Geum.ru

"Роль и место органов прокуратуры в системе государственных институтов Российской Федерации"

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5

А.Г. Лысков

Спасибо, Борис Сафарович.

Я хочу предложить выступить Хинштейну Александру Евсеевичу – депутату Государственной Думы. Александр Евсеевич в числе первых, это в качестве компенсации за прошлое некорректное действо наше. И просил бы приготовиться выступить Сухарева Александра Яковлевича.

А.Е. ХИНШТЕЙН

Спасибо. Я в отличие от Бориса Сафаровича не работал в органах внутренних дел, в отличие от Владимира Михайловича не работал в органах прокуратуры и в отличие от Анатолия Григорьевича не работал в органах Госбезопасности. И, кстати, в отличие от многих руководящих работников Следственного комитета не работал в органах Госбезопасности, в спецаппарате также. Поэтому считаю себя объективным в этой части человеком.

Хотел бы сказать о следующем. Когда год назад, ровно год назад мы в Государственной Думе принимали, по сути дела, новый закон, внося системные поправки в действующее законодательство, коренным образом меняя роль и место прокуратуры, систему прокуратуры, то главный лозунг, под которым эта реформа проводилась, заключался в необходимости отделения следствия от надзора. Утверждалось, что нахождение внутри одной системы, под одной крышей и надзора, и следствия влечет за собой массовое нарушение прав граждан, субъективизм, отсутствие принципиальности при рассмотрении этих вопросов и так далее, и тому подобное.

Безусловно, эти доводы небезосновательны, безусловно, вопросы следствия и надзора за ним должны быть разнесены. Но что мы получили взамен? Вместе с водой оказался полностью выплеснут и младенец. Потому что на смену ведомству, внутри которого находились, повторяю, следствие и надзор, но при этом они были разнесены по различным подразделениям, по различным направлениям и линиям работы, существовала совершенно разная система оценки критериев и отчетности… Так вот, на смену этому ведомству мы получили новое ведомство, которое сегодня также неподконтрольно никому, кроме себя самого.

Несмотря на статью 129 Конституции, о которой здесь сегодня говорилось, определяющую единство системы прокуратуры, по факту мы имеем Следственный комитет при прокуратуре как самостоятельный орган, неподотчетный, неподконтрольный ни с точки зрения процессуальной, ни с точки зрения служебной, должностной.

яп

Руководитель Следственного комитета утверждается Советом Федерации по представлению Президента, то есть без участия Генерального прокурора, хотя является его первым заместителем по должности. Кандидатуры заместителей председателя Следственного комитета вносятся председателем Следственного комитета, Генеральная прокуратура также в этом не участвует. Руководители территориальных подразделений Следственного комитета назначаются приказом председателя Следственного комитета, что, к слову говоря, приводит к массе проблем.

Сегодня в Москве (отвлекусь на секунду, благо в зале присутствует прокурор города) вступил в должность руководитель Следственного управления, Следственного комитета при прокуратуре, ранее уволенный из органов прокуратуры с должности заместителя прокурора Челябинской области по статье о дискредитации и за нарушение прокурорской присяги, затем через суд был восстановлен. Какое взаимодействие будет налажено между прокурором города и начальником Следственного управления при подобной предыстории?

Аналогичная ситуация у нас сегодня в Краснодарском крае. Более того, Генеральным прокурором начальник Следственного управления по Краснодарскому краю, назначенный приказом Александра Ивановича Бастрыкина, господин Глущенко отстранен, точнее, приказ отменен. Следственный комитет не признает правомочность отмены этого приказа. По факту это приводит к тому, что все решения, которые выносит руководитель Следственного управления по Краснодарскому краю, тут же отменяются прокурором Краснодарского края, и это приводит не только к абсурду, это приводит в первую очередь к массовым нарушениям прав и свобод граждан, потому что люди оказались заложниками межведомственных войн и межличностных конфликтов.

Самая главная проблема, которая возникла после реализации вот этой так называемой реформы, заключается в том, что граждане Российской Федерации, по сути, оказались беззащитны. Могу вам показать на своем примере, как депутаты Государственной Думы нескольких созывов раньше, когда в мой адрес поступали обращения (и в мой адрес, и в адрес моих коллег таких обращений поступает, поверьте, немало) о нарушении прав, свобод граждан, о каких-то злоупотреблениях, допущенных в отношении них при предварительном следствии, каких-то иных действиях процессуального и непроцессуального характера... Я понимал механизм работы. Я направлял эти обращения со своим заключением, присовокупив свое письмо или свой запрос, в адрес либо прокурора субъекта, либо Генерального прокурора, либо заместителя Генерального прокурора по направлению или по округу, понимал, что дальше будет проведена проверка, будут приняты меры.

Сегодня, когда ко мне поступают жалобы на действия следователя и следственного комитета, я вынужден направлять эти жалобы в адрес следственного комитета. Понятно, что результат рассмотрения этих жалоб далек от объективности.

Что мы видим на сегодняшний день, уважаемые коллеги? Я не буду утомлять вас статистикой, она есть и в раздаточном материале, и большинство в этом зале профессионалы, которые, наверное, не нуждаются в подтверждении тех или иных слов конкретными цифрами. Хотя, если угодно, мы можем поговорить на эту тему.

Но я хотел бы сказать сегодня о том, что прокурор оказался полностью выведен из процесса. Какие полномочия сегодня есть у прокурора? Отмена в течение 24 часов постановления о возбуждении уголовного дела и отказ от поддержания обвинения в суде. А все, что происходит между этими двумя этапами, это у кого находится под надзором? Не мне вам рассказывать, что основное количество злоупотреблений, правонарушений, нарушений прав и свобод граждан, в конце концов, коррупционные проявления возникают именно, если мы говорим о следствии, на этапе предварительного следствия.

Из постановления о возбуждении уголовного дела, которое представляется прокурору, очень сложно порой бывает определить обоснованность возбуждения дела, наличие доказательных материалов и так далее. И, естественно, зачастую эти постановления прокурором не отменяются. А вот всё, что происходит дальше, – это уже, извините, полностью вопрос следствия. Прекращение дела, приостановление дела, выход с инициативой об аресте или об освобождении от ареста – все это варится, извините за выражение, внутри одной системы, внутри одного-единственного следственного комитета.

Мне могут возразить и сказать: а как же так? У нас же суд. У нас суд принимает решение об аресте, у нас суд принимает решение о каких-то иных процессуальных мерах. Коллеги – это лукавство. Потому что суд при принятии решений, скажем, об изменении меры пресечения, не рассматривает вопрос по существу, не оценивает собранные следователем доказательства. Таким образом, это полностью сегодня остается на откуп следователям.

Глубоко убежден в том, что вот этот дисбаланс сил, переход полноты полномочий к одному-единственному органу не может привести ни к чему хорошему.

лл

Дело здесь не в личностных особенностях того или иного руководителя, его симпатиях и антипатиях, профессионализме или отсутствии такового у руководителей органов. Я не хочу сейчас касаться этого вопроса, хотя, поверьте, мог бы рассказать немало интересного. Вопрос заключается в системе, которая не должна зависеть от личностных особенностей, от ментальности, от того, с какой ноги сегодня встал руководитель. Должна быть отлаженная система, автономная от амбиций, от личностных особенностей.

Что у нас сегодня происходит? Лишив прокурора права возбуждать уголовные дела, лишив прокурора права надзирать за ходом предварительного следствия, вручив, таким образом, супероружие в руки Следственного комитета, мы поставили под угрозу сам ход предварительного расследования, а самое главное, у нас возникает сегодня тяжелейшая проблема, скажем, в части спецсубъектов.

Что получается? Следователь сегодня вправе возбудить уголовное дело в отношении прокурора, в отношении судьи, в отношении адвоката. Кстати, у нас сегодня такие уже прецеденты есть. Вспомните историю в Волгоградской области, где в результате конфликта, возникшего по конкретному уголовному делу между руководителем следственного органа и судом, было возбуждено уголовное дело по факту хищения председателем суда, если мне не изменяет память, кованой ограды, которую он вез себе на дачу.

Есть в этом зале хоть один человек, который мне скажет, что при желании невозможно ни на одно должностное лицо, судейского ли корпуса, органов прокуратуры, органов следствия, найти каждому свои два метра увезенной ограды? Есть сегодня в системе хотя бы один ангел, который за 30, 40, 50 лет жизни не совершил ни одного, даже не греха, а грешка? Если такие люди есть, давайте их немедленно представим к канонизации. А это означает, что каждый из людей, участвующих в уголовном процессе, находится под постоянным прицелом со стороны одного из участников этого самого процесса. Это означает неравенство сторон.

На сегодняшний день в Государственную Думу внесены поправки членами Совета Федерации, Анатолием Григорьевичем Лысковым в частности, мною внесены поправки. Причем, что меня приятно поражает, мы с ним не обсуждали, не сговаривались, и написаны поправки по-разному, но по сути они абсолютно идентичны. Среди прочих поправок мы предлагаем, например, предоставить прокуратуре право ведения следствия в отношении спецсубъектов по четырем категориям – следователь, прокурор, судья, адвокат, таким образом создав возможность объективного, беспристрастного рассмотрения дел и лишив одну из сторон возможности давления и влияния.

Другие наши поправки, если позволите, кратко об этом скажу, касаются предоставления прокуратуре права возбуждать уголовные дела по результатам проведенных ею же самой проверок. Это крайне необходимая и важная вещь, потому что (здесь, если позволите, я приведу статистику, она нужна) только в 27 процентах случаев материалы, направленные прокурорами в следственные подразделения на возбуждение дел по результатам проведенных проверок… Только в 27 процентах случаев эти дела возбуждаются. Соответственно, нехитрый арифметический подсчет: в 73 процентах, то есть в трех четвертях, случаев по этим делам выносятся отказные материалы, которые, напоминаю, в свою очередь не могут прокурорами отменяться. Это еще одна наша принципиальная позиция, моя в частности, понимаю так, что и Анатолия Григорьевича Лыскова.

У прокурора должно быть право на отмену постановления о приостановлении или прекращении уголовного дела. То есть тот самый основной опасный участок, о котором я говорил ранее, этап предварительного следствия. Если такого права у прокурора не будет, то тем самым мы окончательно согласимся с версией, или тезисом, о том, что прокуратура, прокурор – это не более чем статист в уголовном процессе. Сегодня прокурор – статист, давайте называть вещи своими именами.

Борис Сафарович, выступая, сказал (я там записал за ним), что сегодня не должна идти речь о том, чтобы сохранить прокуратуру как таковую, общество отлично осознает ее роль и место. Глубокоуважаемый Борис Сафарович, может быть, Вы осознаете, кто-то из присутствующих в этом зале коллег осознает, а общество этого не осознает. Когда год назад принимались эти поправки, я своим коллегам говорил то же самое, что и сейчас говорю, отлично понимая, кто является реальным инициатором этих поправок, в чьих интересах эти поправки принимаются, почему сам по себе законопроект, абсолютно сырой, неподготовленный, без заключения Правительства, без должной проработки, без экономического обоснования, в течение месяца был галопом проведен. Комитет по безопасности, куда он поступил, его благополучно забаллотировал, потому что там на тот момент, слава богу, работали профессиональные и грамотные люди.

яп

Его пытались отдать в комитет Крашенинникову, где сказали, что мы на себя этот грех не возьмем, в итоге он ушел в Комитет по конституционному законодательству. Только с третьей попытки комитет его у себя провел.

Экономического обоснования не было. Вот я вам, например, докладываю о том, что в законе, который мы принимали, было четко написано, что никаких дополнительных расходов федерального бюджета его реализация не потребует. Я выступал и говорил: как это, подождите, это нужно сейчас создавать новое ведомство. На одни таблички сколько денег уйдет! Нам говорили: нет, мы это будем делать в рамках тех средств, сумм, которые выделяются сегодня на финансирование именно оперативных подразделений в системе прокуратуры.

Значит, по прошлому году (я на тот момент был еще членом комиссии по рассмотрению средств, выделяемых из федерального бюджета на нужды безопасности и обороны) дополнительно пришлось по девяти кварталам выделять 4 млрд. рублей на финансирование Следственного комитета, в этом году – свыше 12 миллиардов. Дополнительно. Это к тому, что ничего не потребуется. Тем не менее провели, приняли и так далее. Это я говорю о качестве вносимого закона.

Так вот, я, тогда выступая, обо всем этом говорил. Но, к сожалению, мало кто это слышал, кто понимал и вникал в то, что происходит. И сегодня то, что у нас по девяти месяцам… Девять месяцев прошло с момента начала функционирования, с 7 сентября. По итогам девяти месяцев мы видим вот эти системные, комплексные противоречия, комплексные проблемы, массовость проблем по всей территории Российской Федерации, и только сейчас начинаем понимать, что надо что-то делать. Но наши оппоненты, наши коллеги из Следственного комитета и сочувствующих структур стоят насмерть, как защитники Брестской крепости. Говорят: не надо, наоборот, надо еще сократить полномочия прокуратуры. Зачем прокурору сегодня право на то, чтобы, например, не подписывать обвинительное заключение перед направлением в суд? Не надо ему этого права. И если бы, уверяю вас, не наличие статьи 129 Конституции, не было бы у прокурора и этого права, и прокуратуру бы закрыли и присоединили бы ее к Министерству юстиции и, так сказать, нехай с ней, на 287-м году она бесславно почила бы в бозе.

Уважаемые коллеги! Прошу прощения, может быть, за некоторую эмоциональность своего выступления, но тема действительно наболевшая. Я заканчиваю и хочу сказать буквально о нескольких вещах.

Девять месяцев работы Следственного комитета выявили огромное количество сложностей системного характера. Впервые появилось такое явление, как укрывательство преступлений в системе прокуратуры. Впервые огромное количество неудовлетворенных постановлений, точнее, представлений об отмене, о прекращении или приостановлении уголовного дела. По проверкам, о чем я уже сказал, по выявленным конкретным результатам, по выявленным преступлениям и нарушениям законодательства не возбуждаются уголовные дела. Проблема со спецсубъектами, отсутствие возможностей реализации правозащитной функции прокуратуры, дисбаланс – всё это, несомненно, свидетельствует о необходимости внесения серьезнейших коррективов в действующее положение.

Необходимо менять что-то и внутри самого Следственного комитета, потому что, несмотря на огромные средства, выделяемые из федерального бюджета, несмотря на увеличение штата, количество следователей не растет. Вот я вернулся ночью из своего региона, из Нижегородской области. У нас до реформы в следственном подразделении в прокуратуре Нижегородской области было 130 следователей, сегодня 105, в следственном управлении Следственного комитета при прокуратуре Нижегородской области. А плюс по этому году 12 млрд. рублей. Не очень понимаю тогда, для чего, на что, куда уходят эти средства. На закупку винторезов, пулеметов, снайперских винтовок, которые сегодня требует себе Следственный комитет? Ничего смешного нет. На полном серьезе Следственный комитет направил обращение в Правительство о том, что нужно утвердить перечень "положенности". В нем 80 с лишним позиций, среди которых, например, упомянутые мной пять автоматов, модификации винтовок, винторезов, пулеметов. Гранаты типа РГД-5 нужны сегодня Следственному комитету. Следственный комитет сегодня создает собственный спецназ. Следственный комитет сегодня ставит вопрос перед Правительством о выделении средств для закупки вертолетного парка, самолетного парка. У нас Следственный комитет превращается сегодня в полноценную спецслужбу. У Правительства… Уже главное управление собственной безопасности, тотальный контроль, надзор и так далее, и тому подобное. Вот куда уходят основные средства, вот на что направлена реформа.

Внесение, коллеги, поправок год назад, весной прошлого года, самое главное, поправок в статью 37 УПК привело, по сути, уж извините меня за такой грустный каламбур, к возвращению в Россию 1937 года. Кстати, тогда с процессуальной точки зрения законности было больше, потому что аресты производились с санкции прокурора, а решения о внесудебной расправе принимались так называемыми тройками, в состав которых наряду с начальником органов НКВД и секретарем райкома, горкома партии входил прокурор. На сегодняшний день у нас нет и этого. Спасибо за внимание.

лл

А.Г. Лысков

Спасибо, Александр Евсеевич.

Слово предоставляется Александру Яковлевичу Сухареву. Я хотел бы предложить Анатолию Павловичу коротко выступить после Александра Яковлевича. Будете выступать? Хорошо.

А.Я. СУХАРЕВ

Уважаемый Анатолий Григорьевич, уважаемые парламентарии, коллеги! Я, как человек, прошедший в силу возраста большую жизненную и правовую школу, всецело приветствую инициативу Совета Федерации капитально заняться модернизацией государственного правового статуса российской прокуратуры.

Мне, как человеку, причастному к юридической науке и практике прокурорского надзора, импонирует реализм анализа оценок и выводов, содержащихся в проекте рекомендаций парламентских слушаний, и я их в принципе поддерживаю. Полагаю, что они синхронизированы с международными обязательствами демократической России. И я обращаю внимание в отношении вот этой синхронизации обязательств, международных обязательств, которые взяла уже на себя наша демократическая Россия.

Почему я подчеркиваю реализм вожделенного статуса прокуратуры? Потому что на старте перестройки, закончившейся, как вы знаете, перестрелкой, в накале политических страстей на гильотинном фоне деполитизации, деидеологизации наряду с позитивными обретениями были допущены крупные стратегические просчеты в правовом строительстве. И они, как кровоточащие раны, разъедали устои самобытной евразийской многонациональной России.

Да, Конституция хорошая, она многое дала для демократии, для свобод, прав человека. Но она в тех условиях, которые мы с вами пережили, а это было концептуально тяжкое наследие, в том числе и эксплуатация, я бы сказал, политическая эксплуатация ретросталинизма полувековой давности, это тоже мы всё пережили… И вот эти просчеты породили вакханалию в экономике, разрушительную "прихватизацию" и дефолт, а также кризис управляемости и законности.

Будем откровенными – последние восемь лет деятельности нового политического руководства страны были годами не только конструктивного наращивания утраченного потенциала России, но и годами исправления ошибок услужливой ученой информационной рати – ортодоксов от демократии рынка, то есть залечивания ран, нанесенных стране.

Именно к этому стартовому периоду новой России относится надлом, а частично и демонтаж правоохранной системы с ее профилактическим остовом, в эпицентре которой, как и следовало ожидать, оказалась прокуратура. Каких только ярлыков на державное наше око законности не навешивали! Это и рудимент, и живое олицетворение ГУЛАГа, и раковая опухоль в здоровом организме демократии и правосудия. И подобные эпитеты шли не откуда-то из-за бугра (прошу прощения), а от некоторых наших соотечественников, сначала помогавших разрушить Советский Союз, а потом замахнувшихся и на целостность самого Российского государства.

лз

В руках у меня маленькая книжечка "Историческая судьба российской прокуратуры", жанр ее – научно-публицистический очерк. Она, эта книжечка, была вручена в то время (прошло очень много лет) каждому депутату Государственной Думы. А вслед за этой книжечкой была вручена другая книжечка, которая называлась "Державное око в осаде". Вот они, эти книжки.

И что же вы думаете? Поводом к их изданию послужили не только несправедливые наветы ультрареформаторов, но и многосторонняя встреча, организованная Советом Европы, я хочу обратить на это внимание, совместно с Генеральной прокуратурой Российской Федерации. Это было в 1997 году. Надо было прозондировать официальную позицию Совета Европы, чтобы убедиться в источнике оголтелых нападок на прокуратуру.

Помнится, в Москве собрался весь цвет юридической науки и практики. Солидная комиссия признанных экспертных авторитетов из развитых стран Европы. А из России – руководители высших федеральных органов правосудия: Конституционного Суда, Верховного Суда общей юрисдикции, Высшего Арбитражного Суда, а также ученые из академии наук, Научно-исследовательского института проблем законности и правопорядка и Института сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации.

Кроме того, в заседаниях форума участвовали прокуроры (я прошу прощения за некоторые длинноты в своем выступлении) Азербайджана, Америки, Армении, Белоруссии, Болгарии, Грузии, Казахстана, Кипра, Киргизии, Латвии, Литвы, Молдовы, Польши, Румынии, Словакии, Словении. Не хочу дальше перечислять, очень много. Это была такая замечательная встреча.

Состоялась открытая, острая, часто не лицеприятная для профессионала критика высокого класса, людей, хотя и не всегда согласных с позицией и аргументаций официальных российских, да и некоторых западных коллег, но заинтересованных понять причины пробуксовки наших реформ.

В частности, гости узнали, что только непосредственно в органах прокуратуры разрешено за год около одного миллиона жалоб, 200 тысяч из них связаны с восстановлением нарушенных прав. При этом отменены по протестам прокуроров 55 тысяч незаконных правовых актов органов государственной и муниципальной власти и должностных лиц.

Отвечая на обвинения российских прокуроров в узурпации судебной власти, наши представители призывали зарубежных юристов задуматься над такой статистикой. За год прокурорами выявлено и поставлено на учет почти 50 тысяч преступлений, ранее не зарегистрированных милицией, пятая часть из 215 тысяч поступивших в прокуратуру жалоб по вопросам следствия и дознания удовлетворены. Справедливость восстановлена.

Приводились и другие данные, в том числе 51 процент от числа всех пересмотренных в конституционном порядке исков по протестам прокуратуры удовлетворены, 51 процент.

Вот мы тогда задавали вопрос: какое было бы правосудие без помощи, без надзора, без участия прокуроров в судопроизводстве? И что вы думаете? К нашему, я бы сказал, хорошему, приятному удивлению оказалось, что критика, я бы сказал, несправедливая критика, шла в основном не из западных краев, не от мирового юридического сообщества, нет, критика шла от наших ультрареформаторов. Это вот первое, что я хотел сказать.

яп

Второе, уважаемые товарищи. Нам надо помнить, что ситуация с преступностью, нарушением законности в условиях уже нынешних позитивных реформ, которые происходят у нас, к сожалению, не меняется. Только умышленных убийств у нас совершается в расчете на численность населения почти в три раза больше… не говоря уже о других потерях наших людей от различных нарушений правопорядка, дисциплины в нашем государстве.

Поэтому я, безусловно, приветствую инициативу Совета Федерации, наконец-то придать достойный статус нашей прокуратуре. Потому что в условиях, в которых мы живем сегодня, очень много возникает новых сложностей, особенно связанных с экономикой. Это и рейдерство, это и так называемое объявление банкротами работающих предприятий. Но всё это фальшиво, всё это является надуманными причинами, надуманными людьми, которые пытаются остановить прогресс нашей родной России.

Надо помнить, что мы сегодня находимся в сложной международной ситуации. Я имею в виду, вплотную к нашим границам стоят войска НАТО. Это не шуточное дело. Это очень серьезно и требует консолидации усилий нашего общества и, конечно, строгого выполнения законов. И здесь контроль, безусловно, должен быть со стороны нашей прокуратуры. Спасибо за внимание. (Аплодисменты.)

А.Г. Лысков

Спасибо, Александр Яковлевич.

Я попрошу техническую часть не отключать у председательствующего микрофон, иначе я лишаюсь возможности следить за регламентом.

Я хочу предоставить слово члену Совета Федерации, председателю Комитета Совета Федерации по образованию и науке Чеченову Хусейну Джабраиловичу.

Х.Д. Чеченов

Уважаемый президиум, уважаемые участники парламентских слушаний! Если бы не столько людей, которые мне известны по средствам массовой информации, авторитетных, уважаемых, может быть, и не стоило бы отнимать ваше время, но три сентенции, которые родились прямо здесь, и причины, по которым они родились, кратко назову.

Если на голову гражданина сваливаются выливаемые в прессу суждения высших лиц органов правоохранения (той или иной его ветви), когда одни говорят, что он не виновен, другие говорят, нет, он виновен, то что делать человеку? Как в том фильме, куда христианину податься... Мы знаем, о чем идет речь, и это не единственный случай.

Если всё это вываливается на головы не юристов, не профессионалов, а обычных граждан, в условиях, когда, выполняя один закон, невольно нарушаешь другой – таково ныне наше законодательство. Защищены ли люди? У них появится доверие к правоохранительным органам, уверенность, что они его защитят? Растет ли доверие к органам правоохранения от такого толкования разными высокими лицами виновности или невиновности того или иного человека? Нет, конечно.

Поэтому простой вывод. Надо, чтобы был один орган власти, трактующий до решения суда, правильно ли соблюдается закон. Это очевидно. Поэтому меня удовлетворяет та тональность и та аргументированность выступлений, которые мы слышим. Если бы эта дискуссия была в кабинетах, в аудиториях, на этих слушаниях не было бы проблем. Но это же вываливается на головы граждан теми или иными досудебными преследованиями.

лл

Покорнейшая просьба, если уж представители такого уровня собрались здесь, разобраться и внести те изменения в законодательство, которые, я уверен, поддержит каждый здравомыслящий законодатель и в Госдуме, и у нас.

Другая сторона проблемы. Хотел бы услышать аргументированное, понятное простому, не юристу, человеку, для чего нужно согласие руководства органов власти, управления в субъектах при назначении руководителей, будь то прокуратуры, судебной власти или милицейской власти? Для чего? Они живут в субъекте, где работают их дети, ближайшие родственники, супруги. Они получают социальные блага, квартиры и все прочее на местах. И нужно еще согласие этого органа, над которым он должен надзирать, кому будут служить эти люди. У вас есть примеры, когда они ориентируются на мнение первого лица на местах, но не на мнение закона, не на мнение федерального центра? Есть, да? Зачем тогда это делать? Это первое.

Второе. Если в 83 субъектах даже избирательное право трактуется по-разному, где-то квотируется представительство, где-то один человек – один голос, и мы имеем такие разногласия в формировании этих органов власти (я беру один пример – избирательное право), и это в одной и той же стране, то не настало ли время для сшивания единого правоприменительного пространства в России, единого понимания закона, чтобы проходила хотя бы ротация органов правоохранения по субъектам?

Великолепно сработало в Архангельской области… Поработайте там, где есть проблемы с коррупционностью, с преступностью, в другом субъекте, если хватает знаний, здоровья и квалификации. Нет. С 1990 года в ряде субъектов работают представители органов правоохранения. Надо ли говорить, чем они обрастают там? Надо ли говорить, в какой осаде они находятся для того, чтобы к ним найти калитку сбоку, сверху, снизу, откуда угодно? Поэтому ротация именно в этих органах власти по территории России для единого понимания законодательства необходима.

И третье. Выстраивая вертикаль власти в последние годы, не берусь судить, правильно ли сделали, что система муниципальных органов власти выпала из государственных органов власти, потому что именно они работают с населением, – это не предмет сегодняшнего обсуждения. Мы утверждали, что вертикаль власти даже в системе сугубо федеральных органов, каким является прокуратура, вообще система правоохранения, не выстроена, она заканчивается на уровне субъекта. Назначили прокурора, министра внутренних дел, председателя суда, всё. А вот дальше кого назначают?

Знаете, в ВВС такая система есть: свой – чужой. И вот мы видим, как годами, там, где компактно проживает одна народность в федеративной стране, годами присутствует другой. Хорошо бы, если бы в другом было бы наоборот. Нет. Не учитываются ни ментальность, ни личностные качества, ни честность перед законом, ни многое другое, что ежедневно влияет на население, с которым он встречается. И мы видим раскол общества, опять-таки, недоверие, уже с примесью межнационального недоверия. Это для чего? Если есть вертикаль, давайте ее доводить до самого низа – до уровня района, до уровня начальника отделения милиции. И это сегодня не срабатывает, уважаемые участники этого очень представительного совещания. Поэтому есть над чем задуматься.

Заканчиваю тем, с чего начал. Если закон трактуют двое… А бытует мнение, что, я не в обиду, два юриста – три мнения. Да? Вот когда закон трактуют двое, это уже вряд ли закон. Спасибо за внимание.