He рассказывайте никому своих снов

Вид материала

Содержание

Мёртвый будда исхода времён
Xx одинокий жизнь одноглазого

Подобный материал:

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15

Стоял, вы хотели сказать. - Голос Математика был
тускл и бесцветен. - Вы хотели сказать, что на Варшавском
вокзале двадцать лет назад стоял мобильный ракетный ком-
плекс «Скальпель»
Да, именно это я и хотел сказать, - ответил Владимир
Павлович хмуро. - Мы всё-таки спустимся вниз, преодоле-
ем путь до «Балтийской», чтобы покинуть город.
А отчего вы думаете, что музейный экспонат работоспо-
собен?
Оттого, что он должен был быть работоспособен. Он
должен был быть не просто работоспособен, но и боеготов.

Что, и ракета тоже?
И ракета, разумеется, тоже.

Но тут наши начальники, на удивление, не стали спорить.
В этот час «Технологический институт» изолировали не
только от северной части тоннелей, но и от южной. Мы бы-
ли последними, кто попал на станцию с севера, и, кажется,
были последними, кто ушёл в сторону «Балтийской».

Здесь пока было сухо, но я видел, что между рельсами тёк
маленький ручеёк. Что-то происходило с моим слухом, до
меня доносились потрескивания земли и шум воды где-то
наверху, совсем далеко от нас. Одним словом, надо было то-
ропиться, и мы припустили в сторону «Балтийской» по со-
вершенно пустому тоннелю. Мы вышли на поверхность из
вестибюля на площадь, которая была пока ещё сухой. Всё её
пространство было беспорядочно заставлено автомобилями.
Было видно, что люди пытались куда-то уехать, отчаянно
надеясь, что по рельсам это ещё можно сделать.

Меня это, признаться, удивило. Есть собственная маши-
на - беги из города на колёсах! Очевидно, что на вокзале бу-
дет сумасшедший дом. А может, они встречали родственни-
ков? Нет, всё равно непонятно.

Прямо на тротуаре стояла ржавая тележка носильщика.
Мы покидали на неё барахло и покатили перед собой. Мы
стали удивительно похожи на беженцев - многочисленные
ящики и багаж Математика превратились в четыре не очень
объёмных рюкзака, в одном из которых лежал таинственный
чемоданчик.

Сами мы были оборваны и грязны и волочили тележку к
Обводному каналу, представляя собой довольно жалкое
зрелище.

И вот тут мы увидели Кондуктора. Это была такая иро-
ния судьбы - всегда всё случается, когда ты этого не ждёшь.

Хотя ирония заключалась ещё и в том, что мы встретили
Кондуктора прямо рядом с вокзалом. Кондуктор в моём
детстве был неотделим от железной дороги. Кондуктор этот
был не трамвайный или троллейбусный начальник, а персо-
наж из мультфильмов. Это был такой чёрный человек в фу-
ражке, кондуктор-кондукатор. Кондукатором звали румын-
ского вождя, кстати. Главного румына расстреляли сорок
лет назад вместе с его женой. Его убили до моего рождения,
а это слово осталось зачем-то у меня в памяти. Кондуктор
был не просто проводником с билетами, он был ведущим.
Куда-то ведущим, и от этого направления «куда-то» было
страшно. Однажды в детстве мать, когда я раскапризничал-
ся, сказала, что отдаст меня проводнику.

И в стремительной панике я представлял, как кондуктор-
проводник уводит меня в нечто, открывающееся за вторым
тамбуром, страшную страну небытия.

И вот он, Кондуктор, перед нами.

Я понял, что это именно Кондуктор не по его внешнему ви-
ду, а именно по тому страху, который он у нас вызвал. У меня
буквально подкосились ноги.

Я понял, что зря жил, что жизнь была бессмысленна, что
я прогадил всё, что мне было выдано Богом. И вот мне нуж-
но предъявить, чего я, собственно, достиг в жизни, а предъя-
вить-то мне и нечего.

Чёрная фигура Кондуктора приближалась, но на пути её
оказался Мирзо. И тут произошло удивительное - таджик
вдруг скинул с плеча автомат и прицелился. В этот момент
он был похож на картинку с плаката по обучению стрельбе.
И стоял-то он правильно, и правильно держал оружие - на-
стоящий воин. И вот он стал стрелять в Кондуктора.

По мне это было вроде атаки польских улан на танки. Бес-
смысленно, но вызывало уважение к способу самоуничтоже-
ния.

И, чёрт возьми, мне показалось, что Кондуктор несколько
затормозил. Видимо, этому гаду ужасно не понравилось, что
жертва его не боится. Может быть, дело было в том, что тад-
жик был именно настоящим воином, может, сказалась вос-
точная душа нашего товарища, но Кондуктор шёл к нему го-
раздо медленнее, чем прежде.

И этим Мирзо нас всех спас. Мы, почти ползком, перека-
тываясь, удалялись от Кондуктора, который сконцентриро-
вался на Мирзо.

Я понял, что Кондуктор вызывает не собственно страх, а
жуткий стыд, тут надо бы употребить прилагательное по-
круче, потому что это был стыд, смешанный с чётким и ло-
гичным пониманием бессмысленности своего существова-
ния. Тебе было стыдно, как последнему безбилетнику, ко-
торого позорят перед всем вагоном, и ему хочется умереть
прямо сейчас, здесь и теперь, лишь бы только это кончи-
лось. Хочется, чтобы тебя вывели и повели хоть на суд,
хоть на смерть, чтобы только прекратить имеющееся состо-
яние. Немудрено, что все свидетели Контролёра пытались
забыть это чувство. Паника и страх могут привести к суе-
тливым и беспорядочным движениям, а вот тут хотелось
привести себя в порядок и тут же, немедленно, удавиться.
Причём это следовало из каких-то неопровержимых и ло-
гических доводов, которые я потом, как ни пытался, так и
не сумел вспомнить.

В моей голове тоже сработали какие-то предохранители,
спасающие от сумасшествия. А вот Мирзо умел противостоять
Кондуктору минут десять. В моих глазах это было вроде того,
как десять минут прожить в топке металлургической печи.

Так или иначе, мы уползли достаточно далеко, когда боль
в голове стала нестерпимой, и один за другим потеряли со-
знание. Потом оказалось, что я один помню тот момент, как
Кондуктор положил руку нашему таджикскому товарищу

на плечо. Владимир Павлович всегда уверял, что такие осо-
бенности - это своего рода компенсация мне за ночные сны
и пробуждения в поту.

Шатаясь, мы вышли на набережную Обводного канала.
Вода поднялась и перехлёстывала через чугунную решётку.
На набережной было пустынно. Машин там не было, более
того, там не было ни мусора, ни остовов автомобилей, к ко-
торым я уже привык.

Но пока мы шли, всего минут за пятнадцать вода под-
нялась ещё и вышла из канала, сровняв набережную с
Обводным.

Мы сбили замок с ворот железнодорожного музея и, то-
ропясь, выбрались на перрон. Владимир Павлович рулил те-
лежкой в одном ему известном направлении, но мы скоро
поняли и сами, куда он нас ведёт. Над путями стояла ракета,
начинаясь прямо в чреве серебристого вагона. Около следу-
ющего вагона небольшого поезда мы и встали, подняв фон-
тан брызг. В голове серого состава стоял тепловоз, внешне
похожий на обычные, да только интуитивно я понимал, что
не всё с ним так просто.

Математик затравленно озирался. Я подумал, что вот как
раз сейчас он не в своей тарелке. Теперь на его стороне нет
ни численного превосходства, ни какой-нибудь высокой
идеи. Он выживает только благодаря нашей доброй воле и
цепочке случайностей. Тем более что теперь наша жизнь за-
висит не от его тайны - спрятанного в ангаре самолёта, а от
тайны Владимира Павловича. Меж тем Владимир Павлович
повозился с дверью тепловоза и, наконец, отомкнул её. Это
был его звездный час.

Я никогда не был внутри таких машин, но подозревал, что
этот тепловоз вовсе не был похож на серийные. Действи-
тельно, друг мой сунул руку в какой-то шкафчик, пошуро-

вал там, удовлетворённо крякнув, что-то нажал. Что-то пи-
скнуло, и огоньки лампочек, зажигаясь, пробежали по пуль-
ту, как бежали наши свинари за пайкой.

Ухнуло за стенкой, и мерно застучал двигатель. Музей-
ный экспонат оживал на глазах. Чтобы не сглазить, я не стал
спрашивать, хватит ли выдохшейся за двадцать лет солярки.
Но, как бы угадав мой вопрос, Владимир Павлович весело
посмотрел мне в лицо и сказал раздельно:

- Здесь. Не. Солярка. Здесь совсем другой двигатель.
Поезд дрожал, а Владимир Павлович колдовал над пультом.

- У меня не получается отцепить ракету. Она хоть и без
начинки, но жутко тяжёлая.

Я выглянул наружу. Ракета медленно ложилась в свой пе-
нал, а поезд, как просыпающийся человек, проверял, всё ли
на месте в его сонном ещё организме. Наконец он, скрипя и
вздрагивая, будто потягиваясь, тронулся с места.

Вода все прибывала, и скоро уже поезд стал похож на ка-
раван лодок, плывущих за буксиром. Владимир Павлович
вёл состав уверенно, руководствуясь одному ему понятны-
ми путевыми знаками и приметами.

Я только удивлялся. Надо же, прожить с человеком двад-
цать лет, чтобы понять, что у него была особая прошлая
жизнь, о которой ты ничего не знаешь! Мы выехали из горо-
да и по окружной дороге двинулись влево, в сторону желез-
нодорожных путей московского направления. Поезд шел
медленно для того, как я понял, чтобы вовремя засечь раз-
рыв пути дистанционным дефектоскопом.

Зеленый глазок дефектоскопа успокаивающе помиги-
вал, и понемногу адреналиновый кураж стал отпускать ме-
ня. Я сел на пол и привалился к какому-то металлическому
шкафу.

Мгновенно я впал в забытьё.

Мне опять приснилось лётное поле. Теперь там была
осень. Нудно моросил дождь. Самолёты стояли под чех-
лами, а я переминался под зонтиком.

Отца всё не было, и, когда мне стало невмочь, я пошёл к
столовой. Там меня знали и, когда я сел за стол, с кассы мне
помахала женщина, похожая на бабу Тому. Но я вспомнил,
что у меня нет денег. Это очень неприятное чувство во сне,
когда у тебя чего-то нет, но всё равно ты ищешь у себя по
карманам, преодолевая сопротивление сна, как в вязкой
воде, медленно перебираешь руками, но нужного всегда
нет, нет ключа от дверей, нет документов или оружия...

— Иди сюда, я компоту налью, — сказала буфетчица.

Там, в настоящей жизни моего детства, её звали пода-
вальщицей. Отчего так, я не знаю. Она ничего сама не
подавала, а всегда стояла и сидела по ту сторону от при-
лавка-холодильника. Холодильник дрожал, как двигатель
учебного самолёта.

— Иди, иди. Так налью, без денег.

Но тут у меня за спиной появилась старуха со станции
«Площадь Ленина» и забормотала что-то. Баба Тома бе-
режно, но крепко взяла её за плечо и пыталась успоко-
ить. Старуха говорила, не разжимая губ. Так часто быва-
ло в моих снах: ты понимаешь, о чём говорит человек, а
губы его не движутся, как у кукол в каких-то древних
мультфильмах, которые я иногда вспоминаю.

Но старуха вырвалась, посмотрела мне прямо в глаза
(Господи, ну почему мне, почему?) и сурово сказала:

— Горе живущим ныне! Горе веку суетному и жесто-
косердному.

И ещё она говорила, глядя в пустоту, будто читая неви-
димую старинную книгу:

— Близилась зима, а в человеческом мире носилось в
воздухе что-то похожее на зимнее обмирание, предре-

шенное, которое было у всех на устах. Надо было гото-
виться к холодам, запасать пищу, дрова. Но в дни торже-
ства материализма материя превратилась в понятие, пи-
щу и дрова заменил продовольственный и топливный во-
прос. Люди в городах были беспомощны, как дети, перед
лицом близящейся неизвестности, которая опрокидыва-
ла на своем пути все установленные навыки и оставляла
по себе опустошение, хотя сама была детищем города и
созданием горожан. Кругом обманывались, разглаголь-
ствовали. Обыденщина ещё хромала, барахталась, колче-
ного плелась куда-то по старой привычке...

Я хотел спросить кого-нибудь, где мой отец, но уже без
всяких вопросов знал, что подавальщица скажет мне, не
открывая рот:

- Его нет здесь.

Я проснулся оттого, что по лицу тёк пот. Передо мной на
корточках сидел Математик. Владимир Павлович успокаи-
вающе помахал рукой. Я понял, что Математик боится, не
подхватил ли я какую-нибудь заразу.

Нет-нет, это соматическое. Это из-за быстрых снов.
Очень интересно...

МЁРТВЫЙ БУДДА ИСХОДА ВРЕМЁН

Если ты думаешь, что, отправившись в странствие, решишь
свои проблемы, ты ошибаешься. Так же ты ошибаешься, думая,
что ты решишь свои проблемы, оставшись на месте. Прислу-
шайся к себе и реши, что тебе более приятно, быть домоседом
или стать путешественником. А потом руководствуйся резуль-
татом.

Дай Цнлунь

Мимо нас проплывала земля Колпинского халифата - всё
пространство между Колпино и Металлостроем принадле-
жало очень хорошо организованным и сплочённым племе-
нам, контролировавшим всю поверхность, начиная от стан-

ции Рыбацкое. Ижорский завод был разрушен и стоял в раз-
валинах. Там, как мне рассказывал Кролик, не селились да-
же мутанты. Там росла ядовитая фиолетовая трава, не меня-
ющая цвета ни летом, ни зимой.

Мы уже выехали из города, как Владимир Павлович при-
свистнул:

- Вот удивительно! Не верю! Всяко бывает, но чтобы в
этом мире сохранились ремонтники...

Оказалось, что он разглядел на рельсах толпу рабочих в
оранжевых жилетах. Поверить, что мы видим ремонт пути,
никто из нас не мог, и на всякий случай мы изготовили ору-
жие к стрельбе. Но когда мы подкатили ближе, то поняли,
в чём дело. На рельсах стояла толпа буддистов.

Буддисты эти были только сверху завёрнутые в оранже-
вые хламиды. Так-то они были похожи на обычных подзем-
ных жителей, судя по цвету их кожи. Так и оказалось - это
были буддисты из «Старой деревни», которые совершали
свой исход из города на Неве. Они долго не заморочивались
маршрутом, и как вышли из своего подземного храма, так и
пошли по железнодорожным путям. Сначала они двигались
на восток, через Выборгскую сторону, а потом через Писка-
рёвку и «Ладожскую» добрались до полуразрушенного мос-
та через Неву. Оттуда было уже рукой подать до Обухова, и
дальше они просто пошли вдоль полотна Октябрьской же-
лезной дороги на Москву. Я поразился тому, как их было
много. Вот ведь, крепка их вера, и дошли они своим ходом
так далеко, и никто их не тронул.

Пока я общался с оранжевыми людьми, Владимир Павло-
вич с интересом наблюдал за нами из окошка тепловоза. На-
конец он оттянул респиратор от лица и оглушительно свист-
пул - я даже присел от неожиданности.

- Айда, лысые, поехали с нами! - заорал Владимир Пав-
лович из кабины.

Буддистов упрашивать не пришлось, они полезли в зад-
ние вагоны поезда, туда, где раньше были места операторов
наведения. Они мгновенно устроились на новом месте и
первым делом достали какую-то длинную трубу и победно
задудели в неё.

Торопиться нам было некуда, и мы заварили чай. Оказа-
лось, что наши оранжевые братья отправились в Ясную По-
ляну под Тулу, где находится могила Будды. Мы разговори-
лись. Соображения их были смутны, и я, имея не менее
смутное представление о религии, настаивал на том, что
Будда не перерождается. Эти модифицированные буддисты
уверяли, что перерождается, но могила его - в Ясной Поля-
не, и что умер он недавно.

Уж кому-кому, а мне, книжному мальчику, было хорошо из-
вестно, кто похоронен в Ясной Поляне, однако я засомневался.
Как же так? Хотя формальная логика была на их стороне, а не
на моей. Вдруг это не Лев Толстой, а настоящий Будда пришёл
через города и веси, ycraxi и умер на окраине Тулы? Всё ведь пе-
ремешалось при конце времён, и отчего новому Будде не лечь в
тульскую землю, а этой оранжевой толпе не идти на его могилу
для исполнения каких-то непонятных мне ритуалов?

Не видел я в этом ровно ничего нелогичного. Я поехал за-
чем-то в другой город, искал отца, убивал людей. И что? На-
шёл я что-нибудь полезное? Совершенно непонятно.

Самый старый из буддистов как бы в ответ рассказал мне
притчу про двух братьев, которые вместе отправились в пу-
тешествие.

Братья это всё дело прочли, и младший сказал:

- Давай пойдем вместе. Может быть, мы переплывём эту

реку, донесем мутантов-зверят до Убежища и вместе найдем

счастье.

А старший ответил:

- Я не пойду в лес за мутантами и тебе не советую. Во-
первых, никто не знает, правда ли написана в этой памятке;
может быть, все это написано только ради смеху. Может
быть, это двадцать лет назад была правда, а теперь не пойми
что. А за двадцать лет мутанты выросли в таких монстров,
что от нас и костей не останется. Да может быть, мы и не так
разобрали текст: вон там уголок надорван. Во-вторых, если
даже тут и правда написана, пойдем мы в лес, а там нанесло
радиоактивной трухи, да мы и подохнем с нашими респира-
торами. Придёт ночь, мы не найдём реку и заблудимся. А ес-
ли и найдём реку, как мы переплывем её? Может, подручных
средств там вовсе и нет, а она быстра и широка? В-третьих,
если и переплывем реку, разве легкое дело отнять зверят? Да
эти дельта-мутировавшие звери всё равно своих детей любят
больше жизни! Они нас сожрут, и мы вместо счастья в Убе-
жище пропадем ни за что. В-четвёртых, если нам и удастся
унести зверей, то и в гору мы не добежим. Но это ещё не всё,
тут ведь главного не написано: что за счастье мы найдем в
этом Убежище? Может быть, там такое счастье и удача, что
туши свет, сливай воду, и нам его вовсе не нужно!

Младший сказал:

- По-моему, всё не так. Напрасно это писать на стене ни-
кто не стал бы. И все написано ясно. Во-первых, ничего
страшного не будет, если мы попытаемся. Во-вторых, если
мы не пойдем, кто-нибудь другой прочтёт надпись и найдет
Убежище, а мест там наверняка мало, и мы останемся ни при
чем. В-третьих, как не потрудиться да не поработать, ничего
никогда не получится. В-четвёртых, всю жизнь буду мучить-
ся, что я чего-нибудь да побоялся.

Тогда старший ответил:

- И Бог Катастрофы говорит: «Искать большого счас-
тья - малое потерять». А ещё говорят: «Лучше синица в ру-
ке, чем журавль в небе».

- А на это говорят: «Волков бояться, в лес не ходить». И еще:
«Под лежачий камень вода не течет». Надо идти.

Младший пошел, а старший вернулся.

Как только меньшой брат вошел в лес, он нашёл реку, пе-
реплыл её на старой камере от грузовика и тут же на берегу
увидал поросят-мутантов. Большая свинья, их мать, спала.
Человек ухватил поросят-мутантов и побежал без оглядки
на гору. Только что добежал до верху, и выходит ему навст-
речу народ, фырча, приехала БРДМ, повезли в Убежище,
в целый подземный город, и сделали там начальником.

Так прошло пять лет. А вот на шестой год пришли банди-
ты, много, и куда сильнее их, завоевали Убежище и прогна-
ли всех наружу. Тогда младший брат надел оранжевую про-
стыню, обрил голову и принялся снова странствовать.

Через некоторое время он пришёл к старшему брату, ко-
торый жил себе всё в том же противорадиационном укры-
тии - ни худо и ни счастливо. Просто жил себе и жил.

Старший брат и говорит:

- Вот был я прав: я все время жил тихо и хорошо, а ты
хоть послонялся по миру, зато много горя видел.

А младший ему отвечает:

- Фигня какая! Совершенно я не расстраиваюсь, что по-
шел тогда в лес и на гору; хоть мне и плохо теперь, зато есть о
чем вспомнить и кого помянуть, а тебе и помянуть-то некого.

После всех этих разговоров буддисты подсунули нам ка-
кие-то таблетки с изображением лотоса. Математик тща-
тельно рассмотрел их, понюхал и отказался есть. Нам,
впрочем, посоветовал не брезговать, обещая невиданный
прилив сил.

Но только Математик ошибся, от таблеток с лотосом
мы немедленно впали в прострацию, и когда опомнились,
то оказалось, что Математик уже третий день бегает во-

круг нас, плюясь и топая ногами. Раздражение его было
так велико, что он попытался ссадить буддистов с поезда,
но это было всё равно что упрекать свиней в их загоне
грязью.

Мы с Владимиром Павловичем с трудом пришли в себя,
но ещё пару дней с некоторым трудом вспоминали, кто мы и
откуда. Мы чуть было не поехали в обратную сторону, так
велико было наше таблеточное просветление. Математик
даже пытался нас бить, но это было ещё более бессмыслен-
но, чем напрягать буддистов.

- Гы, нас двое, а он один, - сказал Владимир Павлович
расслабленно. - Пусть он ещё нас застрелит, навсегда тут
поселится.

Навсегда поселиться в Петербурге Математику совер-
шенно не улыбалось, и видно было, что он взывает ко
всем богам, чтобы буддийская отрава покинула наши ор-
ганизмы.

Мы понемногу вернулись в обыденную реальность и от-
правились в путь. Прислонившись к стене, я опять заснул.

В этом сне я, как обычно, попал на взлётное поле, толь-
ко в моём мире сновидений произошли разительные пе-
ремены — в нём была нарушена геометрия. Лётное поле
то сжималось, то разворачивалось под ногами. Каждый
шаг по траве отзывался колыхавшимися рядом волнами.
Налево по взлётной полосе можно было попасть в буду-
щее, а направо — лежал путь в прошлое. И если я мог сде-
лать несколько шагов в сторону достаточно быстро, то
видел самого себя, оставшегося на прежнем месте.

Внезапно прямо на взлётно-посадочной полосе появил-
ся поезд, причём это был даже не поезд целиком, а его по-
ловина. Мимо меня ехал поезд в разрезе, как на картинке
из учебника физики. Но в учебнике, который я когда-то

читал, эта картинка была схематична, а тут был настоящий
поезд с колёсами и крышей, с лавками и окнами, с поруч-
нями и занавесками, но только вывернутый наружу всем
своим содержимым. В вагоне находился только один чело-
век, и это был мой отец. Он стоял посреди пустого вагона
со старинным револьвером в руке и готовился стрелять.
Беззвучно дёрнулось оружие у него в руке, из дула поднял-
ся хорошо видный дымок, но вместо пули из револьвера
вылетела чёрная стрелка. Другая стрелка, широкая и тол-
стая, похожая на доску, лежала на полу перед отцом, и он
время от времени поглядывал на неё вниз, будто на нерв-
ную собаку. Я всё хотел спросить отца, зачем он стрелял из
револьвера, но сон уже кончался, а я знал, что вернуться в
эти быстрые сны у меня не получится никогда. Откуда-то
выбежал лохматый старик с высунутым, как у собаки, язы-
ком и едва понятно сказал, обращаясь ко мне:

— Благодаря этому мы придумали атомную бомбу, а
ты вот сиди и за. нами расхлёбывай.

Но поезд уехал, и я снова остался на взлётном поле
один, наблюдая, как оно пульсирует, временами вытал-
кивая откуда-то из травы разные числа.

Я ещё долго вспоминал этот сон, который видел после
таблеток с лотосом. А пока я лежал на полу, слушая мед-
ленный ход поезда. Меня ещё жутко раздражала полоска
резины, что свисала с какого-то блока связи, и я решился,
наконец, оторвать её. Потом я понял, что это было сделано
по наитию. Из куска этой резины и разломанной металли-
ческой рамки я соорудил рогатку и попытался попасть
гайкой в странную птицу. Поезд ехал медленно, однако
подстрелить уродину с первого раза не удалось. Второй
опыт был более удачным. Мы остановились и спрыгнули
на гравий.

Птица лежала, подломив крылья.

Оказалось, правда, что она сильно фонит, и мы с отвраще-
нием выкинули добычу под откос. Рогатку я хотел выбро-
сить, но Владимир Павлович отсоветовал это делать, сказав,
что она может пригодиться. Я сунул её в карман и тут же об
этом забыл.

XX

ОДИНОКИЙ ЖИЗНЬ ОДНОГЛАЗОГО

Только теперь я выпустил из легких воздух и сделал глубокий
вдох. Эта машина не имела никакого отношения к людям; в ней не
было человеческих существ.

Когда она выскочила из-за поворота и перед моими глазами на
секунду возник её силуэт, за этот краткий миг я успел заметить,
что единственная зажженная фара находилась не справа или еле
ва от радиатора, а в самом центре ветрового стекла.

Клиффорд Саймак. Почти как люди

Вскоре мы доехали до Чудова и стали понемногу сбав
лять ход.

- Надо ждать, - сказал Владимир Павлович.

Blog

He рассказывайте никому своих снов

Содержание