М. В. Ломоносова факультет государственного управления Кафедра политического анализа Калистратов Артем Сергеевич диплом
Вид материала | Диплом |
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра политического анализа, 924.24kb.
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра политического анализа, 1894.08kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра политического анализа, 1583.88kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра политического анализа, 1546.97kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра политического анализа, 1855.25kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра политического анализа, 755.43kb.
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра политического анализа, 1965.61kb.
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра политического анализа, 2461.19kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра иностранных языков диплом, 896.44kb.
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра Политологии диплом, 1114.49kb.
- Степень централизации структуры и неравенства участников
- Направленность реакции (вовне/внутрь)
- Включение в состав объединенных ВС всех национальных армий (полное подчинение национальных систем военной организации единому военно-политическому органу), либо выделение подразделений в состав коллективных сил быстрого развертывания
- Перечень (горизонтальное измерение безопасности) и уровень (вертикальное измерение) решаемых вопросов: степень значимости военного компонента
Отследим пути реорганизации НАТО по представленным параметрам.
В перспективе разрыхление военного единства, которое уже дало о себе знать в период Иракской кампании 2003 г., расширение пространства путем приема «строптивых» членов, демократизация процесса принятия решений, ослабление неравенства участников и переключения внимания с состояния предполагаемых ТВД, уход с поля боя на площадку политических дискуссий, возможность направления удара внутрь системы (операции по поддержанию мира/принуждению к миру), - всё это способно превратить НАТО в новую ООН.
Отличие так называемого «нового НАТО» от ООН будет заключаться в отсутствии исторически сложившихся недостатков ООН:
- Структура Совбеза ООН не отражает современный баланс сил (в том числе экономических) и застыла в послевоенной картине мира.
- ООН не обладает достаточной силой военного принуждения для выполнения задач, когда дипломатические аргументы исчерпаны.
Реализация изложенного плана является невозможной без гармоничной интеграции России в НАТО. Создание единого правового поля и всеобщих принципов, координация разведывательных усилий для принятия превентивных мер позволят осуществлять полномасштабное противодействие современным угрозам – терроризму и хакерству. Война как исторически первый метод внешней политики и подавления угроз обладает ограниченными возможностями, а Вооруженные силы и военное ведомство, выполняя важную функцию обеспечения военной безопасности, способны решать задачи борьбы с новыми угрозами только в пределах своей компетенции.
ГЛАВА 2. Миротворческая деятельность как основа безопасности.
§2.1. Методологические аспекты урегулирования международных конфликтов.
В предыдущей главе данной работы описана эволюция взглядов на формы и методы обеспечения национальной безопасности современного государства как подсистемы международной безопасности с учетом актуальных трендов развития политических институтов в контексте противоречащих друг другу процессов глобализации и транснационализации.
В данной главе речь пойдёт о способах преодоления новых нетрадиционных угроз и миротворческой деятельности, как многосоставному формату международной активности, сочетающей компонент войсковых операций и политико-дипломатических усилий по урегулированию межгосударственных и внутренних конфликтов.
Миротворчество – это деятельность с привлечением гражданского и военного персонала в целях оказания помощи в поддержании или восстановлении международного мира и безопасности в регионе конфликта.
Взаимодействие государств в указанной сфере обусловлено эволюцией видения места и функций государственного управления в современных условиях.
В общем виде система государственного управления является встроенной в систему политического управления.15 В глобальном измерении это влечет неизбежность формирования нового уровня международного сотрудничества (с учетом перспектив практического развития концепции глобального управления), в том числе вовлечение неклассических акторов геополитики для решения вопросов трансграничного характера.
В сфере обеспечения безопасности государства акценты смещаются от национальных к региональным масштабам. Национальная безопасность оказывается встроенной в систему региональной безопасности, как подсистемы глобальной.
Это находит отражение в изменяющихся взглядах военно-политического руководства государств, что в свою очередь закрепляется в официальных документах, имеющих статус доктрин, концепций, стратегий.
Общим элементом многих национальных стратегий в области безопасности является особое внимание к проблеме применения национальных вооруженных сил за рубежом.
В частности, согласно Белой книге безопасности ФРГ (2006 г.) в случае угрозы национальной безопасности современная оборона не может быть сведена лишь к отпору армии агрессора по периметру границ страны или блока НАТО; безопасность Германии должна обеспечиваться и защищаться в любой точке планеты, в том числе и посредством применения бундесвера16.
Также необходимо отметить, что в условиях современного подхода к решению задач военной безопасности государства доминирует представление о коалиционном составе воинского контингента. Речь идет о применении многонациональных объединенных вооруженных сил для устранения общих угроз безопасности.
В период холодной войны характер коалиции являлся более устойчивым и определялся членством в военном блоке, как-то Организация Варшавского Договора, либо Северо-Атлантический альянс.
В настоящее время с учетом адресности угрозы и геополитической идентификации стран Восточной Европы и пространства новых независимых государств (ННГ) формируются ad hoc коалиции, позволяющие размещать воинские контингенты вчерашних потенциальных противников в одном регионе для выполнения совместных боевых задач под общим командованием на основе единого мандата международной организации (ООН, ОБСЕ).
Это стало возможным не только благодаря изменению взаимного восприятия систем вследствие самороспуска ОВД, распада Союза ССР и формирования новых идеологических парадигм.
Изменился сам характер угроз безопасности. Традиционные угрозы, описываемые понятийно-категориальным аппаратом теорий классической геополитики, в современных условиях хотя и продолжают обладать значительным весом, всё же проигрывают в актуальности новым, нетрадиционным, угрозам.
К новым угрозам безопасности следует относить: участившиеся локальные конфликты, внутренние немеждународные конфликты, терроризм, гуманитарные катастрофы, усиление организованной международной преступности, эпидемии, загрязнение окружающей среды, износ оборудования АЭС и основных фондов промышленных предприятий как предпосылка катастроф техногенного характера, распространение ядерных и ракетных технологий, незаконное копирование и нелицензионное производство легкого стрелкового оружия (ЛСО), нарушение прав интеллектуальной собственности (особенно в сфере ОПК) в транснациональных масштабах, вывод из строя электронной сетевой инфраструктуры управления.
Очевидно, что применение Вооруженных сил в отдельности от иных методов воздействия для решения вышеуказанного перечня разнородных задач в большинстве случаев неэффективно, а в ряде ситуаций – бессмысленно.
Для обозначения новых угроз безопасности в научный оборот вводится понятие soft security, т.е. мягкая безопасность.
Инструментарий мягкой безопасности включает в себя комплекс информационно-аналитических, разведывательных, военно-дипломатических, оперативно-тактических и политических мер, подразумевающих оптимальное сочетание военных и невоенных механизмов обеспечения международной безопасности.
Характеристика технологий мягкой безопасности представляет собой набор функциональных методов миротворческой деятельности.
Организационно-штатная структура военно-политических блоков, включающая как политические органы, так и органы военного управления, является идеальным институциональным образованием, способным выполнять первичные миротворческие задачи предкризисного мониторинга конфликтной ситуации, демонстрации силы и выполнения боевых задач в ходе операций по установлению мира (ОУМ), трактуемой в соответствии с VII главой Устава ООН.
Миротворческая деятельность, как направление функционального (вертикального) расширения НАТО, являющегося организацией совместной обороны, представляет собой перспективную форму сотрудничества по линии Россия-НАТО, НАТО-ОДКБ. Функционирующая при лидерстве России, ОДКБ на сегодняшний день является в первую очередь организацией коллективной безопасности, тем не менее, наращивающей элементы, присущие организации совместной обороны.
НАТО, в свою очередь, эволюционирует в направлении от совместной обороны к коллективной безопасности. Об этом свидетельствует содействие НАТО в проведении миротворческой операции Африканского Союза в Дарфуре, а также действия ВМС альянса по борьбе с пиратством в Аденском заливе.
Следовательно, в структурно-функциональном отношении наблюдается сближение ОДКБ и НАТО.
Итак, проведение совместных миротворческих операций является эффективным средством поддержания и развития политико-дипломатического диалога в формате Россия-НАТО.
Закономерным может быть возражение по поводу существенных диспропорций в огневой мощи НАТО и ОДКБ. В этой связи необходимо отметить, что миротворческие операции на начальном этапе фазы военного вмешательства предполагают введение ограниченного контингента сил быстрого развертывания в составе батальонных тактических групп численностью до 1500 человек каждая.
В этой связи необходимо отметить возможности стремительной переброски подразделений Воздушно-десантных войск ВС РФ (именно данный род войск чаще всего используется в миротворческих операциях), а также опыт Республики Казахстан по созданию аэромобильных войск, полностью отвечающих требованиям, предъявляемым к оперативным возможностям миротворческих сил.
Таким образом, в мире существуют международные организации, обладающие необходимыми политическими ресурсами, а также силами и средствами, требующимися для комплексного урегулирования международных конфликтов.
Важнейшим механизмом преодоления конфликтных ситуаций является миротворческая деятельность.
Обратимся к феноменологическим особенностям конфликта и условиям целесообразности, допустимости, либо необходимости международного вмешательства в форме того или иного вида миротворческих операций.
Конфликт – это проявление объективных или субъективных противоречий, выражающееся в противоборстве (столкновении) сторон в целях его разрешения.17
О. Холсти проанализировав 77 международных конфликтов за период с 1919 по 1965 г., выявил следующие предметы конфликта: территориальные претензии, негативное отношение к режиму, наличие или отсутствие каких-либо прав и привилегий, националистические амбиции, имперские амбиции, распределение экономических ресурсов (например, проблемы рыболовства, коммерческого судоходства, налогового и тарифного регулирования и т.д.).18
Конфликт может быть результатом этнических, религиозных, культурных, экономических, идеологических и иных противоречий.
По уровню следует выделять локальные, региональные, глобальные конфликты. В Военной доктрине РФ войны более низкого уровня рассматриваются как возможная предпосылка перерастания в конфликты региональных и глобальных масштабов. Этим вызвано пристальное внимание к проблеме урегулирования локальных конфликтов.
По субъектному составу участников конфликты можно разделить на международные и немеждународные.
В классическом представлении международный конфликт является вооруженной борьбой сторон, направленной на достижение военной победы, т.е. международный конфликт приравнивается к войне, понимаемой с точки зрения международного права и подразумевающей установленные конвенциями обычаи и правила ведения войны, наличие статуса комбатантов, прав военнопленных и т.д.
Современное понимание международного конфликта не признает войну в качестве способа его преодоления.
В то же время силовые методы разрешения конфликтов переместились на уровень внутренних немеждународных конфликтов.
Важной тенденцией является нарастание и количественное преобладание немеждународных конфликтов над международными.
За период после окончания Второй мировой войны число жертв региональных и локальных конфликтов превысило потери в самой кровопролитной за всю историю человечества войне. Данное обстоятельство является причиной допустимости обоснованного международного вмешательства с целью «замораживания» современных конфликтов с последующим оказанием гуманитарной помощи и восстановлением мирной инфраструктуры.
Любое ли вмешательство в вооруженный конфликт является миротворчеством? Могут ли неправомерные и нелегитимные операции, основанные на миротворческих методах, считаться миротворческими? В этой связи возникает ряд вопросов:
- Прежде всего, является ли миротворческая деятельность исключительной прерогативой ООН? Возможна ли передача функций миротворчества региональным организациям, либо отдельным государствам?
- Вправе ли любое государство самостоятельно проводить полицейские операции на своей территории или требуется международный контроль, гарантирующий соблюдение прав человека в ходе проведения операции?
- Вправе ли любое государство или группа государств осуществлять вмешательство во внутренние дела другого государства для принуждения последнего к миру, либо это является неуважением к принципу суверенного равенства государств?
- Требуется ли коалиция, либо допустимо самостоятельное вмешательство одного государства во внутренние дела стран или страны конфликта (локального, либо регионального)?
- Правомерно ли вмешательство без санкции Совета безопасности ООН?
- Правомерно ли вмешательство без согласия властей государства-объекта операции? Требуется ли согласие всех сторон конфликта или достаточно согласия одной стороны?
- Должен ли субъект миротворчества быть равноудаленным от сторон конфликта? Могут ли субъект миротворчества и сторона конфликта совпадать?
- Каковы границы допустимого применения военной силы в ходе проведения операций?
Опыт операций, позиционируемых как миротворческие, показывает, что универсального набора ответов на поставленные вопросы не существует. Каждая МТО обладает уникальной спецификой и имеет следующие международно-правовые основания: мандат на проведение операции, соглашения со сторонами конфликта, соглашения международных организаций со сторонами-участниками операции, договоры и соглашения между сторонами конфликта.
Операции могут проводиться без санкции СБ ООН, но затем признаваться в качестве миротворческих отдельными государствами, региональными организациями и самой ООН уже post factum.
ООН может делегировать функции проведения операций отдельным государствам (США, «Буря в пустыне», 1991 г.), региональным организациям, либо признать право региональных организаций на самостоятельные операции, в том числе при лидерстве отдельных государств (ОБСЕ в Югославии; СНГ при лидерстве России в Таджикистане, Молдове, Абхазии и Южной Осетии и т.п.).
Принципы международного права являются условными, как следствие разрыва между правовой доктриной, ложащейся в основу взглядов разработчиков официальных документов, и опытом реальных международных отношений.
Устав ООН содержит противоречащие друг другу принципы территориальной целостности и права народов на самоопределение.
Таким образом, руководствуясь одними принципами, участники международных отношений неизбежно нарушают другие, и наоборот.
Л.Кейбл выделял «операции по навязыванию мира» и наряду с большинством американских исследователей считал допустимым военное вмешательство в любой внутренний конфликт при отсутствии мандата ООН.
Профессор Университета Вирджинии М.Нордквист считает миротворческими только те операции, что предусмотрены Уставом ООН. Рассмотрению миротворчества с позиций ООН будет посвящен отдельный пункт данной главы.
На основе вышесказанного, уместно ограничиться описанием практически применяемых методов урегулирования международных конфликтов. Ниже приведены формы осуществления деятельности, которая может как признаваться, так и не признаваться в качестве миротворческой.
А.И. Никитин приводит классификацию миротворческих операций по функциям и средствам:
- Международные миссии наблюдателей (НМТО)
- Международные миротворческие операции с привлечением вооруженных сил (ВМТО)
- Международные миротворческие полицейский операции (ПМТО)
- Международные миротворческие операции по оказанию гуманитарной помощи (ГМТО)
- Политико-дипломатические меры (ДМТО)19.
Рассматривая миротворческую деятельность как разновидность антикризисного управления логично выделить следующие этапы миротворческих операций:
- Этап улавливания слабых сигналов
- Этап целевого мониторинга
- Этап формирования политической повестки субъекта МТО
- Этап актуализации дипломатических контактов
- Этап формирования коалиции
- Этап превентивных действий
- Этап военного вмешательства
- Этап переговорного процесса
- Этап контроля соблюдения условий соглашения о прекращении огня
- Этап миростроительства (peace building)
На начальном этапе необходим постоянный мониторинг международной обстановки силами органов государств, межправительственных организаций, НКО и исследовательских центров. Задачей начального этапа является улавливание и отслеживание сигналов раннего предупреждения о возможном возникновении кризисной ситуации в том или ином регионе мира.
Целевой мониторинг предполагает объединение разрозненных фактов в единую систему сведений, их осознанную оценку и прогнозирование реальных перспектив развития конфликта.
На этапе формирования политической повестки региональный или локальный конфликт приобретает масштабы и значимость, необходимые для включения в повестку дня ЛПР.
Этап актуализации дипломатических контактов предполагает концентрацию усилий дипломатического ведомства государства, либо государств-участников международной организации, на предотвращении развития кризисной ситуации, в том числе путем оказания дипломатического давления на стороны конфликта.
Этап формирования коалиции предполагает интенсификацию дипломатических отношений, дальнейшее согласование намерений участников группового субъекта МТО, принятие совместных заявлений, резолюций, проявление намерений о готовности отправки воинских контингентов в зону конфликта, направление НМТО.
Этап превентивных действий может включать экономические, политико-дипломатические санкции, демонстрацию силы в форме наращивания численности сухопутного воинского контингента в непосредственной близости от границ государств-сторон конфликта, морскую блокаду, патрулирование приграничного воздушного пространства в кризисном регионе.
Этап военного вмешательства предполагает выполнение боевых задач воинскими подразделениями сил коалиции по занятию территории и овладения контролем над стратегическими объектами инфраструктуры региона конфликта, насильственном разоружении и демобилизации воинских формирований сторон, создании буферных и демилитаризованных зон.
На этапе переговорного процесса необходима организация мирного диалога между сторонами конфликта, подписание соглашения о прекращении огня, выработка перспектив восстановления гражданской инфраструктуры и возвращения к мирной жизни.
На этапе контроля необходимо сохранение пребывания миротворческого контингента в зоне конфликта для силового обеспечения выполнения условий мирного соглашения, охраны объектов инфраструктуры и обеспечения деятельности дипломатического корпуса.
Этап миростроительства начинается одновременно с этапом контроля и предполагает оказание экономической помощи, допускает предоставление военной помощи и оказание содействия развитию вооруженных сил законного правительства. Современной тенденцией является смещение акцентов в пользу обучения сил безопасности и полиции по международным (европейским) стандартам качества правоохранительной деятельности. Важным аспектом этапа миростроительства является организация и проведение свободных демократических выборов, формирование и развитие демократических институтов государства – объекта МТО.
В целом необходимо отметить, что принятие международных политических решений в ещё большей степени, чем принятие государственных решений, носит кооперативный характер, равно как и неконгруэнтные свойства методик влияния на объект управления проявляются в большей степени.
Это означает высокий уровень риска отказа от принятия решения о проведении МТО на любом из этапов подготовки, осуществления и посткризисного сопровождения операции вследствие изменения международной обстановки и смещения контуров активности участников коалиции.
Минимизация инверсионных свойств воздействия возможна лишь при достижении единства намерений и стабильности отношений в коалиции субъекта МТО.
Существует ли подобное единство в ООН, претендующей на роль центральной мировой площадки урегулирования международных конфликтов и проведения миротворческих операций? Обозначенная проблема будет рассмотрена в следующем разделе данной работы.
§2.2. Миротворческие операции ООН и иных международных организаций.
Организация объединенных наций была создана решением представителей 50 государств20 24 октября 1945 г. по итогам конференции в Сан-Франциско, окончательно закрепившей итоги Второй мировой войны.
Структура и механизм принятия решений в ООН отражают мироустройство, сложившееся в результате прошедшей войны. Этим объясняется состав постоянных членов Совета Безопасности ООН, наделяющий правом вето сильнейшие державы Земли по состоянию на 1945 год: СССР, США, Великобритания, Франция, Китай.
Предназначение ООН – недопущение новой войны, сопоставимой, либо превышающей по масштабам кровопролития мировые войны, пережитые в ХХ веке.
Главное намерение сторон при принятии Устава организации сформулировано в Преамбуле: «избавить грядущие поколения от бедствий войны…вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой личности, в равноправие мужчин и женщин и в равенство прав больших и малых наций, и создать условия, при которых могут соблюдаться справедливость и уважение к обязательствам, вытекающим из договоров и других источников международного права, и содействовать социальному прогрессу и улучшению условий жизни при большей свободе».
Итак, как следует из Преамбулы Устава ООН, основная задач организации заключается в обеспечении международного мира и безопасности, соблюдения прав человека, улучшения условий жизни и верховенства норм международного права.
На основе вышеизложенного можно сделать вывод о том, что миротворчество в широком смысле (включающем гуманитарные, дипломатические и военные меры) является главным содержанием деятельности ООН.
По правовому статусу миротворческие операции принято подразделять на операции по принуждению к миру (операции по установлению мира - ОУМ) и операции по поддержанию мира – ОПМ.
ОУМ (peace enforcement operations) являются действиями международного сообщества, проводимыми на основании мандата ООН и не требующие согласия сторон конфликта, либо правительства государства, на территории которого развернулся внутренний немеждународный конфликт. Данный тип операций может не сопровождаться проведением силовых акций. Конституирующим признаком ОУМ является отсутствие необходимости запрашивать согласие противоборствующих сторон.
ОПМ (peacekeeping) проводятся с согласия сторон конфликта, либо государства-объекта МТО. ОПМ могут выступать в качестве логичного продолжения ОУМ, когда конфликт оказывается в «замороженном» состоянии и требуется присутствие третьей силы для сохранения и поддержания достигнутого, но хрупкого, мира.
Непосредственно в кругах ООН (в документах Департамента миротворческих операций) деятельность по поддержанию мира (“peacekeeping”) определяется как «деятельность с привлечением гражданского и военного персонала, но без полномочий осуществления принудительных действий, предпринимаемых ООН в целях оказания помощи в поддержании мира и безопасности в регионе конфликта»21.
В то же время в Уставе ООН нет претензий на полную и исключительную монополию организации в решении вопросов мира и безопасности.
Согласно ст. 52 Устава ООН «Устав ни в коей мере не препятствует существованию региональных соглашений или органов для разрешения…вопросов, относящихся к поддержанию международного мира и безопасности».
Однако данная статья содержит оговорку и требует, чтобы региональные соглашения были «совместимы с Целями и Принципами Организации [Объединенных Наций]».
Рассмотрим механизмы разрешения международных споров, предусмотренных положениями глав VI, VII Устава ООН.
Главой VI Устава ООН предпочтение отдается мирному разрешению споров.
Согласно ст. 33 стороны «должны прежде всего стараться разрешить спор путем переговоров, обследования, посредничества, примирения, арбитража, судебного разбирательства, обращения к региональным органам или соглашениям или иными мирными средствами по своему выбору».
Любое государство, независимо от наличия статуса члена ООН, вправе проинформировать Генеральную Ассамблею, либо СБ ООН о существовании спора, угрожающего поддержанию международного мира и безопасности.
СБ ООН вправе на любой стадии развёртывания конфликта проводить расследования и давать рекомендации сторонам конфликта с целью мирного разрешения спора.
В то же время, Уставом ООН предусмотрены полномочия Совета безопасности, не сводящиеся к мерам рекомендательного характера.
Статьей 41 допускается введение международных санкций в отношении государства, угрожающего миру и безопасности, как то: полный или частичный перерыв экономических отношений, железнодорожных, морских, воздушных, почтовых, телеграфных, радио или других средств сообщения, а также разрыв дипломатических отношений.
В случае недостаточности мер политико-дипломатического и экономического характера, 42 статьей предусмотрена возможность демонстрации, блокады и других операций воздушных, морских или сухопутных сил Членов организации.
Однако обстоятельства, изложенные в выводе пункта 2.1. данной работы, не позволяют осуществлять практические мероприятия в строгом соответствии с положениями Главы VII Устава ООН.
Так, согласно статье 47, из начальников штабов постоянных членов СБ ООН или их представителей формируется Военно-Штабной Комитет (ВШК).
По замыслу авторов Устава для немедленного устранения угроз международной безопасности государства обязаны на основании отдельных соглашений предоставить свои вооруженные силы в распоряжения СБ ООН по его требованию.
Также авторы Главы VII заложили в Устав механизмы быстрого реагирования на угрозы военного характера, обязав членов организации держать в состоянии немедленной готовности контингенты национальных военно-воздушных сил для совместных международных принудительных действий. Необходимо отметить, что ВВС являются одним из наиболее мобильных видов вооруженных сил, способным к стремительной переброске к внезапно возникающим ТВД.
ВШК подчиняется СБ ООН. Комитет оказывает Совбезу консультативную помощь в военных вопросах и несет ответственность за руководство любыми вооруженными силами, предоставленными в распоряжение Совета Безопасности.
Однако фактически раскол Европы на Западную (план Маршалла) и Восточную (социалистическую) и формирование биполярного послевоенного мира (НАТО против ОВД) сделали невозможным реальное воплощение замысла авторов седьмой главы.
Основным универсальным принципом военного строительства является принцип единоначалия. В условиях нарастания глобального противостояния сверхдержав СССР и США, а также структурно-обусловленного внутреннего раскола в СБ ООН, формирование собственных постоянных вооруженных сил ООН и создание единых органов военного управления не представлялось возможным.
В практической деятельности по вмешательству в международные конфликты ООН использует инструментарий, отличный от предусмотренного Уставом организации.
С 1948 г. функционирует институт военных наблюдателей, направляемых в зону конфликта для мониторинга ситуации и обязанных сохранять равноудаленность от сторон конфликта, но фактически оказывающих влияние на развитие ситуации в интересах государства национальной принадлежности наблюдателя.
В том же году возникла идея создания полицейских сил ООН для контроля над соблюдением условий перемирия в конфликтных регионах, обеспечения охраны электоральных мероприятий, собственности и миссий ООН.
В 1956 г. в период Суэцкого кризиса на Ближний Восток были направлены специально созданные Чрезвычайные вооруженные силы ООН, выполнявшие роль примирительных и имевшие право применять оружие только в целях самообороны.
В 1965 г. для рассмотрения правовых и практических аспектов проведения МТО создан Специальный комитет по операциям по поддержанию мира.
В 1980-е годы создан Департамент миротворческих операций, что способствовало расширению функций военного и гражданского персонала и позволило войскам применять силу не только для самообороны, но и для защиты гражданского населения, охраны гуманитарных грузов, а также оказания давления на стороны конфликта.
Таким образом, в современных условиях ООН применяет многообразный набор технологий урегулирования конфликтов, выходящий за рамки Устава ООН (так называемая «глава шесть с половиной»).
Часто упоминаемыми ограничениями эффективности миротворческой деятельности ООН являются отсутствие собственных средств принуждения, несоответствие механизма принятия решений актуальной геополитической обстановке, а также положения Устава ООН, основанные на пиетете национального суверенитета и принципе невмешательства во внутренние дела государства.
Среди региональных соглашений существенным политическим капиталом обладает Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ).
История СБСЕ-ОБСЕ, с одной стороны, препятствует успешному осуществлению миротворческой деятельности. Это обусловлено базовыми задачами Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, закрепленными в Хельсинских соглашениях 1975 г. – играть роль постоянного форума с целью смягчения военного противостояния Запада и СССР, а также укрепления безопасности в разделенной Европе. Это было достигнуто благодаря подписанию Договора об обычных вооруженных силах в Европе, установившему лимиты численности и фланговые ограничения на перемещения войск НАТО и СССР.
Как следует из вышесказанного, проведение МТО не является первичной функцией ОБСЕ.
На сегодняшний день ОБСЕ (преобразованная в Организацию в 1995 г.) концентрируется на трех «корзинах», т.е. направлениях, международной безопасности: военная безопасность, экономическая и экологическая стабильность, защита прав человека.
Несмотря на трудности, связанные с фактическим выполнением условий ДОВСЕ, образ примирителя Европы является благоприятной предпосылкой повышения международного авторитета и роста доверия к рассматриваемой региональной организации. ОБСЕ – признанная региональная организация, обладающая правом организации МТО по собственному мандату, либо поручения функций проведения операций иным организациями или государствам.
В ходе проведения МТО ОБСЕ сумела зарекомендовать себя как беспристрастного субъекта миротворчества, приверженного нормам международного права и сохраняющего равноудаленность от сторон конфликта.
Специализацией ОБСЕ являются наблюдательные миссии и миссии по сбору фактов, развёрнутые на Балканах, а также в бывших союзных республиках – Грузии, Эстонии, Латвии, Молдове, Таджикистане. Достоинством ОБСЕ является способность раннего выявления конфликтогенных ситуаций, что обусловлено развитостью межправительственных связей организации.
За последние 20 лет высоким уровнем конфликтогенности характеризуется стремительно меняющее свой привычный облик постсоветское пространство. Необходимо отметить общую закономерность: обострение военно-политической обстановки в любом регионе мира особенно ярко проявляется в период стадиального перехода геополитических пространств.
Большое число вооруженных конфликтов (Приднестровье, Чечня, Ингушетия-Северная Осетия, бывшие грузинские автономии, Нагорный Карабах, Таджикистан) вспыхнуло вследствие обострения противоречий, возникших в результате распада Союза ССР и формирования пространства новых независимых государств.
По мнению ряда аналитиков в настоящее время происходит очередной стадиальный переход, именуемый «концом постсоветского пространства». Формирование новых геополитических пространств сопровождается ростом напряженности и возобновлением ранее «замороженных» конфликтов. Об этом свидетельствует нападение грузинских войск на российских миротворцев в Южной Осетии и закономерные политические события, ставшие итогом пятидневной войны 8-12 августа 2008 г.
На постсоветском пространстве ключевую роль в силовом урегулировании международных и внутренних конфликтов играла Россия, бравшая на себя лидерство в операциях по мандату СНГ и продолжающая развивать диалог в формате ОДКБ.
Роль России в организации миротворческой деятельности на постсоветском пространстве и перспективы её эволюции в связи с концом постсоветского пространства будут рассмотрены в следующем разделе данной работы.
§2.3. Россия в современных миротворческих операциях.
Опыт России в проведении миротворческих операций с конца 1990-х годов по настоящее время в очередной раз подтверждает существенное расхождение реальных условий и методов их преобразования с идеальными моделями урегулирования конфликтов, предусмотренными Уставом ООН и общепринятыми стандартами МТО. Рассмотрим участие России в современных МТО: Таджикистан, Приднестровье, Кавказский регион и Югославия.
Своей спецификой обладает многостороннее международное вмешательство в Таджикистане.
Начавшаяся в 1992 г. гражданская война в Республике Таджикистан была следствием пяти типов противоречий: межклановая борьба за власть, противоборство коммунистических и антикоммунистических сил, влияние исламского фундаментализма, этнический конфликт таджикского и узбекского населения, давление региональных сил – Узбекистана, Ирана, Афганистана, России.
Предпосылкой проведения МТО стало обращение лидера Народного фронта Э.Рахмонова в Совет Глав государств СНГ в сентябре 1992 г. По итогам проведенного 19.02.1992 г. в Бишкеке заседания СГГ СНГ в официальном заявлении была выражена готовность Содружества направить миротворческие силы в зону конфликта.
В начале 1990-х годов речь шла о формировании миротворческих сил из состава соединений ВС СССР. Единая военная инфраструктура ещё не была поделена между союзными республиками: предполагалось реформирование Советской Армии по пути создания Объединенных Вооруженных Сил СНГ.
15 мая 1992 г. в Ташкенте подписан Договор о коллективной безопасности, предусматривающий оказание любой помощи, в том числе военной, в случае агрессии в отношении одного из участников договора (ст.4), а также учреждающий должность Главнокомандующего Объединенными Вооруженными Силами СНГ (ст.3)22.
Однако в 1993-1994 г. в результате сопротивления элит ряда ННГ произошел отход от идеи сохранения единой военной инфраструктуры и создания ОВС СНГ.
Таким образом, дислоцированная в Таджикистане 201 мсд оказалась соединением ВС РФ, пребывающим на территории иностранного государства на основании двустороннего международного соглашения.
По правовому статусу действия российских миротворцев в Таджикистане можно определить как МТО региональной организации ввиду наличия мандата СНГ, а также согласия обеих сторон конфликта (в том числе Объединенной таджикской оппозиции) на проведение операции.
Существенным обстоятельством легитимации проводимой политики является признание в кругах ООН вышеуказанного статуса российских инициатив в Таджикистане.
Тем не менее, сотрудничество РФ и РТ в области обороны и безопасности обладает особенностями, отличающими проводимые мероприятия от классической модели МТО.
Решение о проведении МТО не является решением всех государств-участников СНГ. Многие страны в принципе отказались от содействия мирному урегулированию в Таджикистане.
Итак, при лидерстве России сложилась коалиция в составе: Россия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан. Вышеперечисленными государствами подписано Соглашение о коллективных миротворческих силах и совместных мерах по их материально-техническому обеспечению, а также принято Положение об Объединенном командовании коллективных миротворческих сил (КМС).
На практике реализовать модель многосторонних усилий не удалось ввиду невыполнения обязательств по выделению материальных средств и воинских контингентов для обеспечения действий КМС.
Фактически финансирование МТО и личный состав воинского контингента являлись почти полностью российскими.
Подразделения 201 мсд оказывали помощь руководству РТ в обеспечении военной безопасности республики и недопущении насильственного свержения власти законного правительства. Следовательно, трудно говорить о сохранении равноудаленности от сторон конфликта.
Состоянием военно-политической обстановки в регионе обусловлена организационно-штатная структура миротворческого контингента в составе: объединенный штаб командования, 201 мсд, вертолетная эскадрилья, штурмовой авиационный полк.23
Численность, состав и вооружение КМС (в том числе 145 танков, РСЗО, артиллерия) позволяют применять войска в целях отличных от личной обороны миротворцев, а также свидетельствуют о том, что задачи воинского соединения не сводятся исключительно к демонстрации силы и включают: содействие нормализации на таджикско-афганской границе, охрану жизненно важных объектов.24
Совместная охрана государственной границы осуществлялась за рамками МТО. Однако совмещение должностей Командующего группы российских войск в Республике Таджикистан и Командующего КМС де факто вводили подразделения пограничной службы в подчинение командованию миротворческих сил, что придавало МТО особые, «расширенные» свойства.
Границы применения силы, задействованной Россией для прекращения гражданской войны в Таджикистане, обусловлены свойствами конфликта, характеризовавшимся значительными масштабами вооруженной борьбы и применением современных ВВТ, оставшихся в наследство от Советской Армии.
В целом международное вмешательство в конфликт на территории РТ носил характер комплексного решения задач поддержания мира и безопасности в регионе и включает: содействие в деле охраны государственной границы, собственно миротворческую операции коалиции государств-участников СНГ, политико-дипломатические усилия, а также деятельность Миссии наблюдателей ООН в Таджикистане (МНООНТ).
Таким образом, подход к проведению МТО в Таджикистане не соответствует классическим представлениям о деятельности по поддержанию мира. В то же время объективные характеристики конфликта, успехи операции и признание ООН свидетельствуют не только о приемлемости данной методологии, но и позволяют судить о перспективах развития взглядов на формы и методы проведения МТО.
Ещё более далекими от доктринального определения миротворчества выступают действия советских военных в ходе Молдавско-Приднестровского конфликта. Решительные меры, предпринятые командованием 14 армии и генералом А.Лебедем лично корректно определять как вид антикризисного управления конфликтом, возникшим внезапно и развивавшимся стремительно.
Готовность Командарма обратить мощь вверенных соединений против любой из сторон конфликта (в первую очередь против «фашисткой», по определению самого А.Лебедя, Молдавии) в случае отказа от немедленного прекращения огня не подкреплялась наличием мандата ООН, региональной организации, либо согласием хотя бы одной из сторон.
Тем не менее, в условиях диктуемого ситуацией цейтнота и отсутствия приказа сверху действия генерала А.Лебедя можно охарактеризовать как разумную инициативу, приведшую к успешному выполнению главной задачи силовой фазы МТО – установления мира в зоне столкновений, «замораживание» конфликта и прекращение насилия в отношении гражданского населения.
Впоследствии, действия по урегулированию конфликта были узаконены двусторонним соглашением РФ с Молдовой.
Включение в состав миротворческого контингента наряду с частями ВС РФ (сформированных без включения подразделений из подчинения 14 Армии), молдавских и приднестровских военных является нарушением принципа беспристрастности, но де факто способствует эффективности за счет достижения представленности всех заинтересованных сторон в миротворческой коалиции.
Также необходимо отметить тенденцию приведения миротворческих усилий к классической модели за счет сокращения российского компонента при сохранении равной численности миротворческих сил, выделяемых как Молдовой, так и ПМР. Российские миротворцы, составляющие в регионе меньшинство, играют роль контингента мирного времени, способного поддерживать силовой баланс как один из факторов политического баланса.
Совместная операция воинских подразделений Минобороны и ВВ МВД на территории Ингушетии и Северной Осетии в 1992 г. в международно-правовом смысле является внутренней полицейской РФ и проводилась на основании Указа Президента РФ «О введении режима чрезвычайного положения на территории Северной Осетии и Ингушской Республики» от 02.11.1992 г..
Тем не менее, военный компонент операции осуществлен по методике миротворчества. Использование вооруженных сил для принуждения к миру, взятие под охрану складов боеприпасов и объектов гражданской инфраструктуры, как правило, относятся к стандартным мерам ОУМ.
Политический компонент также соответствует стандартам миротворческой деятельности, так как «разнимая» субъекты федерации, центральная власть выступала в роли третейского судьи и соблюдала принцип равноудаленности от участников вооруженного конфликта.
На основании вышеуказанных обстоятельств А.И. Никитин ставит вопрос о выделении особой категории внутренних миротворческих операций, которые проводятся по принципам, сходным с международными миротворческими операциями, однако на территории собственной страны25.
Наиболее обоснованным в международно-правовом смысле является комплексное присутствие миротворческих миссий в зоне грузино-абхазского конфликта в период с 1993 (развертывание миссии наблюдателей ООН в Грузии – МНООНГ) по 2008 г. (решение Грузии о выходе из состава СНГ). Активная фаза вооруженных столкновений началась в связи с попытками З.Гамсахурдия пресечь реализацию права самоопределения путем силового захвата территории Абхазии в ночь с 13 на 14 августа 1992 г.
Как грузинские власти, так и лидеры Абхазии, неоднократно не только выражали согласие, но и инициативно обращались к международному сообществу (ООН, СБСЕ, СНГ, непосредственно Россия) с просьбой о проведении МТО.
Присутствие наблюдателей ООН не подлежит оспариванию ввиду статуса представляемой ими организации и подкрепляется согласием сторон конфликта.
Нахождение миротворцев СНГ в зоне грузино-абхазских столкновений основано на наличии мандата СГГ СНГ, ставшего реакцией на обращение сторон конфликта в региональную организацию.
В то же время, нельзя признать беспристрастность КМС СНГ. В течение многолетней истории грузино-абхазских противоречий позиция России, как лидера коалиции, смещалась от безоговорочной поддержки В.Ардзинбы и действий российских частей на стороне Абхазии к оказанию военной помощи правительству Э.Шеварнадзе и морской блокаде абхазского побережья, а также введении экономических и политических санкций в отношении государственных институтов, юридических и физических лиц, представляющих Абхазию.
Позиция России варьировалась от приверженности принципу права на самоопределение к принципу территориальной целостности и обратно.
Современная ситуация, сложившаяся в результате пятидневной войны в августе 2008 г., характеризуется как этап очередной смены приоритетов в решении данного вопроса.
Тем не менее, в течение рассматриваемого этапа достигнут ряд внушительных промежуточных успехов.
Создание «зоны безопасности» и «зоны ограничения вооружений» с размещением миротворческого контингента между враждующими сторонами способствовало существенному сокращению вооруженных столкновений в зоне конфликта. Проведены мероприятия по восстановлению гражданской инфраструктуры (мосты, ж/д сообщение) и частичному возврату беженцев. Отлажено взаимодействие КМС СНГ с МНООНГ по информированию международного сообщества о состоянии перспектив мирного урегулирования.
Под эгидой ООН при лидерстве российской Стороны и при содействии СБСЕ организовано и проведено несколько раундов грузино-абхазских переговоров, впрочем, не окончившихся достижением реального консенсуса. Тем не менее, сам факт переговоров необходимо рассматривать как позитивный сдвиг.
Однако смысл ранее предпринятых усилий в сфере обеспечения территориальной целостности Грузии полностью утрачен в результате неудачной попытки силового возврата Южной Осетии под контроль Тбилиси, предпринятой властями Грузии в августе 2008 г.
Политика Грузии в отношении Южной Осетии на начальном этапе была аналогична подходу к решению абхазского вопроса: грузинское руководство придерживалось стратегии применения военной силы для возврата сепаратистски настроенных субъектов в орбиту влияния центра.
Подписание трехстороннего Соглашения о принципах урегулирования грузино-осетинского конфликта 24 июня 1992 г. состоялось в результате ультимативных требований России о немедленном прекращении войсковой операции в отношении Южной Осетии.
Особенностью МТО в Южной Осетии является включение в миротворческий контингент подразделений всех трех сторон соглашения (Россия, Грузия, Южная Осетия), что противоречит классической модели, не подразумевающей наличие военнослужащих сторон конфликта в составе КМС.
Несмотря на то, что проводимые мероприятия не являются МТО по форме, т.е. с международно-правовой точки зрения, организационно-тактические аспекты урегулирования превращают операцию в миротворческую по содержанию.
В данном случае отсутствует мандат международной организации (ООН, ОБСЕ, СНГ). В то же время, вплоть до событий августа 2008 г. проведение операции основывалось на согласии сторон конфликта.
Ряд решений грузинского руководства в связи с приходом к власти президента М.Саакашвили в 2004 г. подорвал правовые основы пребывания группы российских войск в Закавказье (ГРВЗ), а также КМС СНГ на территории Грузии.
В частности, было принято бескомпромиссное решение об отказе от продления пребывания российских военных баз в республике. В августе 2008 г. Грузия заявила о выходе из СНГ, что влечет необходимость пересмотра мандата миротворческих сил СНГ в Абхазии.
Наступление войск Грузии на Цхинвал и артподготовка, приведшая к гибели российских граждан и военнослужащих КМС, привела к единственно возможным действиям подразделений ВС РФ, направленным на пресечение силового сценария присоединения Абхазии и Южной Осетии.
Сложившаяся ситуация является примером расхождения норм международного права с объективными мерами кризисного реагирования. Характер боевой обстановки требовал немедленной контратаки с целью лишения противника возможности продолжения наступательных действий.
Тактические особенности применения артиллерии делают очевидным невозможность прекращения вооруженной борьбы без нарушения государственной границы Грузии. Таким образом, состоянием кризисной ситуации были обусловлены действия в соответствии с положениями уставов Вооруженных сил, которые априори не могут в полной мере соответствовать требованиям международных соглашений.
Иными словами, внезапное обострение конфликта оказалось случаем необходимости насилия для пресечения насилия.
Тем не менее, обоснованность решения российского военно-политического руководства о привлечении частей 58 Армии к «принуждению Грузии к миру» является менее очевидной с позиций международного права.
Принуждение к миру осуществлялось без наличия мандата ООН, считающей подобные меры прерогативой СБ ООН.
В то же время вполне обоснованной является позиция об использовании права на применение силы для защиты собственных граждан и миротворцев от внезапно возникшей угрозы военного характера. Пребывание российских военных баз в Абхазии и Южной Осетии корректно рассматривать как реализацию межправительственных соглашений о размещении российских войск на военных базах по приглашению страны пребывания (с оговоркой на проблему признания суверенных государств Абхазии и Южной Осетии).
В целом, в качестве пути возврата ситуации в русло международного права в форме, не вызывающей сомнения как в легальности, так и в легитимности осуществляемых действий, целесообразно развертывание полноценной многомерной (включающей как военные, так и дипломатические инструменты урегулирования) миротворческой операции ООН, либо ОБСЕ, и создание буферной зоны для разъединения сторон конфликта. Логичным и неизбежным является активное и широкое участие российской стороны в потенциально возможных инициативах международного сообщества.
Россия обладает опытом реального успешного взаимодействия со структурами НАТО, что подтверждается ролью России в урегулировании внутреннего конфликта на территории Югославии. МТО имела статус операции ООН при координирующей роли командования НАТО.
Важным для РФ является факт наделения командира бригады российских миротворцев статусом заместителя Командующего операцией и непосредственное подчинение Главнокомандующему наземными силами НАТО в Центральной Европе.
Также необходимо отметить этический аспект операции, связанный с отказом России от участия в несанкционированной СБ ООН операции воздушного давления ОВВС НАТО. В свете событий «пятидневной войны» стало возможным новое видение данной проблемы, равно как и действий США в Ираке и Афганистане, также не получивших санкции СБ ООН.
Таким образом, в целом югославская модель в части, соответствующей нормам международного права, т.е. за исключением операции воздушного давления Allied force, является примером эффективного взаимодействия бывших потенциальных противников и демонстрирует возможности встраивания российского участия в современных МТО. Целесообразным является предложение похожего сценария для легитимации и международно-правовой легализации действий в Абхазии и Южной Осетии с признанием их суверенитета по аналогии с Косово.
Необходимо признать, что теория конца постсоветского пространства получает лишь первые практические подтверждения: противостояние ОДКБ-ГУАМ, череда оранжевых революций в Украине, Грузии, и в меньшей степени в Туркмении, существенное ослабление хозяйственных связей с бывшими союзными республиками в противовес попыткам усиления роли ЕВРАЗЭС, деградация структур СНГ.
Тем не менее, в случае дальнейшего развития указанных тенденций намечается новый этап сегментирования пространства ННГ. Корректным является предположение об обострении прежних противоречий вплоть до возникновения новых вооруженных конфликтов по линиям разлома постсоветского пространства. Очевидно формирование политического спроса на «услуги» миротворцев, которые ввиду исторического прошлого и экономико-географического положения не могут быть оказаны без участия российской стороны и, вероятнее всего, будут носить характер международного вмешательства в составе коалиций государств, не ограниченных территорией СНГ.
Очевидно, что возможные конфликты потребуют применения значительной военной мощи, ввиду наличия внушительных арсеналов современной техники и вооружения на пространстве ННГ.
Предполагается применение достижений революции в военном деле и развитии концепции сетецентрических войн как фактора сокращения численности личного состава контингентов при повышении их боевой эффективности.
Тем не менее, вышесказанное является не более, чем пессимистическим прогнозом, основанным на идее конца постсоветского пространства и учете общих теоретических закономерностей возникновения конфликтов: обострение борьбы при смене формаций (не обязательно классовой борьбы в классическом марксистском понимании), возникновение вооруженных конфликтов по линиям культурных разломов (Хантингтон, «Столкновение цивилизаций).
ГЛАВА 3. Основы противодействия современным угрозам.
§3.1. Терроризм: понятие, исторические формы.
Выработка четкого определения понятия «терроризм» является краеугольным камнем построения эффективной стратегии по противодействию рассматриваемому виду угроз национальной и глобальной безопасности. Однако стоит отметить, что выполнение данной задачи сопряжено с рядом сложностей, ввиду неочевидности смысла терминов «террор», «терроризм» и с ними сходных.
Согласно ст.205 УК РФ террористический акт определяется как «совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, в целях воздействия на принятие решения органами власти или международными организациями, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях».
Согласно параграфу 2656 f (d) раздела 22 свода законов США, терроризм – предумышленное, политически мотивированное насилие, осуществляемое против мирных объектов субнациональными группами или секретными агентами, как правило, направленное на оказание влияния на общественность.
Федеральное бюро расследований США ссылается на раздел 28, секцию 0.85 и использует следующее определение терроризма:
“...the unlawful use of force and violence against persons or property to intimidate or coerce a government, the civilian population, or any segment thereof, in furtherance of political or social objectives.”
ФБР США рассматривает терроризм как незаконное применение силы либо насилия против лиц или собственности, направленное на устрашение или принуждение правительства, гражданского населения либо любого общественного сегмента ради достижения политических или социальных целей.
Феномен терроризма крайне сложен, многообразен и даже неоднозначен. Зачастую то или иное деяние, по некоторым признакам соотносящееся с образом терроризма и вызывающее сходные коннотации, далеко не всегда корректно квалифицировать как террористический акт.
Стандартная логика, опирающаяся на этимологическое происхождение терминов «террор», «терроризм», «террорист», «террористический акт», историоцентристский, либо формально-юридический подходы, как правило, приводят к формированию сложных теоретических концептов и идеально-типических моделей, неизбежно разбивающихся о реальное содержание деятельности, сопряженной с политически ангажированным целенаправленным и тщательно организованным насилием, ориентированным на создание атмосферы паники и страха посредством актуализации степени драматизма событий.
В публичных СМИ, официальных документах и научных исследованиях нередко возникают очевидные логические погрешности, связанные с отсутствием, либо недостаточной четкостью границ для обособления данного термина от иных обозначений, используемых для передачи информации о сходных классах явлений. Это неизбежно приводит к некорректному выполнению логической операции.
В результате возникающей путаницы понятие терроризма оказалось чрезвычайно расширенным: на основе соответствия по хотя бы одному признаку, характеризующему терроризм, значительно отличающиеся друг от друга действия признаются террористическими актами. В то же время, иные акты насилия, либо политического протеста, содержащие формально-логические признаки терроризма, не получают статус террористических. Более того, расхождение в интерпретации одних и тех же событий с позиций общественного мнения, СМИ, официальных властей, самих террористов и исследователей проблем безопасности является распространенным фактом.
Терроризм как явление не поддаётся четкому определению. Очевидно, это связано с многовековой историей террора. Вопреки распространенному мнению, связывающему генезис терроризма, прежде всего, с активностью этнорелигиозных организаций Ближнего Востока во второй половине ХХ века, либо эксплуатируемой Аль-Каидой идеологией исламского фундаментализма, феномен терроризма как тактический прием ведения ассиметричной войны существует на протяжении нескольких тысячелетий. В действительности, террор всегда возможен там, где есть государство, либо иное общественно-политическое, в том числе квазигосударственное образование. На стадии усиления центробежных тенденций, в условиях деспотизма, либо в иной другой ситуации включения проблемы самоопределения в политический дискурс возникает среда, благоприятная для возникновения движений, включающих в повестку дня проблему создания более совершенного общественного порядка.
Исторически термин «терроризм» возник для описания осуществляемых государством репрессий, являющихся нелегитимным насилием, формально соответствующим положениям национального законодательства, но фактически представляющими собой узаконенное преступление в отношении политических оппонентов. «Террор» этимологически является первообразной для слова «терроризм» и обозначает то же явление, т.е. является синонимом. Однако «террор» и «терроризм» обладали противоположной лексической окраской, отражая различное отношение к общему феномену.
Встречаются случаи использования словосочетания «государственный терроризм» для обозначения террора в классическом буржуазно-революционном либертарно-эгалитаристском смысле. В то же время слово «терроризм», употребляемое отдельно, используется для описания криминальной политической деятельности субнациональных структур. В рамках данного подхода «террор» и «государственный терроризм» являются синонимами, в то время как «терроризм», описывая аналогичные по содержанию действия, обозначает политику негосударственных акторов.
Итак, что же такое терроризм? Американский политический исследователь, представитель школы RAND, Брюс Хоффман выделяет 5 характеристик, конституирующих феномен терроризма. По мнению Хоффмана, терроризм является: