Geum.ru

Расшифровка записи выступлений круглого стола «Общественно-значимые задачи формирования нового облика Вооруженных Сил рф»

Вид материалаРасшифровка
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

Жукова.

Спасибо. Ну, вот мне бы, наверно, хотелось немножечко поспорить с предыдущим докладчиком, который сказал, что в принципе проблемы у солдат и у офицеров в армии, подход к ним должен быть одинаковый. Наверно, все-таки нет. Я не буду глубоко развивать эту тему, потому что у меня немножко другой смысл выступления.


Я думаю, что солдат в армии самое бесправное существо, ну, на уровне раба, потому что это человек без паспорта и человек без военного билета, это человек без документов, он никто, звать его никак, его каждый может послать, куда хочет и куда может. Но вопрос не в этом.


Кузьминов Ярослав Иванович начал свое выступление с очень хорошей фразы. Он сказал, что реформа – это ломка сложившихся институтов, доказавших свою неэффективность. Вот об одном из таких институтов я и хочу сейчас поговорить, это институт дознания в войсковых частях, это вот тот институт, который уже, ну, явно доказал свою неэффективность, и расхлебывают потом эту неэффективность в том числе, и следственные органы, и Прокуратура, и суды тоже.


Дело в том, что процесс раскрытия преступлений в войсках и сообщение о преступлении начинается с дознания. Дознаватель – это, как правило, человек, назначенный командиром войсковой части, в основном это из структуры воспитателей. Дело в том, что вот практика нашего участия в делах, которые связаны с пытками, вообще с пострадавшими солдатами, она показывает как раз неэффективность вот этой системы дознания.


Вот эта система – она не столько содействует раскрытию преступления, сколько сокрытию преступления, и я думаю, что нет необходимости подробно останавливаться на причинах, почему это так. Потому что это и подчиненность назначенного командиром дознавателя, и корпоративность интересов, естественно, дознаватель служит в этой воинской части и подчиняется командиру, это и отсутствие правовой грамотности подчас, да это практически всегда, да, у того человека, который проводит дознание, и специального образования и опыта.


Дознание, вот опять же из нашего опыта, оно проводится очень поверхностно и очень необъективно, и неоднократно вот мы, как участники уголовного процесса, или со стороны потерпевшего, или со стороны обвиняемого солдата, естественно, по доверенности, читали написанные под диктовку слово в слово докладные или объяснительные тех солдат, которые могли бы быть полноценными свидетелями в уголовном процессе, а слова эти такие: ничего не видел, ничего не знаю, сам лично обеспечен всеми видами довольствия, вот и вся объяснительная.


Конечно, на таких объяснительных нельзя построить ни обвинение, ни защиту. Что же получается в результате этого? А в результате этого получается, что необъективность и предвзятость проводимого в войсковых частях дознания приводит к тому, что пострадавший солдат, да, вынужденный покинуть воинскую часть, отправляется в лучшем случае в дисбат, а тот, кто бил, издевался, измывался и вымогал, он продолжает свое черное дело в войсках. Вот это вот издержки института дознания.


Но последнее время нам стало известно, что все смерти в войсковых частях солдат – это в основном суициды. Даже у нас был такой случай года 3 или 4 назад, когда солдат умудрился, лежа на кровати, перерезать себе горло от уха до уха глубиной на 4 мм, бритву положил рядом с собой аккуратненько, и вокруг ни капли крови, хотя дознаватели в том числе должны обеспечивать и сохранность вот этих вот улик и вещественных доказательств.


Поэтому, я считаю, что дознание, конечно, должны осуществлять профессиональные органы, вот это первичное дознание, наделенные всеми необходимыми полномочиями, в соответствии с уголовно-процессуальными и другими законами, необходимо освободить командование воинской части от этих уголовно-процессуальных функций в виде дознания и создать независимый от военного командования орган дознания, обслуживающий уголовный процесс, а не ведомственные интересы командования.


Я много материалов смотрела на эту тему, много диссертаций на эту тему написано, и я видела, что одни считают, что этим органом дознания должна быть вновь созданный орган – это военная полиция. Я, в общем-то, считаю, что это наверно, неприемлемо, потому что в русском народе еще живо то отношение к военной полиции, когда она создавалась на оккупированных немцами территориях, и поэтому вот как-то военная полиция, она не будет принята в народе, да, ну, и к тому же у нас получится так, что дознание, какие-то оперативно-розыскные мероприятия в отношении гражданских лиц осуществляет милиция, а в отношении военнослужащих будет осуществлять полиция, т.е. вот это не очень корректно, наверно, я даже считаю.


Другие считают, что нет необходимости создавать вновь какую-то структуру, есть еще предложение придать эти функции военным комендатурам, т.е. создав в них специальный орган, который будет осуществлять вот эти функции дознания и оперативно-розыскные функции. Для этого не надо создавать ничего нового, с нуля, для этого надо просто обеспечить их соответствующей законодательной базой и материальной базой. К тому же, Устав караульной службы, гарнизонной службы, да и дисциплинарный устав, он в принципе уже предполагает какие-то функции органа дознания, которые возложены на комендатуры.


Ну, я не буду сейчас их все перечислять просто потому, что время экономлю. А на самом деле, вот когда сталкиваешься с военной комендатурой, то видишь, какие у них сейчас функции остались, у них остались функции только зрелищные – это организация парадов, это там отправка какое-то патрулирование, на парадные караулы какие-то, ну, и все. Дело в том, что даже гауптвахты, которые были при комендатурах, они сейчас не действуют, потому что они не соответствуют тем нормам, которые в настоящее время предъявляются к оборудованию этих гауптвахт, и это создает большую головную боль, в том числе и следственным органам, и командованию, потому что командование размещает этих ребят у себя в воинских частях, и часто абсолютно незаконно размещая их в какие-то ограниченные пространства – или под лестницу куда-то, или в оружейке их держат, т.е. это абсолютно незаконно, это нарушение прав военнослужащего.


Ну, я вот выступаю с этим предложением о внесении изменений в соответствующее законодательство, там в УПК, в закон об оперативно-розыскной деятельности, другие законы и подзаконные акты для создания, вернее, для придания комендатурам вот этой вот функции дознания в воинских частях. Спасибо за внимание.


Пономарева.

В продолжение выступления моей коллеги хотелось бы сказать буквально два слова о работе военно-следственных отделов и прокуратуры, в первую очередь о ВСО. Ситуация в с военнослужащими, вынужденно оставившими воинские части по причине пыток, вымогательств и вследствие жестокого, унижающего достоинство обращения, наверно, да не наверно, а наверняка всем хорошо известна и занимает львиную долю обращений во все комитеты солдатских матерей.


И для военно-следственных отделов эти обращения уже стали такой обыденностью, что они даже не пытаются проникать в суть жалоб военнослужащих, вердикт сразу один на всех – покинул место службы, желая временно уклониться от военной службы, и якобы проведенной проверкой факты неуставных отношений не подтвердились. В результате реально пострадавший от побоев, унижений, вымогательств оказывается в роли обвиняемого в самовольном оставлении части. Существует, но не применяется закон о защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного процесса, и здесь тоже претензии к ВСО. Если руководитель следственного отдела Краснодара отвечает на просьбу прикомандировать потерпевшего к другой воинской части, опираясь на этот закон, он отвечает – я не могу подменять органы военного управления и решать, где служить военнослужащему, о каком торжестве закона мы можем говорить?


Возврат военнослужащих в прежние воинские части, в которых они потерпели пытки, приводит, практика нашего Комитета солдатских матерей показывает, что возвращение влечет за собой ничего другого, кроме повторных побегов, совершение преступлений, суицидальные попытки, самоубийства, психически расстройства, т.е. на глазах сплошь и рядом нарушения права на справедливое разбирательство в отношении тех, кто покинул воинские части.


Согласно действующему законодательству представителем обвиняемого, подозреваемого или подсудимого может быть только адвокат, иное лицо, в частности представитель правозащитной организации, может быть только по определению суда и наряду с адвокатом, который тоже не всегда обладает нужной квалификацией и не всегда считает нужным доказывать истинные причины оставления воинской части, проще склонить бегунка к признанию с целью добиться минимального срока наказания. О квалификации говорит, вот у меня последний случай был совершенно недавний, когда адвокат посоветовал бегунку принести характеристику с места работы, чтобы сказать, что он не просто бегал, а занят был делом в то время, в которое он оставил часть, т.е. это прямое уклонение, прямая переквалификация его действий на дезертирство.


Я бы хотела обратить еще внимание присутствующих на несколько другую сторону этой ситуации, т.е. мы все говорим вот сейчас о том, как работают органы военного управления. Я бы хотела обратить внимание на то, как это сказывается на молодых людях, на солдатах. Никто не задумывается о том, как будет жить дальше невиновно осужденный, за то, чего не совершал, и как будет жить дальше тот, кто остался безнаказанным, т.е. просто будет продолжать то, что уже делал.


В свете того, что вот я сейчас сказала, мне бы хотелось обратиться к законодателям, да, т.е. необходимо сменить акценты, во-первых, в работе военно-следственных отделов в сторону презумпции все-таки невиновности и правоты того, кто обращается и говорит о том, что претерпел жестокое обращение.


Необходимо в обязательном порядке узаконить прямой запрет возвращения к прежнему месту службы военнослужащих, оставивших место службы вследствие жестокого обращения, и внести изменения в УПК, разрешающие представителю правозащитной организации защищать подозреваемого, подсудимого на стадии следствия независимо от адвоката, только по заявленному ходатайству. Те организации, которые уже давно работают, уже много лет как поняли, что торжества закона, который вот сейчас декларировал у нас здесь представитель ГУВРа, можно добиться чаще всего только с помощью самого действенного в этом плане механизма восстановления прав – это суда.


Спектр тех вопросов, которые разрешаются в суде при помощи правозащитных организаций, широк – это и незаконный призыв, это и боевые, это страховые выплаты, это и моральный вред за увечья и болезни, полученные в армии, и компенсации утраченного заработка и удостоверения ветерана боевых действий, и установление юридических фактов гибели при исполнении воинских обязанностей, и многое-многое другое. К сожалению, не всегда удается добиться правды и восстановить в правах военнослужащего или бывшего военнослужащего в судах в соответствии с внутренним законодательством. Для этого у нас есть Европейский Суд. И хочу сказать, что вот за два последних года от нескольких организаций РФ правозащитных в Европейский Суд было подано больше 10 жалоб, 12, мне подсказывает моя коллега, из которых, хочу вас информировать, на 1 жалобу уже последовала реакция, т.е. Россия предложила подавшему жалобу урегулировать этот вопрос мирным путем, не дожидаясь решения Европейского Суда, тем более, что мы точно знаем, что решение будет в нашу пользу, постольку поскольку прецедент такой в Европейском Суде есть. Все, спасибо за внимание.


Полякова.

Спасибо. Очень приятны слова, очень приятна тема, звучит - человеческое измерение, потому что, какие бы мы технологические, материальные перемещения в Вооруженных силах, в военной организации ни проводили, человек – все-таки это главное. И если мы изменим отношение к человеку, мы станем более цивилизованными, более приемлема будет военная организация для гражданского общества.


Мы видим, какие процессы идут в военных организациях цивилизованных стран: это уменьшение насилия, снижение коррупции, увеличение безопасности гражданского общества и доверия гражданского общества к военной организации. Почему это произошло? Потому что произошел отказ от массовой мобилизационной армии и переход к мобильной профессиональной армии, это приемлет гражданское общество и повышает безопасность страны.


Нам необходимо отказаться от призывной армии, как трудовой армии, потому что, это сквозит в каждом выступлении, что вот сержанты и офицеры будут заниматься чистой работой, а вот тяжелым физическим трудом будут заниматься призывники. Но это неприемлемо.


Значит, я хочу перечислить симптомы заболевания массовой армии, что мы видим в своей практике: неуважение к человеку, жестокое обращение, унижение достоинства, забытые понятия честь и доброе имя, это просто забытое, честь офицера – это просто сейчас в обществе достаточно смешно. Как результат – смерти, пытки, убийства, коллеги говорили об этом, карательная психиатрия, которая сейчас расцвела у нас, я документы привезла, рабский труд, коррупция, безнаказанность, преступления против человечности, сквернословие, пьянство, наркотики и т.д.


С целью исключения и уменьшения насилия, снижения коррупционности в Вооруженных силах мы считаем, наша правозащитная организация считает необходимым разработать механизмы защиты прав человека в вооруженных организациях с учетом опыта цивилизованных стран, по крайней мере, там эти проблемы решают. Если в воинской части что-то случается, то входит криминалист на территорию воинской части, разбирается, по крайней мере, ни института дознания, ни Военной Прокуратуры нет в цивилизованных странах, это Финляндия, Прибалтика, Германия.


Необходима правовая экспертиза законов или законопроектов, постановлений, приказов Министра обороны на соответствие Европейским конвенциям и Конституции РФ, главы 2, Права и свободы человека и гражданина. Необходимо повысить ответственность командиров, офицеров и врачей за фундаментальные права призывников и военнослужащих, вот никакой ответственности сейчас практически мы не можем ни получить, ни в судах, нигде; исключить ведомственную подчиненность медицины и юстиции и обеспечить реальное страхование жизни и здоровья военнослужащих.


Вы знаете, я еще вхожу в Наблюдательную комиссию за местами заключения, и я со стыдом увидела, что у заключенного есть страховой полис! Я в жизни ни у одного солдата не видела страхового полиса, это что такое? Спасибо.


Коротченко.

Поскольку 3 минуты, я буквально тезисами тогда скажу.


Военная полиция, значит, абсолютно необходимая вещь в условиях сегодняшних реалий, которые есть в Российской армии, в других силовых структурах, но военная полиция, на мой взгляд, она должна замыкаться, может быть, не на первого заместителя Министра обороны, как это было предложено, а на Министерство юстиции. Соответственно, военная полиция должна обладать полным набором средств и законодательной базой для того, чтобы, во-первых, бороться с наиболее тяжкими фактами неуставных взаимоотношений, в частности, все мы слышали о последних нашумевших материалах, когда у нас, скажем, процветает в отдельных частях этническая дедовщина, когда выходцы с Северного Кавказа терроризируют буквально целые воинские коллективы, совершенно очевидно, что здесь, в этом случае на территорию гарнизона должна вводиться военная полиция и использовать все необходимые средства, включая оружие, спецсредства, для того, чтобы наводить там порядок, если командиры и начальники соответствующих степеней не в силах это сделать.


Учитывая то, что нам американцы прогнозируют очень масштабные социально-экономические потрясения через 10-15 лет, ну, буквально вице-президент США сказал, что на рубеже 2025-го года возможен распад России на несколько квазигосударств, вот на мой взгляд, необходимо уже сейчас, понять, что основные функции по противодействию центробежным тенденциям, если они выйдут за рамки Конституционных каких-то норм и законов, будут нести внутренние войска, ну, необходимо уже сейчас детально регламентировать на законодательном уровне участие армии во внутренних вооруженных конфликтах. Это вещь необходимая, это надо делать, и соответствующий правовой механизм должен быть разработан и введен в действие.


В следующем году юбилей Победы, я вот полагаю, что, может быть, опять же по линии наших общественных слушаний и тех обращений, которые будут готовиться, на мой взгляд, необходима амнистия солдатам, офицерам федеральных войск, принимавших участие в боевых действиях на Северном Кавказе и осужденных за различные виды правонарушений, преступлений, если мы амнистируем боевиков для того, чтобы стабилизировать ситуацию, я полагаю, что в интересах гражданского общества на 9 мая 2010-го года внести предложение, чтобы Президент провел амнистию в отношении военнослужащих федеральных сил, которые в настоящее время отбывают наказание.


Полностью согласен с выступлением вот моего коллеги г-на Шаравина относительно усиления парламентского контроля, потому что мы на общественном уровне можем какие-то вещи регулировать, но необходим парламентский контроль, и в частности детальная прозрачность всего оборонного бюджета, вот приводили случаи, кстати, сами руководители Министерства обороны признают, что неэффективно расходуются средства в рамках гособоронзаказа, это системная проблема, Министр обороны и начальник Генерального Штаба сейчас с этим борются, очевидно, и гражданское общество должно оказать поддержку этой деятельности для того, чтобы детальная полная прозрачность всего оборонного бюджета, ничего секретного там нет, может быть, за исключением разработки новых типов боеприпасов ядерных, специальных и т.д. Все остальное – полная, постатейная детальная прозрачность любых статей, чтобы можно было взять, посмотреть, на что государство потратило деньги, куда эти деньги выделены и что мы получили на выходе.


Потому что, например, вот мы говорим о уроках прошлогодней операции в Южной Осетии, вот элементарно, как не было бронежилетов, так их и нет, как не было удобной экипировки, так ее и нет, как не было приборов ночного видения, так их и нет, как нет вертолетов круглосуточного применения, так их и нет, эта проблема, она была обозначена в 94-ом году, прошло 15 лет, эти проблемы не решены. В этой связи я предлагаю расширить, скажем, институт общественного контроля, в том числе и контроля за военно-техническими приоритетами Министерства обороны РФ с привлечением, скажем, квалифицированных экспертов, экспертных военно-научных центров, потому что мы сейчас стоим на пороге того, что выделяются все новые и новые средства, и вопрос – стоит ли нам закупать французские вертолеты … или, может быть, потратить вот эти там в общей сложности полтора-два млрд. евро на то, чтобы решить раз и навсегда проблему с экипировкой личного состава Вооруженных сил РФ?


И в заключение мне хотелось бы выразить все-таки надежду, что вот эти наши мероприятия, они будут иметь практическую отдачу и, в общем-то, необходим, наверно, и контроль за тем, какие предложения мы формулируем, чтобы была обратная связь, чтобы наша активность, усилия, время не обернулись элементарно выпусканием пара. Спасибо.


Бонцлер.

Уважаемые коллеги, я внимательно слушала сегодняшнюю дискуссию и еще больше утвердилась в актуальности старого анекдота, что государство – это не мы, государство – это нас.


Вот если у Минобороны что-нибудь получается, они молодцы, хорошо поработали, если что-то не так, вот общество виновато. А вы знаете, что говорят контрактники, которые не хотят переподписывать контракты? Они жалуются, я опросила сотни контрактников, даже не на низкую зарплату, не на бытовую неустроенность, они говорят, что мы для офицеров и командования являемся расходным материалом, мы не субъект права, мы абсолютно бесправны.


Если что-то против нас, никто не виноват, если что-то сделаем мы не так, нас выкидывают как щенков подзаборных, пишут в военных билетах «нарушение условий контракта», чтобы нигде больше никогда на контракт этого человека не взяли. Вот с этим бесправием надо учиться бороться.


Теперь я хочу еще раз сказать о преступности в Вооруженных силах, не только как правозащитник, но и как практикующий адвокат. У меня сейчас в производстве 12 уголовных дел и защищаю я в основном потерпевших, оказалось, что в армии самая незащищенная категория именно потерпевшие, не преступников надо защищать, а тех, на кого были направлены эти преступления. Но это, я считаю, вот то, что доходит до суда, это всего 20% всей преступности, которая существует в Вооруженных силах. Процентов 30 – это вот те самые, о которых говорится, что ваши обращения о фактах преступления не подтвердились, мне уже надоело за эти годы это слышать… Представьте, на полигоне, при 45-градусном морозе, при житье в палатках, мне отвечают, что соблюдены все санитарные нормы! Пора начинать все-таки работать с этими вещами.


Но 50% преступлений – это латентная преступность, т.е. это те преступления, которые никогда не доходят до военно-следственных органов, это те преступления, которые совершают в первую очередь офицеры. Мне вчера позвонили в гостиницу, сообщили о том, что в Главном Военно-морском госпитале Балтийского флота заместитель командира по воспитательной работе избил матроса, который является пациентом этого госпиталя, и начальник госпиталя делает все, чтобы как-то защитить своего подчиненного. Ну, о чем еще можно говорить?


Что касается, значит, вопроса о дагестанцах, здесь поднимался этот вопрос, ведь здесь тоже дело в латентной преступности. Почему это дело получило огласку через 3 месяца? Да потому, что через 3 месяца офицеры не выдержали и помыли одним из этих дагестанцев полы. Дагестанец обратился в следственные органы, и на этих офицеров завели уголовное дело, и тогда офицеры вспомнили, что 3 месяца назад эти дагестанцы применяли какие-то неуставные отношения, тогда 40 ребят написали эти заявления. Что, офицеры раньше не знали, что, ребята не знали, родители не знали? Нет, все прекрасно знали, но пока офицеров не обижали, это была латентная преступность, которая никогда бы не получила своей огласки.


Что здесь делать, как можно с этим бороться? Во-первых, я считаю, что Министерству обороны надо просто научиться признавать свои ошибки иногда. Ведь умный человек отличается тем, что он никогда не стесняется учиться и никогда не стесняется признавать свои ошибки, надо уметь это делать и говорить, да, мы виноваты, да, мы стараемся, да, мы исправимся.


Что касается главных болевых точек Вооруженных сил, их в принципе не так уж много. Да, в частях должны работать выездные бригады, неважно, будет это военная полиция или выездные бригады коме или Главной Военной Прокуратуры, но надо прерывать коррупцию, которая сложилась во многих Регинах между командованием воинских частей и следственными органами, мы все это прекрасно знаем. Должны приезжать другие люди, которые должны полностью растрясать эти воинские части и наводить там порядок.


И очень важно, чтобы Министерство обороны научилось выплачивать компенсацию морального и материального вреда пострадавшим во время военной службы. Если вы научитесь платить, потом вы очень здорово задумаетесь над тем, надо ли наводить порядок или нет. Вот все мои пожелания.