Н.В., Лазебная Е.О., Зеленова М.Е., Химчян З.Г., Любченко П.Н. Широкова Е.Б. и др. Диагностика и лечение психовегетативных нарушений у ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС. (Пособие для врачей и психологов), М.1997 С. 2.2/0.3 п.л.
    
19. Тарабрина Н.В. Медицинская психология / Современная психология. Справочное руководство. Под.ред В.Н. Дружинина.М. ИНФР-М.1999. С.605-619.1.2 п.л.
    
20. Тарабрина Н.В. Нарушения психики / Психология. Учебник для студентов гуманитарного профиля. М. 2000. С.457-504. 54/3 п.л.
    
21. Клиническая психология. Хрестоматия. Составитель: Н.В.Тарабрина. СПб. 2000.352с.15/2 п.л.
    
22. Тарабрина Н.В. Нарушения психики / Психология. Учебник для экономических вузов. СПб.. Питер.2000. C.431-478. 15/3 п.л. 54/3 п.л.
    
23. Психология: современные направления междисциплинарных исследований. Материалы конференции. Под ред. А. Журавлева и Н. Тарабриной. ИП РАН.2003.488с.22/2 п.л.
    
24. Особенности психологической реабилитации участников боевых действий, членов их семей и членов семей погибших (методические рекомендации). Под ред. Н.В.Тарабриной. Нижневартовск, МУ «Центр социально-психологической реабилитации участников и инвалидов локальных войн». 2004. 52 с.2.5/1 п.л.
    
25. Тарабрина Н.В. Что такое посттравматический стресс. Нижневартовск, МУ «Центр социально-психологической реабилитации участников и инвалидов локальных войн». 2004. 12 с. 0.5 п.л
    
26. Тарабрина Н.В. Психология посттравматического стресса. Бланки методик. М., «Когито-Центр». 2007. 77с. 3 п.л.
    
27. Практическое руководство по психологии посттравматического стресса (ред. Н.В.Тарабрина) М., «Когито-Центр». 2007. 208с. 9/4 п.л.
    

Статьи в научных журнал и зарубежных изданиях

28. Ломов Б.Ф.,Тарабрина Н.В. B. Медицина и психологическая наука. /Общественные науки и здравоохранение. Под ред. И.Н. Смирнова. М. 1987. Наука. С.172-184.1.1/0.5 п.л.
    
29. Lomov B., Tarabrina N. Medicine and Psychology//The Soviet Journal of Psychiatry and Psychology Today. 1988. Vol.1. No. 10. P. 5-20.1.1/05 п.л.
    
30. H.B.Тарабрина, E.O.Лазебная, E.B.Петрухин, Н.A.Графинина. Проблемы изучения психологических последствий стрессогенных факторов аварии на ЧАЭС (посттравматический стрессовый синдром)/ В сб. "Чернобыльский след". МГП "Вотум". M. 1992. C.142-146.0.4/0.1 п.л.
    
31. Тарабрина Н.В.Методика изучения фрустрационных реакций (Picture-Frustratuion Study,S.Rosenzweig)//Ж.Иностранная психология.1994.Т.2. №2(4).С 68-77.1 п.л.
    
32. Тарабрина Н.В. Психологические последствия войны. // Журн.Психологическое обозрение. 1996. №1(2). С. 26 - 29. 0.4 п.л.
    
33. Тарабрина Н.В., Лазебная Е.О., Зеленова М.В., Агарков В.А., Миско Е.А. Психологические характеристики лиц, переживших военный стресс. М.Труды ИП РАН. 1997.Т.2.С.254-263.1/0.2 п.л.
    
34. Hupka, R.B., Otto, J., Tarabrina N.V., & Reidl L. Cross-cultural comparisons of nouns associated with jealousy and the related emotions of envy, anger and fear. Cross-Cultural Research // Journal Of Cross-Cultural Psychology.1996, Vol.7. P.181-211 1/0.3 п.л.
    
35. Ralph B.Hupka, Zbignew Zaleski, Jurgen Otto, Lucy Reidl, Nadia Tarabrina. The colors of Anger, Envy, Fear, and Jealoousy. A Cross-Cultural Study// Journal Of Cross-Cultural Psychology. Vol.28,No.2. 1997. P.131-156 1.2/ 0.3 п.л.
    
36. Tarabrina N.V., Lazebnaya E.О., Zelenova M.E and Lasko, N.B Chernobyl clean-up workers’perception of radiation threat/Radiation Protection Dosimetry. Nuclear Technology Publishing.1996. V.68.№3/4.P.251-255 0.5/0.2 п.л.
    
37. Тарабрина Н.В., Соколова Е.Д., Лазебная Е.О., Зеленова М.Е., Посттравматическое стрессовое расстройство: психологические и клинические особенности, вопросы терапии //Materia medica . № 1(9).1996. С.57-68. 0.5/0.1 п.л.
    
38. Tarabrina N., Lazebnaya E., Zelenova M., Petrukhin E.V. Levels of Subjective-Personal Perception and Experiencing of "Invisible Stress/ The Humanities in Russia: Soros Laureates. M., 1997. Р. 48-56. 0.8/0.2 п.л.
    
39. Марьин М.И., Леви М.В., Тарабрина Н.В., Агарков В.А. Методический комплекс для выявления групп риска развития посттравматических стрессовых расстройств среди сотрудников ГПС. // Материалы научно-практической конференции "Проблемы подготовки кадров для пожарной охраны". М. 1998. С .111-113.
    
40. Тарабрина Н.В., Щапова М. Этнокультурные аспекты посттравматического стресса: современное состояние и проблемы. Психологическое обозрение. 1998.С.56-78. 1/0.5
    
41. Тарабрина Н.В. Посттравматическое стрессовое расстройство у ветеранов-инвалидов (участников боевых действий)/ В сб: Вопросы медицинской, профессиональной, социальной реабилитации инвалидов военной службы. М.1999. ЦИЭТИН. С. 149-167. 0.8 п.л.
    
42. Zelenova M.E, Lazebnaia E.O., and Tarabrina N.V. Psychological Characterististics of Post-traumatic Stress States in Afghan War Veterans // Journal of Russian and East European Psychology. 2001. V. 39. №3.P.3-28.1/0.4 п.л.
    
43. Tarabrina N.V.,.Lazebnaia E.O, and Zelenova M.E. Psychological Characteristics of Post-traumatic Stress States in Workers Dealing with the Consequences of the Chernobyl Accident//Journal of Russian and East European Psychology. 2001. Vol. 39. NO. 3. P. 29-43. 1/0.4 п.л.
    
44. Tarabrina N.V.,.Lazebnaia E.O, Zelenova M.E. ., Lasko N. B., Orr S.F, Pitman R.K The Psychophysiological Reactivity of Workers Dealing with Aftermath of of the Accident at the Atomic Power Station at Chernobyl. Journal of Russian and East European Psychology. 2001. Vol. 39.NO.3. P. 43-69. 1.4/0.3 п.л.
    
45. Щепина А.И., Макарчук А.В., Солдатский Ю.Л., Тарабрина Н.В., Онуфриева Е.К., Щепин Н.В. Нарушения психо-эмоциональной сферы у детей с хронической обструкцией гортани" "Юбилейный сборнике научных трудов симпозиума, посвященного 10-летию Ассоциации фониатров и фонопедов", Москва-Владимир 2001 г., стр 179-182.
    
46. Тарабрина Н.В., Марьин М.И., Агарков В.А., Леви М.В., Ловчан С.И. Последствия травматического стресса, связанного с профессиональной деятельностью, у пожарных. М., Современная психология: состояние и перспективы. М.ИПРАН, 2002.С.207-230 1.2/0.2 п.л.
    
47. Генс Г.П., .Коробкова Л.И., Вельшер Л.З., Тарабрина Н.В. Взаимосвязь посттравматического стрессового расстройства и психоиммунных нарушений у больных раком молочной железы/ Психология: современные направления междисциплинарных исследований. Материалы конференции. Под ред. А.Журавлева и Н.Тарабриной. ИП РАН.2003.С.163-174.1/0.2 п.л.