Вопросы взаимовлияния Европы и Азии будоражили умы философов, историков и мыслителей Вавилона, Персии, Египта, Греции и Рима

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6


Глава вторая


ВОСТОК И ЗАПАД -

ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ

ГОСУДАРСТВЕННОСТИ


Проблемы взаимоотношений и взаимосвязей между Востоком и

Западом привлекали внимание человечества уже многие столетия.

Вопросы взаимовлияния Европы и Азии будоражили умы философов,

историков и мыслителей Вавилона, Персии, Египта, Греции и Рима.

Данная проблематика оставалась не менее актуальной в средние века и

особенно острой стала в эпоху крестовых походов, а в новое время - в

связи с колониальными захватами в Африке, Азии и Латинской Аме-

рике. По-иному начинает видеться этот вопрос в новейшее время, с

перерастанием национальных капиталов в интернациональный, а в

наше время - в связи с развитием транснациональных связей в областях

государственного управления, экономики, политики и культуры.

Представляется необходимым по-новому взглянуть на весь спектр

вопросов взаимосвязей по линии Восток-Запад. В современном ракур-

се эта проблема видится более многопланово. Она включает в себя всю

гамму отношений по линии не только Восток-Запад, но и Запад-

Восток-Юг-Север. Другими словами, необходим анализ взаимодейст-

вия не только в рамках Евразийского материка, а также всех

остальных трех континентов - Африки и двух Америк. В этом смысле

несколько обособленно находится Австралия. Однако, возможно, но-

вые открытия в ее истории позволят по-иному взглянуть на ее прошлое

и включить ее в сферу взаимовлияний с Юго-Восточной Азией и

Тихоокеанским побережьем Центральной и Южной Америки.

Говоря об одном из наиболее значительных компонентов обще-

мировой культурно-исторической системы - Евразии, прежде всего

необходимо отдать должное основоположникам нового научного тече-

ния, по-иному взглянувшим на вопросы взаимодействия Востока и

Запада, - российским евразийцам. Используя комплексный подход в

исследовании вопросов взаимосвязей Восток-Запад, Европа - Россия -

Азия, евразийцы коснулись очень многих сторон этой проблематики.

Они изучали культуру, этнографию, историю, религию, философию,

лингвистику, экономику, геологию, географию и биологию Евразий-

ского материка. Сбреди всего богатого спектра многочисленных направ-

лений, прорабатывавшихся евразийцами, привлекает внимание одна из

фундаментальнейших проблем прошлою, настоящего и будущего -

вопрос российской государственности.

Следует напомнить, что, несмотря на обилие работ евразийцев, и

которых так или иначе затрагивается проблема российской государст-

венности, специального труда на эту тему не создано. Это крайне

осложняет работу по целостному восприятию евразийской теории

государственности. В многочисленных исследованиях, от фундамен-

тальных коллективных трудов до мелких статей и брошюр, принад-

лежащих перу ученых евразийской школы, этому вопросу уделяется

незначительное внимание. Зачастую вопросы российской государ-

ственности завуалированы более широким анализом другой проб-

лематики и ее выявление требует неординарного, творческого подхода

в процессе осмысления произведений ученых-евразийцев. Для состав-

ления достаточно ясной и целостной картины о прошлом, настоящем и

будущем российской государственности в русле теоретического ви-

дения мыслителей евразийской школы необходимо комплексное

изучение подавляющего большинства их трудов, до недавнего времени

остававшихся практически недоступными отечественным ученым в

силу нахождения их в спецхранах центральных российских библиотек и

архивов или в библиотеках Западной Европы, в частности в Нацио-

нальном архиве Франции и Национальной библиотеке Франции в

Париже.

Анализ наследия евразийцев в целом, включая хранящуюся в

ГАРФ их личную переписку, выявляет наличие порой достаточно

различных точек зрения внутри этой научной школы по вопросу

российской государственности. Соединение разнообразных фрагментов

и мнений евразийцев по этой проблематике позволяет составить мо-

заичную, но тем не менее достаточно целостную и логичную картину

их взглядов на этот вопрос.

Изучая историю российской государственности, евразийцы пришли

к выводу, что время от времени весьма полезно подвергать пересмотру

привычные исторические понятия1. Это необходимо для того, чтобы

при пользовании ими не впадать в заблуждения, возводя некоторые из

них в абсолют. К числу понятий, особенно часто употреблямых и

притом с наименьшей степенью разночтений, с точки зрения евра-

зийцев, относятся термины: Восток, Запад, Азия, Европа, части

света, материки, континенты, государственная система и культур-

ные миры. Их антагонизм кроется в борьбе двух извечных начал -

свободы и деспотизма, прогресса и косности, движения и застоя и т.д.

Этот вечный конфликт предстает во всемирной истории государст-

венности, в частности в прообразах деспотической государственной

системы Персии и демократий Эллады. Однако при этом упускается из

виду, что у самого Запада есть свой Восток и свой Запад. В качестве

примера можно привести западную романо-германскую часть Римской

империи и Византию, а в настоящее время - Западную и Восточную

Европу. Это же наблюдается и применительно к Востоку. Здесь в

противоположности друг к другу, как считали евразийцы, находятся

Иран и Туркестан, конфуцианский Китай и степная зона кочевни-

чества, Индия и Центральная Азия.

Учитывая столь сложную и неоднородную картину внутренних

взаимосвязей на континенте, евразийцы впервые предложили заменить

европоцентристскую концепцию противостояния и полюсности Вос-

1 См.: Бицилли П.М. "Восток" и "Запад" в истории Старого Света // На путях:

Утверждение евразийцев. Берлин, 1922. Кн. 2. Сб 317, 340.


тока и Запада на теорию взаимодействия Центра и Окраин2. Евра-

зийцы по-новому поставили вопрос о противопоставлении государ-

ственности Востока и Запада. Во-первых, этот контраст, с их точки

зрения, не являлся заблуждением и его всячески необходимо было

подчеркивать. Во-вторых, видя контрасты, нельзя было упускать из

виду и черты сходства. В-третьих, необходимо было поставить вопрос о

самих носителях противостоящих понятий. В-четвертых, следовало

покончить с привычкой видеть этот контраст во всем и везде, даже

там, где его и нет.

Основываясь на этих представлениях, евразийцы впервые выдви-

нули тезис о существовании Срединного континента, который они

назвали Евразией, а также о двух периферических мирах: азиатском

(Китай, Индия и Иран) и европейском (романо-германо-славянские

страны Западной, Центральной и Восточной Европы) 3.

Евразийцы полагали, что Срединный континент - это некое

замкнутое и единое пространство, ограниченное с запада реками

Неман-Западный Буг-Сан-устьем Дуная, с востока - Тихим океаном, с

севера - тундрой, с юга - горными цепями Кавказа, Памира и Тянь-

Шаня. Его степная зона, по их мнению, являлась становым хребтом

истории и государственности Старого Света. Евразийцы были убеж-

дены, что тот, кто владел степью, становился политическим и государ-

ственным объединителем Евразии и двух периферических миров.

Помимо основательного пересмотра методологии и подходов к

исследованию Востока и Запада, евразийцы сосредоточили внимание

на изучении явлений синхронизма в религиозно-философском и го-

сударственном развитии наиболее крупных культурных миров. Они

указывали, что, повинуясь определенной периодичности, примерно в


2 См.:Там же. С. 318 - 320.

3 См.: Евразийство (Опыт систематическою изложения). Париж, 1926. С. 33-34,

Евразийская хроника. Париж, 1926.вып. 5. С. 73, ГАРФ. Ф. 5783. Оп. 1. Ед. хр. 45.

Евразия.Л. 1.


одно и то же время произошло зарождение монотеистической рефор-

мы Заратустры, религиозной реформы Пифагора, развертывание

деятельности Будды, формирование философии Конфуция и Лао-

Цзы 4. В контексте этого видения проблемы они исследовали истоки

закономерности объединения обширных пространств Старого Совета

под единым руководством и в рамках единого государства. Их внимание

привлекали завоевания, а затем формирование государств Алек-

сандром Македонским, скифами, гуннами, Чингисханом, московскими

царями, а затем российскими императорами.

Евразийцы были убеждены, что синхронность, периодичность и

внутреннее единство истории Старого Света наиболее ярко проявились

за последние две с половиной тысячи лет, т.е. от 1000 лет до н.э.

и до 1500 г. н.э. Этот период истории они назвали "евразийским".

Однако, но их мнению, с XVI в. наступает период дробления. Перифе-

рическая Европа отделяется от Евразии, от которой также отпадает

периферическая Азия. Пропадает евразийский центр и остаются одни

окраины.

Новейшую судьбу России с XVI в. евразийцы рассматривали как

грандиозную попытку восстановления евразийского центра и тем

самым воссоздание евразийской государственности и Евразии как

единого целого. Над этой проблемой в первой трети XX в.

плодотворно трудились такие крупнейшие представители евразийской

школы, как Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, П.П. Сувчинский, Г.В.

Флоровский, Г.В. Вернадский, А.В. Карташев, П.М. Бицилли, М.В.

Шахматов, В.И. Ильин, С.Г. Пушкарёв, В.П. Никитин, P.O. Якобсон и

др.

Работая в этом направлении, евразийцы ставили перед собой ряд

стратегических научных целей. Во-первых, они отказались от концеп-

ций и теорий государственности, существовавших до начала XX в. и

4 См.: Бицилли П.М. Указ. Соч.. С. 320-330.


основанных либо на монархических, либо на республиканских, либо на

симбиозе этих двух начал вследствие почти полной выработки их

потенциала к первой трети XX столетия. При этом также отвергалась

теория государственного строительства, предложенная большевиками

после 1917 г. Они поставили перед собой цель поиска новой системы

государственных институтов и управления Россией. Во-вторых, евра-

зийцы считали необходимым начать формулирование новой объедини-

тельной государственной идеи и общегосударственной идеологии,

которая помогла бы вновь сплотить территории и земли вокруг

Евразийского центра. В-третьих, они попытались доказать преемствен-

ность и периодичность государственного строительства на просторах

Евразии от скифов к гуннам, от гуннов к тюрко-монголам, от тюрко-

монголов к русскому этносу. Наиболее глубоко они исследовали

преемственность государственного начала последнего звена этой цепи

- от империи Чингисхана к Российской империи. В-четвертых, они

пытались выяснить причины достаточно длительного существования

обширнейших государственных образований на территории Евразии в

прошлом, настоящем и предполагаемом будущем и в этом контексте

доказать, что объединительные тенденции намного сильнее на Средин-

ном евразийском континенте, чем центробежные силы распада.

В-пятых, отстаивая свою концепцию государственности, евразийцы

вели серьезную научную полемику со своими российскими и зарубеж-

ными оппонентами.

Анализируя системы государственного устройства наиболее

развитых в социально-экономическом плане стран Старого и Нового

Света первой трети XX в., евразийцы указывали на один весьма

примечательный факт. Для них, как и для многих ученых начала XX в.,

было весьма показательно, что один из самых преданных поклонников

романской культуры, Г. Ферреро, чуть ли ни первый заявил после

окончания первой мировой войны, что старые европейские принципы

права и государственности рухнули и что Европа должна найти новые,

если не хочет захлебнуться в волнах анархии, подобно тому, как погиб

Рим, когда пал авторитет Сената5. Подобные мысли были изложены

Рено де Би в книге "Испытание огнем”6. Остро ощущая этот кризис

государственных начал, проявившийся в первой мировой войне, а затем

в событиях 1917 г. в России, евразийцы понимали уже в начале 20-х

годов нашего столетия, что необходим поиск новых форм теорий

государственности. Их исследования начались с представлений о

"непосредственной катастрофичности происходящего"7. Последующие

исторические события полностью подтвердили опасения евразийцев.

Как результат кризиса старых западноевропейских и российской го-

сударственных систем ими рассматривался рост национал-социализма,

интернационал-социализма, фашизма и фалангизма, приведших к

трагическим событиям 1936-1945 гг.

Являясь очевидцами крушения старых принципов государст-

венности, евразийцы считали, что выход из этого кризисного поло-

жения лежал не в повторе тех или иных форм политического и

государственного строя XIX в. Они утверждали, что формой большей

части XX в. будет диктатура партии8. Они были убеждены, что опыт

большевиков в СССР в 1920-е годы и фашистов в Италии являлся как

бы первой попыткой поиска основных принципов этого государствен-

ного строя9. В противоположность демократическим началам XIX в.

этот новый строй покоится на принципе, названном евразийцами

демотизмом. Демотизм рассматривался ими как форма осуществления

неосознанной воли большинства сознательной волей организованого

меньшинства. Формой организации меньшинства являлась партия.


5 См.: Евразийская хроника. Париж, 1926. Вып. 4. С. 43.

6 См.: Там же.

7 См.: Евразийский временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 5-6.

8 См.: Евразийская хроника. Вып. 4. С. 4.

9 Там же.


Поддерживая такую форму организации государственного управ-

ления, евразийцы выступали против ее содержания, предложенного

идеологами национал-социализма, фашизма и интернационал-социа-

лизма. Они считали, что эти идеологические доктрины не связаны с

действительностью и, давая поначалу некоторый толчок в развитии, в

конечном итоге обречены на поражение10. Они полагали, что только

та партия сможет осуществить диктатуру, идеология которой будет

охватывать и представлять не интересы якобы некоего этнического

большинства, класса или общественного слоя, а того большого корен-

ного органического целого, которым является группа наций, состав-

ляющих то или иное государство XX в.

По мысли евразийцев, такая партия будет создана и окрепнет по

имя идеологии, которая не имеет ничего общего с идеологическими

установками, предложенными в Европе в 20-е годы нашего

столетия. Главенствующая роль, этой партии в системе нового госу-

дарственного устройства и в управлении как в странах Западной

Пвроны, так и в России станет возможна, но мнению евразийцев, при

условии гармоничного сочетания ее организационных принципов с ее

основными идейными целями и при условии, что эти два фактора не

будут постоянно противоречить друг другу11. Создание такой партии

снимет основное препятствие на пути развития стран мирового

сообщества и, в частности, России и даст дорогу подлинному конструк-

тивному творчеству.

Обращаясь к вопросу об идеологии такой партии, евразийцы

полагали, что всякое жизненное движение определяется некой идео-

логией и вытекающей из нее системой конкретных задач или прог-

рамм, которых обусловлены определенной исторической обстанов-

кой12. Естественно, что задачи и система зависят от условий, места и


10 См.: Там же. С. 5.

11 Там же.

12 См.: Евразийство (Опыт систематического изложения). С. 3.


времени. В результате появляются новые цели, меняются и отмирают

старые. Однако именно идеология, но мнению евразийцев, определяет

ту грань, за которой прагматизм и практицизм движения вырождаются

в беспринципный оппортунизм. Евразийцы считали, что оппортунизм

связан с отсутствием идеологии или, в крайнем случае, с ее неясностью,

туманностью и неразработанностью. С оппортунизмом они также

связывали абстрактную идеологию. Примерами такого сочетания, с их

точки зрения, являлись теоретические концепции по реставрации

монархии в России и различные теории по построению социалисти-

ческих государственных систем. Все они, по глубокому убеждению

евразийцев, были критически не проверены, ошибочны, безжизненно

схематичны и основаны на мнимых, а не на действительных законах

общественного и исторического развития13.

Евразийцы придерживались мнения, что любая идеология, а тем

более идеология государственной системы нового типа, может быть

определена, прежде всего, как органическая система идей. Это не

простая совокупность, а органическое единство, связанное с конкрет-

ной жизнью, социумом и страной, а не с ложной или мнимой абстрак-

цией14. Евразийцы уподобляли новую государственную идеологию

развивающемуся семени растения, которое в своем существе и идеале

являет внутреннюю необходимость самораскрытия одной основопо-

лагающей и фундаментальной идеи или системы идей. В отличие от

абстрактной идеологии истинная государственная идеология не явля-

ется универсальной и отвлеченной системой и не может быть выра-

жена одной отвлеченной формулой, фразой или броским лозунгом.

Она подобна живому организму, который сложен и многопланов и в

котором важен каждый орган, каждый сосуд и каждая артерия.


13 См.: Евразийская хроника. Вып. 4. С. 4-5; Евразийство (Опыт систематического

изложения). С. 3-4, 7: Евразийство: Формулировка 1927 г. - М., 1927. С. 4-5.

14См.: Евразийская хроника. Вып. 4. С. 4- 5; Евразийство (Опыт систематического

изложения). С. 3-4, 7: Евразийство. Формулировка 1927 г. С. 4- 5.


Общегосударственная идеология не абстрактна, а симфонична и

соборна, согласуя и объединяя свои выражения с чаяниями широких

слов общества.

Таким образом, истинная государственная идеология не может

отрицать конкретную действительность и противоречить ее существу.

Евразийцы были убеждены, что истинная государственная идеология,

зарождаясь и требуя своего осуществления в жизни как отдельного

индивидуума, так и всего общества и государства в целом, уже в этом

предсодержит в себе жизненные стихии конкретной действительности,

страны и социума. Людям, которые стоят вне истинной государствен-

ной идеологии, убежденно и энергично стремятся к каким-либо другим

целям, связывая их с ложной идеологией, может казаться, что истинная

идеология говорит о чем-то другом и мало имеет общего с конкретной

действительностью. Однако это не так. Истинная идеология является

гармоничной и вечно развивающейся системой идей, имеющей цен-

ность не только в настоящем или для решения каких-либо сиюминут-

ных политических или государственных задач, и представляет зна-

чимость в глубинном понимании процессов отдаленного прошлого,

постоянно развивающегося настоящего и построении реальных планов

на будущее.

Изучая старые буржуазные государственные идеологические

системы Старого Света, евразийцы, признавая их значимость и плодо-

творность для XIX в., указывали на то, что к его концу наука о

государственности явно начала переживать кризис. Особенно ярко это

проявилось в Западной Европе. Этот кризис науки и научного миро-

созерцания, прикрытый блестящими успехами техники в XX в., начался

уже давно - вместе с упадком великих западноевропейских философ-

ских систем XIX в. Евразийцы определяли XIX столетие как эпоху

катастрофического убывания духовности европейской культуры. Оно

заключалось в исчезновении органического синтеза идей, а также в

замене их естественного внутреннего природного единства внешним,