Geum.ru

Из истории петербургского–ленинградского университетского литературоведения

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4
прагматико-философский способ, исследующий «силы, участвующие в происхождении и направлении литературы в различные эпохи. Главнейшие из этих сил суть: народность и общественный дух, государство с его учреждениями, непосредственно относящимися к умственной деятельности народа и язык»58.

Оригинальна предложенная в книге Никитенко периодизация истории русской литературы. И в хронологическом, и в содержательном отношении она существенно отличается от плетневской. В «Опыте» выделяются три основных стадии развития отечественной словесности:

1. Дотатарский период, ознаменованный «самобытною зиждительною деятельностию, которая вырабатывала основания нашей народности и стремилась к образованию государства».

2. Эпоха от монголо-татарского нашествия до Петра I: «Во втором периоде движение народной мысли задерживается бедствиями татарского ига и трудными <…> работами в построении <…> государственного состава. Это период остановки, замедления того естественного развития мысли, которое должно было возникнуть из коренных начал народности, образовавшейся в первом периоде».

3. Промежуток от Петра Великого (восстановителя русской самобытности, неразрывной с европеизмом) до нынешнего времени: это «есть период развития нашей народности, развития наших нравственных сил»59.

Внутри последней эпохи выделяются, в свою очередь, два отрезка, разделенные 1812 годом: художественно-формалистическое направление (от Ломоносова до Карамзина) и сменивший его «художественно-общественный и народный» этап, главными деятелями которого стали Жуковский и Пушкин.

Когда Плетнев с 1850 года был, в качестве ректора, освобожден от чтения лекций, курс истории русской литературы перешел к Никитенко. О его конкретном содержании позволяют судить конспекты лекций, принадлежащие А. Н. Пыпину и охватывающие первую часть двухгодичного в тот момент курса60. Принципы его построения полностью отвечают заявленным в «Опыте», а содержание вводной части с ним совпадает. В курсе охвачен обширный материал древнерусской литературы от Кирилла Туровского до Симеона Полоцкого61. Заслуживает внимания особый раздел, посвященный «Произведениям народным»: особое внимание в нем уделяется поэтике фольклора (план раздела: Народный характер слова; Язык русских песен; Символизм; Эпос а. стихи б. сказки)62.

Общепризнано, что историческая школа подготовила последующее развитие академического литературоведения — как в его культурно-историческом варианте, так, в известной мере, и в вариантах мифологическом и психологическом. В этом, как и в некоторых других смыслах, итоги деятельности Плетнева и Никитенко можно признать определяющими научно-педагогический облик кафедры русской словесности Петербургского университета на многие годы вперед.

В 1852 году на кафедру приходит один из ее будущих патриархов — М. И. Сухомлинов (1828–1901)63. Ученик И. И. Срезневского по Харьковскому университету64, он был избран адъюнктом Никитенко по конкурсу после чтения пробной лекции, причем одним из двух уступивших ему претендентов являлся ученик самого Никитенко, уже довольно известный в ту пору филолог И. И. Введенский. В университете Сухомлинов в разное время читал лекции по теории языка, «Истории русской литературы до Петра Великого» (позднейшее название — «История древней русской литературы»), истории новой русской литературы, источниковедению и двухгодичный курс истории филологии. В первые годы он вел также «Практические упражнения в русской словесности со студентами из инородцев».

Популярный среди студентов профессор Сухомлинов в 1857 году был избран ими первым редактором научных «Сборников студентов Императорского Санкт-Петербургского университета».

Определить методологические предпочтения Сухомлинова непросто. Он «пришел в науку тогда, когда те методологические основания, на которых в XIX и XX вв. будет строиться история литературы, еще только складывались. То, что он делал в науке, было не историей литературы <…>, а литературной историей <…>, детальными библиографическими и биографическими изучениями памятников и литературных фактов в их связи с эпохой и жизнью автора, в их взаимоотношениях и в соотнесении с факторами, влиявшими на того или иного автора. Такие изучения требовали привлечения огромного и разнообразного материала: печатного и археографического, архивного, палеографического и текстологического; они требовали изучения языка и стиля, истории просвещения, журналистики и цензуры. Эту литературную историю и преподавал Сухомлинов в Петербургском университете»65.

Круг научных интересов Сухомлинова был чрезвычайно широк. Он стал первым из преподавателей кафедры, специально занимавшихся изучением древнерусской литературы (докторская диссертация «О древней русской летописи как памятнике литературном», 1856) и литературой XVIII века, заложив в обоих случаях основание важнейших для кафедры научных школ66. Он был исследователем русской литературы XIX века, автором фундаментальных работ по истории просвещения в России («История Российской академии». Т. 1–8, СПб., 1874–1888) и др.67, с 1887 года приступил к работе над академическим изданием сочинений Ломоносова68 и тем самым стал родоначальником блестящей кафедральной школы текстологии, в дальнейшем представленной именами А. И. Незелёнова, П. О. Морозова, И. А. Шляпкина, С. А. Венгерова, а уже в ХХ веке — Б. М. Эйхенбаума, Б. В. Томашевского, И. Г. Ямпольского и др. Покинув университет в 1884 году, Сухомлинов полностью сосредоточился на чисто научной деятельности, связанной с Академией наук69.

Принятый в 1863 году новый Устав российских университетов внес в деятельность кафедры серьезные перемены. Правда, на первых порах они коснулись только одной ее стороны — состава преподавателей. На протяжении первой половины XIX века структура университетских кафедр весьма отличалась от привычной для нас сегодня. В их состав входил один ординарный профессор (собственно он и «занимал» кафедру), рядом с которым работал его адъюнкт либо экстраординарный профессор. Таким образом, количество преподающих было весьма невелико. С введением в действие Устава 1863 года это положение стало постепенно меняться. Согласно его шестому параграфу, каждый факультет состоял теперь «из декана, профессоров ординарных и экстраординарных, доцентов и лекторов, по штату». Но сверх того университетам предоставлялось право «иметь приват-доцентов в неограниченном количестве»70. Это нововведение представлялось особенно значимым и перспективным. «На учреждение приват-доцентов со всех сторон возлагаются самые светлые надежды, — говорилось в специальном приложении к Уставу. — Оно, по общему мнению, должно сделаться рассадником профессоров и главнейшим средством для замещения кафедр; ему предстоит оживить университеты притоком новых и свежих сил; поддержать рвение науки; устранить всякий повод к недовольству слушателей на преподавателей, предоставив первым возможность выбора между последними»71. Действительно, создание, а затем и развитие института приват-доцентов постепенно увеличило численный состав кафедр72. Оно дало возможность расширить рамки их научно-педагогической деятельности, заполнить лакуны преподавания и ввести дополнительные курсы, создать конкуренцию. Оно открыло перед многими учеными новое поле деятельности. В случае нашей кафедры это проявилось со всей очевидностью.

В 1863 году в качестве приват-доцента73 начинает свою деятельность на кафедре выпускник историко-филологического факультета (1855) О. Ф. Миллер (1833–1889)74. С 1864 года он, впервые в истории Петербургского университета, начал постоянно читать общий курс «Русской народной словесности»75. Как фольклорист Миллер принадлежал к школе сравнительной мифологии76. Основные положения его теории сформулированы уже в «Опыте исторического обозрения русской словесности» (СПб., 1863. Ч. 1). С этих позиций была написана и докторская диссертация Миллера «Сравнительно-критические наблюдения над слоевым составом народного русского эпоса. Илья Муромец и богатырство киевское» (СПб., 1869), надолго ставшая одним из основных трудов по русскому эпосу. Принимая в ней концепцию А. Н. Афанасьева «об олицетворении небесных стихий как основе древних мифологических представлений, а также о мифологическом содержании произведений народной словесности», Миллер в то же время «признает, что в былинах нашли отражение и действительные исторические события»77. Для позднейшей науки ценность работы заключалась главным образом в примененном Миллером методе анализа вариантов, а также в осуществленном им сопоставлении наших эпических произведений с западноевропейскими и особенно со славянскими78.

В сферу интересов Миллера, кроме фольклора, входили история русской литературы и текущий литературный процесс. Он был автором работ о творчестве А. К. Толстого, Н. А. Некрасова, Г. И. Успенского, Ф. М. Достоевского, с которым был близко знаком, и др. В университете, помимо фольклора, Миллер читал систематические курсы «Русской литературы с древнейших времен до ХVII века», «Истории русской литературы до ХIХ века включительно», а также дополнительные курсы, посвященные творчеству писателей-современников (например, «Объяснительные чтения о новейших писателях: С. Т. Аксакове и А. Н. Островском»). Публичные лекции Миллера стали основой его знаменитого трехтомника «Русские писатели после Гоголя» (первое изд.: СПб., 1874).

Миллер был любим студентами как блестящий лектор, «хотя и в приподнятом стиле; слушать его часто собирались студенты со всех факультетов»79. В неменьшей степени эта популярность оказалась связана с его практической деятельностью. Он стал основателем Общества вспомоществования студентам Санкт-Петербургского университета, безотказно помогал нуждающимся, невзирая на собственное положение. «Сохранился рассказ, как в одну из <…> минут безденежья он дал совершенно незнакомому ему студенту-просителю для заклада свой профессорский фрак»80.

Осенью 1887 года Миллер был уволен из университета за резкие отзывы о недавно скончавшемся консервативном публицисте М. Н. Каткове, содержавшиеся в его публичной лекции «Славянофилы и Катков». Министр народного просвещения И. Д. Делянов отмечал, что «профессор присваивает себе ничем не ограниченное право свободы слова на кафедре», и его суждения противоречат оценкам деятельности Каткова, произнесенным «с высоты престола»81.

Связанные с введением института приват-доцентов новые возможности организации преподавания, о которых говорилось выше, начинают реализовываться с приходом на кафедру в конце 1870-х — начале 1880-х годов двух ученых, оставивших заметный след в истории университетского литературоведения — А. И. Незелёнова и П. О. Морозова.

А. И. Незелёнов (1845–1896) был учеником Миллера82. На кафедру в качестве приват-доцента он пришел в 1877 году, а в 1888 году, не имея докторской степени, был назначен исполняющим должность экстраординарного профессора. Как исследователь он тяготел к фактографии, архивным разысканиям, что определило и достоинства, и недостатки его работ. В сферу научных интересов Незелёнова входили, главным образом, русская литература ХVIII века, которой он посвятил свою магистерскую диссертацию «Николай Иванович Новиков, издатель журналов 1769–1785 гг.» (СПб., 1875), а затем книгу «Литературные направления в Екатерининскую эпоху» (отд. изд.: СПб., 1889), а также биография и творчество Пушкина. Книга Незелёнова «А. С. Пушкин в его поэзии. Первый и второй периоды жизни и деятельности» (1799–1826)» (СПб., 1882) стала одной из первых крупных пушкиноведческих работ. Как текстолог он подготовил к публикации ряд рукописей поэта. Работы «Тургенев в его произведениях» (СПб., 1885) и «А. Н. Островский в его произведениях, первый период деятельности» (СПб., 1888) дают представление о незелёновской концепции истории русской литературы XIX века83.

П. О. Морозов (1854–1920)84 преподавал на кафедре в качестве приват-доцента с 1884 по 1894 год, позднее, не порывая с научной деятельностью85, служил по Министерству финансов, достигнув в итоге поста секретаря Государственного совета. В 1880 году он получил степень магистра за диссертацию «Феофан Прокопович как писатель» (СПб., 1880). Его «История русского театра до половины XVIII ст.» (СПб., 1889. Т. 1) стала первой работой, посвященной этой проблеме. Но основной вклад Морозова в науку составили его исследования творчества Пушкина. Осуществленное им издание сочинений Пушкина86 в течение ряда лет оставалось лучшим в России. Он был участником издания сочинений Пушкина под редакцией С. А. Венгерова и первого академического собрания сочинений писателя. Именно Морозов нашел ключ к прочтению зашифрованной Х главы «Евгения Онегина»87.

С появлением Незелёнова и Морозова на кафедре формируется новая система организации обучения. Общие курсы дополняются специальными, углубляющими и дополняющими их содержание. С течением времени появляются тесно связанные с лекциями практические занятия. Открывшаяся для преподавателей возможность объявлять курсы по одним и тем же дисциплинам создает обстановку творческой конкуренции88.

Читавшиеся самими Незелёновым и Морозовым лекции и проводимые ими занятия были непосредственно связаны с кругом их научных интересов. Первый читал специальные курсы, посвященные русской литературе XVIII века в целом и, особо, «Литературе Екатерининской эпохи», «Карамзинскому периоду (Жуковский, Крылов, Батюшков и второстепенные писатели)» и «Пушкинскому периоду русской литературы (Грибоедов, Лермонтов, Гоголь)», биографии и литературной деятельности Жуковского, Грибоедова, Пушкина, Гоголя, русской литературной критике первой половины ХIХ столетия. Темой одного из таких спецкурсов под явным воздействием своего учителя Миллера, посвятившего младшим славянофилам первое в нашей науке специальное исследование89, он избрал литературную деятельность Хомякова, Киреевского и К. Аксакова. Помимо этого вел практические занятия по новой русской литературе и научно-литературной критике. В течение весеннего семестра 1888 года, после увольнения Миллера, Незелёнов прочитал в качестве общего любопытный курс «Истории русской литературы от XIV века до Александровской эпохи», прослеживая, как можно предположить, историю возрождения утраченной русской самобытности. Вступив в должность экстраординарного профессора, он начал читать общие лекции по истории древнерусской и новой русской литературы уже постоянно.

В числе специальных курсов, читавшихся Морозовым, мы встречаем «Историю русской литературы XVII и XVIII веков»90, «Историю русской литературы XVIII столетия», «Историю русской литературы Екатерининского и Александровского времени», «Русскую литературную критику в XVIII и первой половине XIX столетия», историю русской драмы, циклы лекций, посвященных Пушкину и Гоголю. Примечательны источниковедческие и методологические курсы Морозова — «Критическое обозрение источников и пособий для изучения русской литературы и народной словесности» и «Введение в историю русской литературы». Вел он и «Практические упражнения в чтении и объяснении писателей» XVIII и XIX веков, а также периодически читал общие курсы.

Следует отметить, что многие из перечисленных выше дисциплин преподавались уже в новой для кафедры ситуации. На сути произошедших перемен необходимо остановиться особо. Еще согласно Уставу 1863 года университетские кафедры российской словесности и истории русской литературы были преобразованы в кафедры истории русского языка и русской литературы91. Однако на деятельность кафедры Петербургского университета эта реформа еще некоторое время не оказывала никакого влияния: она оставалась сугубо литературоведческой92. Ситуация изменилась лишь в осенью 1888 года, когда на место ординарного профессора кафедры, освободившееся после ухода из университета Сухомлинова и увольнения Миллера, был приглашен первый в ее истории ученый-лингвист — выпускник Московского, профессор Киевского университета А. И. Соболевский (1856–1929)93. Лишь с этого времени начинается период ее существования как одновременно лингвистической и литературоведческой, продлившийся несколько десятилетий. (Впрочем, дисциплины русской литературы и далее были представлены в гораздо большем объеме, нежели дисциплины русского языка.)

Соболевский взял на себя общие курсы по церковно-славянскому языку, истории русского языка, истории русского литературного языка, русскому историческому синтаксису94. В качестве специальных он читал курсы русской диалектологии, древнерусской переводной литературы, руководил работой семинара «“Слово о полку Игореве”, чтение и разбор», в 1894/95 учебном году читал лекции по истории русской литературы XVII и начала XVIII века и т. д.

Начиная с 1896 года должности ординарных профессоров кафедры одновременно с Соболевским занимали и литературоведы — вначале И. Н. Жданов, а затем И. А. Шляпкин.

Литературовед, историк и фольклорист И. Н. Жданов (1846–1901)95 был непосредственным учеником Сухомлинова и Миллера, но наибольшее влияние оказали на него идеи А. Н. Веселовского, с которым он близко познакомился уже после окончания Петербургского университета. Свою научную деятельность Жданов начал работой «Материалы для истории Стоглавого собора» (1876), ряд исследований посвятил древнерусской литературе, изучая ее памятники в сравнении с произведениями других литератур. Его магистерская диссертация «К литературной истории русской былевой поэзии» (1881) раскрывала связи народно-поэтического творчества с письменной словесностью. Фольклористический характер имела и наиболее значительная работа Жданова — его докторская диссертация «Русский былевой эпос» (СПб., 1895). Ряд статей, подобно многим литературоведам-универсантам своего поколения, посвятил он и творчеству Пушкина. В течение своего сравнительно короткого профессорства в университете (1895–1901) Жданов читал курсы «История русской словесности», «Русская народная словесность», «Древнерусская литература», а также — «Обозрение литературной деятельности Пушкина», «Обозрение литературной деятельности Лермонтова», «Русские духовные стихи», «История русской литературы XVIII столетия», «История русской литературы начала XIX столетия» и др.

В отличие от Жданова, И. А. Шляпкин (1858–1918) был связан с университетом на протяжении тридцати лет (1888–1918). Историко-филологический факультет, где он работал под руководством Миллера, Шляпкин окончил в 1881 году. В 1891 защитил магистерскую диссертацию «Святой Дмитрий Ростовский и его время (1651–1709)» (СПб., 1891), представлявшую собой свод массы архивных данных, исследованных в духе методологических принципов Сухомлинова. С областью древнерусской литературы, палеографии, эпиграфики и археографии и были главным образом связаны научные интересы Шляпкина. Наиболее значительные из его работ, посвященных более поздним эпохам, имели текстологический характер. Это, прежде всего, комментированная публикация пушкинских рукописей («Из неизданных бумаг А. С. Пушкина». СПб., 1903) и первое научно подготовленное собрание сочинений Грибоедова в двух томах (1889). Выдающийся археограф и библиофил Шляпкин в течение своей жизни собрал колоссальную коллекцию, включавшую более 40 000 печатных и рукописных книг.

В истории преподавания русской литературы в университете Шляпкин стал одной из наиболее значительных и памятных фигур. Свою деятельность он начал весной 1888 года в качестве приват-доцента с чтения курса «Введение в историю русской литературы», впоследствии к нему прибавились общие курсы «Истории древнерусской литературы с ХI века включительно» и «Русской народной словесности», общий годичный курс истории русской литературы, ряд специальных курсов («История древнерусской литературы (ХIV и ХV век)»), просеминарий по истории русской литературы и т. д. В 1900 году ему было присвоено звание профессора honoris causa96, после смерти Жданова он стал ординарным профессором кафедры (позднее — заслуженным ординарным профессором)97. Как лектор «Шляпкин не знал себе равных. <…> сразу захватывал огромную аудиторию и держал ее в руках все два часа лекции. А слушателей у него бывало не менее двухсот-трехсот человек», — вспоминал один из его бывших студентов98.

После того, как Соболевский в 1908 году покинул университет, преподавание лингвистических дисциплин языка перешло к сменившему его академику А. А. Шахматову (1864–1920)99. На кафедру истории русского языка и русской литературы он вначале был принят именно в качестве академика, а с 1910 года стал сверхштатным ординарным профессором. Шахматов читал старославянский язык, историю русского языка, русскую историческую диалектологию, белорусский язык, вел курс современного русского языка, специальный курс «Несторова летопись», семинары по летописям, «Слову о полку Игореве» и т. д. Помимо проблем языкознания как таковых Шахматов занимался текстологией древнерусской литературы, внеся особенно большой вклад в исследование древнерусского летописания100.

Разнообразием преподаваемых дисциплин, своими научными и педагогическими достижениями кафедра русского языка и русской литературы 1890–1910-х годов была обязана и своим приват-доцентам. Первыми в их ряду должны быть упомянуты А. К. Бороздин, В. Н. Перетц, В. В. Сиповский и С. А. Венгеров.

А. К. Бороздин (1863–1918) начал свое преподавание на историко-филологическом факультете в 1896 году101. В период учебы в Петербургском университете (1881–1885) он стал одним из основателей Студенческого научно-литературного общества. Тогда же, под влиянием профессора Миллера, Бороздин обратился к проблеме старообрядчества, которому позднее посвятил магистерскую диссертацию «Протопоп Аввакум. Очерк из истории умственной жизни русского общества в XVII веке» (СПб., 1898) и книгу «Очерки русского религиозного разномыслия» (СПб., 1907). Русскую литературу XVIII — первых лет XIX века он интерпретировал в духе теории заимствования, видя в ней по большей части подражание западным образцам («Главные направления русской литературы начала ХIX столетия». СПб., 1896). Напротив, произведения авторов следующих эпох, начиная с Жуковского, ученый трактовал как выражение ее зрелости и величия («Литературные характеристики. Девятнадцатый век». СПб., 1903–1907. Т. 1–2 (ч. 1–2)). В пятитомной «Истории русской литературы» (М., 1908–1911) Бороздину принадлежали несколько глав, посвященных русскому фольклору и весь том «История русской литературы до XIX века»102.

Бороздин преподавал в университете до 1918 года, читая общий курс истории русской литературы первой половины XIX века, курсы «История русской литературы ХVI и ХVII вв.», «История русской литературы Карамзинского периода», «Русская литература времен Николая I и Александра II», постепенно закрепившийся в кафедральном преподавании методологический курс «Задачи и методы изучения литературы» и др. Но главной его заслугой стало обращение к ближайшим литературным эпохам, включая современность. Это выразилось как в читаемых им циклах лекций («Лирика после Пушкина», «Русская литература после Гоголя», «Достоевский»), так и в деятельности его семинариев (просеминариев) по «Новой русской литературе»: «Толстой, Тургенев, журналистика 40-х–50-х годов», «I. Новая русская драма. II. Л. Н. Толстой».

В 1896 году, одновременно с Бороздиным, приват-доцентом кафедры стал и В. Н. Перетц (1870–1935). Как ученый он во многом сформировался под влиянием своих университетских учителей — А. С. Соболевского и, в первую очередь, А. Н. Веселовского. Перетц занимался фольклором, историей русской литературы и театра XVIII века, украинской литературой, оставил глубокий след в области изучения древнерусской литературы103, а также проблем стиля и стихосложения. Характерной чертой Перетца-исследователя и педагога было пристальное внимание к проблемам методологии истории литературы104. Пожалуй, именно это и определило его особое место в истории университетского образования.

Свою деятельность на нашей кафедре Перетц начал в 1896/97 учебном году чтением специального курса «Введение в эпос». В 1903 году, после защиты докторской диссертации «Из истории развития русской поэзии XVIII века» был избран экстраординарным профессором Киевского университета, где преподавал древнерусскую литературу. В 1907 году он основал неофициальный Семинарий русской литературы, участниками которого были студенты и выпускники университета105. В 1914 году Перетц был избран академиком и тогда же вернулся на петербургскую кафедру истории русского языка и русской литературы, в прежнем звании приват-доцента читая курсы славяно-русской палеографии и «Методологии истории русской литературы», а также возобновив, по принятым еще в Киеве правилам, работу своего Семинария. Осенью 1917 года он перешел в открывшийся Самарский университет, вернувшись в Петроградский университет в мае 1921 года уже в должности профессора106. Из числа участников Семинария Перетца «петроградско-ленинградского» периода его существования вышли будущие профессора нашей кафедры С. Д. Балухатый, И. П. Еремин, Г. А. Бялый, писатель и историк русской литературы В. А. Зильбер (Каверин) и др.

Обостренный интерес к проблемам методологии был характерен и для В. В. Сиповского (1872–1930). Он являлся автором ряда работ о творчестве Пушкина, в том числе монографии «Пушкин. Жизнь и творчество» (СПб., 1907), однако наибольший вклад в науку внес как исследователь литературы XVIII века, которой посвятил свою магистерскую («Н. М. Карамзин, автор “Писем русского путешественника”». СПб., 1899) и докторскую («Очерки из истории русского романа». СПб., 1909–1910. Т. 1. Вып. 1–2) диссертации. Оба труда создавались в полемике с принципами культурно-исторической школы, ограниченность которой Сиповский видел в недооценке специфики литературы как искусства. Основные положения методологии Сиповского, испытавшего влияние эволюционистской теории Ф. Брюнетьера и сравнительно-исторического метода А. Н. Веселовского, изложены в его книге «История литературы как наука» (СПб.. 1902), где выдвигается идея исследования литературной эволюции «