Geum.ru

Моделирование процессов овладения и пользования психологической структурой значения слова при билингвизме

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Сопоставления семантических структур русских слов и их коррелятов в татарском и башкирском языках (по данным толковых словарей)
Модификация методики
Подобный материал:
1   2   3   4

Сопоставления семантических структур русских слов и их коррелятов

в татарском и башкирском языках (по данным толковых словарей)


S-МУЗЫКА

Исследуе-мый язык
ЛСВ1
ЛСВ2
ЛСВ3
ЛСВ4
ЛСВ5

Русский
















Татарский
















Башкирский












-



Слово имеет от 4 до 5 ЛСВ. Заметим, что содержание различных ЛСВ у коррелирующих слов может совпадать, а может расходиться (см. условные обозначения квадратов; прочерками обозначены отсутствующие ЛСВ). Идея составления подобного рода таблиц принадлежит А.А.Залевской. Такие таблицы использовались исследователями при межъязыковом сопоставлении экспериментальных данных (в частности, Т.М.Рогожниковой [1988, 2000]).

Модификация методики в соответствии с поставленными целями коснулась этапа внутриязыкового анализа данных. Нами отмечалось, что основной принцип методики, разработанной А.А.Залевской, – группировка ассоциатов по общности основания для их связи со словом-стимулом – не был нарушен. Вследствие этого устанавливалась структура АП и выявлялись ассоциативные потенции слова-стимула. Известно, что с возрастом у ребенка меняется структура АП, следовательно, о константной структуре АП слов у детей возможно говорить условно и применительно к определенному возрасту (Т.М.Рогожникова). Анализируя ответы детей на определенный ЛСВ во всех группах, можно проследить лексическую наполняемость АП слова, определить степень актуальности ЛСВ для ии. и «удельный вес» каждого ЛСВ в каждой группе испытуемых (примеры приводятся в тексте диссертации).

Этап межъязыкового анализа данных объединил сопоставление выявленных на предыдущих этапах исследования показателей. С учетом характеристик (таких как языковые нормы, или «пороги проявления» соответствующего параметра) каждой языковой группы для установления интервербальных связей, общих для групп ии. и специфичных для носителей языка/языков.

При обработке результатов экспериментов возникли некоторые затруднения при классификации тех или иных ассоциатов, о причинах которых необходимо упомянуть. Трудности определялись, в частности, расхождениями в грамматическом строе языков. Одним из существенных морфологических различий грамматического строя сопоставляемых лингвосистем является различие в способах аффиксации. По своим способам словообразования и словоизменения русский и башкирский/татарский языки относятся к различным типам: первый к группе флективных, вторые – агглютинативных. В связи с этим важно отметить специфические черты башкирских/татарских словосочетаний, т.к. специфика морфологии последних существенно влияла на определение направлений в лексическом ассоциировании.

Результаты сравнительного и межъязыкового исследования дали основание для следующих выводов.

Внутриязыковой анализ ассоциативного материала русского, башкирского и татарского языков выявил разные идентификационные стратегии: категориальную – по линии не только языковых знаний с отнесением к некоторому классу слов на основании установленных ии. признаков, но и по линии знаний о мире через отнесение к данной категории подразумеваемого лексемой объекта (по нескольким уровням обобщения: суперординатному, базовому и субординатному); стратегию прямого толкования слова, когда при осознании стимула имело место включение опознаваемых единиц в ситуации различной степени детализации, при этом выделялись конкретные элементы используемой ситуации в качестве опорных (субъект, объект действия, инструмент, мотив, результат иногда ситуация в целом рассматривалась в качестве опоры как некий фрагмент объективной реальности, субъективно переживаемый индивидом).

В зависимости от степени идентификации ЗС в условиях ассоциативного эксперимента уместным представлялось разграничение общих и частных ассоциативных стратегий. К первым принадлежат стратегии параллельного или последовательного перебора значений полисемантичного слова, ориентировки на графический и/или фонетический облик слова и т.п. Ответы ии. при количественной интерпретации разделялись по типам ассоциативных связей согласно следующей концепции: 1) парадигматические (контрастивные, или психологические оппозиты – по противопоставленности определенных признаков; координативные – на сходстве по определенному признаку: МЯГКИЙ – твердый, жесткий; йомша6 6ына (тат. мягонький), тимер 6ебе6 (тат. как железо), 6аты (баш. твердый, жесткий); Я – ты; 2) синтагматические – на соположении элементов, построении минимального контекста: РАССКАЗ – читает воспитатель; ним1 турында?(тат. о чем?), 42йл1 инде (тат. рассказывай уж); ВОЛК – гоняется за зайцем; 3) смежные – на ситуативной смежности объектов, частично вбирающие в себя признаки предыдущих связей (РАССКАЗ – книга, китап (тат. книга), ши7ырь (тат. стихотворение и т.п. поэтическое произведение), я8а (баш. пишет); МЯГКИЙ – характер, человек; ГОРЬКИЙ – горе); 4) словообразовательные – на единстве корня стимула и полученной на него реакции: ВОЛК – волчара, волчий; РАССКАЗ – рассказыватель; МУЗЫКА – музыкант и т.п.5) реминисцентные – цитаты из литературных произведений, кинофильмов, песен, пословиц, идиоматических выражений и т.п.: ВОЛК – и семеро козлят, Красная Шапочка, Дед Мазай; РАССКАЗ – «Буревестник», «Емеля-охотник», «Урал-батыр», «Царевна-лягушка», «О рыбаке и рыбке»; ОКЕАН – пираты Карибского моря; 6) фонетические – созвучия между S и R без их семантического обоснования: ВОЛК – вол; ОКЕАН – окно, МУЗЫКА – музей (в реакциях детей-татар).

Исчерпывающей классификации частных стратегий (комментирования, переспроса и пр.), по-видимому, не существует в силу многообразия самих способов идентификации, по этой причине первоначально были рассмотрены общие стратегические задачи, лишь затем – частные, решаемые применительно к конкретному ответу. Общие стратегии можно иначе назвать семантическими, а частные – вспомогательными. Качественный состав обеих групп стратегий в разновозрастных группах различен. При овладении и пользовании психологической структурой слова необходим учет особенностей сложного взаимодействия комплекса факторов, определяющих выбор стратегического хода в определенных условиях.

Использование голографической гипотезы хранения и считывания информации для объяснения принципов организации внутреннего лексикона, анализ массива данных САЭ подтвердил предположение о том, что человек овладевает словом целостно или поэлементно, как комбинаторной единицей. В частности, морфологическая структура слова-стимула определяется непосредственно на этапе доступа к слову, особенно в случаях формо- и словообразования. В ходе идентификации предлагаемого S ии. непроизвольно выбирает некий опорный элемент (несколько элементов или даже слово целиком), на основании которого индивид конструирует психологическую структуру значения воспринимаемого слова, при этом она часто переживается человеком как наполненная смыслом. Механизм идентификации слова предполагает опору на предметный опыт, что выводит носителя языка на некую ситуацию, являющуюся частично вербализованным фрагментом общей совокупности его знаний. Установлено, что присутствующая в слове структурно-семантическая информация адекватно воспринимается ии. и является достаточной опорой для опознания ЗС. Характер же используемых для этого индивидом опорных элементов (семантических или формальных) соотносится с уровнем глубинной идентификации ЗС.

Выявлены специфические для каждого возраста интенциональные направленности реакций на разные стимулы независимо от языковой принадлежности. Выделенные характеристики были объединены в шесть групп, которые получили названия, отражающие заключенную в них интенцию. Структура интенциональных направленностей (в частности, рассуждения, объяснения и комментирования: реализация этой стратегии выражала намерение охарактеризовать ситуацию, аргументировать свои ответы, объяснить/выяснить что-либо – ДУМАТЬ: это значит размышлять, долго, скучно, уй7а килеу (1-2 возр.гр) о покое, душе, детях, уй7а батыр7а (погружаться в мысли, раздумья), семья турыhында (о семье) (3-4 возр.гр); СОЛДАТ – это человек, который воюет, террорист, с автоматом, герой (1 возр.гр), защитник Отечества, сын, воин, hалдат hе8м1те (баш. служба солдата) (2-4 возр.г.р); желание добиться от других удовлетворения собственных интересов: УЧИТЕЛЬ – помогает делать домашку, поставит пятёрку, беренсе у6ытыусы ке9ек булыр7а (баш. стать/быть как первый учитель) (1-2 возр.гр.у; ЛЮБИТЬ – меня, мороженое, шоколад, ярар7а (баш. быть годным, пригодиться) (1-2 возр.гр), больше жизни, ненавидеть, терпеть, секс (2-4 возр.гр); привлечение внимания: намерение продемонстрировать свои действия, получить похвалу, насмешить, разыграть: Я – хороший, добрый, красивая, хочу все знать, буду учителем (1 возр.гр); МЫ – тихо сидим, рисуем (1 возр.гр), крестьяне, авыл кешесе (тат. жители деревни) старики, авылдашлар (тат. односельчане) Белорет я7ындан идек (родом из Белорецка) (4 возр.гр). Детальный анализ корпуса ответов без сомнения пополнит предлагаемую в работе классификацию и даст немало интересных фактов с точки зрения характеристики становления и последующей трансформации личностных интересов, интенций в зависимости от внутри- и внелингвистических факторов.

Важность изучения общих тенденций реагирования испытуемыми в САЭ обусловила попытку построения возрастной типологии ассоциаций: были сопоставлены не только принципы реагирования, а строение АП стимулов у дошкольников и первоклассников и тех же испытуемых через десять лет. Структура некоторых полей исходных слов в основном сложилась уже в начальном звене, и её последующее изменение совершается путем все бόльшего согласования индивидуальных, личностных ассоциаций, что проявляется в уменьшении разброса ответов. АП некоторых из исходных слов (ГОВОРИТЬ, ВОЛК, МЫ, Я и пр.) демонстрировали идентичные динамические модели, которым присущ универсальный характер и они характерны не только носителям башкирского/татарского и русского языков в РБ, но и информантам других регионов РФ. В частности, сравнительно-сопоставительный анализ с АП некоторых слов-стимулов, полученных на материале русского языка Н.И.Бересневой, Л.А.Дубровской, И.Г.Овчинниковой [1995] от детей г.Перми и Пермской области (гг.Березники, Чусовой), Е.Н.Гуц [2004] от учащихся школ, колледжей, гимназий г.Омска, выявил факты тождества и отличий в строении рассматриваемых АП.

Наличие обсценизмов в ассоциативном словаре респондентов свидетельствует о «языковом вандализме», однако остроумие некоторых из них с исследовательской точки зрения представляется как «эмоциональная гипербола», обретающая гротескную фактическую образность» (В.Д.Девкин). Приведенные в качестве примеров ассоциаты суть обезображение номинации, придающие слову не только отрицательность, но и экспрессию инвективности.

Некоторые из рассмотренных параметров АП связаны между собой закономерными отношениями, которые позволили дать типологическую оценку строению поля. Выделенные в тексте работы типы развития ассоциаций, конечно, не исчерпывают всего многообразия динамических линий в ассоциациях: полученный от школьников – носителей разных языков – материал содержит большое число переходных структур и типологических вариантов. Одни и те же динамические типы получали реализацию на обоих участках возрастной шкалы и развивались с неодинаковой скоростью, что значительно усложнило их идентификацию. Однако можно утверждать о наличии определенной взаимозависимости между ассоциативными типами и возрастной динамикой словаря информантов.

Установлено, что структура ЗС различна на разных возрастных этапах развития человека, несмотря на тождество употребления слова, и в этой структуре находят отражение результаты его социализации. Картина развития структуры ассоциаций на S-существительные демонстрирует развитие когнитивной структуры. Эти этапы согласуются и с этапами социализации личности. Так, в дошкольном и младшем школьном возрасте субъективный образ объективного мира строится в основном на эмоциональной основе.

Структура ассоциативного значения второй (студенческой) возрастной группы демонстрировало иной способ отражения объективной действительности – абсолютно преобладающими являются R атрибутивного типа. Данные АЭ выявили и смену различных стратегий определения ЗС при переходе с одного этапа социализации на другой по мере накопления социокультурного опыта. Полученные результаты показали и существенные различия в использовании стратегий определения ЗС в зависимости от возраста ии. Первоначально доминирующими стратегиями ассоциирования являлись синонимизация, затем этот процесс уступил место собственно дефиниции. При этом сами толкования также качественно менялись и усложнялись. Такой способ определения ЗС, как включение в контекст или определение через однокоренное слово, использовался чаще взрослыми ии. Уточняется, что разделение перечисленных стратегий носит условный характер, т.к. реализация их происходила во взаимодействии и взаимосвязи друг с другом; полученные реакции в разной степени отражали действие нескольких стратегий, механизм которого пока до конца не прояснен. Содержание и тип ассоциативных связей в АП во многом зависели от языка общения: по-видимому, вербализуемый опыт хранится в сознании на том языке, на котором он был получен. Не последнюю роль при этом играли стереотипы, закрепленные за отдельными словами в определенном языке.

В ситуации спонтанного приобретения второго языка, т.е. конструирования вторичной языковой системы под воздействием речевой среды, информанты, имеющие в качестве родного башкирский/татарский язык, использовали русский в качестве языка более широкого социума. Было принято во внимание, что формирование вторичной языковой системы в некотором смысле накладывалось на сложившиеся соответствия в когнитивной и языковой области. При формировании первичной языковой системы языковая категоризация сопрягалась с категоризацией явлений окружающего мира, при формировании вторичной – происходило создание новых мыслительно-языковых соотношений.

Отмечено, что с возрастом происходила трансформация АП за счет: сокращения сектора молчания, увеличения словообразовательного (шире – семантемного) объема (общего числа семантем, числа единичных, частотных семантем, где уровни стереотипности представления социализации выборки увеличиваются). Носитель языка в условиях дву-/троязычия накапливал тезаурус путем трансформации содержания АП по причине «возрастания», т.е. взросления – когда некоторые зоны АП смещаются во взрослой жизни на прагматически отмеченные. Сопоставительный анализ R контингента взрослых ии. и детей подтвердил факт структурированности АП и позволил описать его константную (ядро) и изменяющуюся (периферию) части.

При межъязыковом анализе материалов САЭ показательно следующее. Выявлена частая смена стратегий ассоциирования при переходе на другой язык, отмечены колебания в смене тактики ассоциирования в смежных и синтагматических реакциях. Если ии. выбирал антонимические ответы (оппозиты), то, как правило, на втором языке, хотя их количество в ответах на разных языках изменялось. Возможно, выбор стратегии ассоциирования связан с типом билингвизма – замечено, что максимальное количество антонимических реакций на обоих языках прямо пропорционально количеству совпадений, что свидетельствует о смешанном типе билингвизма.

Итоги обработки данных САЭ отражают влияние русского языка на становление и структуру АП в условиях дву/троязычия: к среднему школьному возрасту у детей-билингвов происходил переход через преобладание синтагматики к устойчивой парадигматике. Отмечено также, что автоматизированный пласт лексики имел особенность неожиданно всплывать в условиях эксперимента, когда по каким-то причинам семантические связи родного языка оказывались менее автоматизированными. Языковая инерция, отсутствие контроля над переключением было свойственно ответам на втором языке. Выявлена и такая тенденция: бόльшее однообразие ответов присуще монолингвам, чуть менее оно выражено в реакциях билингвов, когда они реагировали по-русски, и еще меньше у билингвов, отвечавших на родном – башкирском или татарском языке. При подсчете же коэффициента стереотипности ответов вырисовывалась обратная картина: максимальный коэффициент стереотипности реакций был представлен билингвами, отвечавшими на башкирском/татарском языке, меньше – билингвами, реагировавшими по-русски, и минимальный – у монолингвов. Речевая практика билингва на втором языке представляется нам более стереотипизированной, т.к. на Я2 большинство из них дали больше стереотипных R, чем на родном. Кроме того, по степени стереотипизации отличаются и слова-стимулы в разных языках. Можно составить список «предпочтений» для каждого языка – слов, имеющих более широкий и насыщенный круг стеретипных R. Даже имеющая место некоторая интерференция языков не меняет тенденции: ответы ии. на одном языке более похожи по содержанию, чем ответы одного человека на разных языках.

Результаты ассоциативного портретирования билингва дали основания полагать, что его этнопсихосоциолингвистический статус, проявляющийся в сильной или слабой степени, может стать деструктивным, если окажется в зоне устойчивой интроспекции, предопределеяемой, в свою очередь, личностными особенностями. Убывание билингвальности проявилось в результатах САЭ двояко: с одной стороны, отмечался положительных сдвиг в развитии метакоммуникативных способностей, с другой – шло разграничение языков по степени востребованности в коммуникации. Недоминантный язык в таких случаях почти полностью вытеснялся доминантным языком общения и переходил на уровень пассивного хранения. Снижение билингвальности за счет забывания родного (башкирского/татарского) языка наблюдалось при смене ситуации на монолингвальную и потере мотивации использовать родной язык.

Психологическая структура ЗС переживалась реципиентом как предельно наполненная смыслом с учетом предшествующего опыта (включая языковые и энциклопедические знания) и специфики данного момента в эмоционально-оценочном поле уже сформированных или формирующихся личностных предпочтений и определяемых социумом стереотипов.

Ассоциативный портрет билингва/трилингва можно, во-первых, охарактеризовать как «мозаично-дискретный» (термин С.Г.Васильевой) за счет существования некоторого подвижного условного центра и ближней, дальней и крайней периферии турбулентного характера, соседствующей с ним и представленной как предметно, так и совокупностью символов ментального и чувственного характера; во-вторых, представить в виде множества (но не суммы) взаимно пересекающихся и отсылающих друг к другу признаков амбивалентного характера.

Наполнение АП носителей разных языков с точки зрения формальной структуры внешне сходно по выделенным нами в процессе анализа параметрам. Описанные слоты рассмотренного АП стимула ЧЕЛОВЕК выявляют различные образы мира у представителей разных культур. Ассоциативный портрет англичанина отличается тем, что это прежде всего носитель социального существа, открытого и вместе с тем направленного на окружающую действительность, лица, представляющего особенности протестантского образа мира. Обобщенный носитель славянских языков, напротив, имеет иную направленность – на себя и на другого человека (чаще друга). Русскому языковому сознанию присуща человеко-друго-центричность (Н.В.Уфимцева). Портрет носителя тюркских языков ориентирован больше на себя и родственное окружение.

Опыт выявления и описания ассоциативного окружения слова показал его обусловленность этническими стереотипами поведения и принадлежность «коллективному бессознательному» данного языкового (микро)социума. Подтвердилась справедливость выделения особого макрокомпонента значения, который является соотнесением ассоциативно-образных коннотаций с культурными знаками из других систем мировосприятия. Эти коннотации динамичны и имеют свойство воздействовать на прагматический потенциал исходного слова-стимула, а потому хорошо осознаются носителями современного языка. Определяя динамику ассоциативного окружения слова, можно обозначить её как совокупность знаний о мире, запечатленных, в частности, в лексической системе, и постоянно пополняемых с возрастом.

Степень выраженности этнического я зависит от того, как человек определяет самого себя, в структуре личностной определенности, и в «матрице социальной идентификации», в пределах которой «этнической статус занимает, хоть и существенное, но непостоянное место (эффект ситуативной этничности)» (Т.А.Голикова). Анализ полученных ассоциатов на исходные местоимения показал, что в фиксации личностных характеристик выделяются следующие стратегии: а) эмоционально-оценочные, б) семейно-родственные, в) профессиональные, г) половозрастные, д) этносоциорегиональные, причем эти показатели были неоднородны в рассмотренных языковых группах.

Основные различия в лексическом наполнении соответствующих зон (планета; страна, родина; почва, грунт; часть суши, суша; человек, его место обитания; природа; культурологические компоненты) АП ЗЕМЛЯ русских, татар, башкир в сравнении с алтайцами, белорусами, украинцами, болгарами сосредоточены в области когнитивных характеристик секторов планета и страна, родина. Этноцентрическая природа структуры АП позволила ввести в описательную часть исследования термин «этноязыковое сознание» как культурно обусловленный ин/вариантный образ мира, соотнесенный с особенностями национальной культуры и национальной психологии (И.А.Привалова) для обозначения рецепционной деятельности испытуемых, участвующих в эксперименте. Межъязыковой анализ выявил необходимость пересмотра понятия единого для всех исследуемых групп ии. «репрезентативного ответа», который направляет анализ корпуса реакций по пути внутри- и межъязыкового сопоставления полученных ответов без учета их связи с разными глубинными коррелятами предъявленного слова-стимула.

В главе 5