Ю. М. Грошовий, академік Академії правових наук України, доктор юридичних наук, професор, заслужений діяч науки I техніки України B. C

Вид материалаДокументы
4.3. Выдвижение версий и организация расследования
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   18

Допрос


Одним из первоначальных действий, проводимых в процессе расследования убийств, скрытых инсценировкой, является допрос подозреваемого. Как правило, он осуществляется сразу после ос­мотра места происшествия в случаях, когда такой осмотр прово­дится (что исключается при заявлении об исчезновении лица). Проведение допроса после осмотра места происшествия обуслов­лено обнаружением негативных обстоятельств, что требует немед­ленного выяснения их характера, места и времени появления. Наличие негативных обстоятельств по природе их субстанции предполагает ложь подозреваемого или заявителя, выражающуюся в создании картины события, не соответствующей действительно­сти и позволяющей делать вследствие этого предположение об ее инсценировке. Поэтому тактика допроса таких лиц осуществля­ется по правилам системы приемов, направленных на обнаруже­ние лжи в показаниях и на ее разоблачение. Специфика допроса в этих случаях заключается в акцентировании вопросов относительно обнаруженных негативных обстоятельств наряду с детальным выявлением всех данных, относящихся к тому или иному виду инсценировки. С тактической точки зрения допрос целесообразно проводить методом последовательного изложения события, обра­щаясь к обнаруженным негативным обстоятельствам путем по­становки детализирующих, уточняющих, контрольных вопросов, а также оглашения информации, полученной в процессе осмотра места происшествия или других следственных действий, являющих­ся основанием для уличения подозреваемого во лжи, используе­мого им как средство сокрытия своей причастности к совершен­ному преступлению.

Тактика допроса может иметь и иной характер, определяемый поведением подозреваемого, его уверенностью в правдоподобности созданной им инсценировки, неумении следователя ее раскрыть. Когда следователь видит слишком нарочитую уверенность допра­шиваемого в непогрешимости инсценируемого события, допрос начинают с объявления об обнаруженном негативном обстоятель­стве и подробном выяснении всех обстоятельств, связанных с ним. Элемент внезапности, который имеет место в подобной ситуации, наиболее эффективен, так как подозреваемый не готов к объясне­нию неожиданно обнаруженных негативных обстоятельств, что становится основанием для получения в дальнейшем его правди­вых показаний. Объявление об обнаруженных негативных обсто­ятельствах, их характере, нарушающем естественное течение со­бытия преступления, делает ложь очевидной, и лицо, дающее объяснения по этому поводу, охватывает растерянность, человек недоумевает, как была допущена ошибка, непродуманность в созда­нии инсценировки.

Следователь при допросе из двух предлагаемых тактических позиций выбирает ту, которая представляется ему наиболее эффективной в соответствии со следственной ситуацией и ситуацией допроса. Однако во всех случаях это не зависит от характера инс­ценировки, ее сложности. В допросе, сопровождаемом притворным поведением подозреваемого, должны использоваться все тактические приемы, направленные на выявление лжи и избираемые следователем в той последовательности и в том сочетании, которые представляются наиболее целесообразными. В систему таких при­емов входят:

а) постановка дополнительных вопросов;

б) постановка детализирующих вопросов;

в) постановка уточняющих вопросов;

г) предъявление вещественных доказательств;

д) оглашение показаний других лиц;

е) ознакомление с протоколом осмотра места происшествия;

ж) оглашение заключения эксперта;

з) оглашение результатов следственного эксперимента и др.

Ложь в показаниях может быть вызвана не только обнаруже­нием негативных обстоятельств, но сопровождать все показания допрашиваемого. К данным, позволяющим полагать, что показа­ния лица лживы, могут быть отнесены следующие, число и харак­тер которых, безусловно, не исчерпывается перечисленными:

— противоречие иным данным по делу. Чаще всего это расхож­дение показаний с результатами осмотра места происшествия, сви­детельствами других лиц. Иногда это может проявляться в несоот­ветствии фактической обстановки, противоречии закономерностям объективной действительности (негативные обстоятельства);

— наличие внутренних противоречий в самих показаниях; — описание событий, особенно отдаленных во времени с чрез­мерной точностью;

— совпадение в мельчайших деталях показаний нескольких допрашиваемых, что обычно свидетельствует о сговоре, поскольку у реальных очевидцев и участников не может быть полного совпа­дения в воспринятом, так как каждый видит и оценивает в соот­ветствии со своими особенностями, роли и свершившимся;

— отсутствие в показаниях несущественных подробностей, что может свидетельствовать о том, что повествуемое не пережито до­прашиваемым;

— различное объяснение одних и тех же обстоятельств на раз­ных допросах;

— настойчивое, неоднократное повторение допрашиваемым по собственной инициативе каких-либо утверждений;

— уклонение от ответа на прямой вопрос, попытки представить, что вопрос следователя не понятен;

— допущение проговорки;

— наличие выражений и категорий, не соответствующих уров­ню образования и развития допрашиваемого, свидетельствующих, что он говорит с чужих слов;

— сокрытие фактов, которые по сведениям следователя хоро­шо известны допрашиваемому 1.

1 Бахин В. П., Когамов М. Ч., Карпов Н. С. Допрос на предварительном след­ствии. Алмааты: Еркениет, 1999. С. 119—120.

Допрос подозреваемого должен осуществляться в строгом со­ответствии с принципом объективности расследования. Нужно самым тщательным образом выяснять все обстоятельства, как подтверждающие возникшие подозрения, так и опровергающие их. Тактика допроса подозреваемого складывается из последователь­ного выяснения обстоятельств, связанных с его задержанием и событием преступления. Свое конкретное воплощение она нахо­дит в постановке вопросов о фактах, предшествующих событию преступления, связанных непосредственно с ним, следующих за его совершением. Вопросы преследуют цель — получить данные о действиях подозреваемого до совершения преступления, во время его совершения и после, детализирующие показания подозрева­емого; а также данные, способствующие проверке показаний. Вы­яснение в процессе допроса обстоятельств, связанных с действия­ми и местом пребывания подозреваемого во время совершения преступления, имеет большое значение для установления его при­частности к совершению преступления.

Так, по делу об убийстве заведующего клубом Б. в качестве по­дозреваемых допрашивались братья Г., длительное время находив­шиеся в неприязненных отношениях с Б. и угрожавшие ему рас­правой. При допросе одного из братьев, обнаружившего, по его словам, труп потерпевшего, следователь поставил перед ним ряд вопросов для установления места пребывания подозреваемого в момент со­вершения преступления. «Каким образом вы обнаружили труп Б.?», «Где вы были ранее, куда направлялись?». На эти вопросы Г. отве­тил, что он был в клубе, смотрел фильм. Незадолго до окончания сеанса вышел из зала на улицу покурить. Не желая больше захо­дить в клуб, отправился домой. Проходя возле дома Б., увидел его лежащим у дороги в луже крови. Не дождавшись других прохо­жих, Г. зашел в сельский совет и сообщил о случившемся.

Постановкой детализирующих вопросов о времени окончания фильма, его содержании, о направлении, в котором шел подозревае­мый (оказалось, он двигался в направлении, противоположном рас­положению его дома), следователь установил ряд противоречий в показаниях, свидетельствующих о их лживости. Когда следователь обратил на это внимание Г., подозреваемый отказался давать даль­нейшие показания. Впоследствии было установлено, что один из братьев после совершения убийства, чтобы отвести подозрение, ос­тался на месте преступления и первым заявил об обнаружении трупа. Таким образом, сущность инсценировки заключалась в при­творном поведении одного из братьев, инсценирующих с целью со­крытия своей причастности к совершению преступления случайное обнаружение трупа и сообщение об этом следственным органам.

В криминалистической практике известны инсценировки убий­цей случайного обнаружения трупа. При этом притворное пове­дение преступника проявляется не только в сообщении о событиии, но и объяснении следов крови на его одежде, якобы ставших след­ствием желания оказать потерпевшему необходимую помощь. И в таких случаях детализация показаний, сравнение их с данными осмотра места происшествия и судебно-медицинской экспертизы позволяли установить причастность лица к совершенному преступ­лению вследствие обнаружения в показаниях таких противоречий установленным обстоятельствам, которые явно свидетельствовали о лжи в инсценировке события преступления.

При допросе как подозреваемого, так и обвиняемого, надо обра­щать внимание на так называемую виновную осведомленность, которая в криминалистической литературе иногда называется преступной осведомленностью и заключается в сообщении допра­шиваемым обстоятельств преступления, которые могут быть изве­стны только лицу, совершившему преступление. Это лицо облада­ет объемом информации и такой ее направленностью, которая в известном смысле разоблачает его. Виновная осведомленность может быть установлена только в том случае, если следователь хорошо подготовлен к допросу, знает все обстоятельства дела и тонко анализирует даваемые показания. Виновную осведомлен­ность можно обнаружить, прибегая к постановке детализирующих вопросов, относящихся к моментам опровержения подозрения. Детальный вопрос заставляет подозреваемого отойти от принятой им схемы лжи, которая, как известно, не может быть продумана во всех деталях и поэтому дополняется в процессе допроса. Посколь­ку в ходе допроса нет времени для тщательного и обстоятельного обдумывания ложных утверждений, ложь в одних случаях остает­ся очевидной, в других — заменяется истинными знаниями, в ко­торых может найти свое место виновная осведомленность. Чаще всего она выражается в так называемых проговорках — случай­ного сообщения тех сведений, которые лицо хотело бы скрыть, однако при эмоциональном напряжении невольно выдает. Этому также способствует избранный следователем темп допроса, не по­зволяющий долго обдумывать ответы на поставленные вопросы.

В ходе допроса виновная осведомленность может быть установ­лена сразу (это зависит от уровня овладения следователем дока­зательственным материалом), а иногда при сопоставлении показа­ний подозреваемого с другими доказательствами по делу.

Так, при допросе А., подозреваемого в убийстве своей жены, было установлено, что он провожал ее на автобус, отправлявшийся из их населенного пункта в Полтаву. Жена ехала в Полтаву якобы в гости к своей подруге и взяла при этом с собой наиболее ценные вещи, в том числе и шубу (дело было летом). Кроме подозреваемого, в доме проживали его тесть, теща и сестра его жены. Как впоследствии установил следователь никто из них не знал о намерении жены А. куда-либо ехать. Более того, никакого чемодана она не собирала и не укладывала в него шубу. Названных вещей в процессе обыска в доме подозреваемого действительно не обнаружили. Именно эти данные и заявление А. об исчезновении жены стали его виновной осведомленностью и впоследствии, будучи разумно использованны­ми следователем, послужили основанием для признания подозре­ваемого в совершении убийства.

Допросу должна предшествовать определенная подготовка, в которой большое значение приобретает выяснение данных о лич­ности допрашиваемого, что во многом способствует определению психологической основы тактики допроса, избираемой следовате­лем. Известно, что психологическую сущность допроса составляет сложный комплекс задач и их разрешение в связи с конкретной ситуацией, особенностями психики допрашиваемого, его эмоцио­нальными проявлениями и т. п. При решении названных психологических задач особое место принадлежит этическим правилам производства допроса, вытекающим из требований уголовно-процессуального закона. Речь идет не столько об элементарной этике судопроизводства, сколько о влиянии следователя на пробуждение в допрашиваемом высших нравственных начал, позволяющих ему понять несоответствие содеянного требованиям общественной морали, раскаяться в содеянном, осудить свои поступки.

Известный интерес в плане разоблачения ложных показаний, которые, как правило, сопровождают сообщения об убийстве, скры­том инсценировкой, представляет психологическое воздействие предъявлением письменных или вещественных доказательств. Та­кие доказательства предъявляются на определенном этапе допро­са в зависимости от типа нервной системы подозреваемого. Выде­ление таких типов нервной системы, как художественный (с преобладанием первой сигнальной системы), абстрактный (с пре­обладанием второй сигнальной системы) и средний, позволяет на основе имеющегося следственного опыта прийти к выводу о некой зависимости от них применения психологически эффективных так­тических приемов. В.Л. Васильев достаточно убедительно показы­вает, что лицо, для которого характерен художественный тип не­рвной системы, экспрессивно реагирует на предъявленную ему жертву, а лицо с абстрактным типом нервной деятельности выг­лядит безоружным перед предъявленными ему статистическими данными, документами и т. п., оставаясь равнодушным к доказа­тельствам, воздействующим на эмоциональную сферу. Эта зависи­мость не является, конечно, всеобусловливающей, но она имеет определенный практический смысл в плане решения отдельных вопросов тактики допроса с позиций их взаимосвязей с психоло­гическими характеристиками личности. В.Л. Васильев, относя допрос к действиям, которые с точки зрения психического состоя­ния могут рассматриваться как целый комплекс раздражителей, справедливо отмечает, что отдельные раздражители (оглашение показаний, заключений экспертиз, предъявление вещественных доказательств) должны использоваться следователем в соответ­ствии с определением типа нервной системы и темперамента и ни в коем случае не противоречить нормам Уголовно-процессуаль-ного кодекса 1.

Васильев В. Л. О значении судебной психологии в работе следственных органов//Правоведение. 1965. №2. С. 140—142.

Наиболее примечательным здесь является то, что картина по­ведения допрашиваемого и закономерности его темперамента не всегда совпадают. В зависимости от условий, в которых дается информация, возникают временные состояния высшей нервной деятельности, которые существенно меняют внешнее проявление типа темперамента.

Наблюдения психологов свидетельствуют о том, что люди с холерическим темпераментом в состоянии переутомления или после сильного нервного напряжения проявляют себя, как мелан­холики. Напротив — меланхолики (слабый тип нервной системы) в состоянии нервного возбуждения или вдохновения ведут себя как холерики 1.

1 Распопов П. П. К вопросу «о картине поведения» и типе нервной системы// Вопросы психологии. 1959. №6.

Учитывая эти особенности при производстве допроса холери­ка или сангвиника, в необходимых случаях следует замедлять темп допроса, сосредоточивать их внимание на выяснении определенных деталей в обстоятельствах события преступления, предъявлять доказательства, не заботясь об их возможном «ранящем» воздей­ствии. При допросе флегматика следователю целесообразно избрать замедленный ритм допроса, дать подозреваемому возможность понять поставленные вопросы и хорошо обдумать ответы. В допросе меланхолика следует быть подчеркнуто вежливым, предупредитель­ным, стараться снять возможное напряжение, замкнутость подозре­ваемого, расположить его к себе.

Индивидуализация подхода при допросе вызвана необходимо­стью использования психологических характеристик темперамента, которые нередко влияют то положительно, то отрицательно на ход допроса. Так А. В. Петровский отмечает, что резкое требование, которое может быть допустимым в отношении сангвиника и тем более флегматика, вызовет взрыв негодования у холерика и состо­яние угнетенности у меланхолика 2.

2 Петровский А. В. От поступка к характеру. М.: Знание, 1963. С. 25—26.

Особенности темперамента важно учитывать при даче ложных показаний и избирать в соответствии с этим то доказательство или комплекс доказательств, которые могут быть наиболее эффектив­ными при разоблачении лжи.

Назначение и производство экспертиз

При расследовании преступлений названной категории, то есть убийств, скрытых инсценировкой, могут быть назначены самые разнообразные экспертизы. Среди них наиболее часты судебно-медицинская, судебно-химическая, биологическая, судебно-балли-стическая. В процессе расследования, в тех случаях, когда у следо­вателя и у судебно-медицинского эксперта, участвующего в осмотре места происшествия в качестве специалиста, вызывает сомнения то или иное обстоятельство, связанное с наступление смерти чело­века. В соответствии с характером преступления — повешение, отравление, автодорожное происшествие, производственная травма, повлекшая смерть, перед экспертом ставится комплекс вопросов, среди которых главные — причина смерти, является ли она насиль­ственной, каким способом и при каких обстоятельствах соверше­но убийство.

Разрешение судебно-медицинским экспертом названных во­просов становится основанием для постановки и разрешения иных проблем, относящихся к событию преступления и связанных с об­наружением следов и вещественных доказательств. Так, вопрос о насильственной или естественной смерти человека, наступившей, по словам заявителя, при определенных обстоятельствах места и времени, однозначно решается экспертом при наличии признаков медицинского характера, о наличии которых не подозревает лицо, совершившее преступление, как бы искусно событие ни было инс­ценировано под естественную смерть. При исследовании странгу-ляционной борозды на шее трупа человека, якобы покончившего жизнь самоубийством, судебно-медицинский эксперт дает катего­рическое заключение о прижизненном либо посмертном ее харак­тере, что сразу же влечет за собой решение вопроса об инсцениров­ке самоубийства с последующим созданием соответствующей обстановки, (показания свидетелей, предсмертная записка и др.).

При обнаружении трупа при расследовании автотранспортно­го происшествия судебно-медицинский эксперт может указать на такое несоответствие естественной картине нанесенных поврежде­ний и состояния трупа, которые сразу подскажут следователю вер­сию об инсценировке события, опровергающую заявления о харак­тере автотранспортного происшествия. На эти обстоятельства укажут посмертный характер нанесенных травм, их локализация, истинная причина наступления смерти. При назначении судебно-медицинской экспертизы, которая является обязательной во всех случаях обнаружения трупа, эксперт, пользуясь своими профессио­нальными знаниями, приходит к выводам, противоречащим вер­сии следователя о причине смерти лица, ее насильственном или ненасильственном характере. Такое заключение эксперта — ре­зультат самостоятельных выводов, не связанных с постановкой вопросов, формулируемых в постановлении следователя о назна­чении экспертизы. Оно является следствием профессиональной инициативы судебно-медицинского эксперта, который выходит за рамки поставленных вопросов, расширяя предмет исследования. В отдельных случаях заключение судебно-медицинского эксперта находится в противоречии с материалами расследования, подска­зывая его другое направление. При этом может иметь место назначение повторной либо комплексной судебно-медицинской экс­пертизы, если прежнее заключение эксперта по каким-либо при­чинам, мотивированным объяснениями следователя, отвергается как недостаточно убедительное.

Подобный случай имел место при расследовании убийства од­ного из шахтеров, судебно-медицинское исследование трупа кото­рого указывало на то, что причиной смерти явились многочислен­ные повреждения предметом типа отвертки, между тем как при повторной судебно-медицинской экспертизе, носившей комиссион­ный характер и назначенной в связи с эксгумацией трупа, было установлено, что смерть наступила в результате проникающих ранений, оставленных крупнокалиберной дробью гладкоствольно­го ружья (было извлечено семнадцать дробин), что существенно изменило направление расследования и позволило установить личность преступника.

Наиболее сложными для раскрытия являются убийства, скры­ваемые инсценированием производственной травмы, вызванной неосторожностью потерпевшего. В этих случаях судебно-медицин­ский эксперт также сталкивается с большими трудностями, обус­ловленными неясностью тех или иных механизмов, положением потерпевшего, его действиями до и во время нанесения смертель­ной травмы, возможностью ее избежать, и другими вопросами, не­пременно сопутствующими судебно-медицинской экспертизе. По­этому при назначении последней необходимо тесное взаимодействие следователя и эксперта, которое может способствовать установле­нию причины смерти и обстоятельств ее наступления.

Характерным в этом отношении является расследование «не­счастного случая», имевшего место на одном из заводов г. Луганс­ка. Два молодых рабочих, решив подшутить над своим товарищем в период работы, когда тот, нагнувшись над станком, рассматривал его устройство, поднесли шланг с воздухом для обдувания деталей, имевший давление около пяти атмосфер, к анальному отверстию рабочего, плотно приставив его. Включение воздуха вызвало много­численные внутренние разрывы в кишечной полости пострадавше­го, что повлекло его немедленную смерть. Рабочие бросились об этом сообщить, рассказав, что их товарищ внезапно упал замертво и они не знают, в чем причина его смерти. В результате проведенного судебно-медицинского исследования было установлено, что смерть наступила вследствие многочисленных разрывов брюшной полости под воздействием внешней струи воздуха, направленной через аналь­ное отверстие. Таким образом, было раскрыто инсценируемое не­осторожное убийство.

Наряду с судебно-медицинской экспертизой, в практике рассле­дования убийств, скрытых инсценировкой, находит применение судебно-баллистическая экспертиза. В результате ее проведения могут быть решены ряд вопросов, связанных с применением огне­стрельного оружия при совершении убийства. Заключения экспер­тов в таких случаях являются средством разоблачения нередко хорошо продуманной инсценировки события. Среди вопросов, ре­шаемых судебно-баллистической экспертизой, как традиционные обращают на себя внимание следующие: из какого оружия произ­веден выстрел; на каком расстоянии произведен выстрел; пригод­но ли оружие для стрельбы; мог ли из данного оружия произойти самопроизвольный выстрел; на каком расстоянии произведен вы­стрел при осыпи дроби, имеющей названные размеры (обычно при заявлении о случайном выстреле во время охоты); могло ли лицо при определенных обстоятельствах (самоубийство из гладкостволь­ного оружия) произвести выстрел и др. Этот перечень вопросов может изменяться в зависимости от ситуации события и версий, возникающих у следователя. В ряде случаев убийства путем про­изводства судебно-баллистической экспертизы была раскрыта ин­сценировка самоубийства.

Обстоятельством, вскрывающим инсценировку самоубийства, было расстояние, на котором производился выстрел. Так, при са­моубийстве из револьвера расстояние, на котором производился выстрел, не могло составлять пять метров, между тем, как расчеты судебных баллистов указывали именно это расстояние, а не мак­симальное, при котором может быть отведен револьвер при само­убийстве. В других случаях инсценирование выстрела погибшего через окно опровергалось тем, что обнаруженные пули были отстре­ляны из пистолета, находящегося возле тела погибшего. При чле­новредительстве в целях уклонения от призыва на военную служ­бу были случаи заявления о том, что выстрел произведен другим лицом, между тем как внедрение порошинок в тело и одежду по­страдавшего свидетельствует о том, что выстрел был произведен с близкого расстояния самим заявителем.

Наиболее частыми случаями разоблачения инсценирования неосторожного убийства являются убийства на охоте, где нередко беспорядочная стрельба влечет за собой жертвы, а также соверша­ется умышленное убийство, инсценируемое под неосторожное. Опровержение показаний лиц, совершивших преступление, проис­ходит путем расчетов расстояния, с которого произведен выстрел, а также других обстоятельств, позволяющих установить их при­частность к умышленному убийству, инсценируемому под неосто­рожное, либо выстрел, произведенный другими лицами.

Интересный случай убийства, инсценируемого под неосторожное, совершенное другими лицами, приводит А. П. Чехов в своей знаме­нитой повести «Драма на охоте», где психологический расчет убий­цы (следователь в силу специфики своей профессии не может быть

убийцей) оставил преступление нераскрытым. Так, следователь, при­нимавший участие в охоте, устроенной графом, хозяином усадьбы, в пылу ссоры со своей возлюбленной — женой служащего графа, за­стрелил ее, инсценировав убийство посторонним лицом. Подозре­ние на совершение убийства из ревности пало на супруга убитой. Поскольку обстоятельства складывались так (как это нередко слу­чается в практике расследования), что более всего мог быть подозре­ваемым супруг убитой, следователь достаточно легко ушел не толь­ко от ответственности, но даже и от подозрения, так как его поведение и выполняемые судебные обязанности не допускали мысли о его возможной причастности к совершенному преступлению. Осужден был невиновный — муж убитой.

Наряду с производством традиционных экспертиз, имеющих место в практике расследования убийств, инсценируемых под само­убийство, назначаются экспертизы, впервые проведенные в мировой практике расследования убийств. Одна из таких экспертиз, разоб­лачающих инсценировку убийства другими лицами, была назначе­на следователем прокуратуры Курской области при расследовании убийства путем удушения выпускницы одной из школ города. Об­стоятельства дела таковы: по заявлению родителей выпускницы средней школы Д., которая не вернулась домой после выпускного вечера, были проведены разыскные действия. В результате, непода­леку от школы был обнаружен труп девушки, прикрытый сорван­ными с дерева ветвями. По предположению эксперта Д. была заду­шена. При осмотре места происшествия никаких следов не было обнаружено. Однако в ходе допросов других школьников — соуче­ников убитой, было установлено, что она на выпускном вечере от­сутствовала, хотя в течение дня вместе со всеми фотографировалась, (съемки производил ее соученик К.). Следователь решил изъять фотопленку с тем, чтобы установить время, когда потерпевшая была еще жива. При изъятии пленки у К. у следователя вызвали подо­зрения его уклончивые ответы на поставленные вопросы, желание уйти от беседы и нежелание выдать пленку. Однако пленка была изъята и при ее распечатке выяснилось, что на первых кадрах по­терпевшая была снята в числе других школьников, на последующих убитой девушки не было. Это вызвало подозрение, более того, было установлено, что К. в период фотосъемки отлучался на некоторое время, между тем, как он сказал, что фотографировал все время и никуда из здания школы не уходил. Выяснилось также, что К. был влюблен в Д., однако она не отвечала ему взаимностью. Противоре­чия в показаниях К. и других свидетелей, а также странное поведе­ние К. усугубили подозрения. Просматривая фотографии, следова­тель заметил, что тени, падающие от деревьев и козырька входной двери школы на фотоснимках разные, что свидетельствовало о том, что фотосъемка производилась в различное время дня. Считая это обстоятельство важным, следователь назначил по имеющимся сним­кам астрономическую экспертизу, направив материалы в Инсти­тут астрономии им. И.К. Штернберга (Москва) и поставил перед экспертом вопрос о том, каков разрыв во времени на фотографиях, где присутствует потерпевшая, и фотографиях, где она отсутствует. В результате исследования эксперты, производившие расчеты, уста­новили с точностью, что разрыв во времени фотосъемки составлял один час сорок минут. Предъявление подозреваемому в убийстве К. названного заключения опровергло его показания и способствова­ло его признанию в неосторожном убийстве, совершенном при ссо­ре с девушкой.

4.3. Выдвижение версий и организация расследования

Выдвижение версий при расследовании убийств, скрытых инс­ценировкой, имеет свою специфику и отличается от процесса вы­движения версий при расследовании других разновидностей убийств. Такое обстоятельство объясняется прежде всего тем, что в процессе раскрытия преступления следователь обнаруживает противоречия, не укладывающиеся в обычную логическую схему действий преступника и поэтому вызывающие подозрения об ин­сценировке события, которое ориентирует следователя на иную интерпретацию обнаруженных доказательств, а значит, на поиск иных оснований для выдвижения следственных версий.

Традиционными основаниями для выдвижения версий относи­тельно характера преступления являются данные таких первона­чальных действий, как осмотр места происшествия и трупа, допросы свидетелей, назначение экспертиз, главным образом судебно-меди­цинской. Анализ полученных данных позволяет сформировать более или менее обоснованное предположение о характере собы­тия, его механизме, обнаруженных следах. Обычно субъективная оценка данных следователем существенно влияет на правильность, то есть объективность, получаемых представлений, а следователь­но, на характер и направленность выдвигаемых предположений. В процессе оценки обнаруженных доказательств, выяснения их относимости к расследуемому событию происходит их анализ, со­поставление, выяснение пространственных и причинно-следствен­ных связей, то есть сложная деятельность, имеющая познаватель­ный характер. Не всегда и не во всех случаях производимая оценка бывает верной, соответствующей действительной обстановке собы­тия. Последнее объясняется сложным характером сокрытия тех или иных следов, искажающих картину происшествия, ошибками в свидетельских показаниях, в заключениях эксперта, являющихся следствием плохо проведенного исследования трупа. В этом плане мыслительная деятельность следователя сводится к постро­ению модели события, в которой отдельные обстоятельства, им выясненные, приобретают мозаичный характер перебора всех воз­можных вариантов в оценке значимости обнаруженного в схеме развития преступного события. Происходит мысленное представ­ление о месте обнаруженного в общей совокупности доказательств, его логической зависимости либо противоречивости, согласованно­сти с линией поведения преступника или явно нарушающей ее.

При построении модели преступного события, которая представ­ляет собой сумму разрозненных действительно существующих и мысленно воображаемых фрагментов, следователь пытается их соединить в нечто целое, дающее представление о происшедшем событии.

Формируемая модель при разном сочетании этих фрагментов может приближаться к истинному событию, а может и не давать о нем достаточно полного представления. В последнем случае про­исходит поиск дополнительной информации, делающей модель более законченной.

При обнаружении признаков инсценировки убийства в мысли­тельной схеме следователя, выдвигающего версии о событии пре­ступления, существует параллельно как бы два события — одно из них представляет реально подготовленную картину происшествия, другое — возникает при раскрытии инсценировки. При этом сле­дователю необходимо установить, какое из них является истинным, а какое ложным. При подобных обстоятельствах на помощь при­ходит исследование логики развития события, характеризующее­ся наличием закономерно возникающих следов, причинно обуслов­ленных вещественных доказательств, объясняющих механизм события показаний свидетелей. В противоположность так назы­ваемой позитивной логике развития событий, могут быть обнару­жены противоречия, нарушающие представление следователя о естественном развитии события, выпадающие из логической цепи взаимосвязанных признаков преступных действий, вызывающих подозрение в правильном восприятии события преступления. При этом моментом, разрывающим цепь логических представлений, является выявление негативных обстоятельств, вид и характер ко­торых сразу показывают ошибочность прежних представлений о событии, направляя мышление следователя в иное русло, подска­зывая пути поиска истины. Обнаружение негативных обстоятельств как в процессе осмотра места происшествия, так и в процессе экс­пертизы, как бы взрывает имеющееся представление о событии преступления, заставляя по-новому размышлять о механизме пре­ступления, действиях и намерениях преступника, в соответствии с полученными дополнительными данными.

В таких ситуациях основанием для построения версий явля­ются негативные обстоятельства. В зависимости от времени обна­ружения они могут служить для построения версии, если таковая еще не сформировалась, и основанием для опровержения прежней версии и выдвижения новой в том случае, если негативные обсто­ятельства появились уже после того, как версия была готова. При выдвижении новой версии план расследования существенно изме­няется, так как мы имеем данные, свидетельствующие о деятель­ности человека, стремившегося тем или иным способом уйти от ответственности, и, следовательно, первой задачей и, соответствен­но, первыми следственными действиями являются те, которые на­правлены на установление личности человека, причастного к инс­ценировке, и выяснении у него всех обстоятельств, связанных с ней. При таких обстоятельствах весьма важным становится незамед­лительное осуществление следственных действий, направленных на закрепление данных, связанных с обнаружением негативных об­стоятельств, их тщательную фиксацию всеми возможными сред­ствами, в том числе и научно-техническими. Так, обнаружение негативных обстоятельств в процессе осмотра места происшествия требует тщательной фиксации их не только в процессе осмотра, но и в процессе фотосъемки, где они должны быть зафиксированы методами узловой и детальной съемки, наглядно показывающими их противоречивый характер. Так, например, при заявлении о са­моубийстве и в случаях, подтверждающих версию заявителя, сле­дует фиксировать положение пистолета относительно трупа, его расстояние от трупа, наличие так называемых дополнительных следов выстрела (штанцмарки, внедрения несгоревших порошинок и др.), однако в тех случаях, когда то или иное обстоятельство, след, вещественное доказательство указывают на его негативный харак­тер, особенно тщательно должны быть зафиксированы все следы, вещественные доказательства, их расположение, детали и другие обстоятельства. При этом они должны быть описаны в протоколе осмотра места происшествия с точностью, подробно, а зафиксиро­ваны с помощью научно-технических средств в соответствии с ре­комендациями криминалистической техники.

Так, в случае заявления о том, что председатель сельского сове­та убит выстрелом через открытое окно дома, обнаружение на его теле (он был без рубашки) штанцмарки, то есть отпечатка дульно­го среза пистолета, сразу опровергло полученное заявление, так как обнаруженный след мог быть следствием только выстрела в упор, исключающим расстояние между дульным срезом пистолета и преградой в виде тела потерпевшего. То, что следователь тщатель­но зафиксировал это обстоятельство путем использования деталь­ной фотосъемки с последующим описанием в протоколе осмотра места происшествия и трупа, явилось не только фактом, указыва­ющим на наличие негативных обстоятельств, но и обстоятельством, опровергающим заявление брата потерпевшего и подтверждаю­щим его причастность к событию преступления.

Доказательственное значение обнаруженного негативного об­стоятельства будет неоспоримым в том случае, если это найдет свое отражение в документах, фиксирующих обстановку и обстоятель­ства события преступления. Более того, такие данные могут ши­роко использоваться при планировании и организации иных след­ственных действий и являются одним из главных аргументов в разоблачении лжи обвиняемого при его допросе.

В следственной ситуации сущность планирования состоит в том, что исходным для него является выдвижение следственной вер­сии, обоснованность которой определяется наличием негативных обстоятельств. Поэтому определение обстоятельств, подлежащих выяснению, и следственных действий, направленных на их установ­ление, имеют весьма определенную направленность, а именно — ус­тановление комплекса данных, объясняющих наличие такого рода негативных обстоятельств, подготовку тех или иных лиц к инсце­нировке и способу ее осуществления.

При планировании и осуществлении организации расследова­ния убийств, скрытых инсценировкой, наиболее эффективным является не обычное производство отдельных следственных дей­ствий, даже в их логической последовательности, а проведение так­тических операций, объединяющих несколько действий, проведе­ние которых направленно на решение поставленной следственной задачи. Среди таких задач — установление личности преступни­ка; обнаружение доказательств подготовки инсценировки; выяс­нение мотивов совершения преступления; определение способов со­вершения преступления и его сокрытия.

Рассмотрим названные тактические операции более подробно. Как известно, каждая из операций складывается из комплекса следственных, оперативно-разыскных и организационных действий, которые, как правило, одновременно или в близкой последователь­ности проводятся для решения задачи. Для успешного осуществ­ления тактической операции они должны планироваться и в соот­ветствии с планом готовиться. Причем, здесь особенно важна оперативность как в его подготовке, так и в осуществлении. Опре­деление времени и характера тактической операции не должно быть жестким, эти показатели могут видоизменяться в зависимости от ситуации. Так, первая тактическая операция, направленная на ус­тановление личности преступника, включает:

а) осмотр места происшествия и трупа, предполагающих обна­ружение негативных обстоятельств;

б) задержание подозреваемого;

в) допрос подозреваемого;

г) допрос свидетелей;

д) проведение оперативных мер для установления возможных свидетелей и выяснения характера взаимоотношений между по­дозреваемым и убитым.

Вторая тактическая операция — обнаружение доказательств подготовки инсценировки включает в себя следующие действия:

а) допрос возможных свидетелей по вопросам создания соот­ветствующей информации об убитом, его намерения уехать, покон­чить жизнь самоубийством и др.;

б) допрос подозреваемого о характере взаимоотношений меж­ду ним и потерпевшим, а также по вопросам поиска необходимых средств для реализации инсценировки преступного замысла — приобретение оружия, его подготовка, приобретение отравляющих средств: ядов либо других препаратов, в том числе наркотиков, шприцов и т. п.;

в) установление мест приобретения орудий и средств, необхо­димых для совершения убийства, путем проведения оперативных мероприятий;

г) допрос лиц, у которых покупалось (приобреталось) оружие или иные средства, впоследствии использованные для совершения преступления.

Третья тактическая операция, имеющая целью установление мотивов совершения преступления, состоит из следующих след­ственных и оперативно-разыскных действий:

а) допрос подозреваемого о мотивах совершения преступления: избавиться от заботы о больном или престарелом; избавиться от жены (мужа) и ребенка с целью приобретения свободы действий — вступления в другой брак; ведения разгульного образа жизни; получения наследства, жилплощади; замещение освободившейся должности; получение долгосрочной заграничной командировки и т. п.;

б) допросы свидетелей о намерениях подозреваемого, поведении и действиях, предшествующих совершению преступления — бесе­дах о своих желаниях, намерениях, обстоятельствах, мешающих их осуществлению и т. п.;

в) производство обысков с целью обнаружения орудий преступ­ления, а также данных, свидетельствующих об их подготовке (обнаружение боеприпасов для стрельбы, оружия, веревочных ма­териалов для инсценировки самоповешения, писем, в которых опи­сываются тяготы своей жизни и дальнейшие намерения; заготов­ки для написания предсмертных писем);

г) допросы лиц, с которыми подозреваемый был в наиболее близких отношениях и с которыми могло быть связано осуществ­ление преступных намерений (любовники, будущие соучастники).

Четвертая тактическая операция — установление способа (спо­собов) совершения преступления и способов его сокрытия, предус­матривает такие следственные действия и оперативно-разыскные меры:

а) осмотр места происшествия и трупа с целью выяснения спо­соба совершения преступления и механизма его осуществления;

б) назначение судебных экспертиз, в том числе судебно-меди­цинской, судебно-химической, судебно-баллистической, с целью определения причины смерти и выявления тех или иных негатив­ных обстоятельств;

в) установление способа создания инсценировки как способа сокрытия преступления путем осмотра места происшествия, до­проса подозреваемого и сопоставления их результатов;

г) производство обысков на квартире подозреваемого и возмож­ных соучастников с целью обнаружения доказательств инсцени­ровки совершаемого преступления.