He рассказывайте никому своих снов

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15

Чего ждать?
Пока контур остынет.

Математик еле сдержался. Видно было, что он просто в
бешенстве. Какой контур, что за дела? Но никто его не под-
держал. Более того, буддисты ужасно развеселились и сказа-
ли, что пора искать воду. Они облачились в костюмы химза-
щиты УЗК и полезли с насыпи вниз.

Я тоже решил выйти и неожиданно обнаружил, что
Владимир Павлович тоже собрался вместе со мной. Ма-
тематик выходить из поезда отказался, несмотря на то
что приборы показывали значения, не отличимые от
фоновых.

Мы с Владимиром Павловичем выгрузили из третьего ва-
гона мотоцикл с коляской. Я ещё раз поразился, сколько
нсякого барахла находилось в этом музейном экспонате -
нашем поезде. Про оружие я уже не говорю.

- Слушай, а как это всё уберегли?

- Как-как... Был такой железнодорожный начальник
Алексеев. Я не помню его по имени и отчеству, а вот со-
вершенно напрасно. Святой был человек, перед своим
уходом на пенсию он множество таких закладок оставил.
Судя по возрасту и своим повадкам, вполне мог в живых
остаться.

Мы залили горючее, досыпали в бак присадок и завели
мотоцикл.

Я всегда удивлялся тому, как среди природы человеку ци-
вилизации отрадно слышать звук двигателя, нюхать бензи-
новую вонь и чувствовать, что вот - дело рук его соплемен-
ников - пыхтит и двигается но дороге. Мы посадили в коля-
ску самого сообразительного буддиста, а остальные пошли
вслед за нами по дороге.

Уровень радиации тут был почти никакой, то есть обыч-
ный, не отличимый от фонового.

Посёлок, в который мы въехали, был пуст, и пуст давно.
Надежд на то, что тут останется какой-нибудь неразграблен-
ный магазин, было мало. Но мы всё же зашли в один.

Это оказался магазин промтоваров. В первом зале лежал
стопками Кузнецовский, ныне фабрики «Восстание», фар-
фор, который, видимо, хотел украсть какой-то сумасшед-
ший. Хотел, да видать, кончилось время его сумасшедшей
жизни.

В другом помещении похозяйничал какой-то зверь. По-
среди зала были раскиданы показавшиеся мне огромными
стиральные машины. Некоторые из них открыли люки в ни-
куда, и из этих прозрачных люков отчего-то торчала солома
и рваные тряпки.

Я присел на корточки перед одной такой машиной и по-
нял, в чём дело. Внутри, как в скворечнике, лежала кладка
больших, похожих на куриные, яиц. Только курицы не несут
яйца такого размера - примерно сантиметров десяти в диа-
метре. Что это за яйца, было совершенно непонятно.

Но что ещё интереснее, каждое из яиц было аккуратно
пробито. Я представил себе зверя, что приходит тайком к чу-
жим яйцам и длинным хоботком высасывает содержимое -
будто русский муравьед. Русский муравьед - этого мне ещё
не хватало. Владимир Павлович пошёл смотреть на ножи и
обнаружил, что весь скобяной товар пришёл в негодность.

- Настоящее китайское качество, - разочарованно вздох-
нул он.

Тогда, чтобы не уходить с пустыми руками, он прибрал ма-
ленький пластмассовый фонарик-жужелицу на ручной тяге.

Мы побродили ещё, прибарахлились за счет наименее ис-
тлевшей одежды, кстати, всё того же китайского производ-
ства, и вышли вон. Тут подоспели и наши оранжевые братья.
Они уже тащили на себе какие-то тюки. Молодцы ребята,
восточная мудрость - дело хорошее! Но вот то, что у них в

руках были дозиметры, я категорически одобрил. Мудрость
чудесно дополняется циферками, особенно когда они на эк-
ране полезного прибора.

Я перевёл взгляд в сторону и тут-то увидел Одноглазого.
В тот момент, правда, я не знал, что он Одноглазый. В даль-
нем конце улицы стоял человек, а рядом с ним точно такой
ice мотоцикл, что у нас. Человек радостно махал руками и
чуть не подпрыгивал.

Когда мы подъехали, то обнаружили, что человек был
страшноватый - один глаз у него зарос складчатой волоса-
той кожей. Но в остальном лицо его было добродушно, да и
сам он - толстый, даже какой-то круглый, вызывал скорее
смех, чем тревогу.

Мотоцикл действительно был точно такой же, как и у нас,
только наш был хоть и траченный временем, но новенький,
а у Одноглазого он явно был в строю все двадцать лет.

Одноглазый суетился вокруг нас, обнимал буддистов, ве-
селился, а мне больше всего понравилось, что у него нет с со-
бой оружия. Значит, абориген, похожий на большого добро-
душного охотника из сказки про Красную Шапочку, не на
| «оте, по крайней мере, не ищет двуногую дичь и опасности
не представляет. Потом я понял, что ошибся, в коляске мо-
тоцикла на видном месте лежало старенькое охотничье ру-
жьё. Значит, всё-таки охотник.

Оказалось, что Одноглазый живёт в старом военном бун-
кере на окраине посёлка. Он посадил к себе двух буддистов,
мы взяли одного, а остальные, сгибаясь под грузом тюков,
пошли обратно к поезду.

Мотоциклы весело трещали, а ехать по дороге пришлось
даже больше, чем я ожидал. Наконец у поворота, совсем уже
it пустынном месте, обнаружился беленький домик, похо-
жий на будку путевого обходчика. Только вот путей никаких
иокруг не было.

Мы спешились и пошли в домик. Внутри было пусто и
всё говорило о том, что никто там не живёт. Стол, стулья, ка- ]
кая-то доска объявлений на стене, где сиротливо висела вы-
цветшая бумажка с инструкцией пожарной безопасности.

Но всё объяснялось просто: Одноглазый распахнул дверь
сначала показавшуюся мне дверью шкафа, и мы попали в кс
ридор, крашенный зелёной масляной краской.

Спустившись по лесенке, мы упёрлись в серую герме
дверь с типичными трафаретными надписями типа «Внима-
ние! Пост!» и чем-то в том же духе. Дверь отворилась, и Од-
ноглазый обернулся.

А вот с оружием сюда нельзя, - сказал печально хозяин
бункера. - Тут у меня рамочка.
Как это нельзя?
Да можно, конечно, но только всё время будет выть а
рена, я её двадцать лет отключить не могу.

И он показал на своё ружьё, которое сам уже повесил щ
входе на крюк. Оказалось, что рамочка, а вернее - выступ
коридоре, торчавший из стены и потолка сантиметров на
пять, реагирует на всё оружие, и если его пронести внутр!
то без конца будет выть сигнализация. Чтобы не быть голо-
словным, Одноглазый это тут же продемонстрировал. Вылс
и мигало действительно противно, а как отключить всю зт
иллюминацию, Одноглазый не знал.

- Я человек простой, невоенный, - только-то и повторял он.

Буддисты закивали головами, и даже Владимир Павло-
вич, посмурнев, развёл руками. Ему всё это очень не нрави-
лось, но деваться было некуда.

С другой стороны, мы тут были в гостях, да и не так дав-
но в Питере мы тоже сдавали оружие на хранение военным
медикам, и ничего страшного из этого не вышло. А что у во
енных тогда был численный перевес, куда больший, чем
нас сейчас над этим хозяином, я и не говорю.

Внутри, за рамочкой, обнаружились две обычные комна-
ты, за которыми оказался маленький зал, напоминавший
обычную столовую. Только сразу стало понятно, что ко все-
му этому приложили руку военные. Что-то было неуловимо
общее во всех этих бункерах и убежищах, в какой бы точке
страны они ни находились и в какое бы время ни строились.
Я понял, что тут необычного: длинный стол с металлической
столешницей и множество стульев. Это действительно со-
вершенно не похоже на частный дом. Куда-то вниз из этой
столовой вела широкая лестница уже со всеми полагавши-
мися плакатами и цифрами на стене, нанесёнными масля-
пой краской.

Оказалось, что Одноглазый только что съездил на охоту.

- Тут дело такое, - объяснил он. - Можно бить только мо-
лодняк, иначе года через два зверьё набирает дозу. А так ни-
чего, всё прекрасно. Да и мясо нежное, вкусное. Мяконь-
кое, - добавил он и причмокнул.

Я не мог понять, нравится или нет мне этот человек. С од-
ной стороны, вот он живёт один, можно ведь свихнуться. А с
другой стороны, всем нам давно можно было свихнуться.
Хозяин метал на стол странного вида горшки, кастрюли и
при этом витийствовал.

Я уже не первый раз в жизни встречал людей, которые по
тем или иным причинам жили уединённо, и знал эту черту,
особого типа болтливость. Человек, остававшийся в одино-
честве лет двадцать, был молчалив, он привыкал молчать
или говорить сам с собой. А вот человек, не видевший людей
год или несколько месяцев, становился ужасно болтлив.

Оттого я поверил, что наш хозяин живет здесь один, по
крайней мере, последнее время.

- И вот дорогие мои, прекрасные мои обретённые друзья,
иг познавшие вкуса нового времени люди, - трещал Одно-
| Iазый. - Вы спросите, начав со мной разговор о тайне ми-

роздания, спросите, правда, в иной плоскости: откуда сие ве-
ликолепие? Начнёте возмущаться, разве можно, дескать, так
мешать несовместное? Капусту, корицу, баклажаны? И отку-
да только силы берутся у меня это вырастить и собрать? Нет
ли тут опасного яда в этой мясистой овощной плоти? На по-
мощь мне приходит поэтика, ведь меня спрашивают о сокро-
венных силах! Спрашивается, откуда я силы для капусты и
баклажанов беру? Это хороший вопрос, правильный. Свое-
временный, можно сказать, вопрос. Силы у нас, вестимо, бе-
рутся из корней. Надо время от времени припадать к кор-
ням. Тогда сила народная, несокрушимая, как сказал вели- |
кий поэт, через корни поднимется в нас. Ну и дальше прибу-
дут силы неисчислимые, и удастся нам песенка, молвим мы,
как Гриша некрасовский, прыгая. Но тут меня попросят дать
несколько консультаций по практическому применению
Типа, где ж они, те корни, и под каким же углом к ним при-
падают? О, отвечу я, сия Тайна велика есть! Всё смешалось
в нашем мире после жуткой Катастрофы, всё перемешалось
и перепуталось, нет нам спасения и утеряны координаты
корней. А корни ищут сердцем. У нас вообще всё делаю i
сердцем, а не пальцем, скажем так. Вот подойдёшь к добру
молодцу, скажешь ему: «Не сердцем ли ты сделан?» Улыб
нётся добрый молодец и тебе дорогу покажет. А вот спро-
сишь его, не пальцем ли он сделан?.. Ничего хорошего не
выйдет из разговора. Может, и припадёшь к корням в ре
зультате, да не к тем припадёшь, не к тем! Не так припадёшь,
да и вся сила из тебя выйдет. Оттого я и проникся к вам бла« 1
горасположением, прикипел всей душой, как только увидел
на этой полевой философской дороге.

Одноглазый расставил на столе кастрюли и тарелки в од
ному ему ведомом порядке и продолжил:

- Мне-то скажут, что ковырнешь, мол, поглубже в тех!
корнях пальцем... Потом смотришь, вот и добрый молодец

сделался. Скажут, что сердце... Что сердце - мышца, скажут,
мышца, и больше ничего. А я отвечу, что нет, для создания
доброго молодца не это нужно. Надобны для этого любовь и
в человецех благоволение. А ковыряясь без толку в корнях,
только выпачкаешься и смутишься, смуту в сердце внесешь.
Мышцей доброго молодца не сделаешь! Сделаешь его осо-
быми телами, что в пещерах живут да оттого так и прозыва-
ются пещеристыми телами. А как делать сие, так это есть
ещё Большая Тайна. Потому-то эта Тайна и прозвана Экзо-
гично-Терричной, что непроста, и не на всякой терричности
произрастает! Не по всякой пещере вьёт свои корни, не вся-
кое яйцо сносит в кладку, не всякое семя своей тайной скор-
лупой хранит-оберегает. А уж какое сохранит, из того родит-
ся тайна мироздания! Да так, что вернётся всё, проснутся
мёртвые мировые лидеры, ожившая старушка вылезет из
своего бомбоубежища и, бодро стуча палочкой, перейдёт до-
рогу. Всё золото мира будет найдено и получит обратно свою
цену. И также очнутся дети в песочницах, засыпанных ра-
диоактивным пеплом...

Мне стало казаться, что Одноглазый - это просто спятив-
ший школьный учитель, который все двадцать лет читал фи-
лософские книги. И наверняка он читал их в одиночестве,
вот и сбрендил. Я вот тоже чуть не сошёл с ума, пока зани-
мался самообразованием в заброшенной библиотеке, но у
меня всё же была туча людей рядом, да и работать на обще-
ство приходилось.

А из Одноглазого всё лился и лился этот поток подсозна-
ния. Владимир Павлович тайком проверил дозиметром ка-
пусту, и она оказалась совершенно нормальной. А когда хо-
зяин принёс ему стакан сивухи, он и вовсе подобрел.

Одноглазый меж тем рассказал, что первые несколько лет
после Катастрофы жил совсем в другом месте с женой и на-
брёл на целый склад с чёрной икрой. Несколько лет он пи-

тался одной чёрной икрой и возненавидел её хуже смерти.
Тогда с ним была жена, но жена долго болела, а когда она
умерла, он пустился в странствие и вот нашёл этот брошен-
ный бункер.

Мои предчувствия оправдались: он действительно немно-
го тронулся в одиночестве, да и брошенная библиотека в его
рассказе присутствовала.

Одноглазый предложил меняться - съездить к поезду и |
взять там что-нибудь в обмен на свежее и заготовленное им
вяленое мясо.

Что мне понравилось в нашей трапезе, так это то, что от-
куда-то у Одноглазого была очень вкусная вода, та роднико-
вая вода, которую я пил давным-давно. Впрочем, нам он
подсовывал еще и настойку на можжевельнике, и медовуху,
которые готовил сам. По его словам, в бункере обнаружи-
лась цистерна с техническим спиртом, которую он за десять
лет не смог сам даже ополовинить, а медовуха - след его за-
нятий бортничеством.

Комнат в подземном бункере хватало, и мы заняли от-
дельную клетушку, снабженную фальшивым окном с нари-
сованным на нем горным видом. Мы выпили настойки, и
как-то сразу нас потянуло в сон. Владимир Павлович спал
чутко, но на всякий случай барашек двери был припёрт ме-
таллическим стулом. Да вот беда, под утро меня прихватило,
видимо, из-за непривычной пищи. Я бесшумно открыл
дверь и вылез в коридор, освещенный тусклыми аварийны-
ми лампочками.

Минуту я думал, в какой стороне санузел, и пошёл напра-
во, на свет. Санузел был там. И довольно примечательный.
Свет пробивался через небольшой круглый иллюминатор в
металлической двери. За ней, в большой комнате, где пол и
стены были выложены белым кафелем, сидел наш хозяин,
спиной ко мне. На противоположной стене висел чёрный ав-

томат Калашникова с вытертым до белизны рожком. Но са-
мое интересное было посредине комнаты. На цинковом сто-
ле прямо перед Одноглазым лежал один из наших буддис-
тов, совершенно при этом неживой.

Трудно представить, что человек, тушку которого раз-
делывают, как свинью, может оставаться живым. Пейзаж
дополняла одинокая нога, уже отрезанная от тела и при-
ставленная сбоку к столу. Такого, признаться, я не видел
никогда. Что ещё больше меня потрясло, так это то, что
Одноглазый при этом пел. Он пел какую-то странную
песню про Египет и Нил. Да мне-то что за дело до Егип-
та с Нилом? Может, и Египта уже никакого на свете нет,
I я ещё есть.

На цыпочках я побежал к Владимиру Павловичу, кото-
рый мгновенно оделся. Мы разбудили буддистов. Узнав, в
чем дело, они позеленели от ужаса, и мы стали пробираться
к выходу. Ан нет, дверь наверху была снабжена кодовым
замком.

Ловушка захлопнулась.

Мы, стараясь не шуметь, спустились в столовую, как
Вдруг погас свет. Захлопнулась входная дверь, из-за нее до-
несся голос Одноглазого:

- Так-так, гости оказались невежливыми и хотят уйти, не
прощаясь. Как это невежливо, как невежливо...

Я сразу представил себе, что Одноглазый нацепил прибор
ночного видения.

- Отчего он не стреляет? - шепнул я Владимиру Павловичу.

- Боится шкурку нам попортить, - ответил он из темно-
ты. - На самом деле ему совсем не нужны отметины от пуль
на стенах. Зачем это ему, вдруг кто ещё в гости зайдёт?

Буддисты поняли, что терять нечего, и гнусаво запели. От
итого пения вообще недолго было свихнуться. Людоед и по-

фигисты в одном флаконе. Похороны с музыкой. Впрочем,
похороны, видно, случатся, когда людоед нас полностью пе-
реварит.

- Гости плохо себя ведут, - снова раздался голос хозяина
за дверью. - Гостей надо наказать.

Одноглазый топтался у дверей, явно к чему-то готовясь.
Я высказал свое предположение о приборе ночного видения
вслух. Темень была абсолютная, но наш хозяин не учёл того,
что мы провели полжизни в тоннелях метрополитена. Это с
питерцев спросу было никакого, а вот мы научились слу-
шать темноту. Владимир Павлович, поняв, что Одноглазый
ещё не вошёл в комнату, зашептал мне на ухо:

- У меня есть фонарик. Пластиковый, поэтому он прошёл
сквозь рамку. Как только он войдёт, постарайся попасть ему
из рогатки в глаз. В смысле, в окуляр.

Я достал рогатку и сделал несколько вдохов, чтобы успо-
коиться. Вместо пульки я свинтил с нижней поверхности
стола большую гайку.

- Ещё раз, соберись, - повторил Владимир Павлович. -
Сейчас я включу свет, постараюсь попасть лучом ему в при
бор ночного видения. На секунду он ослепнет, так что поста-
райся не упустить эту секунду.

В этот момент Одноглазый скрипнул дверью.

- Ну, Саша, действуй! Давай, чёрт, давай!

Я оттянул резинку на рогатке. Моя пулька со свистом уш-
ла в полёт, и Одноглазый завопил, схватившись за свой глаз,
вернее, за разбитый прибор ночного видения. Кажется, ос»
колки проникли довольно глубоко, и Одноглазый совер»]
шенно ослеп.

Продолжая вопить, он скрылся за стеной.

Что теперь?
Будем пробираться наверх, что же ещё? - ответил Вла-
димир Павлович.

Только как пробираться, было совершенно непонятно, -
гермодверь наверху, ведущая в фальшивый домик, была за-
перта на кодовый замок.

Наши размышления прервал чудовищный рёв за стеной.
Мы бросились к двери, которую наш хозяин не догадался
или не сумел запереть. Пробежав по длинному коридору, мы
очутились в огромном, подавляющем своими размерами
подземном ангаре. Посреди него стояла машина-монстр с
двумя кабинами. Метров двадцать длиной, с восемью колё-
сами с каждой стороны, она производила довольно страш-
ное впечатление, особенно в замкнутом ангаре.

Одноглазый залез в левую кабину и шуровал там чем-то.

- А это ещё что? - вопросил я окружающее пространство.
И пространство устами одного из наших спутников

ответило:

- Это МЗКТ, - выдавил из себя один из буддистов, пожи-
лой дядька,

-Что?

- Тягач такой. В смысле, это не МАЗ, а МЗКТ, то есть это
Минский завод тягачей. Это платформа для стратегической
ракеты.

Он назвал ещё пять или шесть цифр, которые мне совер-
шенно не хотелось запоминать. Главное я понял, это был ра-
кетный тягач без ракеты, стартовый комплекс, лишённый
боевой начинки. Теперь всё вставало на свои места, и было
понятно, чем занимался старик-хозяин.

Интересно, правда, запустил ли он свой «Тополь» или вы-
палил куда-нибудь в болото?

А ты-то откуда это знаешь? - всё же спросил я буддиста.
Да я их строил, - вздохнул тот и посмотрел вбок. -
Строил их, гадов, в городе Минске... Сейчас точно ворота от-
кроет...
Так рванём вперёд.

- Наш хозяин не дурак. Он встанет у ворот и порешит нас
там к чёртовой матери. Проход узкий, и он далее вслепую нас
всех там положит.

Утихший было мотор машины взревел, и всё пространст-
во вокруг наполнилось кисло-горьким дымом. Ворота, скри-
пя, открывались. Конечно, за это время они перестали быть
настоящими гермоворотами, резина повсюду облетела, но
было понятно, что никакой дырки, пригодной для того, что-
бы вылезти, нам судьба не предоставит. Сейчас он поедет
вперёд, закроет ворота и позовёт своих. Одноглазый, вернее,
теперь - Безглазый, вылез из кабины и стал шарить в прост-
ранстве перед собой выставленным стволом автомата.

Буддисты, стараясь не шуметь, полезли на платформу ма-
шины. Я понял, что надо делать, и шепнул Владимиру Пав-
ловичу, что мы лезем вниз, под брюхо этого гигантского ко-
лёсного монстра. Край платформы находился у пас как раа
на уровне головы. Протиснувшись между колёсами, мы с
железнодорожником зависли под днищем, благо какой-то
душевный человек предусмотрел там скобы неясного назна
чения.

Мы оказались правы, тех, кто полез на место ракеты, жда-
ла незавидная участь. Наш хозяин профилактически зачис-
тил верхнее пространство длинными очередями. Остался не-
вредимым только один буддист, распластавшийся на крыше
кабины. Ворота, наконец, открылись, и тягач, заревев, дви-
нулся вверх по длинному, напоминающему аппарель пути.

Вскоре крутой бетонированный выезд из ангара закон-
чился, и тягач оказался, судя по хвое и веткам на дороге, а
лесу. Машина шла не сказать чтобы быстро, но чрезвычайно
плавно. Мы, казалось, избежали самого страшного, и тут
наш буддийский товарищ сорвался, и сорвался неудачно,
угодив как раз под колесо поворачивающей машины. При-
чём повернулись сразу три колеса, так что у упавшего не бы-

ло никаких шансов. За шумом мотора мы не услышали ни-
чего, ни крика, ни стона.

Нам повезло больше. Мы с Владимиром Павловичем
плюхнулись в дорожный песок в тот момент, когда тягач
сбавил скорость на подъёме, и ещё долго лежали, слушая,
как удаляется грохочущая шайтан-арба.

- Как ты думаешь, как это он ведёт вслепую? - спросил я.

- Не он ведёт, там наверняка автопилот. Маршрут вбит в
его память давным-давно. А может, наш подслеповатый друг
его давным-давно поменял. Это, впрочем, неважно. Меня-то
больше тревожит, что такие штуковины поодиночке не сто-
яли. Наверняка наш гостеприимный хозяин надеется на по-
мощь. Поэтому надо поторапливаться.

И мы стали поторапливаться. Определившись по солнцу,
мы ходко пустились в путь к железной дороге.

МЕШОК ВЕТРА Щ

Говорит Старичок-Боровичок Ивану, возьми, мол, этот мешок.
Как придет потреба, развяжи его и крикни: «Ну-ка, молодцы, вой
из мешка!» Тут выпрыгнут из него трое молодцов с дубинками и
начнут охаживать твоего супротивника.

Русская народная сказка

Мы уже довольно далеко отъехали от места, где провели
эти несколько страшноватых дней, когда рядом на холмах
я заметил огромные вышки с медленно крутившимися ло- I
пастями. Будто толпа сумасшедших, машущих руками,
стояли на пригорке ветрогенераторы. Зрелище было заво- 1
раживающее, особенно потому, что с нашей стороны ветра

не чувствовалось и казалось, что лопасти движутся сами
по себе, беззвучно и размеренно. Но ветрогенератор - это
электричество, а электричество - это всегда его потреби-
тель поблизости.

Мы задумались, уже наученные опытом столкновения с
разными людьми, но всё же решили остановиться. Матема-
тик остался в кабине, а мы пошли к роще крутящихся меха-
нических деревьев.

Вдруг посреди поля Владимир Павлович резко остано-
Вился и поднял руку вверх:

- Стой! Стой! Не двигайся.

Я проследил его взгляд и увидел, что на поле есть не-
сколько кратеров с разлетевшейся во все стороны землёй.

- Стой смирно. Это минное поле.

«Странное дело, а что ж за столько лет мины не протух-
ли, - подумал я. - И для кого они были тут? От кого защи-
щались тут минами хозяева ветрогенераторов?»

Тщательно всматриваясь в дёрн, Владимир Павлович
двинулся прямо через место разрыва, и там действительно
| «бнаружился большой скелет, правда, не человеческий.

Кто-то большой, похожий на волка, напоролся на проти-
вопехотную мину года три назад, если судить по отполиро-
ванному ветрами и дождями скелету. Череп животного ме-
ня, признаться, мало смутил. Странный был этот череп, вы-
гнутый, похожий на гигантский башмак. С плоским, будто
срезанным теменем. «Ещё немного, и я во всяком монстре
буду видеть свинью», - решил я наконец и отвёл взгляд от
костяка.

За это время Владимир Павлович обозначил сухими
веточками безопасный проход и поманил меня пальцем.
И, стараясь ступать в его следы, перебрался на тропинку, по
которой мы уже быстрее, но всё же осторожно пошли к бело-
му домику на холме.

Никого не было видно - палисадник зарос странными
кустами, которые резко пахли. Что это за запах, я совершен
но не понимал, и спросить не у кого. Я подумал, что в нашей
новой жизни после Катаклизма мы потеряли не только лкя
дей, близких и не близких. Мы потеряли очень много назва-И
ний. Вот слово «резеда», это было явно растение, о котором
я читал в книгах, но как выглядит резеда, я понятия не имел
и, может, никогда не узнаю. Вот если останусь жить в таком {
домике, то уж точно никогда не узнаю. Придумаю травам и 1
цветам какие-то свои имена, и наверняка они умрут вместе |
со мной.

Владимир Павлович открыл дверцу, и мы заглянули
внутрь. В этом домике мне, судя по всему, не жить. Всякое я
видал, но такого не доводилось. Внутренность дома пред-
ставляла собой разительный контраст с благополучным
внешним видом.

Всё было разломано, такое впечатление, что туда пробра-
лась банда людей с молотками и крушила всё на своём пути.
Всмотревшись в обломки, я увидел, что среди какой-то гря-
зи и дряни торчат другие кости, не звериные. И я не стал
всматриваться, что там и как.

Мы обошли дом. На заднем дворе обнаружился погреб, в 1
котором, как снаряды в доте, стояли стеклянные банки с
консервированными овощами. За эти прошедшие годы I
крышки банок проржавели, и содержимое высохло. Выгля-я
дело это не лучше сухой земли с высохшими листьями. Ни-
кому не узнать наименований этой еды и что консервирова-1
ли неизвестные нам смотрители ветряков.

Их техника пережила хозяев - ветрогенераторы кру-1
тились, но провода были оборваны, электричество было
не нужно. Не спасли местных жителей ни минные за-
граждения, ни запасы, ими сделанные, ни практически I
дармовая энергия. Без них теперь росла их резеда. Или ]

Рем жасмин - не знаю уж, как его звать. Нам тут было де-
i.i гь нечего.

Ветер этих эоловых арф звенел не в нашу честь.

В этом сне я очутился прямо перед доской в комнате
отдыха. Там происходил разбор полётов, но вместо руко-
водителя передо мной стоял начальник станции «Сокол»
1>утов и пенял мне за то, что я всё время рвусь на поверх-
ность. Начальник станции «Сокол» говорил мне, что я не
смогу жить только там, где слыхом не слыхивали и знать
не знают, что такое метрополитен.

Мне приснился поэт Семецкий. Он присел ко мне и
произнёс: «Белый кролик сел за столик, скушал ложечку
паренья, написал стихотворенье»...

— Нет, не так. — Семецкий надменно выпятил губу
п добавил, подняв палец к потолку: — Умный кролик.
С ним приятно сесть за столик... Если, конечно, хочешь
подкрепиться.

Я стоял посреди сна и думал, что сейчас вот мне пред-
ложат идти за Белым Кроликом, но за спиной Семецкого
возник Убийца Кроликов с дубиной наперевес, и мне в
глаза плеснуло красным, да так, что все цвета сравнялись
с цветом крови.

А потом в комнату ввалились свиньи, огромные сви-
ньи, но не дикие, а те, что жили у нас на звероферме, топ-
ча и круша всё на своём пути...

Я закричал и проснулся...

Привычно выныривая из этого сна, выплывая из него, как
из омута, я увидел всё то же: белый потолок кабины тепловоза
и ощутил тонкую дрожь, шедшую от работающего двигателя.

Приближалась Тверь, и Владимир Павлович нервничал.
Как-то Тверь ему не очень нравилась. Отчего-то ему каза-

лось, что тверские нас заочно не полюбят. Причём не важн
живые или мёртвые обитатели этого города. Рационально о
этого объяснить не мог и только говорил о том, что вся истО
рия на его стороне. Рассказ про исторические корни взаим
ной ненависти был в его устах похож на те истории, что я н~
слышался в бригаде летунов.

Сумасшедший сектант Хаммер долго жил в Твери и гов
рил так: «Понимаешь, и тут приходит Юра Московский,
ему Миша Тверской: «Да ты, да я!» Назначил стрелку, пра
вильно пацанов расставил, раз - и в дамки. Беда, в обще
побили москвичей, и даже жену Юры взяли. Она в Твери п
жила-пожила и кони двинула. Москвичу в Твери вообщ
жить нельзя, он либо должен переделаться в аборигена, л
бо кони двинет. Но дело в том, что жена у Юры была не пр
стая, а золотая, внучка Чингисхана. Ну, натурально, монго
лы подняли кипиш, вызвали обоих на правёж в Орду. Ну, п
мурыжили немного, а потом р-раз, и при всех пацанах выр
зали Мише сердце. И передали с сердечным, значит, прив
том Юре. Съешь, говорят. Сердце съешь. Он и съел, куда де
ваться-то. Но потом всё равно тверские отомстили и Юр
порезали».

Если честно, то мои знания о Твери были не глубже. Я во
даже не знал, есть ли в Твери метрополитен. Раньше не бы-
ло, а сейчас, может, и есть.

Но на самом деле главная опасность была в мостах. М
преодолели множество мостов, и они, по счастливому стече-
нию обстоятельств, оказались целыми. Вот если что случи-
лось с ними в Твери, то придётся идти пешком. Там мосты
большие, и реки большие, что Тверца, что потом Волга.

Математик разделял эту тревогу, но крепился и виду не
показывал. С великими опасениями мы миновали Тверь, не
увидев из окна никого: огромный город просто вымер, но
мост оказался цел. Как цел оказался и мост через Волгу.

Владимир Павлович остановил поезд, мы с ним вышли и
двинулись проверять конструкции.

- Смотри, видишь... - вдруг остановился он.

Я ничего особенного не видел. Перед нами были рельсы,
бетонные шпалы, ничего, в общем, страшного я не увидел.

- Ты не понял. Посмотри на болты. Полотно чинили, при-
водили в порядок. Вот что это значит. Спустя много лет по-
сле Катаклизма люди чинили мост, вот что. Знаешь, был та-
кой анекдот до Катаклизма про одного скупердяя, что эко-
номил деньги и не звонил своему папе в деревню. Но он раз
в месяц проезжал мимо этой деревни на поезде по делам, и
папа выходил на станцию. Когда вагон проносился мимо,
сын кричал отцу: «Пап, ты какаешь?» Ну и если старичок
кивал, то сын делал выводы. Если папа какает, то у него нет
запоров и у него всё нормально с кишечником. Если, опять
же, какает, то нормально питается, не умирает с голоду, есть
что покушать. Понятно? Нет? Ну, объясню ещё раз: если лю-
ди чинят мост, то, значит, они тут живут. Если они его чинят,
значит, они что-то возят. Если им нужен такой мост, значит,
у них есть не только мешок с сушёной рыбой, но и какой-то
тяжёлый груз, для которого нужна дрезина. Они, конечно,
новые рельсы не изготовят, но переложить, как здесь, смо-
гут. Значит, надо им, значит, всюду жизнь, как на картине
художника Ярошенко.

Я не понял, при чём тут какой-то Ярошенко, но выходило,
что один вид этих ржавых рельсов наполнил Владимира
Павловича непонятным мне оптимизмом.

XI

ЭЛЬФЫ СУДНОГО дня

Но не волк я по крови своей,

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей.

Осип Мандельштам.
Век-волкодав

- Ах, знаешь, моя Ласочка, может быть, оно и лучше, в конеч-
ном счете, может быть, оно и лучше так, как есть! Ты себе пред-
ставить не можешь, что я за скверное существо, негодяй, без-
дельник, бражник, распутник, болтун, вертопрах, упрямец, об-
жора, лукавец, спорщик, мечтатель, злюка, чудак, пустозвон. Ты
была бы, дитя моё, несчастлива, как камни, и ты бы мне ото-
мстила. При одной мысли об этом у меня волосы встают дыбом

по обе стороны лба. Слава всеведущему богу! Всё хорошо, как
оно есть.

Ромен Роллан. Кола Брюньон

Мы довольно давно миновали Тверь, как пошёл снег, и я
видел, как на глазах местность меняет свой цвет. Потом и
воздух изменился и стал белым. Шустрые дворники за лобо-
вым стеклом быстро проделали в нем просветы, а я подумал
о пользе чтения. Снег - это было самое сильное ощущение
за последнее время. Я бы сказал, что он вызвал во мне такое
удивление, какое я не испытал даже от вида моря, то есть
Финского залива.

Если бы я не читал про снег, то сейчас бы меня объяла па-
ника. Для всякого нормального человека, прожившего пол-
жизни под землёй, это было очень странное зрелище. Дождь
под землёй довольно часто бывает, особенно когда плывун
начинает сочиться через отверстия в старых тюбингах и эта
мелкая капель неожиданно обдаёт тебя всего с головы до ног.

Снега в своём детстве я совершенно не помнил, а вот кни-
ги говорили про снег подробно, и я поэтому не боялся этой
белой круговерти. Не боялся, впрочем, зря, потому что мно-
гоопытный Владимир Павлович как раз очень напрягся и
стал говорить, что чёрт его знает, что делать, если на дороге
будут заносы.

Но, как выяснилось, он тоже не очень хорошо разбирался
в погодных явлениях. На следующий день снег совершенно
растаял и сменился дождём. Дождь шёл ещё день, другой, и
вот тут повалил настоящий снег. Большие, крупные хлопья
ложились на стекло, а дворники, как назло, сломались.

Вдруг Владимир Павлович побелел лицом. Что-то было не
так, он чувствовал что-то, что не чувствовал я. Математику то-

же стало резко не по себе, и он, как мешок, свалился на вибри-
рующий пол кабины. Я бросился к Владимиру Павловичу.

- Что это, что? - тряс я его за плечо.

Он повернул ко мне лицо с почти закатившимися глазами
и выдохнул:

- Это генератор Гельмгольца... Не знаю, откуда он взялся
и где он, но это генератор. Смотри, сынок, мы сейчас можем
начать отсюда прыгать, держи нас... - Последнее он прогово-
рил уже валясь на пол. Математик меж тем уже полз к двер-
це, несмотря на то что из ушей у него текла кровь.

Я выдрал из его штанов ремень и аккуратно привязал Ма-
тематика к стойке с аппаратурой. Потом то же самое я про-
делал с Владимиром Павловичем и встал на его место маши-
ниста.

Что-то мне слышалось, какое-то странное бубнение, может,
посвистывание, и больше ничего. Я не чувствовал ровно ни-
какого дискомфорта. И, видимо, это была плата за мои ноч-
ные кошмары и за то, что я двадцать лет просыпался в поту, ti

Наш поезд шёл мимо совершенно обычной местности.
Про генератор Гельмгольца меня, конечно, развели. А ведь я
знал, что такое генератор Гельмгольца, - любой сосуд с уз-
ким горлышком был таким генератором. Или даже наши го-
ловы вполне себе тоже, особенно с раскрытыми ртами, были
генераторами Гельмгольца. Название было красивое, но ни-
чего страшного в нём не было.

И в том звуке, что я слышала, тоже не было ничего страш-
ного. Так примерно бубнили свинари, когда шли мимо своих
подопечных. Один жаловался на то, что у него болят ноги,
второй ругал начальство, третий напевал под нос... Вот что
такое было это бубнение. Но на Математика с Владимиром
Павловичем оно произвело удивительное действие.

Даже привязанные, они скреблись по железному полу но-
гами, загребали руками, будто плыли в воздухе. При этом оба

пели какую-то удивительную песню. Наверное, такие песни
пели предки покойного Мирзо, когда ехали на своих малень-
ких осликах по горам и разговаривали с мирозданием посред-
ством пения. Что вижу, о том и пою, как сказал однажды на-
чальник станции «Сокол», когда ему намекнули, что свиных
консервов мы произвели больше, чем он раздал зарплаты.

Так я вёл поезд несколько часов, пока сам не оказался в
затруднительном положении,

Я по ошибке загнал тепловоз на запасный путь, и как пе-
реключить обратно стрелки, мне было непонятно. Без Вла-
димира Павловича мне с этим не справиться, но Владимир
Павлович был сейчас недееспособен. Товарищам моим явно
было нехорошо.

Мы остановились, и Владимир Павлович с Математиком
вывалились на полотно. Они лежали прямо на снегу и тупо
смотрели в небо, и я решил, что это радиация. Но нет, фон
был в норме. Вообще, подозрительно часто фон тут был в
норме, и это не могло не настораживать.

Или тут, наверху, просто были иные правила жизни и
иная логика опасности, нежели чем в тоннелях.

Владимир Павлович, кстати, говорил, что я не чувствую
некоторых излучений именно потому, что у меня в голове
что-то не так, именно поэтому мне снятся мои сны, после ко-
торых я плаваю в луже пота, - организм работает чуть по-
другому, а потом выводит с жидкостью ненужную химию,
все эти продукты стресса и напряжения.

Не знаю, в чём тут дело, мы миновали опасное место без
потерь и, как я сейчас понял, в точном соответствии с путе-
выми знаками. Рядом с нами стояла палка, с одной стороны
которой белеющий кружок говорил: «Конец опасного участ-
ка», а с другой, наоборот, - «Начало опасного участка». И этот
участок остался у нас за спиной.

Отдышавшись, Владимир Павлович сказал:

Blog

He рассказывайте никому своих снов

Содержание