Жак лакан семинары

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 45

В этом-то весь вопрос и заключается: может ли то, что происходит на уровне феноменов сознания, быть хоть в какой-то мере уподоблено элементарным феноменам восприятия в чистом виде? В пользу Фрейда говорит, по крайней мере, то, что и на этом наивном уровне — не будем забывать, что все эти схемы создавались пятьдесят лет назад, — он не уходит от трудности, связанной с самим существованием сознания.С прошествием времени, то есть с распространением бихевиористских воззрений, схемы Фрейда в значительной мере потеряли для нас свой интерес. Хочу заметить, кстати, что по сравнению с тем, что пытается сделать Фрейд, бихевиоризм — это чистой воды жульничество. Да, соглашаются бихевиористы, сознание ставит перед нами проблемы. Чтобы справиться с ними, давайте описывать явления, не обращая на его существование никакого внимания. Когда действие его очевидно — перед нами лишь этап, говорить о котором не стоит. Фрейду же, которому и в голову не приходит избегать трудностей, связанных с включением сознания в общий процесс в качестве особой инстанции, удается, в конечном счете, с задачей справиться, не овеществляя при этом сознания, не опредмечивая его.

Вернемся к первой схеме Фрейда. Исходным пунктом служит для него первая система, состоящая из связанных между собой нейронов, — аппарат, представляющий собой, в невраксе, совокупность соединительных волокон. Каким образом устанавливается циркуляция, представляющая собой сумму всего, что ими передается? Каким образом преодолевается синаптический барьер? Каким образом изменяется рисунок путей, проложенных ранее? На этом этапе циркуляция в нейронных волокнах интересует Фрейда лишь с количественной ее стороны. Прокладка путей зависит от энергетического уровня системы. Существует гомеостатическая регуляция, допускающая вариации, которые связаны с тем, что, в зависимости от того, находится ли система в состоянии бодрствования, сна и т. д., возможны несколько различных порогов гомеостаза, несколько порядков его. Так что же все-таки происходит в этой системе? А происходит то, что Фрейд называет галлюцинацией.

Нервная система получает возбуждения, идущие от организма, от заявляющих о себе потребностей. Возникает, таким образом, определенный опыт. В соответствии с обычным представлением об обучении, первоначальный опыт определяет собой опыт последующий. Каждый раз, когда то же влечение возникает снова, цепочки, связанные с ранее пережитым и зарегистрированным опытом, вновь оживают. Внутренние сигналы, нейроны, возбужденные под действием влечения, когда организм приведен был в движение в первый раз, возбуждаются вновь. В этой чисто галлюцинаторной концепции функционирования потребностей, из которой идея первичного процесса как раз и исходит, оказывается совершенно естественным, что психический организм, получив в первых, связанных с первой же потребностью и смутных еще опытах известное удовлетворение, галлюцинирует удовлетворение последующее.

Обратите внимание, что физический процесс, имеющий место в нейронах, молчаливо идентифицируется при этом с тем, что являет собой его эпифеноменальную изнанку, то есть с тем, что субъект воспринимает. Это что-то вроде психо-физического параллелизма. Вещи нужно называть своими именами. Если Фрейд называет это галлюцинацией, значит подлинное восприятие занимает у него какое-то другое место. Галлюцинация эта, согласно господствовавшему в тогдашней науке мнению, представляет собой просто-напросто ложное восприятие; с тем же успехом и восприятие в то время можно было называть правдивой галлюцинацией.

Возвращение потребности влечет за собой галлюцинацию удовлетворения — вся конструкция первой схемы построена именно на этом. Как же, однако, получается, что живое существо не попадает при этом в опасные биологические ловушки? Приходится предположить наличие механизма регулировки, адаптации к реальности, который позволил бы организму соотнести спонтанно возникающую из первичного функционирования системы галлюцинацию с тем, что происходит на уровне органов восприятия. В ходе опыта должно постепенно сложиться нечто такое, что уменьшало бы количественную нагрузку в той чувствительной точке, где дает о себе знать потребность. Располагая это нечто в аппарате ψ, Фрейд дает ему имя эго.

Каким образом эта регулировка происходит? Фрейд объясняет его процессом отвода. Все, что носит количественный характер, поддается рассеянию. Вначале имеется некий намеченный, проложенный первоначальным опытом путь, который соответствует определенному количеству нервной энергии. И вот тут-то и вмешивается эго, распределяя это количество энергии по нескольким различным каналом вместо одного. Уровень энергии, прошедшей по заранее проложенному пути, окажется достаточно низок, чтобы можно было успешно сравнивать его с тем процессом, что происходит параллельно на уровне восприятия.

Теперь вы видите гипотетические предпосылки, на которые все это опирается — их немало, и многие из них не могут рассчитывать на подтверждение. В этом несколько обманчивый характер подобных конструкций. Но мы здесь не для того, чтобы разбирать их достоинства, — ценность их состоит в тех выводах, к которым они Фрейда впоследствии подтолкнули.

Эго представляет собой в этой схеме не что иное, как аппарат, регулирующий все действия по сравнению галлюцинаций системы ψ с теми уже адаптированными к реальности процессами, что происходят на уровне системы ω. Возбуждение задействованного нейронного канала он опускает на исключительно низкий энергетический уровень, чтобы посредством системы ω, где энергетическая нагрузка очень слаба, различия могли быть уловлены. Я обращаю ваше внимание на то, что эго отнюдь не находится на уровне аппарата восприятия. Оно находится в самой системе ψ, в сердце психического аппарата, в тех же самых местах, где протекают первичный и вторичный процессы. По сути дела, эго и аппарат ψ — одно и то же; эго, по объяснению Фрейда, представляет собой ядро этого аппарата.

Это как раз и говорит против Вашей гипотезы. Вовсе не предвзятое мнение побуждает Фрейда делить систему эго на восприятие и сознание, чье расположение на схеме в Traumdeutung столь парадоксально, — на первой схеме они расположены удобнее. Почему же на второй схеме понадобилось расположить их именно так? Дело в том, что вторая схема не вполне соответствует первой. Эта схема временная, где сделана попытка наглядно представить порядок, в котором вещи происходят. И замечательно, что Фрейд сталкивается с этой трудностью как раз тогда, когда временное измерение вводит.

Я оставляю этот вопрос открытым. Завершайте, Валабрега, то, что Вам осталось сказать.

Валабрега: — Регрессия остается для Фрейда явлением с топической точки зрения необъяснимым. На этом выводе, я думаю, и можно остановиться.Лакан: - Пожалуй. Даже если бы все, что мы сегодня сделали, сводилось к тому выводу, что регрессия вызывает у Фрейда не меньшее недоумение, чем у рыбы зонтик, мы зря времени не потеряли бы. Для объяснения принципиально галлюцинаторного характера первичного процесса он в ней не нуждался, поскольку уже провел, на уровне первой схемы, различие между процессом первичным и процессом вторичным. Фрейд вводит регрессию лишь с того момента, как акцент у него переносится на временные факторы. Одновременно он вынужден признать ее и в топическом, пространственном плане, где она повисает в воздухе, оставаясь явлением парадоксальным, в определенной степени антиномичным и необъяснимым. Что, собственно, нам и предстояло здесь выяснить.

Мы увидим в дальнейшем, как следует подходить к понятию регрессии в случае, когда Фрейд использует его в генетическом регистре, в применении к развитию организма.

2 марта 1955 года.

XIII. СНОВИДЕНИЕ ОБ ИНЪЕКЦИИ ИРМЕ

Итак, мы по-прежнему размышляем над тем, каков смысл предложенных Фрейдом концепций психического аппарата. Работа над ними, не прекращавшаяся в течение всего его творчества, обусловлена была требованием внутренней последовательности. Он был первым и долгое время единственным, кто пытался выработать в этом вопросе свою точку зрения, и прилагал к этому все усилия, невзирая на все модификации, которые предлагали внести в теорию и технику его последователи, так называемое аналитическое сообщество.

Неоспоримым является тот факт, что трудный вопрос о регрессии, с которым мы в прошлый раз столкнулись, порожден был, в первую очередь, внутренними закономерностями самой схемы. Надо прочесть письма Флиссу, чтобы понять, насколько трудно давалась Фрейду эта работа. Добиться строгости в своих схемах было для него глубочайшей потребностью. Но когда вы строите гипотезы относительно количества, это не может не отозваться и на понятии качества. И я не думаю, что та и другая схемы так уж безупречно совместимы. Ради удобства формулировок Фрейд оказал одной из них предпочтение, но именно относительной упрощенностью первой схемы обусловлены оказались трудности, возникшие во второй, — то отделение восприятия от сознания, которое вынудило его выдвинуть гипотезу о регрессии, чтобы объяснить изобразительный, то есть воображаемый характер того, что происходит в сновидении.

Очевидно, что термин "воображаемый", будь у Фрейда тогда возможность им оперировать, помог бы немало противоречий снять. Но этот изобразительный характер рассматривается здесь как причастный восприятию, а визуальное выступает у Фрейда как эквивалент перцептивного. Совершенно ясно, что схема в том виде, в котором представлена она в Traumdeutung, с необходимостью вынуждает, уже начиная с топического уровня, выдвинуть гипотезу о том, что именно состояние сновидения,не позволяя процессу развиваться нормально в направлении моторной разрядки, обращает вспять нервные импульсы, вызывая появление образной их картины. Процессы могут протекать в обратном направлении — вот к чему сводится, на данный момент, смысл термина "регрессия".

Вот первая более или менее твердая формулировка этого понятия, которая будет впоследствии, по аналогии, перенесена как в план формальный, так и в план генетический. Идея регрессии индивида к разным стадиям своего развития во многом определяет, как вы знаете, наши представления о неврозе и его лечении. Однако введение в обиход этого столь привычного теперь понятия не было, как вы успели убедиться, таким уж бесспорным.

Теперь, чтобы облегчить переход от этой схемы психического аппарата к той, что подразумевается дальнейшим ходом мысли Фрейда, то есть к схеме, сфокусированной на теории нарциссизма, я хочу предложить вам сегодня одно маленькое испытание.Сновидением, которое было в начале, сновидением, впервые поддавшимся расшифровке, поистине сновидением из сновидений стало для Фрейда сновидение об инъекции Ирме. Он не просто анализирует его с исчерпывающей полнотой, но уже в самом Traumdeutung неоднократно возвращается к нему, делая это всякий раз, когда ему нужно на что-то опереться и, в частности — притом надолго — когда вводит понятие о сгущении.

Вот это сновидение мы и попробуем рассмотреть с нашей сегодняшней точки зрения. В этом наше право, при условии, что мы не собираемся приписывать Фрейду, находившемуся тогда на первом этапе своего творческого пути, то, что было высказано им лишь на последнем; при условии, что мы не попытаемся согласовать одни этапы с другими по собственному усмотрению.

Из-под пера Гартмана вырвалось однажды довольно искреннее признание того факта, что концепции Фрейда согласованы между собой не так уж и хорошо и что они нуждаются в синхронизации. Именно последствия такой вот синхронизации Фрейдовой мысли и делают возврат к текстам обязательным делом. Честно говоря, в призыве к этой синхронизации мне слышится досадный менторский тон. Наша задача не в том, чтобы синхронизировать различные этапы мысли Фрейда, а тем паче их согласовывать, для нас важно разглядеть ту единственную и постоянную проблему, на которую размышления Фрейда, идущие этап за этапом от одного противоречия к другому, пытаются дать ответ. Речь идет о том, чтобы пройдя последовательность антиномий, которые мысль Фрейда внутри каждого из этих этапов и между ними нам предъявляет, встретиться лицом к лицу с тем, что и является подлинным предметом нашего опыта.

Среди тех, кто занимается преподаванием анализа и формированием аналитиков, я не единственный, кому пришло в голову вновь обратиться к сновидению об Ирме. Это, в частности, произошло и с человеком по имени Эриксон, причисляющим себя к культуралистской школе. Что ж, в добрый час! Культурализм этот отличается тем, что основное внимание уделяет в анализе тому, что обусловлено в каждом случае тем культурным контекстом, в который субъект погружен. Аспект этот, разумеется, принимался в расчет и прежде — насколько я знаю, ни сам Фрейд, ни те, кто может рассматриваться как его прямые последователи, никогда им не пренебрегали. Вопрос состоит лишь в том, действительно ли элемент этот имеет для формирования субъекта решающее значение. Отложим покуда теоретическую дискуссию, к которой эта проблема подает повод, и посмотрим лишь, к чему все это сводится.

В отношении сновидения об инъекции Ирме это сводится к некоторым замечаниям, на которые я буду обращать ваше внимание по мере того, как в процессе нового анализа, который я попытаюсь сегодня проделать, нам с ними придется сталкиваться. Вы убедитесь, к своему удивлению, что культурализм довольно неожиданно смыкается с психологизмом, суть которого состоит в стремлении рассматривать весь аналитический текст как функцию различных этапов развития эго. Как видите, я упомянул Гартмана не просто для того, чтобы поглумиться лишний раз над его синхронизацией.

Итак, сновидение об инъекции Ирме пытаются понять как этап развития эго Фрейда, эго, имеющего право на особое уважение как принадлежащее великому творцу в момент высшего расцвета его творческой мощи. По правде говоря, идеал этот ложным не назовешь. Психология творца, несомненно, нуждается в изучении. Неужто, однако, к этому и сводится тот урок, что можем мы извлечь из фрейдовского опыта и, в частности, из того, что происходит в сновидении об инъекции Ирме, если рассмотреть это сновидение как бы сквозь увеличительное

стекло?

Если эта точка зрения справедлива, то нам с вами придется расстаться с идеей, в которой я вижу суть фрейдовского открытия, с идеей смещения субъекта по отношению к эго, и вернуться к представлению, по которому типичное развитие эго занимает центральное место. Здесь перед нами альтернатива, в которой компромисс невозможен: если это истинно, то все, что вам говорю я, — ложно.

Беда лишь в том, что если это ложно, то исключительно сложно становится прочесть малейший текст Фрейда, хоть что-нибудь взяв в нем в толк. Сейчас, на примере сновидения об инъекции Ирме, мы попробуем в этом убедиться.

Почему Фрейд придает этому сновидению столь большое значение? Поначалу это может вызвать удивление. Что, собственно, анализ этого сновидения Фрейду дает? А дает он ту истину, которую Фрейд и ставит во главу угла: сновидение всегда представляет собой осуществление желания, пожелания.

Я прочту вам содержание сновидения, надеясь, что это освежит в вашей памяти связанный с ним анализ.

Большая зала — много приглашенных, мы принимаем гостей. Среди них Ирма: я тут же отвожу ее в сторону и точно хочу ответить на ее письмо, упрекаю ее в том, что она не приняла моего "решения". Говорю ей: "Если у тебя до сих пор есть боли, то ты сама виновата". Она отвечает: "Если бы ты знал, какие у меня боли в горле, в желудке и в животе, мне все прямо стягивает". Я пугаюсь и смотрю на нее. У нее бледное, опухшее лицо. Мне приходит в голову, что мог не заметить какого-нибудь органического заболевания. Я подвожу ее к окну, рассматриваю еегорло. Она слегка противится, как все женщины, у которых вставные зубы. Я говорю себе, что ведь ей это не нужно. Она открывает рот, и я обнаруживаю справа большое пятно, а немного поодаль странный нарост, похожий на носовую раковину, покрытый большими сероватыми струпьями. Я подзываю сейчас же доктора М, который, в свою очередь, осматривает больную и подтверждает мои наблюдения. Доктор М., совершенно не похож на себя: он бледен, хромает, почему-то без бороды... Мой друг Отто тоже здесь, стоит подле меня, а мой друг Леопольд выстукивает ее поверх корсета и говорит: "У нее притупление слева снизу". Он указывает также на инфильтрацию на участке кожи в районе левого плеча (несмотря на платье я тоже ощущаю ее, как и он). Доктор М. говорит: "Несомненно, это инфекция. Но ничего, у нее будет дизентерия и инфекция выйдет". Мы почему-то сразу же понимаем, откуда эта инфекция. Отто недавно, когда она почувствовала себя нездоровой, ввел ей препарат пропила, пропилен... пропиленовую кислоту- триметиламин (его напечатанная жирными буквами формула стоит у меня ясно перед глазами)... Такой инъекции нельзя делать легкомысленно- По всей вероятности, и шприц был не совсем стерилен.Ирма — больная, у которой с семьей Фрейда были дружеские отношения. Фрейд находился, таким образом, в деликатной и всегда нежелательной ситуации аналитика, чьим пациентом оказывается кто-то из круга его знакомых. Теперь мы гораздо лучше, чем мог это сделать в ту далекую, доисторическую для психоанализа эпоху Фрейд, отдаем себе отчет в трудностях, связанных с возникающим в подобных случаях встречным переносом.

Именно так все и происходит. Фрейд испытывает в случае с Ирмой серьезные трудности. Как свидетельствует он сам, говоря о связанных со сновидением ассоциациях, он склонялся тогда к мысли, что когда бессознательный смысл базового невротического конфликта становится ясен, остается лишь предложить его самому субъекту, который либо примет это объяснение, либо не примет. Если не примет — что ж, значит он виноват сам, значит он негодяй, дрянь, никуда не годный пациент. Если он,напротив, хороший пациент, то он объяснение примет и дальше все пойдет хорошо. Я не преувеличиваю — пациенты бывают

хорошие и плохие.

Воззрения эти Фрейд излагает с юмором, очень близким той несколько поспешной иронии, которую позволяю себе на этот предмет я. Он признается, что благодарит небо, внушившее ему тогда подобные мысли, так как именно они позволили ему выжить.

Итак, в случае Ирмы Фрейд испытывает серьезные трудности: несмотря на общее улучшение, некоторые симптомы и, в частности, позывы к тошноте, продолжают сохраняться. Он недавно прекратил лечение, и все новости о бывшей пациентке узнает от своего друга Отто. Отто — тот, о котором я сказал однажды как о близком Фрейду человеке. Однако к ближайшим друзьям — из тех, кому мэтр поверяет свои заветные мысли, — Отто не принадлежал. Он славный малый, этот Отто — он пользует всю семью Фрейда от простуды, что получается у него неважно, и играет при ней роль симпатичного, милого, щедрого на подарки холостяка, к которому сам Фрейд относится с долей благодушной иронии.

И вот этот Отто, к которому Фрейд питает искреннее, но не выходящее за рамки обычного уважение, сообщает ему новости об Ирме, рассказывая, что все в целом идет нормально, но все-таки не так хорошо, как хотелось бы. Интонации любезного друга заставляют Фрейда заподозрить, что Отто его действия не вполне одобряет, более того, что Отто солидарен с теми, кто подсмеивался над ним и даже возражал против курса лечения, неосторожно предпринятого на той почве, где в действиях своих он не настолько свободен, насколько ему хотелось бы.

На самом деле Фрейд уверен, что предложил Ирме хорошее решение — Losung. Слово это в немецком двусмысленно и означать может как вводимый больному шприцем раствор, так и разрешение конфликта. Уже одно это придает сновидению об инъекции Ирме символический смысл.

Поначалу Фрейд своим другом сильно недоволен. Беда, однако, в том, что собой недоволен он еще больше. Дело доходит до того, что у него появляются сомнения — и не только в обоснованности предлагаемого им решения, но, возможно, и в самих принципах, на которых построен его способ лечения неврозов.

В 1895 г. Фрейд находился на той экспериментальной стадии, где и были сделаны важнейшие его открытия, среди которых анализ этого сновидения всегда будет казаться ему столь значительным, что в 1900 в письме к Флиссу, написанном сразу же после появления книги, где оно фигурирует, Фрейд в шутку — а просто так он, заметьте, не шутил никогда — предлагает другу вообразить, что однажды стену деревенского дома в Бельвю, где сон этот имел место, украсит табличка, гласящая: Здесь 24 июля 1895 г. Зигмундом Фрейдом впервые раскрыта была тайна сновидения.

Таким образом, несмотря на не оставляющее его чувство недовольства, Фрейд в это время вполне уверен в себе. Причем происходит это, заметьте, до того кризиса 1897 г., следы которого мы находим в письме Флиссу, и когда в какой-то момент ему могло показаться, что теория причиненной совращением травмы, сыгравшая в происхождении его концепции решающую роль, никуда не годится, а все построения его рушатся на глазах. В 1895 г. он, напротив, переживает период творческий, открытый как сомнениям, так и уверенности, без которых прогресс в науке никогда не обходится.

Это неодобрение, расслышанное им в голосе Отто, и послужило в данном случае толчком, запустившим механизм сновидения.

Я хочу обратить ваше внимание на то, что уже в 1882 г. Фрейд в письме к невесте замечает, что в сновидениях являются нам не столько события, представлявшиеся нам злободневными, сколько темы, едва затронутые и внезапно прерванные, — ситуации, когда вы лишаетесь дара речи. Такого рода ситуации были Фрейду хорошо знакомы, и в анализах Психопатологии обыденной жизни мы встречаемся с ними неоднократно. Я уже упоминал об эпизоде, когда он не может вспомнить автора фрески в Орвьето Там тоже речь шла о чем-то таком, что ранее, днем, осталось не до конца высказанным.

В данном случае это, однако, далеко не так. Вечером, после обеда, Фрейд садится за работу и пишет по делу Ирмы настоящий отчет, где пытается расставить все на свои места и оправдать, по мере необходимости, выбранный им ход лечения. И вот наступает ночь и он видит сон.

Я начинаю сразу с подведения итогов. Фрейд считает огромным успехом то, что все сновидение, вплоть до малейших его деталей, ему удалось объяснить желанием снять с себя ответственность за неудачу в лечении Ирмы. Причем оправдывается Фрейд в сновидении — как непосредственный создатель его — способами столь разнообразными, что, как сам он со свойственным ему юмором замечает, это очень напоминает историю о человеке, который на упрек в том, что котел, который ему одолжили, он вернул треснутым, ответил, что, во-первых, он вернул его целым, во-вторых, котел уже был с трещиной, когда он его брал, и, в-третьих, никакого котла он не брал вообще. Каждое из этих объяснений само по себе, может быть, и неплохо, но вместе взятые они явно никого не устроят.

Blog

Жак лакан семинары

Содержание