Вступление

Вид материалаДокументы
Определение природы секулярного
Причины формирования секулярного мировосприятия
Формирование секулярного мировосприятия
Как хранить веру в секулярном мире
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
ГЛАВА 3

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРИРОДЫ СЕКУЛЯРНОГО

Что такое секулярный человек? Каков его образ мыс­лей? Здесь нам придется воспользоваться некоторыми широкими понятиями, поскольку они строго научно выражают взгляды специалистов, изучающих отноше­ние секулярного человека к жизни и ее главным пробле­мам . Нередко довольно трудно простыми словами объяс­нить глубокие понятия. Ниже мы приводим эти поня­тия — впервые их предложил богослов Лэнгдон Гилки в своей книге «Укрощение урагана» (Langdon Gilkey. Naming the Wirlwind), а затем в популярной форме пред­ставил Тони Кэмполо в книге «Разумная вера» (Топу Campolo. A Reasonable Faith).

Взаимосвязь — первое слово, которое характеризует мышление секулярного человека и которое означает, что все в этом мире совершается по принципу причинно-следственной связи в рамках исторического цикла. Ины­ми словами, для того чтобы объяснить природу какого-либо события, не нужно обращаться к идее сверхъесте­ственного вмешательства. Любое событие является след­ствием какого-то другого в рамках истории и человечес­кого опыта. Например, если я злой человек, то это пото­му, что таким меня воспитали родители. Если я богат — значит родился в богатой семье или напряженно рабо­тал. Нет никакой необходимости приписывать что-либо

Божественному вмешательству. Более того, все наши поступки становятся причиной определенных событий, и сверхъестественное здесь ни при чем. Такой способ мышления можно называть также натурализмом.

Хотя мы и не спешим в этом признаваться, но мно­гие адвентисты в своей повседневной жизни ведут себя так, словно Бог не оказывает на нее сколько-нибудь су­щественного влияния. Мы можем и не согласиться с этим, если начнем рассуждать богословски, однако на практике большинство решений человека обусловлены не столько библейскими высказываниями, сколько на­учным подходом. Для того чтобы узнать, насколько мы сегодня зависим от науки, достаточно вспомнить трак­тат Лютера, в котором он осуждает радикальный вывод Коперника о том, что не Земля, а Солнце является цен­тром нашей Солнечной системы. Лютер чувствовал, что новая астрономия противоречит Писанию, однако, не­смотря на все наше уважение к нему, я не могу назвать ни одного адвентиста, который бы рассуждал так же, как он. Наука заставила нас взглянуть на мир так, как Лютер того и не ожидал, однако блага, которые она нам дает, не всегда положительно сказываются на нашей вере. Если человек признает достоверным исключительно то, что воспринимает посредством пяти чувств, Богу нече­го делать в его жизни.

По сути дела, секулярные люди живут лишь в той ре­альности, которую они могут ощутить с помощью пяти чувств, но такая реальность не делает жизнь осмыслен­ной и не определяет никакой цели. Отрицая существо­вание Бога, Который управляет жизнью человека, чело­век берет эту роль на себя, этим обуславливается вторая основная особенность секулярного мышления, которую можно назвать автономией. В переводе с греческого «ав­тономия» (буквально: «сам» + «закон») означает «само­управление». Автономный человек не испытывает по­требности в Божественном водительстве. Принимая решение, он оставляет за собой все необходимые для это­го права и преимущества, которые некогда принадлежа­ли Богу. Ничто не приходит свыше, не дает ответов на его вопросы и не разрешает его проблем. Каждый дол­жен решать сам, в чем смысл его жизни. Кто-то, напри­мер, может решить, что в конечном счете смысл жизни сводится к тому, чтобы оставить о себе добрые воспоми­нания. Отчасти именно этим объясняется сегодняшний интерес к экологии. Если, благодаря моим действиям, мир для моих детей и внуков станет лучше, моя жизнь не была напрасной. (Я, конечно, ничего не имею про­тив борьбы за сохранение окружающей среды, однако заниматься этим можно на основании как сугубо секулярных идей, так и христианских.) Другим кажется, что если они найдут настоящую работу, удачно женятся или выйдут замуж и воспитают прекрасных и примерных детей, их жизнь наполнится смыслом. Третьи ищут его в изобразительном искусстве, музыке, путешествиях или литературе. Остро воспринимая какое-нибудь художе­ственное произведение, слушая ту или иную музыкаль­ную композицию, они чувствуют, что возносятся на бо­лее высокий уровень существования. В противополож­ность этому жизнь, сосредоточенная на наркотиках, предполагающая какие-то преступные действия или эго­истическое стремление к собственным удовольствиям в ущерб другим людям, рассматривается как бессмыслен­ная трата времени.

С точки зрения секулярной философии, каждый че­ловек сам должен решить, в чем состоит смысл его жиз­ни, и, поскольку, определяя свою судьбу, секулярные люди не привыкли обращаться к Богу или кому-либо другому, они вынуждены принимать все решения само­стоятельно, согласно закону, который сами для себя установили.

С идеей автономии очень тесно связано третье ос­новное понятие — понятие относительности, или релятивизма. Если не существует ничего сверхъестественного и если человек сам определяет свою судьбу, тогда пости­жение смысла жизни, жизненных ценностей и истины зависит от той ситуации, в которой он находится. По­ступок, разумный в одной ситуации, может оказаться нелепым в другой, то, что правильно для одного челове­ка, может быть неправильно для другого. Нравствен­ность трансформируется в социальный договор. То, что признается всеми членами группы, служит мерилом оценки любого поведения внутри ее. Одно поколение может воспринимать гомосексуализм как некую пороч­ность, тогда как для последующего поколения это явле­ние может оказаться приемлемым. Сексуальные отно­шения между двумя согласными на это взрослыми людь­ми могут доставлять радость, если никто из них не ис­пытывает чрезмерного чувства вины, вытекающего из какого-нибудь своеобразного взгляда на мораль. Обще­ство формулирует свои нравственные нормы и принци­пы, а также свое понимание истины на основе опреде­ленных социальных и экономических потребностей. Если что-либо приносит пользу или практикуется дос­таточно большим числом людей, это признается и даже поощряется. Убежденность в том, что все относительно, отрицает существование каких-то объективных нрав­ственных норм и принципов, которые должны контро­лировать развитие общества. Нет никаких абсолютных начал. Все относительно, и любая совокупность нрав­ственных норм имеет смысл только для той группы лю­дей, которая их создала. Вместо того чтобы просто гово­рить об истине или о добре и зле, секулярные люди пред­почитают говорить о том, что «истинно для вас».

Идея об относительности всего существующего дей­ствительно завладела умами людей — даже адвентисты сегодня все меньшее значение придают жизненным принципам. Правила, установленные Церковью, осно­вывались на том, что есть Бог, Который активно вмешивается в нашу повседневную жизнь и может непосред­ственно руководить нами, даже самыми обыденными нашими действиями. Однако как только человек начи­нает сомневаться, пусть даже на подсознательном уров­не, что Бог действительно вмешивается каким-либо об­разом в его дела, многие нормы поведения утрачивают свое основополагающее значение.

Четвертая, и последняя, особенность секулярного мышления проявляется в осознании временности всего происходящего. Для такой установки характерно пред­ставление о том, что наша жизнь — это все, что мы име­ем здесь и сейчас. Несмотря на всю свою привлекатель­ность для секулярного человека, идея посмертного су­ществования является всего лишь желанной выдумкой, сочиненной теми, кто хочет убежать от страхов и тревог, связанных со смертью и умиранием. Конечно, было бы просто прекрасно искренне верить в жизнь после смер­ти, говорят они, однако для этого нет никаких серьез­ных научных данных. Поскольку для такого человека на­стоящая жизнь — это все, чем он реально располагает, разумно «жить в свое удовольствие». Недавно эта мысль нашла свое яркое выражение в спортивной телерекла­ме, проходившей под девизом: «Жизнь коротка: играй изо всех сил».

Идея скоротечности жизни сводится к тому, что, по­явившись на этой земле, мы живем на ней короткое вре­мя и затем исчезаем. Все, что мы делаем, имеет значение лишь сейчас, а когда сознание человека погаснет, его не ждут уже ни награды, ни наказания. Если же действитель­но существование человека кратковременно, можно де­лать все, что хочешь, если при этом не вредишь другим. Такие рассуждения встречаются нередко. Помню, как в разговоре со мной один адвентистский пастор сказал: «Знаете, порой задумываешься, действительно ли все за­кончится так, как мы об этом говорим. Я, конечно, наде­юсь, что так оно и есть, но в конечном счете единственное, что от нас останется, — это наши дети». Я не думаю, что этот пастор был человеком порочным, беззастенчиво живущим за счет благочестивых упований других людей. Просто в тот момент он честно признался в некоторых сомнениях и страхах, рано или поздно одолевающих каж­дого из нас. Тем не менее это свидетельствует о влиянии секулярного мышления даже на тех, кто всю жизнь по­святил распространению библейской истины.

Несмотря на то, что, решая свои жизненные пробле­мы, секулярные люди руководствуются именно этими четырьмя основными предпосылками, человек с улицы редко задумывается над этим и уж, конечно, так же как и вы, не использует такие термины. Подобное мировосп­риятие унаследовано нашим поколением на уровне под­сознания, и оно сказывается на нашем отношении к жиз­ни по мере приближения к XXI веку. Секулярный чело­век — это, конечно же, не атеист, не тот, кто сознательно отвергает религию в ее высшем смысле. Он может верить в Бога, однако у него нет постоянной уверенности в том, что Бог вмешивается в практические вопросы его повсед­невной жизни. 94 процента верят в Бога, но 70 процентов не ходят в церковь. А если взять Австралию, то там 85 про­центов утверждают, что верят, но в церковь не ходят все 96 процентов! Секулярный человек — не атеист, это про­сто человек, для которого религия на практическом уров­не повседневного опыта перестала быть актуальной.

Мне, наверное, не стоит настаивать на том, что все секулярные люди таковы. В третьей части книги мы уви­дим, что они, как снежинки, не похожи друг на друга, хотя, конечно, в их рассуждениях есть нечто общее. Их непохожесть, вне всякого сомнения, представляет собой неизбежное следствие упомянутых нами автономии и ре­лятивизма. Если каждый занят поисками смысла жизни самостоятельно и сам устанавливает для себя систему ценностей, то, конечно, придется иметь дело с самыми разными верованиями и жизненными нормами.


Причины формирования секулярного мировосприятия

Каков же человек, чье мировосприятие скорее всего окажется секулярным? А у кого больше возможностей сохранить веру? Какие черты характера способствуют тому, что человек попадает под секулярное влияние? Можно сказать, что при всех прочих равных условиях мужчины в большей степени тяготеют к секулярному мировоззрению, нежели женщины. Рассмотрим обыч­ную адвентистскую церковь, расположенную в стороне от наших учреждений. Если брать взрослых членов цер­кви, то довольно часто среди них от 2/3 до 3/4 — женщи­ны. Есть церкви, насчитывающие 100 человек, — среди них только один или двое мужчин живут настоящей ду­ховной жизнью. Другие являются членами церкви по­тому, что в церковь ходят их родственники, или по ка­ким-то социальным причинам. Согласно исследованию, которое недавно было проведено Отделом изучения че­ловеческих взаимоотношений, в некоторых конферен­циях из всех членов Церкви более 75 процентов — жен­щины. Я, конечно, благодарен любой из них, ответив­шей на Божий призыв, однако почему-то получается, что, работая с секулярными людьми, мы, как правило, обходим мужчин стороной. Однако, вероятно, именно им в первую очередь следует уделять внимание. Что ка­сается моей общины, то, не забывая о духовных запро­сах женщин, я на протяжении всего своего служения пытался в первую очередь работать с мужчинами. В ре­зультате большинство тех, кого я крестил, составляют мужчины, и, как правило, молодые. Но иногда ради этого приходилось менять форму служения.

Приведу пример, который, вероятно, поможет по­нять сказанное. В одной из моих церквей была преста­релая женщина, которая уже не выходила из дома и ко­торую я решил навещать два раза в месяц, несмотря на то, что она вместе со своим сыном жила в 50 милях от меня. В течение целых 30 лет сын отвергал всякие попытки поговорить с ним на духовную тему и грозил, что подаст на конференцию в суд за то, что та злоупотребля­ет доверием его матери. Он и слышать не хотел об адвентизме, и я никак не мог до него достучаться. Однаж­ды, неожиданно для самого себя, я спросил, любит ли он футбол. Оказалось, что любит. Я, посетовав на отсут­ствие телевизора, спросил, не будет ли он против, если как-нибудь в воскресенье после обеда я загляну к его матери и заодно посмотрю футбольный матч. Услышав это, он не мог скрыть своего восторга.

В назначенное время он приготовил легкую закуску, расставил безалкогольные напитки и позаботился об осо­бом кресле для «своего пастора». Мы вместе посмотрели игру, потом я поговорил с его матерью и отправился до­мой, совершенно не подозревая, что с ним в этот день про­изошло. Во время моего следующего визита он попросил меня немного времени уделить и ему, поднявшись наверх после беседы с матерью. Когда я поднялся, мужчина, раз­рыдавшись, стал рассказывать о том, как он боится буду­щего, — более всего страшила его мысль о том, куда он попадет после смерти. Как-то получилось, что человеку, проехавшему 50 миль, чтобы посмотреть вместе с ним фут­больный матч, он смог рассказать о своих истинных пере­живаниях. Такое уважительное отношение к себе я встре­чал нечасто. Хотелось бы узнать, сколько мужчин я поте­рял только потому, что в силу своей чрезмерной занятости не смог принять участия в их «обыденных» занятиях.

При всех прочих равных условиях молодежь больше под­вержена секулярному воздействию, нежели пожилые люди. В этом опять-таки можно убедиться, взглянув на обычную адвентистскую церковь, не связанную с нашими образова­тельными учреждениями. При наличии равных условий люди, живущие в городах, скорее всего будут нерелигиоз­ными, в отличие от тех, кто живет в сельской местности. То же самое можно сказать и о людях, получивших хорошее образование, в сравнении с малообразованными.

Гораздо большая вероятность сформировать секулярное мировоззрение сохраняется и у богатых. Отчасти это объясняется тем, что богатые в значительной мере сами могут позаботиться о себе и поэтому не чувствуют по­требности в Боге. Кроме того, богатство открывает оп­ределенные возможности, например возможность путе­шествовать, а тем самым человек подвергается всему многообразию секулярного влияния.

Тот, кто много путешествует (одну неделю выступает в Австралии, вторую — в Калифорнии, а затем преподает в Мичигане), имеет больше шансов стать нерелигиозным человеком, чем тот, кто всю свою жизнь живет в каком-то одном месте. Почему? Потому что как образование, так и путешествия позволяют знакомиться со многими идеями и людьми. Приведу простой пример: в Европе, как извест­но, на дверях устанавливается ручка-рычаг, а не шаровид­ная, как у нас. Впервые ее увидев, многие американцы удивляются: «Какой глупый здесь народ. Они, что, не зна­ют, как сделать настоящую ручку?» Однако спустя некото­рое время до них доходит, что европейская ручка очень удобна. Если у вас в руках куча свертков, ее можно открыть локтем. Попробуйте-ка это сделать с нашей! Какое-то вре­мя спустя они уже не будут уверены в том, что американс­кий способ открывать двери — самый лучший. Точно так же, сталкиваясь с разнообразными взглядами на истину, становится все труднее отстаивать свои убеждения.

По той же причине те, кто постоянно общается с дру­гими людьми, гораздо больше рискуют приобрести секулярное мировосприятие, нежели те, кто ведет уединен­ный образ жизни. Как известно, отшельники не обре­менены множеством различных идей! (Вот почему са­мый лучший способ сохранить веру в секулярном мире заключается в том, чтобы предусмотреть в своем распи­сании дня время для уединения, которое известно также как «время благочестия», когда можно перезарядить свои духовные батарейки для продолжения жизненной борьбы. Общественные деятели нуждаются в этом даже боль­ше, чем все остальные.)

Что касается людей, которые работают на фабриках, они могут забыть о церкви гораздо скорее, чем те, кто за­нят в сельском хозяйстве. Но опасность стать секулярными людьми более всего грозит тем, чья работа так или ина­че связана с информацией (банкиры, программисты, учи­теля и т. д.). Если не принимать радикальных мер предос­торожности, то можно сказать, что активному, общитель­ному человеку, работающему в сфере информатики, про­сто суждено стать секулярным. Ниже мы приводим табли­цу, которая подытоживает все сказанное.

Нельзя утверждать, что большинство людей полнос­тью попадают в одну из этих двух категорий. К первой можно отнести многих благочестивых пасторов, в то же время немало секулярных людей окажется во второй. Цель данного сравнения в том, чтобы выявить группы людей, которые больше других подвержены секулярному влия­нию. Отчетливее осознавая, каким образом подобное мировосприятие воздействует на нас, христиан, мы эф­фективнее сможем решать проблему секуляризации.

Секулярный

Религиозный

Мужчина

Женщина

Молодой человек

Пожилой человек

Городской житель

Сельский житель

Более образованный

Менее образованный

Богатый

Бедный

Путешествующий

Оседлый

Работающий с людьми

Живущий уединенно

Рабочий

Фермер

Связанный с информацией

Связанный с производством



ГЛАВА 4

ФОРМИРОВАНИЕ СЕКУЛЯРНОГО МИРОВОСПРИЯТИЯ

Почему мужчины более склонны к секулярному мышлению, чем женщины? Почему городской человек более склонен к этому, чем сельский, а люди, занимаю­щиеся общественной деятельностью, — более тех, кто ве­дет уединенный образ жизни? Потому что те, кто в на­шей таблице находится в левой колонке (см. предыду­щую главу), более других подвержены воздействию се­кулярных сил. Какие же общественные процессы уво­дят людей от религии? Можно назвать три основных фак­тора: научное мировоззрение, плюрализм и индивидуа­лизация религиозной жизни.

Наука

Первый и, возможно, самый главный фактор — это научное мировоззрение. Сегодня большинство людей делают выбор и решают свои проблемы, опираясь на науку и пользуясь научными методами. Они наблюдают за окружающей обстановкой, собирают информацию, обращаются к тем, кто пережил нечто подобное. Они дают объяснение тому, что видят, и рассматривают раз­личные пути управления ситуацией. В итоге они соби­рают всю возможную информацию и принимают окон­чательное решение. Знают они это или нет, но к приня­тию решения они идут путем, который известен как научный метод. Этот научный способ рассуждения влияет на все, что мы делаем и во что верим.

Но в библейские времена человек решал свои про­блемы иначе. Когда Даниил и три его друга не знали, как поступить, их первой мыслью была молитва, а не иссле­дование. Вместо того чтобы предпринять «мозговой штурм» и обратиться к мудрецам, надеясь, что с их по­мощью удастся удовлетворительно ответить на вопрос царя, они тотчас же опустились на колени.

Это нисколько не умаляет той огромной выгоды, ко­торую мы получаем в результате научного подхода к тем или иным проблемам. Но поскольку наука не имеет дела со сверхъестественным — ведь она эффективна только в той области, где все воспринимается нашими природ­ными органами чувств, — ей свойственно объяснять все происходящее таким образом, словно Бог или не суще­ствует вовсе, или совсем не вмешивается в естественный ход событий. Более того, наука справедливо показала, что многие явления, которые некогда считались действи­ями Бога, можно объяснить с помощью естественных законов. Поэтому чем достовернее научные объяснения, тем менее достоверными кажутся положения религии.

Поясню сказанное на примере из жизни маленького американского городка прошлого века, расположенно­го на Среднем Западе. Вполне естественно, что в этом городке со смешанным англо-немецким населением на одной стороне городской площади стояла лютеранская церковь, а на другой — церковь методистов, и жители постоянно спорили, какая из церквей точнее отражает волю Бога. Однажды ночью молния ударила в методист­скую церковь, которая, вспыхнув, сгорела дотла. Как же отреагировали жители городка на это событие? «Похо­же, что Сам Господь сказал Свое слово и разреши! этот спор, не так ли?» В те времена было принято объяснять всякое событие прямым вмешательством Бога. Как вы думаете, что случилось с верой этих людей, когда они узнали, что маленький кусочек металла на крыше мето­дистской церкви мог бы отвратить гнев Бога и спасти церковь от разрушительного пожара? Нередко наука «срабатывает» там, где вера, казалось бы, терпит пора­жение, и это делает религиозные объяснения гораздо менее убедительными, чем прежде. То, что раньше счи­талось действием Бога, сейчас можно объяснить с точки зрения естественных причинно-следственных связей — или как случайность, если угодно. По мере того как Бог уходит из повседневной жизни, люди привыкают к Его отсутствию, и Он играет в их жизни все меньшую роль.

Главное различие между религией и наукой — это раз­личие между истиной и реальностью. И этого различия не видят секулярные люди, выросшие в мире, где господ­ствует наука. Истина и реальность для них — одно и то же. Но что такое реальность? Для секулярного человека это то, что мы воспринимаем нашими пятью чувствами: то, что мы можем увидеть, услышать, вкусить, обонять и потрогать. Это и есть реальность. Но христиане верят, что истина — больше чем воспринимаемая нами реальность. Мы верим, что есть иные реальности, для познания кото­рых пяти чувств недостаточно. Хотя каждый день все мы пользуемся достижениями науки, научный и христианс­кий взгляд на мир принципиально отличаются друг от друга. Когда космонавт, облетев вокруг Земли, говорит: «Я не видел там ни Бога, ни ангелов», — он отрицает ис­тину, исходя из воспринимаемой реальности.

Чем больше в своей повседневной жизни люди по­лагаются на науку (я имею в виду науку в самом широ­ком смысле — не только естествознание, но также пси­хологию и социологию), тем труднее отстаивать истину, которая находится вне чувственного восприятия. Вот почему развитие научного мышления приводит к умень­шению веры в обществе в целом. Это не значит, что хри­стиане должны вернуться в тот мир, каким он был до возникновения современной науки. Это и невозможно, и нецелесообразно. Но нам необходимо осознать, что научное мировоззрение оказало и продолжает оказывать мощное влияние на веру и на всю западную мысль и что этот процесс нарастает во всем мире.


Плюрализм

Вторым главным фактором секуляризации является плюрализм. Плюрализм означает, что в обществе допус­тимы самые разные религиозные убеждения, ни одно из которых не является господствующим.

В XIX веке в Америке было намного легче совершен­ствовать и сохранять веру. Та Америка очень напомина­ла лагерные собрания адвентистов в наше время, где все исповедуют одну веру. Когда вы, встретив кого-нибудь на улице, говорите: «Счастливой субботы», тот отвеча­ет: «Слава Господу! Прекрасный день, не правда ли?» Что происходит в этот момент? Другой человек подтвержда­ет вашу веру, и она в результате становится сильнее. Вот почему верующие люди все более замыкаются в своем кругу. Когда мы с теми, кто верит так же, как и мы, наша вера находит поддержку и поощрение.

Сопоставьте этот опыт, который дают лагерные встречи, с тем, что происходит с верой в секулярном мире. Первые же двенадцать человек, которых вы встре­тите, могут исповедовать тринадцать религиозных или нерелигиозных учений. Если вы скажете: «Счастливой субботы», они скорее всего ответят. «Что? Какая суббо­та?» Постоянное взаимодействие с противоречащими друг другу идеями действует на веру разрушающе.

Плюрализмом объясняются и нередкие случаи зача­стую разрушительного воздействия на веру высшего об­разования. Оно открывает перед верующим человеком широкое разнообразие идей, объясняющих почти все на свете. Положительное значение образования в том, что оно расширяет кругозор человека и помогает ему достичь взаимопонимания с людьми самого разного общественного положения. При прочих равных условиях пастор, закончивший семинарию, способен оказать реальное влияние на более широкий круг людей как в церкви, так и вне ее, чем пастор, не имеющий образования. Отрица­тельной стороной образования является то, что посто­янное столкновение с различными идеями неизбежно ослабляет веру, если не принять решительных мер для ее поддержания.

Само по себе образование не является злом, но оно, несомненно, является обоюдоострым мечом. Знакомый пастор, который живет рядом со светским университе­том, рассказывал мне, что если ему не удается прийти в общежитие в первые три недели после начала занятий, то, как правило, потом он уже не может оказать на сту­дентов заметного влияния. Всего лишь за три недели перед молодыми людьми открывается целый мир идей, с которыми они никогда раньше не сталкивались. За три недели их вера разрушается и пропадает.

Плюрализм означает, что общество в целом оказыва­ет лишь минимальную или вообще не оказывает никакой поддержки вашей вере. Этот недостаток социальной опо­ры ведет к религиозной неуверенности. Чем больше раз­ных мнений открывается человеку, тем труднее ему со­хранять убежденность в истинности основ миропонима­ния. Этим объясняется, почему люди определенного типа более других склонны к секулярному мышлению. Обще­ственные деятели постоянно подвергаются влиянию дру­гих людей и их убеждений. Активные, мобильные люди неизбежно соприкасаются с новым образом мыслей и дей­ствий. Городскому человеку постоянно приходится встре­чаться с разными идеями и понятиями. Молодые люди, конечно, более открыты новым идеям, чем пожилые. И чем больше мы сталкиваемся с различными идеями, тем труднее сохранить веру.

Возможно, главной задачей христианских теле- и ра­диопередач является не евангелизация, а духовная поддержка тех, кто живет иначе, чем его секулярное окру­жение. Трудно представить, что среди нерелигиозных людей найдется много тех, кто слушает христианское радио или смотрит христианские передачи. Зато в наш век плюрализма христианские средства массовой инфор­мации могут создать атмосферу лагерных встреч для тех, кто уже имеет религиозные убеждения. Люди могли бы смотреть и слушать передачи, чтобы укрепиться в соб­ственных убеждениях, а вовсе не для того, чтобы узнать о новых взглядах.


Индивидуализация религиозной жизни

Третьим фактором секуляризации является индиви­дуализация религии. Это означает, что публичное обсуж­дение вопросов религии считается, как правило, неумес­тным. Религия все более ограничивается частной жизнью людей и их переживаниями. Вспоминается известное выражение: «Есть только две вещи, о которых не говорят в обществе, — это религия и политика». Религия только тогда становится темой для разговора, когда связанная с ней новость представляет светский интерес: например, пастор имел любовную связь с непорядочной женщиной или присвоил часть церковных пожертвований.

Я никогда не забуду игры чемпионата NBA, прохо­дившего несколько лет назад. Выиграла команда «Фи­ладельфия — 76», и телерепортеры бросились брать ин­тервью у ее первого игрока Джулиуса Эрвина, более из­вестного как «доктор Джей». Тот был еще весь мокрый после игры, когда в этом прямом репортаже по нацио­нальному телевидению его спросили: «В чем источник вашей силы? Что помогает вам быть не только великим спортсменом, но и оказывать большую помощь другим людям?» И он без промедления ответил: «Следует ска­зать о двух вещах. Прежде всего, это моя семья, и осо­бенно велика в моей жизни роль жены. Но главное даже не это. Я отдал жизнь Иисусу Христу как своему Господу и Спасителю. Он — средоточие моей жизни, и я благо­дарен Ему за все, что мне удалось сделать хорошего как в спорте, так и в жизни»1.

Он еще некоторое время говорил на эту тему, явно сму­щая репортеров. Но на телевидении ничего не могли поде­лать! Это была прямая трансляция, когда нельзя отредак­тировать сказанное. В тот момент доктор Джей нарушил негласные правила секулярного общества. Он использо­вал непревзойденную возможность обратиться к милли­онам телезрителей, для которых он был героем и образцом для подражания, и сказать им, что жизнь заключается не в баскетболе, а в Иисусе Христе. Но то, что он сделал, не­приемлемо для секулярного общества. Вы не должны пуб­лично говорить о религии. И я больше никогда не видел на телеэкране прямых интервью с Джулиусом Эрвином.

Церковь уже не довлеет над обществом. Она уже не является главным действующим лицом общественной жизни. Политика, образование и экономика служат не столько церковным, сколько секулярным целям. И эта индивидуализация, это обособление веры является тем фактором, который, по-видимому, делает веру все более неактуальной для повседневной жизни.

Итак, мы живем в эпоху «секулярного дрейфа». Ник­то не предполагает заранее становиться секулярным че­ловеком. Как правило, это происходит постепенно. На­учное сознание, плюрализм и индивидуализация веры незаметно делают свое дело. В некотором смысле чело­век продолжает «верить», но у него уже нет ни твердых убеждений, ни духовной потребности ходить в церковь.

В результате этих тенденций общественное устрой­ство все менее содействует религиозному пониманию жизни. Религиозные убеждения становятся неустойчи­выми и приобретают относительный характер, являясь, как считается, всего лишь личным предпочтением.

Одна из ответных реакций на секуляризацию — ре­акция, которая разрушает значение прошлого и надежду на будущее, — это бегство в настоящее. Существова­ние по принципу «есть, пить и веселиться», спорт и раз­влечения — такой образ жизни сам по себе становится религией, которая занимает место церкви.

Другой реакцией на секуляризацию является уход в какую-нибудь группу, которая находит защиту в изоля­ции от мира. Диапазон таких групп очень широк: от весь­ма ортодоксальных христианских «групп поддержки» до опасных культов, которые превращают нормальных лю­дей в социальных и религиозных изгоев. Но как бы то ни было, в наш мятущийся век любая такая община ста­новится для человека прибежищем мира и спокойствия.

Однако самым распространенным ответом на «секулярный дрейф» является стремление погрузиться в этот мир, каков он есть. Если наш мир — это все, что мы име­ем, то вполне достаточно его задач и проблем, чтобы поглотить все наше внимание. Молитва и богослужение представляются бегством от действительности — пустой тратой времени, которое лучше было бы употребить на изменение общества. Знание приобретается с помощью разума и научных исследований, а не через откровение. Секулярный человек стремится создавать собственные ценности и намечать собственные цели, не ожидая от Бога ни поддержки, ни осуждения.

Секуляризация сама по себе является достаточно нейтральным процессом. С одной стороны — и в этом ее положительное значение, — секуляризация, способ­ствуя развитию образования, науки и терпимому отно­шению к окружающим, улучшает жизнь многих людей, в том числе и христиан. Разоблачая фанатизм и суеве­рие, она препятствует тому, чтобы люди прятались от своих истинных проблем, увлекаясь различными рели­гиозными учениями, отрицающими реальность.

С другой стороны — и в этом ее отрицательная роль, — секуляризация в значительной мере разрушает веру. Она приводит к тому, что истина кажется человеку относительной и неактуальной. В борьбе за земные цели не уделяется внимания духовному аспекту жизни. Более того, с тех пор как начался процесс секуляризации, цер­ковь почти повсюду перестала быть центром жизни и чаще всего ей не удается привлечь внимание тех секулярных людей, которые активно ищут разрешения сво­их жизненных проблем.

Можно ли избежать влияния секуляризации, не по­пав в ловушку отрицания действительности и ухода от ее проблем? В наш век средств массовой информации сде­лать это очень трудно. Хотя секуляризация — это не ве­роисповедание, секулярные идеи распространяет самый убедительный из когда-либо живших проповедник. И се­кулярные «евангельские собрания» проводятся почти в каждом доме адвентистов. Я говорю о телевидении.

Телевидение — самый мощный проводник секуляри­зации в нашем обществе. С его помощью идеи научного сознания, плюрализма и индивидуализации религии бом­бардируют наши дома повсюду. Адвентисты всегда учи­ли: для того чтобы избежать пагубного влияния общества, необходимо жить в сельской местности. И вот я переехал из Нью-Йорка в маленький городок с населением 300 че­ловек, в 7 милях от ближайшего города. Но мне пришлось каждое утро наблюдать, как в ожидании школьного авто­буса около 20 детей варварски разрушают мой садик. В жизнь провинции входит телевидение, и дети растут под влиянием последних современных идей, моды, наркоти­ков, насилия. Телевидение может проникнуть буквально куда угодно. Проезжая мимо ранчо в Невадской пустыне, в сотне миль от ближайшей деревни, вы почти наверняка увидите спутниковую антенну, которая принимает теле­визионные передачи из делового центра Нью-Йорка! Так же хорошо она работала бы и на Северном или Южном полюсе! Теперь, под влиянием средств связи и массовой информации, деревенская жизнь разительно отличается от той, что была прежде.

Телевидение стало тем фактором, который может изменить показатели нашей таблицы секулярных вли­яний, составленной ранее. Прямо в вашей гостиной оно способно создать ту городскую среду, с ее мобильнос­тью и открытостью новым идеям, которая раньше была доступна только тем, кто находится в левой колонке таблицы.

Многие обеспокоены демонстрацией секса и наси­лия по телевидению. И это обоснованное беспокойство. Но в Библии тоже много секса и насилия. Однажды я переводил с иврита Вторую книгу Царств (7—21). Я был потрясен. Политические интриги, секс, убийства и из­насилования — вот чем занималось окружение царя Да­вида. Но существует большая разница между Библией и телевидением в этом смысле. Картины секса и насилия в Библии показывают, к чему приводит противление Богу и нежелание следовать Его Закону. Суть же телеви­дения в том, что оно прославляет жизнь, отпавшую от Бога. Когда вы в последний раз видели, чтобы в переда­чах, которые идут в самое удобное время, кто-нибудь молился и получил ответ? Возвратил церковную деся­тину, признавая, что Бог распоряжается его жизнью? Доводилось ли вам наблюдать свидетельство о положи­тельной и ценной стороне жизни личности? Этот ма­ленький ящик в доме каждого человека стал главным со­здателем философии в нашем мире. Но он никогда не показывает жизнь так, как ее понимают христиане.

Большая проблема, связанная с телевидением, состо­ит в том, что оно заполняет наше сознание образами жизни, в которой Бог не играет никакой роли. За разре­шением своих проблем человек не обращается к молит­ве и изучению Писания, а надеется на свою сообрази­тельность, умение и удачу. Помню, однажды в мотеле, включив телевизор, я увидел фильм под названием «Мак-Гайвер». В одном из отдаленных районов штата Монтана восемь вооруженных до зубов арабских террористов, оснащенных пулеметами, бронетранспортерами и чуть ли не ракетами, преследовали безоружного героя. На его месте я бы усердно молился, как и большинство людей, независимо от того, ходят они в церковь или нет. Но как раз в молитве Мак-Гайверу не было никакой не­обходимости, потому что он изобретателен, ловок и удач­лив. Зная свойства растений, он создает из них взрывча­тые и ядовитые вещества и уничтожает всю компанию, не получив ни одной царапины. Разумеется, в какой-то мере все это может быть невинной шуткой. Но постоян­но пичкая человека подобной продукцией, ему тем са­мым подсознательно внушают, что связь с Богом не нуж­на для жизни и решения ее проблем.

Я не предлагаю всем адвентистам выбросить телеви­зор из дома. Наша церковь не занимает такой позиции. Не хочу сказать, что существует некий великий заговор Голливуда с целью развратить нравы. Телевидение про­сто показывает такую жизнь, какую его работники с их секулярным сознанием считают нормальной. Но каж­дому христианину необходимо полностью осознать, что все, что овладевает нашим вниманием, овладевает и НАМИ. Если вы проводите больше времени у телевизо­ра, чем на служении или в изучении Библии, вам грозит реальная опасность оказаться втянутым в секулярный образ жизни. Если по складу характера вы подвержены секулярным влияниям, спросите себя, какое воздействие могут оказать развлечения на вашу веру.


Как адвентист становится секулярным человеком

Прежде чем говорить о том, как разрешить пробле­мы секуляризации, будет полезно специально просле­дить процесс превращения адвентиста в секулярного человека. Подобно тому как постепенно растет и взрос­леет человек, секуляризация тоже, как правило, не про­исходит внезапно, за одну ночь. Обычно это долгий про­цесс. Редко бывает так, что в один прекрасный день адвентист просто встает и покидает Церковь. Большинство из тех, кто уходит из Церкви, отдаляется от нее посте­пенно, в течение некоторого времени. Люди могут про­должать верить в основные положения Церкви, но все меньше принимают участия в ежедневной религиозной жизни. Этот путь адвентиста от глубоких убеждений к секулярному отделению можно назвать для ясности «секулярным дрейфом».

Первый шаг на этом пути делается в личной молит­венной жизни. По своему сокровенному характеру час­тная молитва является основным личностным баромет­ром духовности. Прежде всего уходит молитва, и даже пасторы не защищены от «секулярного дрейфа». Скажу откровенно, жены некоторых пасторов признавались мне: «Мой муж уже 20 лет молится только на людях». Хотя такие случаи исключительны, мало кто из адвен­тистов не сознается, что он приступает к молитве, по крайней мере, с некоторыми усилиями. Не думайте, что тяжелая борьба за полноценную молитвенную жизнь выпала только на вашу долю. Это результат того, что ад­вентисты живут в секулярном мире. И первое, на что се­куляризация оказывает незамедлительное воздей­ствие, — это молитвенная жизнь. Многие ли из нас мо­гут сказать, что в своей частной жизни, когда их никто не видит, они так же близко общаются с Богом, как это представляется окружающим?

Следующей сферой, которую затрагивает секуляри­зация, является обычно изучение Библии, хотя кое-кто, особенно пасторы, могут продолжать изучать Библию, давно перестав молиться. Но в этом случае чтение Биб­лии становится все менее и менее важным для самого человека; оно превращается просто в ритуал или явля­ется частью рабочего расписания. Может статься, что молитва и изучение Библии давно уже не имеют для че­ловека большого значения, хотя никто не знает об этом, кроме, быть может, его супруги. Весьма вероятна ситуация, когда пастор последним узнает, что кто-то из чле­нов его церкви утратил прежнюю личную связь с Богом.

Третий шаг в «секулярном дрейфе» совершается тог­да, когда мы поступаемся нормами своего поведения. Вероятно, этот шаг заметят все, кроме жены. По сути дела, невозможно определить, есть ли в духовной жизни человека какие-то проблемы, если, конечно, Богу не бу­дет угодно открыть вам это. Несмотря на то, что иногда Господь это делал для меня, нельзя сказать, что Он так поступает постоянно. Внешне духовное страдание впер­вые заявляет о себе тогда, когда начинаются сбои в по­ведении. Я понимаю, что именно сейчас нормы поведе­ния представляют собой большую проблему в нашей Церкви, и не хотел бы поднимать вопрос о том, какие из них уместно отстаивать церковной общиной, а какие — нет. Тем не менее, работая пастором, я обнаружил, что если человек, долгое время считавший определенные поступки предосудительными, неожиданно именно их и совершает, в каком-то смысле можно считать, что он подал сигнал бедствия: «Я в духовном смятении».

Чтобы пояснить сказанное, обращусь к одному спор­ному вопросу. Несмотря на то, что Церковь адвентистов не запрещает носить обручальные кольца, многие адвен­тисты искренне считают, что такой обычай есть наруше­ние воли Божьей. По своему опыту знаю, что если чело­век, многие годы обходившийся без кольца, однажды приходит на субботнее богослужение, надев кольцо, это нередко свидетельствует о наличии у него серьезных ду­ховных проблем. Это, однако, не значит, что ношение обручальных колец принципиально связано с трудностя­ми духовного порядка: хочу лишь подчеркнуть, что вся­кий раз серьезные перемены в поведении позволяют предположить начавшийся «секулярный дрейф». Край­ним признакам начавшейся секуляризации можно от­нести и изменившееся отношение к десятине, выпивки в дружеской компании и разнообразные развлечения.

Четвертый шаг выражается в том, что человек все реже посещает церковь. Однажды в субботу вы просы­паетесь и говорите: «О, какой прекрасный день! Не от­правиться ли нам в горы?» Конечно, иногда, по очень уважительной причине, вы можете не пойти в церковь. Однако редкие посещения церкви — часть секулярного процесса, и это служит несомненным признаком того, что предыдущие стадии «секулярного дрейфа» уже прой­дены. Как правило, вы все реже и реже появляетесь в цер­кви. Сначала вы пропускаете одно служение в месяц, затем — два, а потом вы начинаете приходить только раз в два месяца. Наконец, посещение церкви кажется вам скорее обременительным, чем таким уж важным. Спус­тя некоторое время вы вообще перестаете ходить туда.

Пятый шаг «секулярного дрейфа» заключается в том, что вы начинаете сомневаться в самой Библии; сомне­ваться в будущей жизни и в том, есть ли Бог на самом деле. Беря Библию в руки, вы словно слышите чей-то голос: «Зачем ты читаешь ее? Это всего лишь печатный текст. Эта книга подобна любой другой книге». Вот он — секуляризм, закономерный результат влияния нашего общества, которое уводит нас от Бога и доверительного отношения к Его Слову.

Шестой, и последний, шаг в процессе «секулярного дрейфа» выражается в усиливающемся недоверии к ре­лигиозным институтам, причем оно проявляется по от­ношению к институтам любого рода — в том числе, на­пример, и к административным структурам Церкви АСД. «Никто не может указывать мне, во что верить. Никто не может указывать мне, что делать». Этот аспект секу­ляризации примечателен тем, что наиболее сильно та­кие настроения наблюдаются в группах так называемо­го правого крыла — группах, которые решительно отри­цают какое-либо влияние на них секуляризации. Воп­реки такому отрицанию в этих группах проявляются те же последствия секуляризации, которые характерны и для их противников из левого крыла. И та, и другая край­ность сигнализирует об опасности, но христиане право­го крыла или меньше осознают это, или менее склонны признаваться в этом.

Раз уж я заговорил об этом, то скажу, что, с моей точ­ки зрения, каждой церкви для полета нужны два кры­ла — и правое, и левое! Я хочу подчеркнуть, что, все мень­ше и меньше доверяя адвентистским институтам, так на­зываемое правое крыло адвентистов тем самым показы­вает, что оно вовсе не застраховано от секулярного вли­яния.

Никогда не забуду одного пасторского совещания: обсуждалась именно эта тема; президент сидел сбоку от собравшихся. Увидев его, я сказал: «Держу пари, что ваш президент не получает от вас и половины того уважения, которое он питал к президенту своей конференции, ког­да начинал служение». Я задел его за живое: он вскочил и взволнованно заговорил: «Нет, вы послушайте! Послу­шайте этого парня! Он знает, о чем говорит! Вы не пове­рите, что мне приходится терпеть. Не поверите, какие письма я получаю! Ненависть! Ненависть! Ненависть! И нередко в бранных выражениях! А ведь это пишут люди, которые гордятся своим консерватизмом». И целых пол­часа он продолжал в том же духе.

По опыту знаю, что президент сказал правду. Сегод­ня некоторые из крайних консерваторов во имя истины допускают явно неадекватное поведение. Сатана искус­но опутывает паутиной секуляризма оба «крыла» Церк­ви, затрудняя наш «полет» и в значительной степени препятствуя положительному влиянию на мир. Незави­симо от наших богословских предпочтений, все мы под­вержены секуляризации, и самое ужасное, что, чем мень­ше вы осознаете наличие «секулярного дрейфа», тем ду­ховно опаснее он становится. Неуважение к духовному авторитету, независимо от того, осознается оно или нет, — это естественное следствие взгляда на мир как на самодостаточную систему, наряду с признанием соб­ственной автономности и относительности всяких на­чал (философские продукты процесса секуляризации). Сегодня «секулярный дрейф» не всегда протекает именно так, как мы его описали. Если возникли какие-либо особые обстоятельства, процесс может оказаться иным или даже обратиться вспять. Если, например, че­ловек огорчен какими-то действиями со стороны того или иного церковного учреждения, это может тотчас сказаться на посещаемости и преданности своей конфес­сии, хотя довольно долгое время, а может быть, даже всю жизнь человек будет молиться, изучать Библию и сле­довать прежним правилам поведения. С другой сторо­ны, если молодой человек поступает в университет, где царит секулярная атмосфера, он может так быстро по­забыть о всей своей прежней духовной жизни, что нельзя будет даже проследить различные уровни секуляризации его личности. Все, о чем я здесь говорю, представляет собой самый обычный ход развития, которое, как пра­вило, занимает долгое время.

Люди нередко говорят мне, что мое описание секулярного мировосприятия и секулярного человека до­вольно сильно напоминает почти всех современных ад­вентистов, а не только так называемых вероотступников. Я никогда не стремился проводить сравнительный ана­лиз, однако надо сказать, что чем больше вы знакоми­тесь с христианами других исповеданий, тем больше вам начинает казаться, что адвентисты более секуляризова­ны, чем обычный средний христианин. Если это дей­ствительно так, значит, сегодня секуляризация поража­ет нас сильнее, чем прежде. Она не только затрудняет общение с теми, кто, не будучи адвентистом, приходит к нам, но и иссушает нашу веру.

В прошлом веке адвентисты рассматривали себя как реформаторское движение внутри более крупной хрис­тианской церкви. Большинство людей, с которыми они работали, не испытывали потребности в духовном обще­нии, и поэтому первые адвентисты стремились сформу­лировать аргументы, позволяющие на интеллектуальном уровне убедить человека в необходимости изменить свою духовную жизнь. Когда в мире было много христиан, та­кой подход на протяжении одного поколения оказывал­ся успешным, однако в результате этого к 1888 году сфор­мировалось целое поколение адвентистов, которые хоро­шо знали логическую аргументацию, но утрачивали связь с живым Богом. И поэтому, несмотря на всю силу вести, впервые прозвучавшей в Миннеаполисе в 1888 году, до сего дня адвентисты охотнее подчеркивают свои отличия от других христиан, чем живую связь с Богом.

В сегодняшнем секулярном мире вера, основываю­щаяся на интеллекте, больше не является надежной га­рантией от «секулярного дрейфа». Именно поэтому ад­вентисты все острее нуждаются в живой связи с Богом, в ощущении Его присутствия. Само по себе вероучение не затрагивает сердца. Во второй части книги я попытаюсь дать несколько полезных советов тем, кто, живя в секу­лярном мире, стремится активизировать свою связь с Богом и придать ей более личностный характер.

Подводя итоги сказанному выше, можно заключить, что секулярное мировосприятие отрицательным обра­зом сказывается на нас по меньшей мере в трех аспек­тах. Во-первых, оно создает еще большие трудности, когда мы пытаемся рассказать другим о своей вере. Оно отрицательно сказывается на плодотворности наших попыток евангелизации. Во-вторых, как мы уже отме­чали, оно крайне отрицательно влияет на нашу собствен­ную веру. Мы сами нередко чувствуем, что теряем связь с Богом. И, в-третьих, оно наносит большой вред функ­ционированию адвентистской организационной струк­туры. Да простят мне это выражение, но быть руководи­телем Церкви адвентистов сегодня — значит переживать адские мучения. Президент мечтает о «завершении работы в этом мире», но все, что он пытается делать, по-видимому, лишь ухудшает ситуацию. Даже самые луч­шие стремления уже недостаточно хороши. Именно се­куляризация подрезает Церкви крылья, в результате чего Церковь противодействует себе самой.

Во второй части книги мы начнем обсуждать самую важную проблему, с которой Церковь сегодня сталкива­ется: как сохранить веру в секулярном мире. Вы не мо­жете делиться тем, чего у вас нет. В третьей части мы по­говорим о том, как нести свою веру секулярным лю­дям. Поскольку у меня нет ни дара администрирования, ни опыта в этой области, я не рискую много говорить о том, каким образом тенденции последних лет сказыва­ются на наших управленческих структурах. Тем не ме­нее мои исследования и эксперименты способствовали возникновению идей, которые могут быть полезны для тех, кто работает в этой области. В Приложении есть раз­дел, содержащий некоторые конструктивные советы от­носительно того, как эффективнее управлять Церковью в секулярном мире.

1. Эти слова я запомнил из его телевизионного интервью.


Часть II

КАК ХРАНИТЬ ВЕРУ В СЕКУЛЯРНОМ МИРЕ