Вопросы взаимовлияния Европы и Азии будоражили умы философов, историков и мыслителей Вавилона, Персии, Египта, Греции и Рима

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

пафосе, вдохновляющем общественные идеалы западной культуры", а

также "дерзновенном духе исканий, который привел к великим науч-

ным открытиям", Россия-Евразия "совершит органический поворот к

Азии и Востоку в целом, неотъемлемой частью которого она всегда

была, есть и будет"63.

Эту точку зрения на прошлое и судьбу России кроме евразийцев

разделяли также и отдельные представители передовой научной,

религиозной, литературной и философской мысли России и зарубежья

XIX - начала XX в. Одним из немногих, кто дал начальный импульс

направлению, в дальнейшем подробно разработанному евразийцами, и

кого они считали одним из своих духовных отцов, был Ф.М. Досто-

евский. Думая о судьбах Востока и Запада, России и Европы, он писал:

"Что такое для нас Азия?.. в грядущих судьбах наших, может быть,

Азия-то и есть наш главный исход!.. наш взгляд на себя единственно

как только на европейцев, а не азиатов (каковыми мы никогда не

переставали пребывать)... ошибочный..."64. Однако в целом же концеп-

ции евразийцев о единой государственности встречали сильную кри-

тику со стороны монархических, либеральных, буржуазных и социал-

демократических кругов России. Особенно следует выделить ряд кри-


63 См.: Евразийство: Декларация. Формулировка. Тезисы. Прага, 1932. С. 8-9; Евразийство (Опыт систематического изложения). С. 35-36.

64 См.: Достоевский Ф.М. Дневник писателя // Поли. собр. соч. М., 1984.Т. 27. С. 32-33.


тических трудов о евразийстве, вышедших из-под пера П.Н. Милюкова,

Н.А. Бердяева, А.А. Кизеветтера и П.Б. Струве65.

Сами евразийцы, анализируя упреки и нападки своих оппонентов,

выделили целый спектр факторов, вследствие которых, по их мнению,

их научные теории и концепции так враждебно воспринимались их

противниками. Прежде всего, это происходило потому, что большин-

ство оппозиционных изданий и печатных органов просто не желали

вникать в суть евразийского видения вопросов. Это нежелание пони-

мать, печатать и слушать сочеталось с озлобленной ненавистью

представителей как правых, так и левых партийных течений. Это

оправдывалось ими часто взаимоисключающими и в большинстве

своем придуманными мотивами и предлогами. При этом обе стороны

не стеснялись в выборе средств борьбы с евразийством. Представители

левых воззрений считали евразийцев пробуржуазным, а следовательно,

загнивающим научным направлением. Сторонники же либеральных,

монархических и буржуазных взглядов обвиняли евразийство в комму-

низме, большевизме и предательстве общенациональных интересов.

При этом последние сочетали свою критику с обвинениями евразийцев

в некультурности, нежизненности, объявляя их малоинтересными. А.А.

Кизеветтер, например, не воспринимал комплексный подход евразий-

цев к исследованию. Его явно раздражало, что евразийцы одновремен-

но изучали географию и экономику, лингвистику и историю, филосо-

фию и религию, государствоведение и право. Он не раз бросал ехидные

насмешки в сторону евразийцев за их слишком широкий размах и охват

проблематики. К тому же он обвинял их в некоем "флирте" с боль-

шевиками.

Н.А. Бердяев же вообще считал евразийство зловредным и ядови-


65 См.: ГАРФ. Ф. 5783. Он. 1. Ед. хр. 243. Л. 1-2: Бердяев Н.А. Евразийцы // Путь.

(Париж). 1925. № 1; 1926. № 2, Евразийский временник. Кн. 3. С. 149-174, Евразийская хроника. Вып. 4. С. 18.


тым учением, которому надо было всячески противодействовать. Он

совершенно не разделял концепцию евразийцев об изолированности

культурных кругов, разработанную ранее Н.Я. Данилевским. В про-

тивовес ей он считал, что современная эпоха - это период не только

кризиса, в чем он был солидарен с евразийцами, но и период зарож-

дения якобы некой новой универсальной эпохи, подобной эллинисти-

ческой, в которой все национальные и культурные организмы будут

ввергнуты в мировой круговорот и произойдет взаимопроникновение

культурных типов Востока и Запада. Евразийцы же, говорившие о

замкнутости евразийского государственно-культурно-историчсского

типа, по мнению Н.А. Бердяева, были враждебны универсализму и за

это их было необходимо нещадно критиковать.

Кроме того, Н.А. Бердяева, как религиозного философа, раздра-

жали натурализм и номинализм евразийцев. Он считал, что евразийцы

- реалисты в понимании национальности и государственности и

номиналисты в осознании человечества. К этому он постоянно добав-

лял неприятие евразийского взгляда на то, что в России Востока не

менее, чем Запада. Ему явно не импонировало то, что евразийцы уде-

ляли значительное внимание постоянно замалчиваемому в российской

науке влиянию Азии на страну, значению степной зоны и ее жителей в

истории России, влиянию психологии кочевничества и монгольской

государственности на развитие Московского царства.

К тому же следует указать, что применяемые противниками

евразийцев приемы критики в печати свидетельствовали о морально

нездоровой атмосфере вокруг этого научного течения. Косвенно это

также подтверждало разложение тех общественно-политических групп

и партий, мнения и настроения которых отражала печать в России и за

рубежом в 20-30-е годы XX столетия. В противовес этому евразийцы

считали, что раздражительность и непристойность тона критики вкупе

с отсутствием серьезного и вдумчивого анализа евразийства доказы-

вали силу и жизненность их теорий и концепций. Они были убеждены,

что проявляемый широкими кругами общества внутри России и за ее

пределами интерес к евразийцам, о чем свидетельствовал рост их

изданий в Москве, Ленинграде, Париже, Берлине, Праге и Софии,

увеличение посещаемости евразийских собраний, появление родствен-

ных евразийской идеологии групп и сближение евразийцев по ряду

вопросов с представителями иных общественных и научных группиро-

вок, а также возрастающее участие в евразийских изданиях со стороны

внепартийных представителей и рост самого движения - все это

подтверждало правильность общей линии евразийства.

На это А.А. Кизеветтер едко заметил, что евразийцы довольст-

вуются формальной логикой, рационализацией внешней стороны

вещей, не проникая в их сущность. Он их обвинял в отсутствии

интуиции и стремления проникнуть в существо вещей. Патриотизм же

евразийцев он определял как механическое соединение русской куль-

туры с азиатскими элементами, отрицая при этом наличие в самой

культуре России восточного влияния. Помимо этого, он был сторон-

ником понятия общечеловеческой культуры, евразийцы же отрицали

ее наличие. А.А. Кизеветтер не желал воспринимать неополитические

системы евразийцев о России-Евразии и был противником теорий о

воздействии географо-геологических факторов на социум и государ-

ственность.

Н.А. Бердяев вообще считал географо-геологическую историосо-

фию евразийцев вредной и материалистической, приравнивая ее к

экономическому материализму. В целом же евразийскую философию и

историю он определял как натуралистическую, а поэтому ненаучную.

Сам же Н.А. Бердяев придерживался философии истории как филосо-

фии духа и духовной жизни человечества. Критикуя евразийство, он

указывал, что кроме Востока и Запада и столкновения рас, культур и

народов есть еще и царство духа. Именно поэтому, с его точки зрения,

в России и было принято христианство. Он указывал, что теории

евразийства неприемлемы для него, так как в них нет категории

духовной свободы, которая составляла одну из основ его мышления.

Н.А. Бердяев обрушивался на евразийство и евразийцев за то, что они

сужали значение православия, не считая его вселенским по своему

значению в духовной жизни России.

Помимо этого, Н.А. Бердяев обвинял евразийцев в большевизме,

ибо поворот к Востоку, за что ратовали они, и "варваризация" России

после 1917 г. смешивались им и однозначно воспринимались как

большевизм. В противовес основным идеям евразийцев он считал, что

будущее русского народа зависит от того, удастся ли победить в нем

нехристианский Восток и стереть с его лица монгольские черты,

которые наличествовали в старой России. Это связывалось им с

бытовым исповедчеством русскими идеи Царства Божьего и правды

Божьей, свойственным русскому духу, но не присущим духу

туранскому. Н.А. Бердяев упрекал евразийцев в невйдении ими главной

особенности русского православия, отличающей его от западного

христианства, т.е. эсхатологичности, устремленности к концу. Он

обвинял евразийцев в нежелании видеть русское странничество,

искание правды Божьей, Града Китежа, а также в принятии ими

бытовой устроенности и статичности туранского мировоззрения,

которые, по их мнению, перешли в русский народ. Он называл это

евразийским испугом и защитной реакцией против революции и

крушения старого мира. Н.А. Бердяев с горечью указывал, что

евразийцы, выросшие во время первой мировой войны и революции, не

чувствовали себя родственными религиозному поколению второй

половины и конца XIX в. и были склонны отказаться от всего того, что

связано с постановкой нового религиозного сознания, т.е. того, над чем

работало целое поколение российских религиозных философов. Он

указывал, что евразийцы стремятся к упрощению, элементаризации, к

бытовым формам православия, к традиционализму и что они крайне

подозрительны к любому религиозному творчеству. Однако он отме-

чал, что в социально-политическом отношении евразийцы очень смелы

и решительны. Н.А. Бердяев считал, что новое поколение, к которому

относились и евразийцы, и их духовный уклад, сложившийся в очень

неблагоприятных исторических условиях крушения царской России,

мало приспособлены для оценки сложной проблематики предшеству-

ющего религиозного поколения. В силу пережитого опыта значитель-

ных государственных, социально-экономических, духовных и научных

потрясений начала XX в. молодое поколение боялось сложности и

проблематичности, тяготело к элементарности и простоте, направляя

свою волю на осуществление практических задач. Но мнению

Н.А. Бердяева, отрицание духовного аристократизма, сложности мыс-

ли, бескорыстного созерцания и творческой проблематики есть боль-

шевизм, к которому он относил и евразийцев.

В противоположность мнению своих оппонентов, евразийцы пола-

гали, что нападки противников лишь помогают провести разграни-

чительную черту между теми частями научного мира, которые идейно

и политически умирают, и теми, с которыми у евразийцев может быть

общая почва и общий язык. Они были убеждены, что евразийство не

замыкается в косной идеологии, а все расширяет и увеличивает круг

близких ему проблем, а поэтому идет навстречу всякой серьезной,

добросовестной и научной критике, как бы резка она не была66. Они

считали, что общение с другими научными и общественными группами

пойдет на пользу не только евразийцам, но и России в целом. Однако

на случай, если такого общения не произойдет, евразийцы запасались

тактикой продолжения своего дела в одиночестве, не сомневаясь в его

окончательном успехе, не надеясь на помощь окружающих67.

В пику оппонентам евразийцы полагали, что зловредные и ядови-

тые элементы существовали не в самом евразийстве, а только в

воображении критиков. Называя своих противников людьми "идилли-

ческого склада", они указывали, что ученые с таким мироощущением


66 См.: Там же.

67 См.: Там же; Путь. № 2. Евразийский временник. Кн. 3. С. 149-174; ГАРФ. Ф. 5783. Оп.1. Ед. хр. 28; Евразийство: Формулировка 1927 г. С. 4—5.


не могут понять и разгадать историю Европы и их мнимое преклонение

перед ней лишь прикрывает их глубокое невнимание и неуважение к ее

духовному кризису и трагической судьбе. Отсюда, по мнению евра-

зийцев, у их оппонентов сбивчивость и неясность суждений о русской

революции, русской европеизации, христианстве западном и восточ-

ном, а также об отношении России к Европе и Востока к Западу. Они

верили в Европу, как в мумию, а творческое отношение к ней называли

большевизмом и опасностью68. Они также указывали, что в области

государственности и культуры многие их оппоненты упускают из виду

то, что существуют два фундаментальных обстоятельства, постоянно

замалчиваемые в российской науке. Во-первых, что Россия уже с XV в.,

а возможно и ранее, была не национальным, а многонациональным,

т.е. полиэтническим, государством. При этом наличие православия как

государственной религии Московского царства не отрицало его сов-

местного сосуществования с другими религиозными направлениями в

рамках страны (ислам, иудаизм, католичество, буддизм). Во-вторых,

связи с периферической Азией в русской истории не менее сущест-

венны, чем связи с Западной Европой. В силу этого необходим пере-

смотр целых периодов становления России, когда явно "выпячивались"

Европа и ее влияние и умышлено "задвигались" Азия и ее воздействие.

Одним из первых фундаментально исследовал эту проблему известный

российский востоковед В. В. Бартольд.

Таким образом, тезисно можно выделить следующие основные

группы упреков в адрес евразийцев, против чего они вели постоянную

научную полемику. Во-первых, их считали пассивными богоискателями

и обвиняли в нежелании продолжать традиции российской философ-

ско-религиозной мысли. Во-вторых, их попрекали в отказе от тезиса об

"общечеловеческой" европейской культуре и универсализме христиан-

ского мира Запада. Оппоненты евразийцев совершенно не разделяли


68 См.: Евразийская хроника. Вып. 4. С. 18; Евразийский временник. Кн. 3. С. 149-174.


их призыва повернуться к Востоку, т.е., по мысли оппонентов, к

"варварству" и союзу с туранскими народами. В-третьих, евразийцы

будто бы слишком критиковали послепетровский период российской

истории и идеализировали допетровскую эпоху. В-четвертых, евразий-

цы - это национал-большевики. В-пятых, евразийцы как бы ослабляли

напряжение национального русского духа подменой слова "русский"

странно подозрительно звучащим словом "евразийский". В-шестых,

евразийцы - реакционеры. В-седьмых, евразийцы антинаучны, натура-

листичны, материалистичны и ярые приверженцы позитивизма при

отрицании мира духа. В-восьмых, евразийство пропитано духом бур-

жуазности, практицизма и прагматизма. В-девятых, евразийство не

имеет корней и связи с философами XIX в. (П.Я. Чаадаевым,

К.Н. Леонтьевым, Н.Я. Данилевским, А.С. Хомяковым, Ф.М. Досто-

евским и др.). Их связи со славянофильством надуманны и несерьезны.

Всем этим нападкам противостоят труды и исследования евразийцев, и

ознакомление с ними, возможно, рассеет туман непонимания и непри-

ятия этого серьезного, вдумчивого и своеобразного направления науч-

ной и философской мысли первой половины XX в.