Лекция 5 01 Ноября 2008

Вид материала

Лекция

Содержание Жен. В мыследеятельности очень существенный момент – это коммуникация, а в деятельности этого нет.Муж2. Муж2. В действии коммуникации нет. По схеме, в действии ее нет.Дубровский. Муж1. А когда робототехнику проектируют, разве они не проходят эту процедуру?Дубровский Погружение мира (онтологии) в мышление Муж1. Да. И это был объект Вашего мышления?Дубровский. Муж1. Конечно! И потом Вы в течение сегодняшнего выступления погружали ее в онтологию деятельности.Дубровский. Муж1. Всё совершенно точно. Утверждая при этом, что шагом у Вас там было погружение мышления в деятельность.Дубровский. Муж1. Конечно! И это находилось в мышлении, после чего Вы добавляли эту сущность к онтологической картине мыследеятельности.Дубр Схема 8. Прием двойного знания (ОРУ-1, 2003) 4. Рефлексивное замыкание методологического мышления Рефлексивное замыкание

Подобный материал:

• Рассмотрение доклад, 168.04kb.
• К. С. Цеунов > В. А. Усов «21» ноября 2008 г. «21» ноября 2008 г. «21», 300.72kb.
• Приказ от 30. 10. 2008 г. №463 Опроведении районного фестиваля детского художественного, 53.76kb.
• Постановление Правления Национального банка Республики Беларусь от 11 ноября 2008, 19.55kb.
• Первая региональная научно-практическая конференция «Менеджмент качества и инновации, 53.6kb.
• Принят Государственной Думой 8 ноября 2006 года Одобрен Советом Федерации 24 ноября, 295.15kb.
• Программа ярмарки здоровья «Быть здоровым это здорово!» 30 ноября 2008 с 10:, 20.82kb.
• Принят Государственной Думой 21 ноября 2008 года Одобрен Советом Федерации 26 ноября, 599.76kb.
• Собрание 8-511 13. 20 Лекция 2ч режимы работы эл оборудования Пушков ап 8-511 (ррэо), 73.36kb.
• Принят Государственной Думой 16 ноября 2007 года Одобрен Советом Федерации 23 ноября, 704.01kb.

Муж1. У меня вопрос – а куда же Вы дели переживания? Потому что сначала, вроде бы, было понятно, что творчество Вы связали с переживанием творчества. Вы ввели субъективные переживания как принципиальную характеристику. Потом Вас стали вести в результат, в социализированность результата – и указывать, что характер результата есть этот внешний признак творчества.


Дубровский. Мой ответ был очень четким и прозаичным. Каждая синтагматическая цепочка в терминах Георгия Петровича является уникальной, и в этом смысле, как уникальная, она, согласно Георгию Петровичу, является креативной. При этом я добавил, что человек может переживать творчество и кричать «эврика!» и не творя шедевров. Иными словами, мы можем считать творчеством осуществление всякого акта деятельности, поскольку оно является уникальным синтагматическим процессом. Мы можем к этому добавить переживание творчества, а можем требовать создания шедевра, как результата творческого акта. При этом, мы каждый раз употребляем разные понятия творчества и все они имеют смысл. Поэтому, когда мы употребляем этот термин, мы каждый раз должны оговаривать, что мы имеем ввиду.


Данилова. Я не поняла, что есть здесь в вашем рассуждении помимо чисто деятельностных конструкций. Вроде бы, на всех предыдущих уровнях Вы показывали место мыследеятельности, как бы монтируя это в деятельности, в традиционных деятельностных представлениях образца шестидесятых годов. А в последнем рассуждении о способе и об уникальности реализации я не увидела ничего, что выходило бы за пределы шестидесятых. То есть, где там или мысль, или коммуникация, грубо говоря, или чистая мысль, или коммуникация в том, что Вы говорите?


Дубровский. Поскольку принятие решения является мыслительным процессом – стадией, актом, или учреждением, то его «вплетение» в способ деятельности, позволяется интерпретировать этот способ как способ мыследеятельности, а его актуализацию как мыследеятельность. Благодаря вплетению принятия решения в способ, я и объяснил каким образом каждое выполнение акта является уникальным, или креативным, синтагматическим процессом, зажатым, как говорил Г.П. между целью и ситуацией. А с другой стороны, само принятие решения, помимо мыслительной стороны, имеет физическую сторону – манипуляционные и сенсорные операции. Если помните, я вам приводил мой излюбленный пример древнего кормчего, который направляет корабль по Полярной звезде?


Реплика. Нет, не помним.


Дубровский. Хорошо, давайте перенесемся во времени в Древнюю Грецию. Компас еще не изобретен. Мы стоим рядом с кормчим на капитанском мостике и наблюдаем, что он делает. Он смотрит на небо, ожидая разрыва в облаках. Наконец, облака разошлись и он увидел Полярную звезду. Проходит несколько мгновений, и он, подгребая кормовым веслом, устанавливает корабль в определенном направлении. Теперь мы спрашиваем: «Почему ты направил корабль именно туда?» Он говорит: «Смотрите: вот это Полярная звезда – она всегда находится на Севере. Вот на этой карте, мы находимся примерно здесь, а нам надо вот на этот остров. С этой стороны течение примерно в два узла, а с той -- ветер в четыре. Мой наставник меня учил меня, что я должен сочетать их так-то и так-то, и, как видите, в результате мы получаем именно это направление».


Так вот, обратите внимание, как человек принимает решение. Конечно, он мыслит -- решает вопрос о направлении корабля. Но он также смотрит на Полярную звезду, которая, заметьте должна физически присутствовать в ситуации, осуществив соответствующую сенсорную процедуру смотрения. Он должен физически взять карту и держать ее в руках – манипуляционные операции. Он должен на нее смотреть – опять сенсорная стадия. И т.д. Ни о каком принятии решения вне контекста деятельности с ее манипуляционными, сенсорными и материально--знаковыми «физическими» операциями, речи быть не может. И наряду со знаковыми конструкциями, такими как карта и речь, в ситуации принятия решения включены такие физические сущности как сам кормчий, Полярная звезда, океан, остров, течение и др. И это касается всякой мыслительной деятельности. Именно поэтому мы и говорим, нет деятельности без вплетенного в нее мышления, и нет мышления вне деятельности с ее сенсорными и материально—знаковыми операциями. И поэтому мы вынуждены говорить о мыследеятельности при выполнении любого акта.


Итак мы рассмотрели погружение мышления в деятельность на всех четырех уровнях организации воспроизводства. В результате этого погружения, мы получили не интерпретацию мышления в терминах онтологии деятельности, как это изначально предполагалось, а новую интерпретацию онтологии деятельности как онтологии мыследеятельности.


При погружении мышления в деятельность я использовал одну и ту же принципиальную онтологическую схему «шага генеза» деятельности (Схема 5): (1) изначально процесс актуализации, или выполнения деятельности, неразделен, а нормами являются образцы выполнения деятельности; (2) затем в процессе генезиса, образуются специализированные системы норм, которые транслируются по разным культурным каналам; при этом процесс выполнения деятельности обретает вторичное единство, реализуя в едином потоке актуализации более одной системы обособившихся норм. Другими словами, я осуществлял погружение мышления в деятельность с помощью рассмотрения шага генезиса деятельности, соответствующего различным уровням ее организации.


Действительно, в связи с системными представлениями об иерархии генезов -- актуальном развертывании, онтогенезе, филогенезе и эволюции, которые мы обсуждали на третьей лекции, при погружении на уровне универсума воспроизводства, речь шла об эволюции деятельности как овладении предметной средой. На уровне сфер, речь шла об филогенезе различных типов деятельности, их обособлении и формировании особых систем норм – учреждений, оформленных в виде парадигматики—синтагматики. На уровне ОТС, мы говорили о протоколах кооперации и коммуникации и онтогенезе способностей индивидов в процессе усвоения кооперативных и коммуникативных протоколов. Наконец, на уровне индивидуальных актов деятельности, мы говорили о креативности -- актуальном развертывании уникального процесса выполнения действия, как конструирования в актуальном времени синтагматической цепочки из парадигматических конструктивных элементов, контролируемого с помощью принятия решений.


Теперь замечание о термине. Мне термин мыследеятельность не нравится. Я никогда не сомневался, что мышление неотделимо от деятельности, а деятельность от мышления, и в своих собственных построениях я всегда имел в виду именно мыследеятельность. Для методологов очень важен вот этот момент, который подчеркнул Георгий Петрович, что на самом деле мы имеем дело не просто с деятельностью, а с мыследеятельностью. Но с другой стороны, мне бы не хотелось умножать термины. «Деятельности» – вполне достаточно, потому что она включает мышление – как аспект деятельности, оно задается нормами исключительно и исчерпывающе.


Жен. В мыследеятельности очень существенный момент – это коммуникация, а в деятельности этого нет.


Муж2. И в деятельности есть.


Дубровский. И в деятельности коммуникация всегда есть. И она есть аспект деятельности, т.к. абсолютно нормирована. И физическое задействование предметов, и мышление, и коммуникация для меня являются моментами актуализации деятельности. Это значит, что ни один из этих моментов не имеет самостоятельной актуализации. Актуализировать можно только деятельность. И только в нормативном плане можно говорить об обособленных системах соответствующих норм.


Муж2. В действии коммуникации нет. По схеме, в действии ее нет.


Дубровский. А вот это другое дело. Схему следует понимать иначе, или даже сменить. Смотрите: вот мы берем бутылку. Можете ли вы свести это «взятие» к совокупности движений пяти пальцев руки. На мой взгляд – нет. Вы не можете научить человека брать бутылку, описывая сгибание и так далее каждого пальца. Захват осуществляется в целиком, в его единстве. Если для того, чтобы поймать летящий мяч требуется визуальный контроль, то вы не можете отделить его от физического захвата. Это как бы шестой палец в поимке мяча.


В этом смысле любой физический навык включает этот перцептивный--мыслительный контроль. Без этого не может быть никакого навыка. Поэтому я считаю ошибкой, когда психологи описывая действие, полагают, что индивид принимает решения на всех уровнях, вплоть до того какую мышцу, когда сокращать. Мне это кажется смешным.


Муж1. А когда робототехнику проектируют, разве они не проходят эту процедуру?


Дубровский, В робототехнике они совершенно другую процедуру применяют. В робототехнике они вообще с мышлением не имеют дела. Они вообще не имеют дела со значением знака. Всё, что компьютеры могут делать, что может делать автомат в отношении мышления – это реагировать на физику сигнала и преобразовывать материал знаков. Только. Вот даже если взять Лефевров пример, когда бегут буквы сообщения на табло с зажигающимися и гаснущими лампочками. И хотя то, как лампочки зажигаются и гаснут, определяется не законами электричества, а протоколами мысли—коммуникации, без наблюдателя, читающего сообщение, никакого сообщения не было бы. Бил бы только сигнал -- зажигающиеся и гаснущие лампочки.

3. Погружение мира (онтологии) в мышление
   

По отношению к системодеятельностной методологии, описанную выше онтологическую картину мыследеятельности следует рассматривать лишь как исходную. Если погружение мышления в деятельность и привело к смене онтологии деятельности на онтологию мыследеятельности, полагаемое абсолютное соответствие онтологии как картины мира миру как таковому, вне, или помимо, мышления, не изменилось. Просто мышление стало рассматриваться как неотъемлемая сторона деятельности. Положение кардинально меняется на следующей стадии становления методологической рефлексии – погружения мира в мышление.


Схема 7




Погружение онтологии в мышление лишает ее статуса реальности (Схема 7) и, как пишет Георгий Петрович, «влечет за собой другую концепцию мира. ... мир есть то, что мы мыслим, а не то, что реально» («Философия, наука, методология» 1997, с. 13). Другими словами, онтологическая схема интерпретируется теперь не как сам объект, а как его представление в нашем мышлении, как содержание знания. Заметьте, что на Схеме 7 мышление объемлет мир, в него погруженный, и следовательно, может рассматриваться независимо от его «мирской», или онтологической интерпретации, основанной на погружении мышления в мир. Это тот рефлексивный момент, когда Георгий Петрович может заявить, что мышление не есть деятельность.


Муж1. Но ведь детали-то? Вы же, вроде, шаг-то осуществили, по факту, совершенно противоположный? Потому что сначала Вы построили онтологическую картину деятельности. Потом Вы отдельно взяли схему мыследеятельности, про которую Вы сказали: это такая техническая схема мыследеятельности, не берите ее вообще серьезно. Это идея.


Дубровский. Нет. Я говорил, что эту оргтехническую схему, выражающую идею, не следует рассматривать как онтологическую схему.


Муж1. Да. И это был объект Вашего мышления?


Дубровский. Нет. Это было средство организации моего мышления.


Муж1. Вы же сказали, что она в роли технической функции у вас.


Дубровский. Да, в функции средства, организующего мое мышление.


Муж1. Конечно! И потом Вы в течение сегодняшнего выступления погружали ее в онтологию деятельности.


Дубровский. Ничего подобного! Эта схема позволила мне, тыча в нее пальцем сформулировать принципы, конституирующие идею мыследеятельности.


Муж1. Всё совершенно точно. Утверждая при этом, что шагом у Вас там было погружение мышления в деятельность.


Дубровский. Нет! Я использовал схему только для того, чтобы перечислить эти принципы. Три пояса в схеме мыследеятельности – три принципа. Некое основание полноты перечисления. Три пояса – три принципа, ни больше, ни меньше.


Муж1. Конечно! И это находилось в мышлении, после чего Вы добавляли эту сущность к онтологической картине мыследеятельности.


Дубровский. К онтологической картине деятельности.


Муж1. Деятельности. Поэтому я и говорю, что Вы по факту совершили противоположный шаг. А последовательность, которую Вы сейчас перечисляете, прямо противоположна.


Дубровский. Конечно! До этого я погружал мышление в мир, в мир деятельности (Схема 2). А теперь моим следующим шагом, наоборот, должно быть погружение мира в мышление (Схема 7). И об этом погружении мира в мышление Георгий Петрович пишет: «Это погружение влечет за собой другую концепцию мира: мир есть то, что мы мыслим, а не то, что реально». То есть, это теперь онтологическая картина – это не «истинный мир как таковой», а мир, как мы его мыслим, как мы его знаем. Такая интерпретация обычно влечет за собой применение принципа двойного (множественного) знания (ОРУ-1, 2003, с 377-382). Согласно этому принципу, объект всегда отличен от знания о нем, и хотя объект всегда нам дан только через знание, ответ на вопрос, «а коков объект на самом деле, минуя знание?» должен быть, тем не менее, поставлен и получен (Схема 8).


Схема 8. Прием двойного знания (ОРУ-1, 2003)





Когда перед нами возникает новая исследовательская или практическая задача, мы, конечно пытаемся использовать существующую онтологическую картину объекта. Но заметьте, теперь это не есть мир вне мышления, это наполнение функционального места мира в структуре мышления. И наполнением этого функционального места может быть и иная онтологическая картина. Поэтому, если мы обнаруживаем, что имеющаяся онтологическая картина не адекватна нашей задаче, мы ставим вопрос о ее замене другой. А имеющуюся схему мы лишаем онтологического статуса и объявляем ее просто неадекватным знанием о мире. В результате перед нами встает задача введения новой онтологической картины за счет модификации старой или конструирования новой онтологической картины, всегда, однако, на основе систематической критики старой. Другими словами, объектом нашего рефлексивного мышления и деятельности вместо мира, становится само мышление. В этом мышлении мир лишь особый функциональный элемент структуры мышления, а онтологическая картина -- его временное наполнение.


Такое функциональное представление об онтологической картине позволяет сопоставление имеющейся онтологической картины с онтологическими картинами других подходов. Хорошо осознавая специфические особенности средств, методов и способов организации нашего собственного системодеятельностного мышления, мы претендуя на всеобщность нашей картины мира, нашей онтологии, обязаны «схватить» в ней «реалии» представленные в онтологических картинах других подходов – натуралистического, феноменологического и теологического. Другими словами, мы должны реконструировать онтологемы других подходов в терминах онтологем системодеятельностного подхода. Это требование и есть формулировка того, что Г.П. Щедровицкий называл принципом культуросообразности («Мышление. Понимание. Рефлексия», 2005, с.699-701; 31, с. 518-519).


Принцип культуросообразности можно рассматривать как философское обобщение принципа соответствия в физике. Если физик выдвигает новую физическую теорию, он должен показать, что старые теории являются частными или предельными случаями новой теории. Вы создали теорию относительности – вы должны показать сферу употребления физики Ньютона, например, показать, что с точностью до измерений, она справедлива при медленных скоростях, т.е. скоростях существенно меньших скорости света. Правда, принцип этот ввел Бор по отношению к квантовой механике. Как философское обобщение принципа соответствия в физике, принцип культуросообразности требует, чтобы онтологемы трех других подходов -- натуралистического, феноменологического и теологического были реконструированы как предельные случаи мыследеятельностных онтологем.


Вопрос о деятельностной реконструкции теологических онтологем в системодеятельностной методологии до настоящего времени вообще не ставился.


Напротив, деятельностной реконструкции натуралистических онтологем в ММК уделялось значительное внимание с начала 60-х годов. В связи с решением этой проблемы были разработаны такие категории как «предмет -- объект» и «естественное – искусственное», такие методы как «конфигурирование», «объективация», «оестествление» и «атрификация», такие понятия как И-Е—объект, или «кентавр—объект», «конфигуратор--модель», «конфигуратор-план» и др. Время не позволяет мне рассмотреть все это подробнее.


Проблема деятельностной реконструкции феноменологических онтологем, издавна была поставлена в ММК в контексте обсуждения психологии. Однако настоятельная необходимость ее решения возникла только в период ОДИ, в связи со смещением практического фокуса с бессубъектной «субстанции» деятельности на индивидуальную и коллективную мыследеятельность в контексте ОТС.


В период ОДИ субъективные термины, принятые в обыденной психологии, употреблялись слишком свободно и легко. Хотя этим ситуативно грешил и сам Георгий Петрович, он, тем не менее, всегда отмечал, что употребляя субъективистские термины, мы должны помнить о нормативной заданности деятельности и ее организованностей, включая самого субъекта. Некритическое использование терминов обыденного лексикона легко может создать иллюзию описания и объяснения чего угодно. Строго говоря, нам следует употреблять лишь термины, соотнесенные с онтологией мыследеятельности. Мы ни в коем случае не должны делать вид, что это задача уже решена, поскольку мы даже не приступили к ее решению. Мы лишь коснулись этих вопросов на предыдущей и этой лекциях в связи с принципом Жане—Выготского и проблемой системодеятельностной интерпретации сознания.


4. Рефлексивное замыкание методологического мышления


Четвертой, завершающей стадией становления рефлексии методологического мышления, как мышления о мышлении о мире, является Рефлексивное замыкание. Рефлексивное замыкание осуществляется за счет различных рефлексивных отождествлений мира, мышления о мире и мышления о мышлении (Схема 9).


Схема 9





Первым является рефлексивное отождествление мира, представленного онтологией мыследеятельности, и его отображения в мышлении. Здесь мыслимый мир отождествлен с миром реальным, который в силу этого отождествления становится миром действительным.


Второе отождествление -- рефлексивное отождествление мышления о мире с мыследеятельностью следует автоматически. Действительно «погружение» мышления в мир деятельности породило мир мыследеятельности, а отождествление последнего с мыслимым миром означает, что мышление о мире, то же что и мышление в мире, т.е. тоже мыследеятельность. Вот что пишет Георгий Петрович на этот счет: «Благодаря этому отождествлению методология проектирует, конструирует, познает и критикует саму себя, проектируя, конструируя, познавая и критикуя таким образом деятельность вообще. ... и «таким образом осуществляется как деятельность» («Философия, наука, методология», с. 413).


Георгий Петрович продолжает: «И хотя это отождествление уже превращает методологию в замкнутую систему, она, тем не менее, продолжает развиваться согласно принципам культуросообразности и многих знаний, непрерывно и постоянно втягивая в себя самый различный материал». Имеется ввиду материал других подходов. Это «втягивание» мы обсуждали в предыдущем разделе как реконструкцию онтологем других подходов как предельных онтологем системодеятельностного подхода.


Третьим является отождествление рефлектирующего мышления о мышлении с рефлектируемым мышлением о мире, или мыслимым мышлением, полученным в результате предыдущих отождествлений. В результате этого отождествления, методология, как мышление о мышлении о мире, предстает как, цитирую Г.П., «особый способ связи рефлектируемой и рефлектирующей деятельности, это особая форма организации и того и другого, а вместе с тем, особая форма организации деятельности вообще» («Философия, наука, методология», с. 412--413).


Наконец, четвертым, замыкающим отождествлением является отождествление методологии с ее саморефлексией: «Как рефлексия методология может быть направлена только на самое себя. Здесь происходит одновременно замыкание и расширение методологической деятельности, расширение от методологии к деятельности вообще, замыкание деятельности вообще методологической деятельностью. Методологическая деятельность оказывается и объемлющей деятельностью вообще и включенной внутрь ее. Практически это означает, что происходит взаимоотождествление ... методологии и деятельности, что создает методологическую деятельность как замкнутое целое деятельности» («Философия, наука, методология», с. 412). Надеюсь, что Схема 9 помогает понять это неизбежно сложное Гегеле--подобное описание рефлексивного замыкания, или «окукливания» методологии.


Благодаря рефлексивному замыканию, создается логическое пространство рефлексивных переходов между уровнями мыследеятельности. В этом пространстве Кантовы различения восприятия, рассудка и разума, которые, казалось бы, напрашиваются сами собою, оказываются относительными -- «скользящими» вместе с рефлексивными переходами. Полученная в результате рефлексивного замыкания методологии схема может рассматриваться как сложившаяся к настоящему моменту онтологическая картина системы методологии, а, следовательно, и рефлексии мыследеятельности в целом.


Последнее замечание. Становление методологической рефлексии оказалось возможным только благодаря параллельному накоплению и развитию методологических технологий – принципов, способов, методов, процедур, и техник и связанных с ними средств, а также формированию методологической практики ОДИ. Учет последних, позволил Г.П. Щедровицкому поставить вопрос об обособлении методологического мышления как сферы мыследеятельности («Философия, наука, методология»). Положительное решение этого вопроса зависит от того, насколько методологическое сообщество способно социализироваться и создать учреждения, обеспечивающие трансляцию, воспроизводство и развитие методологии. Способствовать социализации методологии, посредством ее систематического изложения и было основным мотивом этого курса. Спасибо.