Geum.ru

Вопросы взаимовлияния Европы и Азии будоражили умы философов, историков и мыслителей Вавилона, Персии, Египта, Греции и Рима

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

независимости, свойственных западным феодальным властителям.

В Европе могущественная феодальная аристократия переросла

королевскую власть. Феодалы составляли совет короля и им принад-

лежало право совета и голоса. Король во многом являлся первым среди

равных. Его власть не распространялась на своих феодальных власти-

телей. Действительным правителем он являлся только для населения

своих доменов. Это подтверждается известным средневековым прин-

ципом: "Вассал моего вассала не есть мой вассал".

В России же, по мнению С.Г. Пушкарева, сложилась совершенно

иная ситуация. Здесь вызрели иные отношения между верховной

властью в лице царя и феодалами. Подобно европейским феодалам,

бояре заседали в думе великого князя. Однако помимо того, что боярин

был советником, он являлся и слугой князя. Он давал советы не как

землевладелец и дворянин, равный князю, а как слуга. Как полагали

евразийцы, право совета не имело место в русской истории, а

существовало только в трудах приверженцев боярской партии XVI в. В

действительности же боярский совет никогда не был формально

обязательным для верховной власти в отличие от своего западно-

европейского аналога. Государь мог использовать совет, а мог и сам

решать все дела без его учета. Даже в XVII в., как указывали

евразийцы, когда боярская дума сложилась в более или менее

действущее учреждение, царь мог лично надрать бороду и выгнать в

шею из зала заседания разгневавшего его боярина. Примером может

служить инцидент между царем Алексеем Михайловичем и боярином

И.Д. Милославским. Разумеется, в данной ситуации боярин не считал

себя равным царю, каким представлял бы себя в западноевропейском

феодальном совете аристократ по отношению к королю. Помимо

этого, боярская дума даже формально не ограничивала верховную

власть русского царя в противоположность западноевропейскому ана-

логу и виде феодального совета.

Об эпохе сословно-представительной монархии в России, по мне-

нию С. Г. Пушкарева, не могло быть и речи. Ибо в России не имелось

сословий в западноевропейском смысле. Земские же соборы предста-

вительного характера, возникшие в XVI в.. играли значительную, но

весьма кратковременную роль.

Помимо расхождения в истории формирования государства и

социума, управленческих учреждений и взаимоотношений между ними,

достаточно сильно отличался институт монархии в России и Европе.

Здесь евразийцы усматривали много различий26. Они считали, что

через всю практику и историю европейской государственности и

политики проходит принцип избирательно-договорного происхождения

высшей светской власти. Католическая же церковь, как предста-

вительница духовной власти, постоянно подчеркивала ее независимый

и условный характер. На Руси же с самого начала се государственного

бытия получила господство византийская теория богоустановленности

абсолютной власти. Власть царя считалась истекающей от Бога через

посредство православной церкви. Государь был главой как бы всего

православного мира, государства и церкви. Наиболее емко это сформу-

лировано в доктрине Византийского императора Льва III Исавра в

VIII в., который заявлял: "Я царь и священник". Другая концепция

двоякости власти в лице царя и патриарха Руси не получила должного

развития. Деятельность патриархов Филарета и Никона, выдвигавших

вопрос о равенстве светской и церковной власти, не нашла должной

поддержки у монархии. Период же Петра I вообще ознаменовал

решительный поворот от тенденций двоевластия к единодержавию.

Евразийцы приводили следующие доводы в защиту распростра-

нения в России византийской, а не западноевропейской модели государ-

ственности. Русь, а затем Россия представляла собой огромное, в гео-

графическом смысле, государство, значительно превышавшее в сред-

ние века многие государства Западной Европы. К этому следует

добавить, что в России отсутствовала твердая и устойчивая социальная

организация. Страна была постоянно окружена враждебными сосе-

дями. В завершение необходимо указать на неуклонное расширение

границ державы в южном и восточном направлениях. Все это зас-

тавляло реализовать именно византийский вариант монархии и госу-


26 См.: Там же. С. 150-151; Вернадский Г.В. Очерк истории права Русского государства в

XVIII-XIX в. Прага, 1924. С. 10-12; Евразийство (Опыт систематического

изложения). С. 18-25: Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана и другие статьи. Б/м,

1925. 389 с.: Вернадский Г.В. Начертание русской истории. Прага, 1927. Ч. 1. 263 с.


дарственности сначала в виде власти великого князя, затем - москов-

ского царя, а позже - российских императоров. По своей исторической

и государственнообразующей роли сначала русская, а затем российская

монархия являлась, по мнению евразийцев, более значительным, все-

объемлющим, централизующим и активным общественно органи-

зующим фактором, чем аналогичные монархические институты в

Европе. Его значение было гораздо более существенным, чем монар-

хии западноевропейского мира. Таким образом, по мнению С.Г. Пуш-

карева, Г.В. Вернадского, Н.С. Трубецкого, П.П. Сувчинского и других

евразийцев, различия в формировании государственности России и

Западной Европы были настолько велики, что прямое и бездумное

использование западноевропейских теорий, стандартов и эталонов

государственного устройства в практике управления Россией в XVIII-

XIX вв. наносило стране больше вреда, чем относительные плоды,

которые получала держава в результате поворотов и скачков к

Европе.

П.Н. Савицкий вообще рассматривал эти западноевропейские кон-

цепции как искусственные, нежизнеспособные и малоприменимые к

российской действительности, так как они во многом просто проти-

воречили всему российскому естеству. Он указывал на негативное

воздействие западноевропейской мысли на российскую духовную

жизнь, приведшее впоследствии к трагическим событиям 1905-1907 и

1917 гг. По его мнению, в российской интеллектуальной жизни име-

лось два основных течения, повлиявших на теорию государственного

развития страны и общегосударственного сознания27. Первое

отличалось высокими духовными исканиями. К нему можно отнести

философские поиски Ф. Достоевского, Л. Толстого, А. Хомякова,

К. Леонтьева, Вл. Соловьева и других крупнейших мыслителей XIX в.

Второе направление, характеризовавшееся просветительско-ниги-

листическим отношением к действительности, оказалось полностью

27 См.: На путях: Утверждение евразийцев. Кн. 2. С. 9, 10, 26.


под влиянием западноевропейских идей, концепций и теорий. Наибо-

лее яркими представителями этого движения были Н. Добролюбов,

Н. Чернышевский, Д. Писарев, Н. Огарев, А. Герцен и др. Эти два

течения разделили российское общество на два лагеря, т.е. привели к

расколу в российском мировоззрении. История российской государст-

венности XIX - начала XX в. показывает, что верх одержал нигилизм с

европейской моделью государственного развития.

Использование западноевропейских принципов и ориентиров раз-

вития, малоприменимых к российской почве, привело, по словам

П.Н. Савицкого, к крушению монархических основ и российской госу-

дарственности в 1917 г. После Февраля 1917 г. последовала "варвариза-

ция" страны и российского социума. Путь России по европейскому пути

привел страну к загниванию и закату, подобному тому, который описал

в "Закате Европы". О. Шпенглер. Таким образом, по мысли евра-

зийцев, внедрение европейских начал вело к расколу в государственном

масштабе между управленческо-интеллектуальной элитой страны,

тяготеющей к Европе, и простым народом, стремящимся к традицион-

ным культуре, образу жизни и мысли28. Появляется проблема "верхов"

и "низов". В таком расколотом обществе существенно снижаются

возможности и сила государственного и традиционного начал, пред-

шествовавших государственно-общественным и духовным ценностям,

т.е. теряется связь с духовным фундаментом, заложенным ранее.

Происходит отрыв от корней старой государственности и культуры,

новые же формы еще не образованы, а порой они так и не смогли

сформироваться в зависшем между традицией и Европой обществе. Па

этом фоне в целом замедляется государственное, хозяйственное и

духовное развитие страны и нации, а вместе с этим и социальное,

научное и техническое движение общества.

Деградация государственности и духовности общества, которое

28 См.: Трубецкой Н.С. Европа и человечество. С. 40-43.


пытается подражать Европе и одновременно утрачивает свою само-

бытность на фоне хозяйственного упадка и отдельных скачков вслед

западному миру, относится, но мнению евразийцев, не только к России,

а имеет общий универсальный характер. Это видно на примере многих

азиатских, африканских и латиноамериканских стран в XX в. Таким

образом, одним из наиболее значительных вопросов, стоявших перед

евразийцами в первой трети XX столетия, оставался: сумеет ли Россия

возродить свою самобытность в XX в. в сфере государственности,

духовности и хозяйства?29

Констатируя начавшееся разрушение основ российской государст-

венности к началу XX в., евразийцы указывали и на серьезные

изменения традиционного мышления и мировоззрения жителей страны

на рубеже веков. К началу XX в., но их словам, происходила деструк-

туризация менталитета россиянина. Это отразилось прежде всего на

взаимосвязях между личностью и государством, на соотношении

личностного и государственного начал, личностных ценностей и обще-

человеческих идеалов. Евразийцы полагали, что одной из важных

основ, на которой зиждется российская государственность, является

сохранение традиционных особенностей менталитета и личностных

характеристик жителей страны30.

Окидывая взором поворотные моменты отечественной истории,

евразийцы считали, что Петр I не может почитаться как великий

человек за то, что вывел страну из плена "национальной российской

ограниченности" и ввел ее в некую эфемерную "свободу" западно-

европейского мира. Деятельность Петра I повлекла за собой серьезные

негативные изменения не только в форме одежды и поведения россий-

ской управленческой элиты, но и в образе ее мыслей и быта. Раскол

29 См.: ГАРФ. Ф. 57830. Оп. 1. Ед. хр. 29. Л. 15, Ед. хр. 390. Л. 26: Ед. хр. 33. Л. 1-2.

30 См.: Там же. Ф. 5783. On. 1. Ед. хр. 262. Л. 1-2.


мышления российских управленцев между традиционным мироощуще-

нием допетровской поры и европейскими стандартами нанес серьезный

ущерб российской государственности. В XIX в. этот раскол выразился

уже в ранее указанных противоречиях "верхов" и "низов", а также в

противостоянии различных социальных слоев росийского общества.

Евразийцы дали точную оценку теоретических концепций западно-

европейских ученых по вопросу соотношения личностного, общест-

венного, государственного и общечеловеческого начал. Например, в

германской философии предпринимались попытки объяснить обще-

человеческое начало через абсолютное сознание и в этом ключе

раскрыть понятие личности. Французские теоретики предлагали разре-

шить общественную задачу личности через социализм. Евразийцы же

считали, что достижение абсолюта и совершенства личности через

трансцедентальность, в ее европейском понимании, не есть цель госу-

дарственности или истинный путь проявления личности. Это западно-

европейское стремление к абсолютному абстрактному единству, по их

мнению, не суть задачи человечества или его отдельных наций. Его

задача - это использование различными государственными системами,

этносами и народами всех стран тех потенциалов, которые виртуально,

т.е. теоретически-возможностно, заложены в идее человечества. В

этом смысле перед каждой личностью, этносом, народом или

государством, как социальной и культурной системами, встает своего

рода категорический императив самопознания и самосознания в целях

более полного проявления своей индивидуальности и самобытности31.

В частности, именно в этом евразийцы видели историческое предназна-

чение России на едином пространстве Срединного евразийского мате-

рика, включая все славянские, угро-финские и тюркские этносы,

проживающие на ее территории.


31 См.: Евразийская хроника. Вып. 5. С. 73: ГАРФ. Ф. 5783. Оп. 1. Ед. хр. 368. Л. 2, На

путях: Утверждение евразийцев. Кн. 2. С. 356.


Однако, помимо этого, евразийцы полагали, что в определенной

человеческой группе пробуждается помимо индивидуального и сверх-

индивидуальное, или надындивидуальное самосознание. П.Н. Савиц-

кий называл это явление сознанием народной личности. Именно по-

средством двух этапов: а) самосознания и самопознания индивидуаль-

ности, б) самосознания и самопознания надындивидуальности - воз-

можно полное раскрытие любого народа и государственности. Однако

евразийцы не увидели третьего этапа этого развития. Автор насто-

ящего исследования предлагает определить эту третью ступень как

самосознание и самопознание общепланетарности индивидуума. При

этом следует подчеркнуть, что этот третий этап выходит за рамки

государственности, во всяком случае в ее понимании в XX столетии.

Разумеется, что при таком положении дел евразийцы, возможно, и не

желали выделить эту третью ступень развития личности.

Несколько приблизился к осмыслению этого третьего этапа

П.Н. Савицкий, предложивший теорию номогенеза32. Он полагал, что

понятие организации становится основным научным и общечелове-

ческим понятием. В организации он видел дух, пребывающий в

материи. В этом порядке мыслей и вещей человечество как бы

оказывается сопряженным с природой, а природа - с человечеством.

Этим утверждается единство мироздания, которое П.Н. Савицкий

назвал номогенезом. В номогенезе он видел заданность определенной

способности материи к организации и самоорганизации. Он утверждал,

что нес более выясняется значение прообраза идеи, как в мире

природы, так и в мире человеческой истории. По его мнению, идея,

подчиняющая материю, становится организационной33. Учение


32 См.: ГАРФ. Ф. 5783. Оп.11. 1. Ед. хр. 37 (СавицкийП.Н. Единство мироздания) Ед.хр.33. (Он же.Евразийство как исторический смысл), Ед. хр. 36. Л. 1-21.

33 Там же.


П.Н. Савицкого определенным образом связано с идеями В.И. Вер-

надского о ноосфере, который указывал, что человечество, взятое в

целом, становится мощной геологической силой и перед ним, перед его

мыслью и трудом встает вопрос о перестройке биосферы в интересах

свободно мыслящего человечества как единого целого34. Как видим,

двухступенчатую теорию развития личности евразийцев возможно

заменить на концепцию триадности.

Исследуя историю российской государственности, евразийцы уде-

лили большое внимание вопросам преемственности и периодичности в

построении единой евразийской державы этносами, властвовавшими на

просторах Срединного континента в эпохи, предшествовавшие россий-

скому государству. В понимании евразийцев русские являются одним из

многих народов в общем ряду наций, доминирующих в прошлом и

настоящем на этом континенте. Единственное отличие состоит в том,

что остальным народам были исторически определены предшест-

вующие века, а русской нации достался период с XVI в. по настоящее

время. Российской государственности предшествовали иные формы

государственного устройства Срединного континента.

По мнению евразийцев, этот континент представляет "особый ис-

торический и географизический мир". Географически он может быть

определен как система великих низменностей: Беломоро-Кавказской,

Западно-Сибирской, Туркестанской и т.д. В почвенно-ботаническом

плане все его пространство можно разделить на длинные полосы в

направлении градусов широты. Эту структуру евразийцы называли

флагообразной, подобно вытянутым в длину полосам на российском

государственном флаге. Географической основой истории континента

и его государственности, в их понимании, являлось соотношение между

лесной и степной зонами. В российской истории это выразилось в

борьбе, взаимосуществовании и взаимовлиянии леса и степи35.

34 См.: Вернадский В.И. Несколько слов о ноосфере // Философские мысли натуралиста.М„ 1988. С. 503-505. 35 См.: Вернадский Г.В. Начертание русской истории. 4.1. С. 9-12.


Евразия, она же Срединный континент, определялась евразийцами

как месторазвитие человеческого общества. Термин месторазвитие в

евразийском понимании был впервые введен ими в научный оборот.

Под месторазвитием они понимали определенную географическо-

биологическую среду, которая налагает печать своих особенностей на

человеческие общества и социумы, развивающиеся в ней. При этом

социально-историческая среда и географическо-биологическая обста-

новка сливаются в некое единое целое, взаимно влияя друг на друга.

Цельным месторазвитием, с точки зрения евразийцев, являлась вся

система степей и лесостепей Срединного континента, как единый

историко-географический мир. Именно в рамках этого мира могли

образовываться такие гигантские государственно-социальные объеди-

нения, как скифская, гунская или монгольская империи, а позже

Российская империя.

Евразийцы считали, что распространение русского, а затем россий-

ского государства в ХУI-ХIХ вв. в пределах Евразии есть история

приспособления главенствующей нации Срединного континента пери-

ода нового и новейшего времени к своему месторазвитию, а также

приспособление всего его пространства к нуждам Российского государ-

ства и народа. В итоге была создана новая цельная и единая государ-

ственно-культурно-хозяйственная часть света, которой евразийцы дали

название Россия-Евразия. В процесс исторического развития значи-

тельно изменился этнический лик Срединного континента. К концу

XIX в. он представлял из себя сожительство различных этнических

образований - славянских, тюркских, угро-финских, монгольских и др.

Однако основными этническими компонентами Евразии в настоящее

время являются славянский и тюркский. Их соотношение в разные

эпохи менялось. Евразийцы полагали, что для XIII в. количество

тюрков в пределах Евразии составляло приблизительно 7 млн человек,

а великоросов - около 10 млн36.

В более ранние периоды этническая картина Евразии была иной.

Важную роль в ее жизни играли, по мнению ученых-евразийцев, пле-

мена иранского этнического и языкового типа, известные под класси-

ческим названием скифов, сарматов и саков. Русские же племена, с их

точки зрения, до VI в. еще не проявляли себя на просторах Евразии как

определенное и самостоятельное целое. Однако при этом русский

народ обладал и продолжает обладать удивительной способностью

впитывать в себя чуждые этнические элементы, при этом усваивая

часть их культуры, самобытности, психологии и принципов государ-

ственности. Поэтому с чисто расово-генетической точки зрения рус-

ская народность IХ-ХI вв. и тот же народ в ХIХ-ХХ вв. существенно

отличаются друг от друга. В славянскую этническую основу, как

полагали евразийцы, было введено значительное количество

иранского (скифского), позже финского и варяжского компонентов, а

затем в течение долгого исторического периода она была дополнена

тюрко-монгольским элементом37.

Возвращаясь к истории Евразии, евразийцы указывали, что весь

исторический процесс на Срединном континенте являет последова-