И. М. Семашко Гендерные проблемы в общественных науках

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   17

Н.Л. Крылова




Родители и дети в смешанных
русско-африканских браках:
на стыке культур


Межрасовые браки и рождающиеся в них дети — явление давно и хорошо известное в человеческой истории. Природные и социальные катаклизмы, а также общественные события глобаль­ного значения — географические открытия, войны, колонизация, миграции и т.п. — способствовали появлению этого фактора в истории человечества.

Потомство от этих союзов называлось по-разному: мулаты, метисы, полукровки, цветные (коричневые) и тому подобное. Сущность же их одна — это дети без расы, точнее, вне расы и в то же время несущие в себе не только кровь и антропологические признаки разных рас, но и культуру, этику разных народов.

Рассмотрим, по возможности, в различных ракурсах социальный феномен метиса — индивида, рожденного в разнорасовом браке и помещенного в современное общество — африканское или российское — где ему предстоит строить свою дальнейшую жизнь.


* * *


В России пока накоплен небольшой опыт смешанных «черно-белых» браков. Вместе с тем есть богатая практика иных брачных союзов (например, европеек — русских женщин с мужчинами — монголоидами из Средней Азии, а также разного рода национально-смешанных браков, составлявших одну из отличительных особенностей социально-демографической картины жизни населения на территории бывшего Советского Союза, а также опыт последующей интеграции детей от этих браков в принимающее их общество.

Численность разнорасовых русско-африканских семей и производимого ими потомства количественно также невелика, что объясняется как относительной «молодостью» этого явления для России и сопредельных с ней территорий, составлявших ранее единое союзное пространство (СССР), так и особенностями репродуктивного поведения женщин в разнорасовых браках этого типа. Под последним подразумевается, что, российские женщины в разнорасовых браках стабильно тяготеют к евро-российским стандартам воспроизводства семьи, не приближаясь к репродуктивным показателям, существующим в культурно-цивилизацион­ной зоне мужа-африканца.

Благодаря имеющимся в нашем распоряжении статистическим материалам Консульской службы МИД РФ, российских загсов, а также результатам социологического опроса, проведенного в начале 90-х годов в 19 африканских странах, мы владеем данными, позволяющими выявить некоторые тенденции в репродуктивном поведении в расово-смешанных афро-русских семья. Это прежде всего те несомненные отличия, которые наблюдаются в этой брачной группе на фоне общей картины планирования семьи в Африке, репродуктивного поведения на этом континенте в целом и по отдельным регионам. Согласно информации Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, коэффициент суммарной рождаемости (то есть числа детей на одну женщину детородного возраста) в 1995 г. составил в Африке 5,8. Весьма заметны при этом колебания по отдельным регионам континента: Северная Африка — 4,4; Западная и Восточная Африка — 6,4; Центральная Африка — 6,3; Южная Африка — 4,2ccxxv. Отметим попутно, что в тот же период на планете в целом этот коэффициент составлял 3,1; в Европе — 1,5; в России — 1,42.

Действительно, по данным ООН Россия сегодня находится на одном из последних мест по этому важному демографическому показателю. Отказ от рождения детей становится массовым явлением и способом поддержания уровня жизни, и без того быстро снижающегося. По нашим данным очевидно, что репродуктивное поведение россиянок, состоящих в браках с африканскими гражданами, отличается почти завидной стабильностью, точнее, склонностью к постепенному, практически незаметному, снижению числа детей, рождаемых в такой семье: в конце 80-х гг. на одну русско-африканскую семью приходилось 1,7 ребенка; в начале 90-х гг. — 1,3 и к середине последней декады века — 1,13.

Иными словами, в семьях расово-смешанного типа рождается по-европейски мало детей, которые со временем предположительно должны превратиться в «качественных» детей. Весьма показателен в этом плане комментарий одной русской женщины, почти 20 лет благополучно прожившей в Африке с мужем-конголезцем и двумя детьми: «Среди смешанных браков конголезцев с русскими женщинами нет многодетных браков. Не больше двух-трех детей. Потому что мы несколько по-другому относимся к проблеме воспитания детей, чем чисто африканские семьи».

В чем же причины подобного явления? Есть ли связь между уровнем жизни и размером семьи в нашем конкретном случае и какова значимость уровня жизни как фактора, ограничивающего или расширяющего свободу родителей в вопросах размера семьи? Наконец, что такое «качественные» дети?

Если пытаться рассматривать эти вопросы в социо-экономиче­ском контексте, то прежде всего следует вспомнить, что дети в развивающихся странах часто называются главным богатством. Однако за этим гуманным, почти сентиментальным определением стоят вполне реальные социально-экономические объяснения. В современной западной науке популярен цикл «высокая рождаемость — бедность — высокая рождаемость» и, соответственно, широко распространен тезис о том, что причиной высокой рождаемости является бедность во всей совокупности ее составляющих.

Иными словами, развивающиеся страны «плодовиты потому, что в существующих здесь социальных и экономических условиях значительная часть населения находит свой экономический и социальный интерес в том, чтобы иметь большее количество детей, поскольку они являются продолжателями рода, могут выполнять работы по дому и хозяйству и участвуют в обеспечении экономического и социального благосостояния семьи в незащищенных обществах»4.

Несомненность связи между бедностью и высокой рождаемостью основательно доказана в общественных науках — достаточно обратиться к обширной библиографии по этому вопросу5. Мы же попытаемся, исходя из логики современных экономистов, взглянуть на ситуацию в афро-российских смешанных семьях и прежде всего на родителей «качественных» детей-метисов, учитывая при этом, что характер труда, принадлежность к определенным социально-профессиональным группам создают известную специфику в социальных и психологических установках, в том числе — репродуктивных. Нам не следует забывать, что мужья представляют элитарную часть африканского общества, входящую в группу высокообразованного меньшинства. Отец (а нередко и оба родителя) в таком союзе обладают достаточно высокими возможностями обеспечить семье уровень жизни выше среднеафриканского. Напомним также, что африканские мужья русских женщин в подавляющем своем большинстве — выпускники российских/советских высших учебных заведений или учебных заведений средней специальной ступени. Университетское и в целом высшее образование остается в Африке привилегией очень незначительного числа молодых людей6. Именно из них формируется национальная элита в широком смысле этого слова: творческая и научно-технической интеллигенция, представители будущих пра­вящих коалиций, высшего административно-управленческого эшелона, преподаватели.

Не менее существенным является и материальный фактор, поскольку с получением высшей профессиональной квалификации мо­лодой африканец обретает не только прочное общественное положение, но и стабильный доход, который, по некоторым оценкам, у специалиста-выпускника университета или вуза, в полтора десятка раз может превышать средний заработок африканца без образования. Кроме того, вероятность роста зарплаты в процессе работы у специалиста с университетским дипломом в 20–25 раз выше, чем у необразованного африканца. И разумеется, то обстоятельство, что у выпускника высшего учебного заведения будет возможность (хотя и с каждым годом убывающая — Н.К.) иметь доход, превышающий средний доход на душу населения в 25–100 раз, делает перспективы сегодняшнего африканского студента-выпускника исключительными на шкале социально-эконо­мической престижности7.

Существующая в современной демографии точка зрения на то, что именно уровень образования женщины может решающим об­разом повлиять на снижение числа детей в семье, хорошо коррелирует с нашей статистикой. Русские женщины, вступившие в брак с африканскими студентами в России, достаточно образованы для того, чтобы успешно применять свои профессиональные навыки на местном (африканском) рынке рабочей силы, внося тем самым свой вклад в бюджет семьи (если, конечно, местная социально-экономическая, политическая ситуация или этно-конфессиональ­ная традиция не мешают проявлению ее профессиональных навыков вне дома). И хотя разброс в уровнях образования внутри группы женщин, вступивших в расово-смешанный русско-афри­канский брак, весьма значителен, в целом его можно определить как довольно высокий: из более 200 респонденток-выходцев из бывшего СССР, проживающих ныне в 19 африканских странах, выпускницами вузов и университетов оказались, соответственно, 55,1% и 22,2% от числа учившихся в различных учебных заведениях женщин (они составляли 61,3% от общего числа опрошенных). Среднее специальное образование имели 18,05%; профессиональ­но-техническое — 5,6%. Кроме того, о своем образовании, завершившемся на уровне средней школы, сообщили 2,7% женщин.

Полученные нами данные о занятости русских женщин на современном африканском рынке труда в целом адекватно отражают описанную выше ситуацию. Так, согласно результатам нашего опроса, в 1992/1993 годах 45,1% принявших в нем участие русских женщин работало (из них 57,6 в госсектре, остальные в частном секторе или одновременно в государственном и частном)8.

Очевидно, что в массе своей двадцать тысяч русско-африкан­ских брачных пар не могут быть исключительно элитными. Почти сорокалетний опыт существования афро-русских смешанных браков как самостоятельного явления показывает отчетливую социально-экономическую дифференциацию внутри этого сообщества: первые когорты африканцев-выпускников советских вузов и их русские жены оказывались наиболее благоустроенными и экономически, и социально, чему в немалой степени способствовала в тот период социально-экономическая и политическая ситуация во многих странах континента. Но даже сегодня, оценивая свое материальное положение в расово-смешанном браке, лишь 12,3% опрошенных россиянок утверждали, что экономические условия жизни семьи в последнее время ухудшились; 61,3% определяли их как изменившиеся в лучшую сторону; на прежнем уровне условия жизни сохранились в семьях 24,7% женщин9.

Одновременно социальные службы России все чаще регистрируют, а ряд благотворительных обществ, по возможности, опекает, тех детей-подростков из неблагополучных распавшихся афро-русских семей, что остались без определенного места жительства, которые ведут в столице и ряде российских городов не самую праведную жизнь — крадут, бродяжничают, распространяют наркотики и пр.10

Русско-африканская смешанная семья, как в современной Африке, так и в сегодняшней России, используя все предоставляющиеся ей возможности роста социального статуса, а вместе с ним и повышения уровня материального благосостояния, в силу экономических причин способна к ограниченному производству «качественного» потомства. Вместе с тем, неуклонно расширяется число детей-метисов, живущих за чертой бедности, а вернее на нищенском уровне.


* * *


Детность — это показатель состояния семьи, характеризующий не только отличия в материальных условиях жизни, но и в нематериальных ориентациях различных групп общества. В последние годы большинство исследователей социо-демографиче­ских аспектов семьи, все чаще обращаются в своих изысканиях именно к культурно-бытовым и социо-психологическим факторам рождаемости, осознавая, что ограничиться лишь социально-экономическими показателями в столь сложной и многоплановой проблеме невозможно11. При выявлении факторов влияния на уровень рождаемости наиболее сложными для анализа являются как раз комплексные характеристики образа жизни, культурно-бытовых параметров, поскольку в отличие от социально-эконо­мических, они менее других изучены. В нашем случае, когда речь идет о таком специфическом сообществе, как расово-смешанная русско-африканская семья, помимо необходимости изучения общих параметров, определяющих условия развития и организации семьи, ее воспроизводства на социокультурном уровне, исследовательский путь «отягощается» почти обязательным присутствием проблемы психологического взаимодействия супругов — представителей различных культур. Это прежде всего относится к русским женщинам, попавшим вследствие расово-смешанного брака в иное культурно-цивилизационное пространство и всеми доступными им способами пытающимся в нем освоиться. На путь приспособления к новой культуре они встают фактически в одиночестве, имея лишь собственные социальные навыки и ценности родной, исходной культуры, на которые они с большим или меньшим успехом опираются, интегрируясь в повседневную обыденную жизнь принимающей их страны.

У мужей-африканцев вынужденный отрыв от традиционного семейно-бытового уклада, длительное пребывание в иных, чем африканские, центрах хозяйственно-культурной и общественной жизни, подчас сопряжены с чувством психологической неопределенности своего положения, с неуверенностью, а зачастую и непредсказуемостью в действиях и поведении. Живя в чужой стране, они подвергаются постоянному и активному воздействию со стороны как евразийской (внешней), так и африканской (сосредоточенной главным образом внутри землячества) культур. Несопоставимость (подчас принципиальная) многих ценностей в этих культурах, множественность социокультурных сред, в которых они пребывают и вынуждены действовать, делают поведение молодых африканцев спонтанным, «ситуационным», то есть обусловленным действующими в данной среде законами социального поведения.

Своеобразное, можно сказать, уникальное положение подобной семьи во многом определяет направление и характер воспитания в ней детей, заметно влияя на уровень психологической комфортности бытия детей-метисов.

В процессе изучения этих контингентов стало понятно, что исследование частного случая разнорасовой семьи позволяет осмыслить более общую проблему — каким образом осознание принадлежности к расам матери и отца влияет на судьбу ребенка, как оно формирует мировосприятие подростка-метиса, его жизненные принципы, определяет социально-психологические характеристики личности, эмоциональные импульсы.

Материалы проведенных исследований (анкетирования, интервьюирования родителей и детей в расово-смешанных семьях, неформальное общение с ними в различных жизненных ситуациях и т.п.) показали, что несмотря на различные методы воспитания де­тей, обнаруживается внутреннее единство процессов социокультурного развития, общность культурных схем и способов социализации в рамках внутрисемейных отношений, что, по всей видимости, во многом связано с общностью моделей советской/российской или шире — евразийской — системы воспитания равно как и моделей, «работающих» в семьях элиты африканского общества, откуда, как уже отмечалось, преимущественно происходят отцы обследованных нами детей. В развивающихся регионах современная африканская малая (нуклеарная) семья обладает своей особостью: не атомизированная, не самодавлеющая, но связанная множеством эффективных родственных, земляческих, патронажных и прочих уз с иными родственными группами. Нашей соотечественнице, особенно родом из российской глубинки (а это — до 70% общего числа вышедших замуж за граждан африканских стран), также достаточно близки такие понятия, как «большая семья», «семейная солидарность», «кровно-родственные отношения», несмотря на то, что в африканском контексте они имеют свое особое прочтение12.

Социальная и психологическая специфика смешанных семей и их потомства как в России, так и в странах Африки, по всей видимости, все же накладывает свой отпечаток, мешая современной установке рассматривать этих детей и их родителей как независимые инстанции со своими собственными нуждами и законным статусом, даже в том случае, когда родители осознанно стремятся изолировать детей-метисов, вручив им весь формально необходимый инструментарий для управления будущей жизнью — образование, работу, материальное благополучие и пр.

Исследуя частные случаи можно попытаться осмыслить и более общую проблему — кто (или что) управляет этими процессами — сами индивиды или социально-структурные отношения.

Конечно, на исследованной группе молодых людей лежит печать общих процессов дестандартизации социального поведения, затронувших современную молодежь в целом. Идеалы и нормы, определяющие поведение современного подростка и молодого человека, меняются по сравнению с теми, что исповедывали и разделяли в своем детстве их родители. Однако полностью принять тезис западных исследователей современных детских и юношеских биографий о том, что сегодняшние родители не могут полноценно использовать опыт своего воспитания в качестве модели для воспитания собственных детей13, в нашем случае, как показал анализ жизненных историй обследованной группы метисов, непросто.

Весьма возможно, объяснение этому кроется в атмосфере сохранения некоторых архаичных элементов африканского семейного уклада, неизбежно привносимых отцом-африканцем; не исключено и формирование естественных, инстинктивных реакций, надолго «собирающих» вместе смешанные семьи и их потомство для защиты от окружающей действительности. В любом случае проведенный анализ влияния этого фактора на психологическое и социальное поведение подростка-метиса показывает, что такая тенденция существует, но она не однозначна, тонко структурирована и опосредуется множеством других факторов.

Одновременно дети-метисы, как правило, остаются детьми африканской элиты, «качественными» детьми, на фоне Африки с ее ограниченной социальной мобильностью для основной массы молодежи. Родительские (материальные и интеллектуальные) вложения, а также нынешние преимущества гражданско-правового статуса, как в ряде стран Африки, так и в России, могут оказать некоторым из них определенное подспорье в учебной, брачно-семейной или коммерческой карьере.

Совершенно очевидно, что было бы исследовательски некорректно утверждать, будто в сегодняшнем мире есть те или иные этносоциальные группы, идеально комфортно расположившиеся в том или ином «неродном» социуме. Не составляет исключения и исследуемое сообщество, бытие которого усложнено уже в силу специфики его расовосмешанного происхождения.

С другой стороны, нельзя сказать, что эти дети совершенно не нужны ни в Африке, ни в России. И то, и другое общества пытаются их абсорбировать, причем практика показывает, что африканское общество делает это успешнее, вероятно, благодаря как историко-культурному опыту взаимоотношений колонии и метрополии, так и особенностям африканского менталитета, в частности, отношения африканца к детям как главной жизненной ценности.

Первые поколения детей от русско-африканских смешанных браков могут прагматически рассматриваться обществом как наиболее реальные потенциальные посредники между двумя обществами, двумя культурами, двумя рынками (хотя их матери в этом плане сегодня проявляются активнее, лучше зная, чувствуя или помня свое исходное общество).

Думается также, что пытаясь войти в планетарное общекультурное пространство, мы сами прежде всего должны осознавать, что процесс такого рода адаптации обоюден, ибо нам не только предстоит по возможности облегчать процесс вживания метисов в однорасовый мир, но и учиться у них и через них правилам разнорасового общежития, социальной гармонии и терпимости.

Наконец, наше общество определенно многое потеряет в социокультурном плане, если начнет отторгать от себя группы «расовых гибридов», являющихся тем не менее носителями русской культуры, живущих во многом русскими ценностями и одновременно способных транслировать их в другие цивилизации, владея местными культурно-смысловыми, информационными и поведенческими кодами.

Анализ современного детства и юности потомства от расово-смешанных русско-африканских браков в России показал также, что от него, находящегося под пристальным социальным вниманием общества, практически в любых ситуациях требуется как обязательная по существу выработка контроля над своими эмоциями и действиями, внутреннего самоконтроля, который, кроме всего прочего, является признаком цивилизованного поведения.

Говоря о протекании адаптационных процессов, путей и темпов приспособления к одной из родительских культур, или о феномене гармонии бикультурности, или об эффекте отторжения обеих культур, следует иметь в виду, что этнокультурные различия — характеристика многомерная и к тому же — величина переменная. На примерах национально-смешанной брачности на пространствах бывшего СССР отечественные этнологи и демографы, а также западные специалисты успешно доказывают, что содержание этнокультурных различий между двумя этническими общностями в течение жизни одного-двух поколений может в корне измениться14. Возможно, такая быстрая эволюция будет наблюдаться и в исследуемом случае. Это — лишь вопрос времени, физического и исследовательского.

Что же касается общих пространственно-временных параметров, в границах которых протекают процессы метисации в мире в целом, то в начале ХХІ столетия мы уже наблюдаем неизбежность зарождения в конфликте разных миров общей для всех истины, дающей возможность ощутить единство всего сущего на земле, той истины, которую столь философски просто выразила героиня романа магрибинца А. Диба «Инфанта мавра»: «Всем надо надеяться. И тогда мы все обретем друг друга. И найдем себя. И тогда ни мне, ни другим не надо будет знать: откуда я? И ни одна часть Земли не откажется принадлежать мне. Никто не будет жить во взятой взаймы стране»15.


Е.А. Сорокина