Наталия Вико «шизофрения»
Вид материала | Документы |
- Шизофрения Историческая справка, 40.1kb.
- К. Д. Ушинского -реферат- циклические концепции общественного развития (Дж. Вико,, 1000.88kb.
- Лекция XI, 522.46kb.
- Новая система оплаты труда – ключевой механизм модернизации образования горбачева наталия, 76.45kb.
- Насилие в отношении женщин в России Теневой доклад в работе над текстом Доклада принимали, 793.11kb.
- Насилие в отношении женщин в России Теневой доклад в работе над текстом Доклада принимали, 791.38kb.
- Наталия Борисовна Правдина законы любви Наталия Правдина закон, 971.99kb.
- Фетисова Наталия Валентиновна, Казарян Татьяна Михайловна Цели урок, 28.62kb.
- Авдеева Наталия Николаевна, учитель технологии и изо 1квалификационная категория 2010-2011, 1090.36kb.
- Удк 628. 3: 620. 97 Кізєєв М. Д., к т. н., доцент, 148.24kb.
— «Фелад-эмир», — старательно повторил Мохаммед и снова желтозубо заулыбался.
«Ну да, в арабском же нет буквы „в“»— вспомнил Соловьев рассказ антиквара о «тарабарском» языке.
На мачте фелюги заплескался парус, она вырулила на середину огромной реки к таким же остропарусным лодкам и то ли сама поплыла по течению, то ли берег поплыл мимо нее плоскокрышими домами, дворцами, садами и свечами минаретов. Вскоре слева из серо-зеленых пальмовых рощ поднялись пирамиды Гизеха, манившие мнимой близостью и издали не казавшиеся великими.
«Завтра же туда пойду», — решил Соловьев и показал Мохаммеду рукой, чтобы разворачивался обратно…
* * *
Настойчивый звонок местного телефона разорвал тишину квартиры.
— Не зайдете? — голос Ивана Фомича был устало глух. — Я в кабинете.
— Прям щас? — она посмотрела на часы. — Полдвенадцатого уже.
— Мы так работаем, — то ли похвалился, то ли пожаловался он. — Днем отдыхаем, а с семи — снова все на ходу. Очень много работы. А меня весь день не было из-за этой Александрии. Так зайдете?
Она накинула шаль и спустилась на третий этаж.
Иван Фомич с озабоченным видом сидел за столом, обложенный стопками бумаг. Увидев Александру, радостно поднялся навстречу.
— Ну, Александра, как вам тут у нас работается? — задал он вопрос, явно рассчитывая на похвалу.
— Все нормально, Иван Фомич, спасибо. Я бы только хотела, — она опустилась в кресло, — еще раз попросить: давайте оформим какой-нибудь договор на оплату квартиры. Я не очень уютно себя чувствую, как приживалка какая-то. И у вас могут быть проблемы — поселили у себя в представительской квартире…
— Именно у себя! — он постучал концом карандаша по столу. — Пока я здесь, можете жить спокойно. Здесь я решаю все. Никакие бухгалтерии мне не указ! — строго погрозил пальцем в сторону соседнего кабинета.
— Ага, значит, уже есть проблемы? — предположила Александра.
— Да-а… — Иван Фомич небрежно махнул рукой. — Бабские штучки. «Она, что, так и будет у нас жить?» — передразнил он кого-то. — Чепуха. Вот лучше посмотрите наш отчет за прошлый год.
Протянутая папка, завязанная на тесемки, с трудом вмещала содержимое.
— Посмотрите, может, посоветуете чего. Мы вкалываем — будь здоров! Нагрузка сумасшедшая! Да еще делегации — то одна, то другая. И все надо на достойном уровне организовать, устроить, проконтролировать, проводить! А нервотрепка знаете какая? Звонят, допустим, говорят — приезжает такой-то, организуйте встречу на высоком уровне. Бегаешь, договариваешься, письма пишешь, согласовываешь с египтянами программу, все сделаешь — а наш человек не приезжает. Без комментариев. Нет его и все тут. А я-то тут! А мы-то тут! — распалился он. — Один раз такое произойдет, другой раз, а потом как на меня смотреть египтяне будут? Как на балаболку? А что я могу? Как объяснить? Сказать, что московскому начальству наплевать на договоренности? Это я так, простите, просто чтоб вы не думали, что мы здесь только виски пьем! — скорбно сказал он.
Дверь кабинета неожиданно распахнулась. На пороге с торжествующим видом стоял Зам с файловой папкой в руке и бутылкой виски под мышкой.
— Penis coronat opus! — провозгласил он и, подойдя к столу, гордо положил перед начальником файловую папку с несколькими листками бумаги.
— Что-что? — переспросила изумленная Александра, когда-то старательно изучавшая латынь в институте.
— «Конец — делу венец»! — перевел довольный Зам, пряча хитрую улыбку.
— Не penis, а finis! — рассмеявшись, поправила Александра.
— Вот и я говорю: «конец… отчету», — благодушно согласился Зам, опускаясь на диван и сразу принимаясь откупоривать бутылку.
— Отчет что ли принес? — поинтересовался Иван Фомич и осторожно, словно боясь подвоха, вынул листы из папки. — Так на завтра же договорились.
— Смог сегодня! — самодовольно заявил Зам. — Досрочно. Потому что завтра точно не смогу, — он деловито принялся наполнять стаканы.
— Я пить не буду, — решительно помотала головой Александра.
— Так у меня ж день рождения, — радостно сообщил досрочно отчитавшийся.
— У кого? — изумленный Иван Фомич принялся торопливо перелистывать еженедельник.
— У меня, — Зам деловито посмотрел на часы, — через пятнадцать минут. Я появлюсь на свет в очередной раз. К всеобщей радости окружающих, — грустно сообщил он, явно копируя ослика Иа-Иа из мульфильма. — Совсем ничего не пьешь? — протянул Александре наполненный на треть стакан. — Держи. Надо выпить. За меня. Один глоток.
— Поздравляю, — растерянно проговорила Александра, бросив вопросительный взгляд на Ивана Фомича.
— И я, как руководитель коллектива от имени всего коллектива поздравляю! — шеф без препирательств опустошил стакан и откинулся на спинку кресла.
— Анекдот! Рассказываю! — хитро прищурился Зам, поигрывая ямочками на щеках. — Француженка в Москве, в ресторане. Обращается к официанту. Как, говорит, мне домой добраться? Он отвечает — в метро. Выйдете, букву «М» увидите, это значит метро. Она, бедолага, вышла из зала, смотрит — две двери — «Эм» и «Жо». Открывает дверь с надписью… тьфу, блин, пролил! — рука Зама дрогнула в момент очередного наполнения стаканов. — Открывает, значит, с надписью «Эм». А там — мужик, грузин у писсуара…
Александра демонстративно закрыла уши ладонями.
— Пойду я, Иван Фомич. Не терплю пошлых анекдотов.
— Сидите-сидите! — Иван Фомич подскочил в кресле. — Ну, что это такое?! — округлив глаза, выразительно взглянул на Зама. — Потом доскажешь!
Александра все же решительно поднялась с места.
— Я, Александра, вас провожу! — Иван Фомич поспешно обогнул стол.
— Да что вы? Что там провожать-то? Два шага. Спасибо, — она направилась к двери.
— Нет. Провожу. Вот мы воду вам купили питьевую, — указал на упаковку в углу комнаты. Не тащить же шесть бутылок такой хрупкой женщине, как вы. А еще — отчет на просмотр, — подхватил папку со стола.
— А че, и я могу проводить! — весело дернулся Зам.
— Сиди уж! — отмахнулся Иван Фомич. — Ты дорогу к ней вообще забудь, — глянул выразительно. — Без меня. С вами тут греха не оберешься.
Зам развел руками и сделал вид, что изучает надпись на бутылке.
— Рад я очень, что вы к нам приехали, — сказал Иван Фомич, когда они вошли в лифт. — Знаете, как глоток свежего воздуха.
Александра удивленно посмотрела на провожатого, прижимавшего к груди упаковку с водой.
— Вы просто богиня какая-то, — смущенно продолжил Иван Фомич. — Богиня Изида! Ну, или какое-то ее воплощение, — уточнил он. — Вам, Александра, служить хочется, оберегать, поклоняться. Вы такая…
Двери лифта открылись.
— А мне ваша жена очень понравилась, — прервала его Александра, пытаясь перевести разговор, — сильная и цельная.
— А, жена… — махнуть рукой Ивану Фомичу помешала упаковка с водой. — Мы с ней давно практически чужие. Стирает, готовит, за мной ухаживает. Ну, она мне, конечно — соратник. По духу мы с ней близки. Если б не была, как я, патриотом, ушел бы. Это — да… Я что говорю… — бросил растерянный взгляд на Александру, переминаясь с ноги на ногу. — Вот … угораздило… на старости лет… Такие вот дела! — опустив голову, пробормотал он и поставил упаковку воды около двери.
Александра растерялась.
— Спасибо, Иван Фомич, что проводили, — сделала вид, что не поняла смысл его сбивчивого признания и вставила ключ в замочную скважину.
— Спокойной ночи! — обреченно произнес тот и, не дожидаясь, пока она откроет дверь, засеменил к лифтовому холлу.
Александра вошла в комнату и решительно выдернула из розетки провод местного телефона…
* * *
Утром, когда Соловьев спустился завтракать, у стойки портье к нему обратился невысокий мужчина с пышными усами.
— Мсье англичанин? — спросил он, бросив взгляд на костюм Владимира.
— Русский, — Соловьев приветливо улыбнулся. — Но только что из Лондона. А вы по-моему…
— Жак Нурье, — представился незнакомец. — Специалист по арабскому языку. Всегда к вашим услугам.
— Это же просто замечательно! — восторженно воскликнул Соловьев. — Скажите, мсье Жак, что означают слова, которые можно услышать практически на каждом шагу? — достал из кармана блокнотик и начал листать. — «Бакшиш» я уже и сам понял, что вознаграждение. А вот к примеру «халас»?
— «Халас» — означает «конец какого-либо дела», — важно сказал француз.
— А «меши»? — спросил Соловьев.
— «Меши» — это все равно, что согласие на что-либо.
Разговор они продолжили уже за завтраком, в ходе которого выяснилось, что услышанное вчера «марак бе» — это «моряк», а «эмши» означает «уходи» или «проваливай». Соловьев почти ничего не ел. Задавал и задавал вопросы, записывая в блокнотик слова и выражения, которые должны были помочь ему объясняться с местными жителями в предстоящем походе к пирамидам, куда француз посоветовал ему отправиться из гостиницы в фаэтоне до Булака, там — переправиться через Нил по мосту Каср-эль-Нил, ну а дальше — самому подобрать удобное средство передвижения.
— Ослик вам может и не подойти, — весело сказал француз, явно намекая на длину ног Владимира. — Поезжайте на лошади либо верблюде. И будьте осторожны, мсье Соловьев. Подобно тому как Египет пожирал вторгавшиеся в него народы, сейчас такое нередко происходит с неопытными путешественниками. Впрочем, думаю, путешествие не займет у вас целого дня, — обнадежил он.
Фразу, сказанную мсье Нурье, Владимир смог оценить в полной мере только после трех часов дороги по песку верхом на заморенной старой лошади. Та совсем неохотно передвигала ноги, делая каждый очередной шаг как последний. Пирамиды, до которых вначале показалось, рукой подать, будто вовсе не хотели приближаться, а солнце припекало все сильнее и сильнее, будто нарочно собрав все свои лучи на его темном пальто. Однако все на свете имеет свой конец. Настойчивым требованием «бакшиша» у подножия великого чуда света — Акхуд-Хуфу окончилась и эта поездка.
Соловьев снял шляпу и, задрав голову, посмотрел вверх. Туда уходили бесчисленные каменные ступени, похожие на лестницу в голубое небо, в котором нет ничего, кроме необозримости и бесконечности.
«Иду, — решил он, почувствовав почти мальчишеский восторг от предстоящего преодоления самого себя. — Хватило бы только сил», — подумал он и огляделся по сторонам.
Словно услышав его мысли, к нему со всех сторон подлетели феллахи и загомонили и замахали руками, предлагая помощь. И вот уже двое из них, побойчее и помоложе остальных, похожие друг на друга, как братья-близнецы, ловко взобравшись на первую ступеньку, рванули его за руки вверх, а двое других принялись подталкивать под спину.
— Ялла! Ялла! — дружно восклицали они в такт движениям, втаскивая его на очередную ступеньку. Примерно на сороковой ступени сделали перерыв. Отдышались и снова, подхватив его руки, с веселыми криками потащили выше по им одним известному пути. Он не смотрел по сторонам. Вверх и только вверх было нацелено его желание.
— Ялла! Ялла! — серые массивы камня уходили ему под ноги один за другим. Ступеней через тридцать — снова остановка и беглый взгляд вокруг с головокружительной высоты, откуда уже нет хода назад, а только вверх.
— Ялла! Ялла! — и вот уже немного осталось до вершины, но сердце бьется, как пойманная птица, и воздуха уже не хватает. И феллахи уже не туземцы вовсе, а ангелы, поднимающие его на вершину то ли пирамиды, то ли собственной души. Один из братьев указал на отметку на камне и сказал: «Наполеон».
«До этой черты поднялся великий император, — понял Соловьев. — До вершины не дошел. Хотя говорят, и эту надпись просто приказал сделать, не сумев вовсе преодолеть высоту. А я — дойду!» — подстегнул он себя и вспомнил отца, который любил повторять, что самое трудное в жизни — довести начатое дело до конца. Снова протянул руки проводникам.
— Ялла!...
… Вершина! Площадка метров десять на десять и шест посередине, обозначающий первоначальную вершину пирамиды. И ощущение неимоверного счастья! Дымчато-пыльный Каир с сотнями минаретов, серо-зеленая дельта Нила, пальмовые рощи, пирамида Саккары, а на юг — бесконечная Ливийская пустыня, в песках которой умирает закатное солнце.
— Хатар! — услышал он голос одного из феллахов, который, нахмурив брови указал рукой в сторону пустыни.
— Мот! — дружно закивали другие.
— Сер! — сказал один из братьев с тревожной вибрацией в голосе…
* * *
Настойчивый стук в дверь спугнул солнечного зайчика, незаметно проскользнувшего в щель между шторами и уютно устроившегося на щеке Александры. Она неохотно открыла глаза. Может, послышалось? Стук повторился. Завернувшись в простыню, подошла к двери.
— Кто-о там? Что опя-ять случилось? — спросила с интонацией, способной отпугнуть любого.
— Мадам, — голос из-за двери звучал взволнованно. — Фан Фомич просит снять телефон, не может мадам зфонить, мадам не слышит.
Включенный в гостиной телефон через мгновение осчастливил трелями звонка.
— Александра, у вас все нормально? — голос Ивана Фомича был бодр.
— Иван Фомич, — почти простонала она, — сколько времени?
— Девять тридцать, — ничуть не смутился он. — Все уже на ногах.
— Может все и на ногах, а у меня — свой режим, я люблю по ночам работать. Просила же мне лишний раз по утрам не звонить.
— Я беспокоюсь, — извиняющимся тоном проворковал он. — Кстати, вы посмотрели наш отчет за прошлый год? — спросил строго, видимо, решив взять инициативу в свои руки.
«Господи, какой отчет по утрам, Иван Фомич? — хотела воскликнуть она, но вовремя удержалась, внезапно проснувшимися мозгами осознав, что так говорить нельзя. — Конец подкрался незаметно, — тоскливо подумала, почему-то вспомнив вчерашний афоризм зама. — Теперь я его жертва. Новый зам по отчетам».
Времени на решение было мало, но ставка слишком высока. «Они вчера отмечали день рождения!» — озарила голову спасительная идея.
— А… отчет, — проговорила она небрежно, — посмотрела и вам же на стол ночью положила… справа возле пепельницы, — точно указала она место, потому что детали в импровизации особенно важны.
Замешательство и шуршание перекладываемых бумаг ясно свидетельствовали — снаряд попал в цель.
— У вас дверь в кабинете почему-то открыта была, — сообщила как бы между прочим.
Воцарившаяся в трубке тишина ясно говорила, что противник дрогнул.
«Жаль, что у меня не видеотелефон», — подумала Александра, уже ощущая пряный вкус триумфа.
— Там кое-какие комментарии и предложения, я их на листочках написала клеящихся. Надеюсь, вы не потеряли? — грозно поставила она победную точку.
— А, вот, вижу, — наконец, с фальшивой радостью в голосе пробормотал Иван Фомич, в смятении покидая поле боя. — Ну, спасибо. Та-ак… — он еще пошуршал бумагами. — О-о, я смотрю, вы внимательно все проработали. Прочитаю, потом откомментирую.
Короткие гудки в трубке прозвучали как фанфары, возвестившие об окончательной победе.
Александра вернулась в спальню и рухнула поперек кровати. Сон был сломан. День, похоже, тоже.
Новые телефонные трели заставили ее вернуться в гостиную.
— Да! — рыкнула она в трубку.
— Забыл сказать, — голос Ивана Фомича звучал заискивающе, — вами тут все утро пресса египетская интересуется. Журналистка одна. Говорит, вы знаете. Просила позвонить.
* * *
— …И тогда Фарух выскочил из ворот гаража, расположенного поблизости от храма Девы Марии, и, указывая своему напарнику перебинтованным пальцем на фигуру монахини в белых одеждах под куполом храма, собиравшуюся броситься вниз, закричал что есть сил: «Не прыгайте! Не прыгайте! Я вызову пожарных и полицию, а ты беги за священником отцом Константином!» — приказал он товарищу, — молоденькая египетская журналистка с красивым именем Нихад неуверенно улыбнулась, словно все еще сомневаясь, а стоило ли вообще все это рассказывать Александре, но, увидев, что та слушает внимательно, продолжила:
— На шум стали собираться прохожие. Вдруг одна из подбежавших женщин воскликнула: «Это же наша Богоматерь пришла!» И в тот же миг в небе появились несколько, будто сотканных из света, голубей… — она замолчала, поглядывая на Александру. — Мне понравилась твоя лекция в Александрии, — сказала она. — Все было логично и убедительно с медицинской точки зрения. Но то, о чем я рассказала — действительно было. И вряд ли это можно считать массовым психозом. Событию есть сотни свидетелей, причем, с вполне рациональным умом. Хочешь съездить в Зейтун? Там, кстати, живет моя тетя, которая все видела сама и с радостью расскажет свою историю. Я на машине.
Александра кивнула. Хотя событие не имело прямого отношения к ее теме, обижать Нихад не хотелось.
… — Сколько лет прошло, а до сих пор не могу говорить об этом без волнения, — сидящая перед ней худенькая женщина с темными, похожими на черный виноград глазами, теребила край рукава. — Было мне тогда почти тридцать. Замужем уже лет десять — а детей все не было. Что только ни делала, к каким врачам ни ходила — причину определить не могли. — Она скорбно поджала и без того узкие губы и, опустив глаза, замолчала, словно перенесясь в то время.
Александра не стала ее торопить и огляделась. Комната, в которой они расположились, была залита солнечным светом. «Счастливые люди египтяне! — подумала она. — Каждый вечер, засыпая, они твердо знают — завтра их разбудит солнце. Насколько же нам в России не хватает света! Может, и люди у нас хмурые из-за туч, нависших над головами? А может серое небо — наказание за наши серые души?» — усмехнулась она.
— Помню, — женщина подняла глаза, — ходила по улицам и на маленьких детей смотреть не могла. На пальчики их крошечные. Не могла поверить, что у меня в доме никогда не поселится детский смех, — продолжила она дрогнувшим голосом. — И вот… хорошо помню тот вечер — 12 апреля. С мужем как раз на эту тему разговор был. Сложный. Я расплакалась и к окну отвернулась, вдруг вижу — за домами свет необычный. В тот день на небе полная луна была, — пояснила она, — но свет этот не от нее исходил. Да и другой он был. Голубоватый и яркий. Будто подтолкнуло меня что. Бросилась к двери на улицу. Уже потом заметила — муж за мной побежал. Прошла несколько домов и оказалась перед храмом Девы Марии. Смотрю — там уже люди собрались, кричат, на небо показывают. В глазах одних — страх, других — восторг. А я сама, когда шла, только на небо смотреть и могла.
Она снова замолчала. В ее глазах словно появился отблеск того света. Легкая улыбка коснулась губ, морщины разгладились.
— Вижу — над куполом в свечении женская фигура в широком покрывале. Сначала неподвижная была. А потом качнулась и как-то в сторону поплыла. Двигалась как живая. Только стояла, как на полумесяце. Чувствую, муж меня за руку схватил, вот здесь, — она показала на худенькое запястье. — Так крепко схватил — синяк потом был. Смотрю я на это чудо, и такое на душе происходит,… — она смахнула рукой слезу, выступившую в краешке глаза. — Я же без матери росла. Умерла она, когда мне было всего пять лет. А здесь — будто мать свою вижу. Такое тепло внутри, такой покой наступил. И счастье огромное. Люди все больше и больше подходят, шум вокруг, а я смотрю и пошевелиться боюсь. Не знаю, сколько мы так стояли. Времени словно не было. Я возьми и прошепчи: «Сына я хочу. Очень я сына хочу. Помоги мне». Слезы по щекам текут, — женщина провела ладонью по лицу. — Долго мы там стояли. Потом показалось — голубь над ее головой появился. Такой же свет от него исходил. Дома не помню, как оказались. А через месяц, — ее лицо озарилось улыбкой, — врачи сказали мне, ребенок у меня будет… Не я одна такая. Чудеса со многими она, Богородица Зейтунская, сделала. Больных излечила. Фарух, тот, кто первым Богоматерь увидел, на следующий день пошел к врачу, и обнаружилось, что палец его, пораженный гангреной, ампутировать не нужно. Главное же — Богоматерь веру дала, — рассказчица перекрестилась. — Вера — ведь самое главное. Верить надо. После того дня еще много раз Она являлась. Тысячи людей видели. Со всего мира приезжали, — она улыбнулась. — А мы с мужем приняли христианство. А в январе сын родился»...
— Пойдем в храм? — спросила журналистка у выхода из дома, протягивая Александре предусмотрительно приготовленный головной платок. — Отсюда недалеко. Как говорят, лучше один раз увидеть, чем…
— У нас тоже есть такая поговорка, — кивнула Александра.
«Почему именно над Зейтунским храмом? — спрашивала она себя по дороге. Хотя, наверное, когда речь идет о чуде, вопрос «почему именно здесь?» звучит неуместно. Богородица испокон веков во всех христианских странах — покровительница и защитница. А слабые и немощные всегда верят в чудеса и ждут их. Почти все чудесные явления предполагают исцеление, защиту либо сбывшиеся пророчества. Этим собственно и пользуются шарлатаны, делающие деньги на слабых. Продавцы небесной благодати. Точнее, спекулянты».
Накинув платок на голову, она вошла в храм Девы Марии, подняла голову вверх и замерла...
… Время перестало существовать. Александра сидела на старой церковной скамье и не могла оторвать взгляд от купола. «Я есть все, что было, все, что есть, все, что будет», — вспомнилась прочитанная когда-то фраза о богине Исиде. С купола храма в обрамлении звезд на нее смотрела Великая Мать…
* * *
— Все по мужик-а-ам бегаешь? — услышала Александра, едва войдя в фойе дома. — Вырвалась, так сказать, на свобо-оду? На оперативный простор? Но мы, тс-сс... — Зам, покачнувшись, поднес палец к губам. — Мы ж понимаем. Женщина без секса… что рыба без сковородки! — изрек он и задумался, видимо, пытаясь осмыслить созданный художественный образ: рыба, раскаленная сковорода и наслаждение. Что-то явно было не так — компоненты никак не складывались в логичную картинку. — Молчу! — наконец, сказал он и постучал себя кулаком в грудь. — Могила! Клянусь!
Александра поморщилась. Очередной разговор с Замом не входил в ее планы. Хотелось спокойно поразмышлять в одиночестве. Скользнув по остряку недовольным взглядом, направилась во внутренний дворик.
— Чего, обиделась? — последовал тот за неразговорчивым объектом внимания. — Не обижайся. Я шу-тю! Вот такой я недоразвитый — все шу-тю и шу-тю. Жена на меня ворчит, а я — шу-тю. Хочешь, анекдот расскажу? Ну, очень приличный, — на всякий случай пообещал он. — Ей-огу! Очень, — размашисто перекрестился.
Александра приостановилась, недоверчиво разглядывая Зама.
«Интересный тип, — думала она. — Глаза умные, цепкие, хитрые. Сразу и не поймешь, на самом деле таков, или хочет казаться захмелевшим простачком. Профессиональная маска? Или найденная однажды удобная форма, за которой можно спрятать внутренний надрыв?»
— В общем, встречаются два приятеля, — начал Зам. — Один другого спрашивает: «Ты чего такой грустный?»
— Второй отвечает: «Да вот пошли с мужиками на кабана охотиться. Кабан не пришел. Ну, мы и нажрались как свиньи… — рассказчик сделал паузу, означавшую приближение кульминационного момента. — И тут пришел кабан», — трагическим голосом закончил он и загоготал.
Александра поощрительно улыбнулась. Нельзя же расстраивать человека, который, может впервые в жизни, рассказал не скабрезный анекдот.
Зам вдруг замолк, поднял голову и посмотрел на окна третьего этажа.
— Тихо… Всем лежать! Уходим в подполье! — прошептал он и, схватив Александру за руку, потащил к входу в здание.
— Куда ты меня тащишь? — с трудом вырвалась она. — Чуть руку не вывернул! — все же продолжила идти за ним, потирая кисть руки.
— Ну, прости уж дурака! — запричитал подпольщик. — Прости, а то не выживу! Не доживу до светлого завтра! — он остановился в вестибюле. — Там, — поднял глаза вверх, — живет наша главная… знайка. Неленивая тетка, прямо скажем! — доверительно сообщил он. — Наша местная графоманка. Писать о-о-чень любит. И письма рассылать, — посмотрел многозначительно. — Не знает, дура, про пер-люстрацию. Хочешь анекдот? «Сидят трое в тюрьме…»
— Не хочу! — Александра снова сделала попытку уйти и решительно развернулась, столкнувшись лицом к лицу с Иваном Фомичом, вынырнувшим из-за простенка лифтового холла. Зам с неожиданной резвостью отскочил на шаг и развернулся, сделав вид, что увлечен осмотром окрестностей.
— Чего это вы здесь воркуете, а? — Иван Фомич выпятил нижнюю губку и оглядел голубку и спину голубка подозрительным взглядом.
Зам изобразил, что не слышит.
— А почему это ты стоишь ко мне спиной, когда я смотрю тебе прямо в лицо? — возмутился Иван Фомич.
Зам немедленно повернулся и старательно изобразил, в какой степени удивлен неожиданным появлением начальника.
— А что это ты на меня свое лицо вытаращил? — продолжил кипятиться Иван Фомич. — Ты у меня смотри, я где нормальный, а где и беспощаден! — он погрозил пальцем.
— Ой, Иван Фомич, — Зам продолжил изображать изумление, — вы прямо как Мефистофель — из-под земли!
Иван Фомич нахмурился, выпятил грудь и даже как будто стал выше ростом.
— Везде считается, я начальник — ты дурак, у нас получается, я — начальник, и я же дурак? — спросил он с грозным видом, надвигаясь на заместителя.
— Иван Фомич, дорогой, как хорошо, что я вас встретила! — решила разрядить обстановку Александра, обрадованная возможности отвязаться от Зама.
Глаза Ивана Фомича потеплели.
— Позвольте ручку поцеловать? — галантно склонился он.
— Мне? — из-за спины Александры с блудливой улыбкой вынырнул Зам. — Ну что вы, Иван Фомич, не стоит, — протянул жеманным голосом клубного гея и спрятал руки за спину. — В другой раз. На людях как-то неудобно.
Александра рассмеялась, представив уморительную картинку. Застигнутый врасплох Иван Фомич, замахал руками, что должно было означать «Изыди, нечистая сила!».
— А рубашечка у вас такая миленькая — голубая, — не унимался тот, войдя в роль лица с нетрадиционной сексуальной ориентацией. — И вы сами тоже… такой миленький!
Иван Фомич, не найдя, что ответить, чертыхнулся. На его лице было видно сожаление по поводу отчета, сданного Замом слишком рано.
— Иван Фомич, мне надо бы авиабилет на другой день поменять, можете помочь? — согнав с лица улыбку, решила поддержать Александра расстроенного шефа.
— А это вот вашего дорогого друга просите, — указал рукой на заместителя. — Он у нас с Аэрофлотом и в футбол играл и водку пил. А я с ними не пил.
— Во-о-от, Иван Фомич, — Александра хитро улыбнулась, — вы все говорите, что у меня характер тяжелый. Если б это было так, я бы сейчас спросила: «Как, неужели в Египте есть люди, с которыми вы не пили?!», но ведь я этого не говорю! — подняла на него невинные глаза.
Зам захохотал.
Добрая улыбка озарила лицо Ивана Фомича, отчего он стал похож на ребенка, которого похвалил учитель.
— Вот язва, а? — глядя с восторгом, проговорил он. — И как Алексей Викторович вас терпит? Ему памятник надо при жизни ставить.
— Ага, — согласилась Александра. — Конную статую перед входом в министерство и бюст на родине. — Так что с билетом? Поможете? — повернулась к Заму.
— Тащи. Завтра сделаю! — весело пообещал тот.
— Так! Я иду домой. — Иван Фомич поправил папку с бумагами, которую держал под мышкой. — Перерыв — до девятнадцати часов. Прощайтесь, что ли.
— Может, мы не наговорились еще! — хмыкнул Зам.
— Нечего, нечего, — пробурчал Иван Фомич. — С вами тут греха не оберешься. Я Александре обещал вас от нее отгонять.
— Чего я, комар, что ли? — надулся заместитель. — Как билет поменять — так я, как воду в магазине купить — тоже я, отчет вот еще, — вспомнил он старую обиду, — а как поговорить по душам — сразу бац! — с силой хлопнул себя по лбу ладонью, — и комар.
— Не обижайся, — улыбнулась Александра и провела ладонью по его пухлой щеке. — Заранее спасибо за помощь. Я ценю.
— Эй, чего это такое? — возмутился Иван Фомич, шокированный фамильярным жестом богини. — Чего это вы?
Александра, уже направившаяся к лифту, обернулась.
— А что вы так удивляетесь, Иван Фомич? Человек полночи валялся в моей постели! Чего уж там теперь! Да, милый? — с нежной улыбкой спросила она Зама, который почему-то не обрадовался воспоминанию, а, напротив, поспешил ретироваться.
* * *
Соловьев шел в пустыню. В длинном черном английском пальто, цилиндре и с тросточкой в руках. Шел, не оглядываясь, туда, где «хатар», «мот» и «сер», которые, по словам Жака Нурье означали «опасность», «смерть» и «тайну». Шел туда, где Фаворский свет и где ждала его София. Встреченному утром в гостинице герою кавказской войны генералу Фадееву — человеку по-военному бойкому, развязному и самоуверенному, любителю каламбуров и острот сомнительного свойства, прибывшему в Каир по собственной воле еще в начале года для преобразования армии Хедива на случай войны с Турцией — сказал, что направляется в Фиваиду — на родину монашества для посещения аскетов-подземножителей. Не сказал только, что пешком, опасаясь, что Ростислав Андреевич станет отговаривать или того хуже — насмехаться над его неожиданным решением преодолеть одному более двухсот верст не по железной дороге.
Он вышел из гостиницы рано утром, когда солнечные лучи ласково пригревали левую щеку, и шел бодро уже несколько часов, за это время успев выбраться из Каира и углубиться в песчаную бескрайность. Правда, предместья Каира он преодолел верхом на надменном верблюде с видавшим виды сидением на спине, поверх которого был наброшен цветастый коврик, на которого он и был усажен добрым египтянином, видимо, решившим избавить путешественника от шумной ватаги ребятишек, сопровождавших Владимира веселой гурьбой, дергавших его за полы и рукава пальто и требовавших «бакшиш». Но на окраине города феллах забеспокоился и остановил верблюда, указывая рукой в сторону пустыни и встревожено повторяя слова «хатар», «морт» и «бедуан».
— Ялла! Ялла! — попробовал подбодрить его Соловьев, показывая вперед, однако хозяин верблюда был непреклонен.
— Халас! — подытожил он дебаты и протянул руку. — Бакшиш.
— Какой тебе бакшиш? — возмутился Владимир. — Бросаешь меня посреди дороги и бакшиш тебе. Ничего не получишь! — строго сказал он, но все-таки положил в темную ладонь несколько монет, чтобы унять собравшихся вокруг феллахов, которые, размахивая руками, о чем-то возбужденно кричали — то ли сердились, то ли спорили между собой.
— Хатар! Бедуан! — напоследок встревожено сказал ему провожатый, словно прощаясь навсегда и даже недолго еще шел следом на отдалении, видимо, рассчитывая, что путешественник одумается и запросится назад .
— Иншаала! — беспечно помахал ему рукой Соловьев, сообщив, что полагается на волю Аллаха, и дальше пошел один. Идти было не очень легко — ноги вязли в песке, но это его не расстраивало. Главное, он был один, и никто не мешал размышлять. Время от времени, чтобы не сбиться с южного направления, он поглядывал на низкое ноябрьское солнце, которое хотя и поднялось совсем невысоко, но, кажется, уже собиралось покатиться вниз за Нил к западной кромке горизонта. Несколько раз он останавливался и, сделав маленький глоток воды из прихваченной с собой небольшой бутыли, оглядывал окрестности.
«Пустыня… — думал он. — Оглушающая тишина застывшего мира. Это песок или морские волны?» — спросил он сам себя, глядя на дюны, уходящие к дрожащей кромке неба, с разбросанными здесь и там иссушенными кустиками. — Наверное, когда-то здесь было море — безбрежное, как бесконечность и такое же опасное для беспечных. Потому путешествие через пустыню подобно мореплаванию, а верблюда называют «корабль пустыни». Только здесь понимаешь, что такое ТИ-ШИ-НА. Только здесь чарующая магия спокойствия постепенно укутывает воспаленный мозг, убивает мелочную суету и взбудораженные мысли, сплетенные в змеиный клубок повседневными хлопотами и взаимоотношениями. Спокойствие и смирение — качества, необходимые для познания этого величественного подрагивающего в дымке пространства, где слова «вода» и «тень» имеют особую цену, потому что днем — невыносимо жарко, а полуденное солнце вовсе и не солнце, а всемогущий бог, испытывающий путешественника на прочность. А вечером, когда на западе умрет солнце — мир погрузится в темноту. Вечная борьба света и тьмы».
Небольшая полуразрушенная постройка без крыши, сложенная из грубых камней показалась ему прекрасным местом для первого привала. Он опустился на песок, прислонился спиной к стене, с удовольствием вытянул ноги в пыльных сапогах и прикрыл глаза...
…Бедуины появились будто из-под земли. Худощавые, жилистые, похожие на своих верблюдов. Соловьев вскочил на ноги. Четверо сурового вида всадников, сдерживая своенравных скакунов пустыни, окружили его, разглядывая неприязненно и недобро.
— Сабах аль-фуль, — с улыбкой произнес он одну из фраз, написанных мсье Жаком в его блокноте, но тут же вспомнил, что это означают «Доброе утро!» — Хорошо, не добавил слова «Я халява» — «Моя прелесть», — присоединенные легкомысленным французом к пожеланию доброго утра».
Бедуины молча переглянулись.
— Шайтан! — вдруг пронзительно закричал один из них, тыча в Соловьева длинной палкой.
— Шайтан! Шайтан! — подхватили другие…
* * *
Местный телефон исторг омерзительный звонок, прервать который можно было либо сняв трубку, либо разбив назойливое казенное имущество. Александра с трудом удержалась от соблазна.
— Александра, — услышала вкрадчивый голос Ивана Фомича. — Собирайтесь, через полчаса — концерт.
— Какой еще концерт? — сухо спросила она.
— «Пою тебе, моя Россия», — смиренно, будто и не слыша ее интонации, проворковал Иван Фомич. — Дети будут петь. Посольские.
— А без меня они петь не могут? — задала она прямой вопрос.
— Могут, — обнадежил Иван Фомич, — но лучше с вами, — в его голосе прозвучали настойчивые нотки.
— Извините. Я работаю, — попыталась она отделаться вежливым отказом.
— Мы все работаем, — философски заметил Иван Фомич. — Можно подумать, вы больше всех заняты? — неосторожно предположил он. — Собирайтесь быстренько и приходите!
Короткие гудки известили об окончании разговора.
Александра задумчиво покрутила трубку в руках…
…Иван Фомич стоял у двери кабинета и мирно разговаривал с одной из сотрудниц. Заметив на лестнице любительницу детского пения, он вначале даже улыбнулся, но когда та, ступив на последний лестничный пролет, повернулась к нему лицом — засуетился, поспешил свернуть разговор и даже слегка подтолкнул непонятливую сотрудницу в сторону бухгалтерии.
Безмолвный жест рукой, приглашавший его же самого зайти в свой собственный кабинет и лучезарная улыбка богини были восприняты им без обычной радости. Не то, чтобы он совсем не хотел заходить в кабинет, просто, безжалостная интуиция подсказывала, что именно сейчас заходить туда опасно. Глядя богине прямо в глаза взором невинного младенца, он первым, забыв об этикете, бочком проскользнул в дверь и неожиданно ловко — как опытный танкист в бронированную башню боевой машины — запрыгнул в кресло, в котором сразу же почувствовал себя спокойнее. Александра, не говоря ни слова, выдернула ключ из двери снаружи, вошла следом, заперла дверь и медленно начала приближаться к столу. На ее лице были написаны выдержки из наставления по ведению боевых действий в джунглях.
— Ой, а дверь чего это заперла? — проблеял несчастный.
— Потому что я вас сейчас уничтожать буду, — сообщила Александра, в голосе которой не было злости. Была лишь неотвратимая спокойная решимость терминатора.
— А что случилось? — Иван Фомич сделал брови домиком, поспешно убрал в ящик стола массивную ониксовую пепельницу и вжался в кресло. В его нежно-голубых глазах застыло искреннее удивление.
— …морально, — уточнила Александра, с сожалением провожая взглядом увесистый предмет. — Милейший Иван Фомич, — почти прошипела она. — Я просила, и вы обещали меня лишний раз не отвлекать. Я сбежала из Москвы с ее бессмысленной суетой и телефонными звонками, чтобы ра-бо-тать.
Иван Фомич понимающе кивнул.
— Когда у меня появится желание поучаствовать в коллективных мероприятиях или пообщаться с кем-нибудь, я сама позвоню, или зайду. Но не трезвоньте мне с утра пораньше и не направляйте гонцов! Не зовите туда, куда я не должна, не могу и не хочу ходить. Убедительно вас прошу.
На лице Ивана Фомича отразилась мучительная борьба между понятиями «коллективный долг» и «индивидуальная свобода».
— Ну, что мне, уезжать отсюда? — с горестным выражением лица вздохнула она, вспомнив, что в отношениях с мужчинами слабая женщина сильнее сильной. — Так я уеду. Прямо завтра. Хотя совсем не хочу уезжать.
— Нет! — он подскочил, вскинув руки. — Обещаю, Александра Юрьевна. Мы вас беспокоить не будем. Никто. Никогда. Работайте по индивидуальному плану.
— Спасибо, — кротко проговорила она. — Я буду чрезвычайно признательна, — направилась к двери.
— И мы еще будем гордиться… — он попытался вскарабкаться на любимого конька.
— Иван Фомич… — укоризненно сказала Александра, приостановившись.
— Все-все… Идите-идите… Я понял… — обнадежил он гостью, любовно поглаживая каменную пепельницу, снова выложенную на стол...
… «Не беспокоить!» — надписи на русском, английском и французском языках, сделанные Александрой красным фломастером на белом листе бумаги, должны были вместе с обещанием Ивана Фомича стать охранной грамотой, защищающей входную дверь квартиры.
* * *
«Ай, шайтаны! Ай, подлецы! — приговаривал Соловьев, отряхивая испорченную шляпу и провожая взглядом всадников, прихватившим с собой его пальто, сюртук с кошельком и трость. — И что же теперь? — он глянул на багряный солнечный диск, уже разрезанный пополам острой кромкой горизонта. — Обратно до города верст двадцать. В темноте не дойти. Придется здесь заночевать, — он обошел постройку, нашел вход и заглянул внутрь, обнаружив там такой же песок как снаружи — только с мелкими осколками камней и глиняных черепков. — Но хотя бы ветер не так продувает, — решил он, опускаясь на песок и обхватывая себя за плечи. «Ас-сабр гамиль» — «терпение прекрасно», — вдруг вспомнил еще одну запись из своего блокнотика и рассмеялся. В трудную минуту он любил посмеяться над собой. — Что за прелесть такая — оказаться одному, без сопровождающих, посреди египетской пустыни! Кому еще посчастливится испытать подобное?»
— Посчастливится испытать, — проговорил вполголоса, восторгаясь величием русского языка, легко позволившего соединить слова «счастье» и «пытка» применительно к одному человеку и так безупречно точно отразить его нынешнее положение...
…Южная ночь пришла совсем быстро. Соловьев лежал на спине на еще теплом песке, подложив руки под голову, и вглядывался в вытканное бриллиантовой россыпью небо: Млечный Путь, похожий на небесное отражение Нила, три звезды пояса Ориона, Луну, плывущую по звездному небосклону и понимал, что это — не Луна, а небесный маяк, указывающий дорогу обратно исчезнувшему за горизонтом солнцу. И вдруг ощутил, что его беспокойный, издерганный внутренний мир, который и не мир вовсе, а война с самим собой: с желаниями и страстями беспокойного тела, замер в убаюкивающих объятьях пространства, где все гармонично, все — на месте и к месту: небо, звезды, луна, бледные волны дюн, любовно созданные Природой, а он сам — крошечное существо, которое несется вместе с этим пространством в неизведанное будущее. Он лежал, дыша тишиной и ожидая необычного. И если не свою Богиню, то хотя бы — седовласого старца в белых одеждах из верблюжьей шерсти и суфийском колпаке, познавшего уж если не истину, то хотя бы правду о нашей быстротечной жизни и ее смысле. Вопросы «кто я?» и «зачем пришел в этот мир?» снова появились сами собой. Но ответ на эти вопросы он не искал мучительно. Как озарение вдруг осознал: «Я — частица этого мира и Вселенной. Я пришел для того, чтобы быть его частицей и познавать целое. Счастье в познавании, единении и гармонии. Я — микрокосм. Часть мироздания. Не тварь с животными инстинктами, а божественное творение с разумом, душой и духом. И здесь в Египте — колыбели истории — я непременно найду нить, которая через развалины и могилы настоящего непременно свяжет первоначальную жизнь человечества с новой жизнью, которую я ожидаю. Здесь я непременно узнаю, существует ли основавшая новый мир вселенская религия, — могучее дерево, стряхивающее с себя иссохшие и бесплодные ветви под порывами свежего ветра новой философской мысли. Но то, что я знаю точно — утром солнце снова взорвет линию горизонта, знаменуя победу света над тьмой! Но утра надобно еще дождаться», — он поежился и крепче обхватил себя руками, чувствуя, как холод, прокравшийся из пустыни, пробирается под его тонкую рубашку. Сел, обхватив колени руками. Потом встал, сделал несколько приседаний, похлопал себя ладонями по плечам и снова лег, уже на бок, свернувшись калачиком. Все равно знобило. К тому же по щеке проползло какое-то насекомое, а за ним — другое. Он подскочил и принялся отряхиваться. Опустился на колени и стал копать песок, отбрасывая его в стороны. Выкопал углубление и улегся в него. Показалось, что так стало теплее. Он еще надеялся уснуть. Однако уже через несколько минут понял, что даже задремать в таком положении, лежа на холодном колючем песке — невозможно. Снова лег на спину и уставился в звездное небо, раскинувшее над ним переливающийся роскошный шатер.
«Коли все время говорить, что мне тепло, если даже не станет тепло на самом деле, то уж во всяком случае, есть шанс окончательно не окоченеть от холода», — решил он.
— Мне тепло! Мне очень тепло! — сообщил он холодному небу. — Мне тепло, очень тепло, — повторял и повторял он, чувствуя, что и на самом деле озноб куда-то уходит, будто испугавшись его убежденности. А потом снова принялся рассматривать звезды, подрагивающие в вышине.
«Как же так? — думал он, зачарованный их переливчатым светом. — Как же так? Иных звезд уже и нет вовсе, а свет их только доходит до земли? И я сейчас, лежа на этом песке, нахожусь между двумя мирами — тем, что будет, и тем, которого уже нет». В голове его вдруг сами собой стали рождаться слова, потом фразы, постепенно складываясь в связный текст, похожий на молитву:
— Пресвятая, Божественная София, — начал шептать он, — существенный образ красоты и сладость сверхсущего Бога, светлое тело вечности, душа миров и единая царица всех душ, глубиною неизреченною и благодатию первого Сына Твоего и возлюбленного Иисуса Христа молю тебя — снизойди в темницу душевную, наполни мрак наш своим сиянием, огнем любви расплавь оковы духа нашего, даруй нам свет и волю, образом видимым и существенным явись нам, сама воплотись в нас и в мире, восстановляя полноту веков, да откроется глубина пределом и да будет Бог все во всем».
Ему показалось, будто кто-то, наклонившись над ним, прикрыл ему глаза ладонями. «Усни…усни…». Сквозь тревожную полудремоту ощутил нежное благоухание, похожее на запах роз и, раскрыв глаза, увидел, как небо озарилось пурпурным светом, в сиянии которого перед ним предстала его Богиня — Душа мира и Вечная Женственность, побеждающая время и смерть… Ее глаза сияли лазоревым светом… Она протягивала руки и звала его к себе вверх…
«Пришла», — счастливо улыбнулся Соловьев…
…Звезды — хранители душ ушедших в вечность Богов — смотрели сверху на фигурку маленького человека, который спал на песке с безмятежной улыбкой на лице, не зная, как и все смертные, что уготовило ему будущее…
* * *
…Солнечное утро радовало молчанием местного телефона. Казалось, и сам телефон спал, наслаждаясь покоем.
— Аллах велик! — запел муэдзин совсем близко. — Просыпайтесь, правоверные! Молитва прекраснее сна! — именно так поняла сегодня Александра протяжные призывы.
«И жизнь — прекраснее сна, — подумала она. — И не тем, какая она будет. А тем, что она просто есть», — блаженно улыбнувшись, перевернулась на другой бок и снова закрыла глаза…
Окончательно проснулась через пару часов, когда солнце заглянуло в окно.
«Хорошо! — Александра потянулась в постели. — В Москве уже осенняя слякоть и дожди. А я сейчас — в бассейн, потом чашку кофе и — к египтологам», — откинула одеяло, не спеша поднялась, надела купальник и бросила полотенце в сумку.
У бассейна никого не было. Вода была прохладной, и она с удовольствием проплыла несколько раз туда и обратно. Тело, растертое полотенцем, наполнилось приятным теплом и бодростью. Настроение было превосходным. День обещал быть удачным.
— Что это вы не здороваетесь, а?! — услышала за спиной напряженный женский голос и обернулась. На узкой дорожке у бассейна стояла Стелла Петровна, которая смотрела на нее с нескрываемой неприязнью...
* * *
…Телефонный звонок на этот раз был кстати.
— Я тебя разбудила? — услышала голос арабской журналистки.
— Все нормально, Нихад, — вздохнула Александра, отставляя недопитую чашку кофе и садясь на диван.
— Ты говоришь неправду, — простодушно сказала собеседница. — Что случилось?
— Я просто немного растеряна, потому что представляла свою жизнь здесь по-другому. Думала, что буду спокойно работать, писать, мне никто не будет мешать и…
— Я поняла. Это — мужчины, — без колебаний заявила журналистка. — Ты красивая. Что же ты хочешь? А их женщины тебя тоже не любят? — продемонстрировала она неожиданный для своего возраста жизненный опыт. — Думаю, уже нет. Я права?
— Права. Их женщины, и не их женщины… Фальшивые, агрессивные, нервные. Столько солнца вокруг, а они не живут, а все время что-то преодолевают и с кем-то борются. Не могут без образа врага.
— Мне жаль, что у меня в квартире не много места. Я бы пригласила тебя пожить у меня. Я бы не отвлекала.
— Спасибо, Нихад. Ты замечательная. У вас в Египте люди совсем другие. И земля пропитана историей. Удивительная земля.
— Понятно, — согласилась Нихад. — «Наша земля — всего мира святилище». Это слова Гермеса.
— Кстати, — оживилась Александра, — один наш знаменитый философ, его фамилия Розанов, говорил, что столпы религии сложены были в Египте. И это выше, вечнее пирамид.
— Древний Египет стараниями богини Изис подарил миру идею воскресения, которое стало плодом ее великой любви к Осирису — добавила Нихад. — Я, наверное, идеалистка, но так хочется, чтобы всех людей окружало счастье, радость и любовь!
— Человек рожден для счастья и любви, хотя многие вообще не знают что это такое! — воскликнула Александра. — Ты можешь, к примеру, дать определения, что это такое?
Журналистка задумалась.
— Я могу попытаться, — скромно сказала она. — Счастье — это то, что есть у каждого с момента рождения. Радость — это обстоятельства, при которых каждый это для себя открывает. А любовь — это принцип устройства мира…
— …который можно понять только любя, — добавила Александра. — Может быть, я не очень понятно сказала по-английски? — на всякий случай переспросила она.
— Я поняла, — рассмеялась Нихад. — Знаешь, я очень рада, что встретила тебя.
— А мне нравится с тобой разговаривать, — улыбнулась Александра…
* * *
Дом, в котором жили российские египтологи, находился неподалеку, поэтому Александра решила пойти туда пешком.
По уважительному признанию Ивана Фомича, накануне по просьбе Александры представившему ее руководителю группы Алине Александровне, «российские египтологи — люди почти святые, подвижники и бессребреники, которые не дают умереть российской египтологической школе и, в отличие от своих французских, немецких и английских коллег, работают практически без финансирования, на энтузиазме, оптимизме, любви и преданности искусству. Но в дискуссии вступать с Алиной не советую, — на всякий случай предупредил он. — Характер покруче вашего будет!» — Иван Фомич покачал головой, видимо, вспомнив какую-то поучительную историю, но рассказывать не стал, добавил только, что она не только доктор наук, но еще и мастер спорта, к счастью, по художественной гимнастике, а не боевым единоборствам. — «И кстати, — уставился на Александру, словно увидел впервые, — а вы ведь на нее чем-то похожи! Ну, просто, как сестра! Младшая, — предусмотрительно добавил он. — Только Алина — рыжая!»
«Если Алина на меня похожа, значит, любит цветы», — решила Александра и, заметив на противоположной стороне улицы цветочный развал, напоминавший благоухающий сказочный сад, остановилась, ожидая, когда можно будет перейти дорогу. Сплошной поток машин, беззлобно переругивающийся гудками, не давал этого сделать. «Желтые розы слева очень хороши», — сняв темные очки, заранее сделала она выбор, и шагнула вперед. Отчаянный визг тормозов разорвал какофонию звуков. Чья-то рука с силой рванула ее назад. Оказавшись снова на тротуаре, она обернулась. Выразительные серые глаза и смущенная улыбка загорелого мужчины-европейца. Она растерянно наклонилась, поднимая упавшие темные очки, но, распрямившись, никого рядом не увидела. Только спина стремительно удалявшегося незнакомца.
— Спасибо! — прокричала ему вслед Александра по-русски. Тот обернулся и приветливо помахал рукой.
«Алина Александровна сегодня не хочет цветов, — благоразумно решила она. — Поэтому дорогу здесь переходить не буду»...
* * *
Уже на лестнице здания Александра услышала громкие голоса и дружный смех. Дверь в квартиру на втором этаже была распахнута.
— Здравствуйте, — она заглянула в прихожую, отделенную стеклянными дверями от огромной гостиной, почти свободной от мебели и прочих бытовых предрассудков.
«Открытая дверь означает только одно — здесь всегда рады гостям», — решила она, перешагивая порог и направляясь к лоджии, где, судя по всему, и расположилась веселая компания.
— Проходите, проходите, не стесняйтесь! — как старую знакомую приветствовал ее, поднявшись из-за длинного стола, заставленного бутылками с «кока-колой», пакетами вишневого сока и пластиковыми стаканчиками, высокий молодой мужчина с рысьим разрезом глаз. — Вы, вероятно, Александра? Нас Алина Александровна предупредила, что вы зайдете. Я — Леонид. С остальными познакомитесь по ходу, — обвел широким жестом руки сидевших вокруг стола молодых людей. — Присаживайтесь!
— Спасибо, — улыбнулась Александра. — Но я, собственно, хотела переговорить с Алиной Александровной. Ее нет?
— Нет, ее нет, — подтвердил усатый крепыш в майке с надписью «Россия».
— Это Иван, — тихо представил крепыша Леонид, — человек, который всегда говорит то, что думает.
— И думает, что говорит, — немедленно отреагировал Иван. — Так вот, если б она была здесь, разве же мы бы сидели вот так, за столом тихо и мирно беседуя? Ни-ког-да! Мы бы сейчас все при деле были! Красили, пилили, копали, печатали, варили, а самые проворные уже бежали бы в магазин за жратвой.
При упоминании о еде все единодушно закивали. Очевидно, тема была животрепещущей.
— Что это вы при незнакомом человеке начальство критикуете? — улыбнулась Александра.
— Ой, — ошеломленно воскликнула молоденькая веснушчатая девушка с короткой стрижкой, дергая Ивана за рукав. — Я, кажется, знаю, кто вы. Вы сестра Алины Александровны! — неожиданно заявила она. — Очень похожи. Как Исида на Нефтиду, — выдала она неожиданное сравнение.
— Я?! Критикую?! — не обращая внимания на соседку и ничуть не смутившись, продолжил крепыш. — Упаси Бог! Я восторгаюсь! Я падаю ниц перед этой женщиной!
Присутствующие дружно рассмеялись.
— Да если б не она… да вы садитесь, садитесь! — указал он Александре на свободный стул, — и знакомьтесь, — скороговоркой произнес имена присутствующих. — Собственно, вот эта дружная команда в белых маечках напротив вас — реставраторы. Алина Александровна тут еще реставрацию коптской церкви Эль-Маалака затеяла, понимаете ли. Отличные ребята, только — вот беда — скромные очень. Трудно им в жизни будет. Ох, трудно!
— А вам легко? — поинтересовалась Александра.
— А мне — легко! Потому, что я…
— Кому это здесь легко? — на лоджию стремительно вошла стройная женщина с копной рыжих волос. — Вань, тебе, что ли? Здрасьте, — крепко пожала гостье руку и окинула взглядом поднявшуюся из-за стола молодежь.— Щас будет тяжело! — без промедления пообещала она. — Значит так. Лень, — повернулась к бородачу, — там при входе — папка. Отсканируй быстренько листок, что сверху, и в Москву отправь. Коль, Сереж, быстро вниз — я мясо купила, шашлык делать будем, пакет на крыльце валяется, тяжелый, а там — собаки… Кстати, дуйте быстрее, а то и правда сожрут. Иван, тащи сюда мангал и уголь. Дим, ты — с ребятами вниз в магазин, купи зелени — я забыла, и вина бутылочку…
— У-у-у, — раздался общий разочарованный возглас.
— Ладно, ладно, изверги, три бутылочки! — весело оглядела она присутствующих.
— О-о-о! — радостный вопль означал, что по единодушному мнению три бутылки — лучше, чем одна.
— Девочки — за мной на кухню — картошку чистить. Вопросы есть? Вопросов нет. Разбежались!
Лоджия опустела. Александра, почувствовав себя не при деле, отправилась на кухню, откуда уже были слышны указания Алины: «Много срезаешь! Поменяй нож! Какой урод разбил чашку? Так, где зелень? Быстро зелень!», но, заглянув туда, поняла, что лучше не вмешиваться в процесс.
— Ну, а я что говорил? — пролетел мимо нее на лоджию Иван с пакетом угля. — Не женщина — перпетум мобиле! И так — каждый день! С шести до двадцати четырех ноль-ноль! Провожаем в Москву на неделю — падаем без сил уже в аэропорту и лежим там сутки штабелями! Не едим, не пьем, пластом лежим и не шевелимся. От безмерного горя, — весело пояснил он, засыпая угли в мангал, — и скучаем… ой, скуча-аем! — широко улыбнулся.
— Мальчики, шевелитесь, шевелитесь, быстрее, мы уже картошку варим! — донеслось до них с кухни. — Кто унес пакет с разовыми стаканами?! Да где же зелень, черт побери? А… принес… а кинза где? Нет? Беги за кинзой! Надо же, он кинзу забыл! Откуда здесь кошка? Уберите кошку! Не соли картошку, я солила! И ты солила?! О Боже! Так, быстро снимаем кастрюлю! Сливаем! Да не на меня сливаем! Где тряпка? Какой идиот утащил тряпку с пола? Да уберите же эту кошку! Стой! Не ходи за кинзой! Разбирайся тут. Я пошла смотреть за мясом. Специи нашли? Где штопор? Кто унес штопор? Кто? Реставраторы? Зачем реставраторам штопор?!
Александра развеселилась. «Если и археологические раскопки регулярно вести с такой энергией — недалек тот день, когда все египетские пески будут перемешены вручную», — подумала она.
Не прошло и получаса, как на столе появилась огромная миска салата, блюдо с ароматной, присыпанной укропом картошкой, три бутылки вина, поднос с душистыми кусочками мяса, нанизанного на шампуры, и свежий лаваш. Молодежь уселась вокруг стола и бесцеремонно набросилась на еду.
— Молодцы! Все отлично. А чего не пьем? — Алина Александровна вопросительно посмотрела на молодых людей, которые, оторвавшись от еды, принялись разливать вино в пластиковые стаканчики. — За нас! — она подняла стаканчик, а потом повернула голову к сидящей рядом с ней Александре. — И за вас. Вино вполне сносное, египетское, легкое, пейте, не отравитесь.
Александра чокнулась с ней и отпила глоток. Вино действительно оказалось приятным.
— Алина Александровна, как олигарх-то московский? — поинтересовался Леонид и аккуратно положил в рот маленький кусочек мяса.
Алина, которая именно в этот момент пила вино, даже поперхнулась, плеснув вино себе на джинсы.
— Ай, ворона! Надо же! — рассмеялась она, промокая пятно бумажной салфеткой. — Олигарх, спрашиваешь? Рассказываю. Прилетел тут к нам на несколько дней олигарх, — весело пояснила, повернувшись к Александре. — Меня попросили ему обзорную экскурсию организовать. Я, понятно, согласилась — олигарх ведь. Может, в благодарность поможет российской египтологии. С утра весь дом перевернула — искала что-то приличное, чтоб не испугать его, бедного. В смысле надеть.
— Ага! — включился в разговор неугомонный Иван. — Замучила всех. То в юбке, то в брюках, то в костюме вязаном появится и спрашивает так ненавязчиво: «Ну, как я выгляжу?!» Ну, а кто ж правду начальнику скажет? Крутились, как ужи на сковородке…
— Что ж, я плохо выглядела? — сверкнула взглядом Алина Александровна.
Иван, изобразив отчаяние, под общий дружный смех схватился за голову.
— Вот то-то! — она погрозила крепышу пальцем. — Так вот. Вырядилась я, как говорится, во что Бог послал, и встречаю его, олигарха этого. Появляется мой герой, — прыснула от смеха. — Так ему по виду Бог послал еще меньше, чем мне: майка мятая, джинсы рваные. Понятное дело, для маскировки. На такого посмотришь — разве в голову придет денег на науку просить? Подать захочется. Но меня не проведешь! — пристукнула ладонью по столу.— Я два дня его везде водила, все рассказывала. Старалась, в общем… Он, правда, меня тоже по-своему развлекать пытался — золотые кредитки веером разворачивал, соловьем заливался, как перед Каиром на личном самолете в Асуан залетал, рыбки половил, в Ниле искупался… Короче, сегодня я его провожала, — она окинула компанию веселым взглядом. — Да уберите вы эту кошку со стола, она все мясо сожрет! — Алина прервала рассказ, дожидаясь, пока жалобно мяукнувшее животное не укроется на коленях у добродушного Ивана. — Так вот, он прощается и говорит мне обнадеживающе: «Вы знаете, чего бы я сейчас хотел?» и за руку берет, глаза многозначительно таращит. Я тоже свои вытаращила, в наивной улыбке расплылась и говорю: «Знаю. После посещения такого духовного места, как Египет, о нижней чакре думать вроде бы нехорошо, поэтому хотите сто тысяч долларов нам выделить в качестве спонсорской помощи на раскопки и на выставку!»
— И что, он согласился? — глядя на руководителя распахнутыми глазами, спросила веснушчатая девушка.
— Конечно, согласился. Сразу. Для экономии времени и сил, — весело воскликнул Иван.
Алина бросила на него неодобрительный взгляд и продолжила:
— Он руку мою выронил, зараза, и говорит уже совсем не томным шепотом:
«Кто?! Я?! Че за глупость? Ниче я этого не хочу!» — Алина допила вино и с хрустом сжала в руке пластиковый стаканчик. — Улетел, короче!
— Вот так и улетел?! Ни с чем? — всплеснула руками сидящая рядом с Александрой женщина.
— Ну, как это ни с чем? С чем-то он улетел!— рассмеялась Алина, быстрым движением отбрасывая назад волосы. — Я ему настроение подпортила. Уже у выхода из гостиницы. Скорбно так на него посмотрела, словно прощаясь навеки, и как бы, между прочим, говорю: «Мол, кстати, когда в Москву прилетите, к врачу забегите на всякий случай — вы ведь, кажется, в Ниле купались?» Гляжу, он напрягся. А я озабоченно так продолжаю: «Заметили небось, что египтяне в Ниле не купаются? Там гадость такая водится — бельхарзия называется, или — шестоматоз, личинки. Под ногти или в слизистую попадут — в организме та-акие черви развиваются — ничем не выведешь. Растут-растут, и все внутренности потихоньку едят… едят,… — зловещим голосом колдуньи, наводящей порчу на клиента, под взрыв общего хохота закончила она рассказ. — Вы б его физиономию видели! Серьезно проняло. Позеленел-побелел-посинел, — обвела всех веселым взглядом. — Так что, ребята, работаем опять бесплатно, на энтузиазме, — оптимистично подытожила она.
В воцарившейся тишине, подняв мордочку над краем стола, жалобно мяукнула кошка, которой никак не удавалось притянуть мясо взглядом.
— Да, кстати, чуть не забыла сказать, — Алина встала и торжествующе оглядела присутствующих, — будем вскрывать гробницу в Луксоре! Захи Хавасс дал разрешение! — небрежно сообщила она под восторженные крики коллег, мгновенно забывших о безденежье.
— Да уберите же, в конце концов, кошку со стола! Кто ее сюда вообще притащил? — строго спросила Алина, заметив, что кошке в суматохе всеобщей радости все же удалось стащить кусок мяса из блюда и удрать поближе к выходу, где она, утробным рыком отгоняя возможных конкурентов, принялась жадно пожирать добычу. — Кто притащил кошку, спрашиваю? Ну, так откуда здесь появилась кошка? — грозно повторила она.
Было очевидно, что, если виновный не найдется — он будет назначен.
— Последний раз спрашиваю, откуда кошка?
— Из древнего храма возле местного рынка. Перекусить к вам сюда зашла, — в полной тишине раздался голос в прихожей.
— Онуфриенко?! — одновременно воскликнули Александра и Алина и… переглянулись. В дверях появилась знакомая фигура в кепке и с рюкзачком. Судя по тому, как оживились присутствующие, нового гостя здесь знали.
— Ой, ты моя хорошая! — гость, не обращая ни на кого внимания, подхватил кошку на руки и прижал к плечу, отчего та сразу замурлыкала.
— Подумаешь, кошка им помешала! — проворчал Онуфриенко. — Здрасьте всем! — он сбросил на пол рюкзак.— Только посмотрите! — приподнял кошку. — Какой божественный изгиб шеи. Царственная осанка. Это же Мао — священное храмовое животное! Служанка богини Басэт, или Бастау — как утверждают некоторые продвинутые исследователи, — оглядел всех лукавым взглядом. — Алин, я на пару дней, приютишь? — не делая паузы, то ли спросил, то ли сообщил он о уже принятом решении переночевать.
— Конечно, — немного растерянно улыбнулась Алина. — Садись, перекуси. Твоя Мао тебе немного мяса оставила. А кто говорит, что Бастау? — немного напряженно спросила она.
— Очень хорошо! Это, что называется, я удачно зашел! — не обращая внимания на вопрос, гость деловито направился к столу.
Алина подвинулась, освободив место на скамейке между собой и Александрой, и поставила чистую тарелку.
— Как кто говорит? — невозмутимо сказал Онуфриенко, устроившись между женщинами. — Те, кто считают, что имя римской богини домашнего очага — Весты — от Бастау произошло. Не слышала что ли? Почему, по-твоему, в новый дом кошку первой запускают? Здравствуйте, Александра! — словно только что заметив ее, поздоровался гость. — Добрались все-таки до Каира?
— Вы, похоже, уже знакомы? — в голосе Алины послышались ревнивые нотки.
— Знакомы, — Онуфриенко принялся накладывать салат, — совершенно случайно.
Кошка, бесцеремонно устроившись на коленях у гостя, понюхала содержимое его тарелки, но, видно, решила не размениваться на зелень, вожделенно наблюдая раскосыми зелеными глазами за остатками мяса на блюде посередине стола.
Александра, с трудом сдерживая радость от неожиданно возникшей возможности осуществления планов по «полевым работам», с интересом поглядывала на «хорошего человека», с явным удовольствием поедавшего салат. Онуфриенко, снявший бейсболку, судя по отполированному черепу, косил в Египте под фараона. Или как минимум под жреца. Впечатление немного портили массивные роговые очки со сломанной дужкой, перемотанной изоляционной лентой, раритетные вельветовые брюки и джинсовая куртка, из-под которой выглядывала серая майка с какой-то крупной надписью. Александра чуть наклонилась вперед и прочитала: «I don’t need viagra!»
— Этот лозунг на майке, — с трудом сдерживая смех, все-таки не удержалась она от вопроса, — стиль жизни?
— Нет, — добродушно улыбнулся Онуфриенко, оторвавшись от салата и к радости кошки протягивая руку к блюду с мясом, — состояние души!
— Душевная надпись! — не смогла не восхититься Александра.
— А то! — согласился он, откусывая кусочек мяса и кладя на край стола поближе к мордочке благодарно мяукнувшего животного.
— Давно в Каире? — поинтересовался Онуфриенко.
— Да уж почти неделю, — ответила Александра и, памятуя о том, что такое ценное приобретение, как НФР надо лелеять, попыталась подложить ему еще салата.
— В Великой пирамиде, уже, значится, побывали? — Онуфриенко остановил ее руку с ложкой.
— Нет, — ответила Александра с улыбкой, — без провожатого не рискнула. Вас вот ждала. Уверена была, что приедете.
— Вот я и приехал, — ничуть не удивившись ее прозорливости, сообщил гость и, перестав жевать, серьезно посмотрел собеседнице прямо в глаза. — Завтра поедем. Согласны?
Хотя о таком экскурсоводе можно было только мечтать, Александра чуть помедлила для вида прежде, чем кивнуть.
— Значится, договорились, — Онуфриенко протянул в ладони еще кусочек мяса кошке, уже бесцеремонно перебравшейся к нему на плечо, откуда тарелка была виднее. — Завтра вечером собирайтесь. Там и заночуем. У Гуды, — уточнил он.
Александра не знала, кто такой Гуда, но расспрашивать и уж тем более отказываться не стала.
— Саша, — вмешалась в разговор Алина, которая все это время молча прислушивалась к разговору. — Питер зачем-то просил тебя позвонить. — У него какая-то важная информация.
«Питер? Не „Зеленое ли поле“»? — отметила про себя Александра, но от вопроса удержалась. Нельзя было излишним любопытством спугнуть «хорошего человека».
— «Меши», — сказал Онуфриенко по-арабски, но Александра поняла. — Я, Алин, кстати, в Абидос хотел съездить, в храм Сети Первого, — громко сообщил он.
— А что там тебя интересует? — спросила Алина.
— Как что? Фараонский арсенал. Самолеты, вертолеты, подводные лодки и прочие орудия войны, — небрежно пояснил он.
Все почему-то притихли, а Алина слегка поморщилась.
— К нам тут недавно приезжал один деятель, — со скептическим выражением на лице сказала она. — Диссертацию по этой теме собирался писать.
— И что? — поинтересовался Онуфриенко.
— Я его отфутболила. Считаю, все эти таинственные изображения — обычный «палимсест», точнее сказать — исправленные иероглифы
— Палимсестом обычно называют дважды исписанный пергамент, — шепотом пояснил Александре сидящий рядом с ней крепыш.
— Имя одного фараона, исправленное на имя другого, — продолжила Алина. — В данном случае — подкорректирован текст, где пятикратный королевский титул фараона Сети — «Кто отразил девять врагов Египта» был заменен на имя его преемника Рамзеса II — «Кто защищает Египет и покоряет чужие страны». Часть штукатурки, использованной для замазки вырезанных ранее иероглифов, отпала, и теперь эти иероглифы напоминают современные технические устройства.
— Наверное, — уклончиво заметил Онуфриенко, снимая очки и протирая их бумажной салфеткой. — Штукатуры, особенно если — гастарбайтеры без разрешения на работу — такие ненадежные люди! — озабоченным тоном сказал он. — Никакой гарантии качества! Всего-то несколько тысяч лет прошло, а штукатурка уже отвалилась.
Все засмеялись, кроме Алины, которая растянула губы в напряженной улыбке.
— Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать… звон золотых монет в чужом кармане, — сымпровизировал Онуфриенко на тему Хаджи Насреддина и повернул голову, чтобы благодарной за мясо Мао было удобнее вылизывать его лысину.
— Как знаешь! — вспыхнула Алина.
— О чем они? — тихо спросила Александра, наклонившись к соседу.
— А вот Сергей пусть вам расскажет, — уклонился от объяснений Иван. Видно уже выбрал дневную норму допустимых откровений в присутствии начальницы. — Он там был.
Сергей, приветливый голубоглазый молодой человек, согласно кивнул и жестом пригласил Александру выйти из-за стола. Они расположились в дальнем углу лоджии.
— Это давняя история, — начал он рассказ. — Еще в 1848 году одна из археологических экспедиций, работавших в Египте, при осмотре храма Сети I в Абидосе обнаружила высеченные на камне загадочные иероглифы, располагавшиеся на десятиметровой высоте. Странных иероглифов было всего четыре, но их изображения неоднократно повторялись в различных ракурсах и вариациях. Обнаруженные значки поставили исследователей в тупик, потому что изображали невиданные предметы неизвестного назначения. Члены экспедиции, понятно, таинственные знаки старательно перерисовали и продемонстрировали научной общественности, чем вызвали в среде египтологов жаркие споры. Но что именно изобразили древние египтяне, ученые XIX столетия понять так и не сумели, поэтому сенсация постепенно умерла, и таинственные иероглифы из древнего Абидоса были на время забыты.
— Но вот почти полторы сотни лет спустя — не выдержал, присоединившийся к беседе вездесущий Иван, — арабская газета «Аш Шарк аль-Асуат» напечатала сенсационные фотки, сделанные в храме бога солнца Амона-Ра в Карнаке и задала читателям совершенно неожиданный вопрос: «Как вы полагаете: были ли древние египтяне знакомы с боевой авиацией?» Фотоснимки барельефов одного из древних храмов, построенных во времена фараона Сети I три тысячи лет назад, вызвали шок — на камне был изображен… — он сделал многозначительную паузу, — боевой вертолет с явно различимыми лопастями несущего винта и хвостовым оперением, а рядом высечены изображения других летательных аппаратов, удивительно похожих на современные реактивные истребители и тяжелые бомбардировщики, и даже подводная лодка!
— Вот после этого и стало понятно, — продолжил рассказ Сергей, — почему египтологи XIX века не смогли разгадать тайну изображения в Абидосе. Откуда им было знать, как выглядят вертолеты, самолеты и подводные лодки? Для изучения загадок Абидоса на берега Нила отправился известный египтолог Алан Элфорд. Он исследовал таинственные иероглифы и признался в интервью журналистам, что древние египтяне изобразили боевой вертолет с удивительной достоверностью. Как будто делали рисунок с натуры!
— Всему этому есть какое-то рациональное объяснение? — с интересом спросила Александра, краем глаза заметив, что Онуфриенко поднялся и направляется в их сторону.
— Есть несколько вариантов объяснений, — ответил Сергей. — Либо все эти аппараты у древних египтян были, во что невозможно поверить, либо они сохранили память об увиденном их предками, во что поверить еще труднее…
— …либо заглянули в будущее, во что поверить совсем невозможно, — добавил Иван, делая полшага в сторону, чтобы освободить место приближающемуся Онуфриенко. — Единственное научное объяснение — переписанные иероглифы. Так считаем мы — египтологи, — сказал он громко и бросил быстрый взгляд в сторону начальницы, которая настороженно поглядывала в их сторону.
— Во всяком случае, наличие почти одинаковых рисунков в двух местах — Карнаке и Абидосе — практически исключает случайность, — с ходу включился в разговор Онуфриенко. — И все это чрезвычайно любопытно, какое бы объяснение не оказалось верным. Случайностей в жизни не бывает.
— Вы разве фаталист? — поинтересовалась Александра.
— Последние сорок минут я поклонник Дао, — без заминки ответил тот, поглаживая кошку, уютно разместившуюся у него на руках. — Наслаждаюсь здешним теплом, вкусной едой, нашей неожиданной встречей, — хитро взглянул на Александру, — и беседой с приятными мне людьми. В общем, моментом жизни.
— Разве даосские монахи едят мясо? — поинтересовалась она, намекая на шашлык.
— Так я же не монах, — расплылся Онуфриенко в добродушной улыбке. — Но ведь почему-то одним из имен и изображений фараонов была пчела, — вернулся он к основной теме. — И это имя мне нравится! — провел ладонью по отполированной голове. — Хотя, «воздухоплаватель» тоже бы подошло, — будто ни к кому не обращаясь, пробормотал он. — Особенно, учитывая то, что Тутанхамон погиб… — эффектная пауза длилась ровно столько, сколько нужно, — в авиакатастрофе, — со знанием дела сообщил он.
Сергей с Иваном весело переглянулись.
Алина, как и большинство женщин обладающая обостренным слухом и расширенным полем зрения, закашлялась.
Александра же была в восторге. НФР оправдывал ожидания.
— Да, да, — с небрежным превосходством очевидца летного происшествия продолжил Онуфриенко. — Наполненные горячим воздухом шары и планеры, как самые примитивные летательные аппараты уж точно были известны жрецам в Древнем Египте. А поскольку полеты считались в Египте божественным делом, они были привилегией членов царской семьи, многие из которых, включая совсем молодого Тутанхамона, умерли с переломанными ногами и множественными ранами, будто их смерть произошла в результате падения с достаточно большой высоты.
Бросив взгляд на Алину, Онуфриенко, заговорщицки оглядев собеседников, продолжил подливать ненаучное масло в разгоравшийся неподалеку научный огонь.
— Впрочем, тема возможных путешествий по пространству Хроноса в этом случае наиболее вероятна. Полагаю, что древнеегипетские жрецы могли каким-то неизвестным современной науке способом заглядывать в далекое будущее. А если жрецы могли отправиться или заглянуть в будущее, как еще, кроме рисунка на камне они смогли бы описать увиденное? Слова «самолет» и «вертолет» — появились не так давно...
Алина, пронзив еретика взглядом инквизитора, стаканом вина затушила бушевавшее внутри нее пламя, и, не говоря ни слова, с отрешенным видом покинула лоджию. Видно, все же дорожила отношениями с Онуфриенко.
Кошка, мяукнув, спрыгнула с плеча вольнодумца, перебралась на подоконник и, обвив лапы кончиком голого хвоста, заурчала, наслаждаясь сытостью и теплыми лучами быстро заходящего солнца. Наверное тоже стала даосом.
После ухода начальства, как это обычно бывает, застолье окончательно рассыпалось на группы по интересам. Онуфриенко под шумок тоже исчез.
«Пошел к Алине оправдываться», — решила Александра и прислушалась к разговорам вокруг.
— …Фаюмский лабиринт славился не одно тысячелетие. Геродот писал, что лабиринт занимал площадь, на которой могли бы разместиться гигантские храмы Луксора и Карнака.
— От него мало что осталось. Все засыпано песком, масса известняковых и гранитных обломков. Да и не факт, что именно о нем писал Геродот…
— … вскрывать гробницу в Луксоре! Поверить не могу!
— …в Хаваре есть очень интересное местечко — пирамида Аменемхета III.
— Того самого, который строил пирамиду в Дахшуре и которого убили? Значит, похоронен он все таки в Хаваре…
— … лабиринт в малом масштабе. Внутреннее устройство фантастическое. Вход — на юге, выход спрятан на потолке, где одна из плит сдвигалась в сторону, фальшивые погребальные колодцы. Словом, бедные грабители!
Александра вернулись к столу и села рядом с молодой женщиной. Та приветливо улыбнулась.
— Вы реставратор? — поинтересовалась Александра.
— Да, нет, я специализируюсь по коптскому искусству. Меня зовут Лена, — женщина протянула руку.
— Такая интересная тема! — воскликнула Александра. — В России мало знают о коптах. И это плохо.
— Да, — согласилась Лена. — Египет вообще у многих православных ассоциируется с местом, где много чего «от лукавого». А ведь именно здесь зародилось монашество и появились анахореты.
Заметив вопрос в глазах Александры, пояснила:
— Это первые христиане-отшельники так называются. Да и по следам Святого семейства в Египте можно целую книгу написать…
Постепенно лоджия и большая комната опустели. Когда Александра, заговорившаяся с Леной, взглянула на часы, стрелки показывали половину второго. Возвращаться одной ночью было страшновато, а просить кого-то проводить — неловко.
— Оставайтесь, Александра, у нас места много, — заметив ее колебания, предложила Лена. — По коридору справа в самом конце есть свободная комната. Справа у нас женская половина, а слева — мужская. Все как положено на Востоке, — рассмеялась она. В вашей комнате есть раскладушка. Белье и подушка в шкафу…
…«Как удачно, что Онуфриенко появился, — сквозь сон подумала Александра. — Интересно, какой Питер звонил Алине?..
* * *
— Виагр-ра, виагр-ра, виагр-ра! – как заевшая граммофонная пластинка охрипшим голосом картавил плешивый попугай, сидя на плече у лысого человека с лотком, на котором были разложены упаковки с волшебным средством. Продавец с аскетичным, строгим лицом мог бы сойти за жреца, если бы не массивные роговые очки со сломанной дужкой, перемотанной изоляционной лентой, и джинсовая куртка, из под которой выглядывала серая майка с самонадеянной надписью «I don’t need viagra!»
— Виагра оптом и в розницу! — пытаясь привлечь внимание туристов, чуть растерянно вторил продавец потрепанной столетиями птице. — Для дам также имеются в продаже средства… с крылышками! — смущенно продолжил он.
— Кр-р-рылышки! – с удовольствием прокартавил попугай, горделиво расправляя скудное оперение.
— Старейшие презервативы от фирмы «Фараон»! — пытался перекричать конкурентов розовощекий, энергичный мужчина в голубой рубашке с короткими рукавами. – Берите, товарищи туристы! Недорого и надежно! Всякое может в пути случиться…
— Фар-р-р-аоны не пор-р-рхают! — снова захлопав облезлыми крыльями, отчаянно проверещал попугай и почему-то ущипнул хозяина за ухо.
— Гарантированная веками защита от болезни века! — подняв над головой цветастую картонную упаковку с изображением чего-то похожего на фаллос в рыцарских доспехах, весело поддержал старания продавца презервативов его ухмыляющийся круглолицый помощник с монголоидными чертами лица.
— Муррр-ааа, муррр-ааа… — потерлась о лысину лоточника сидевшая у него на другом плече изящная темно-серая кошечка, напоминавшая ожившую статуэтку богини Басэт.
— Пиастр-р-ры! Пиастр-р-ры! – вдруг захрипел попугай, видно вспомнив отчаянную Карибскую молодость. — Из гр-р-робницы!
— Как доверенное лицо кандидата в президенты категорически заявляю: «Я знаю о сексе все!» — снова попытался перекричать конкурентов пузатый помощник.
— Не надо врать! — неожиданно нервным женским голосом одернул его продавец презервативов. — Вы ведь еще даже отчет не сдали, — добавил он басом.
— Муррр-ааа, муррр-ааа…
Александра открыла глаза. Кошка, уютно расположившись у нее на груди, утробно урчала, сотрясаясь всем телом. Утреннее солнце светило прямо в глаза. По дому расползался душистый кофейный аромат…
* * *
Мрачный Иван Фомич и печальная Стелла Петровна стояли в фойе, явно кого-то ожидая.
— Доброе утро! — направляясь в их сторону, весело помахала рукой Александра, вернувшаяся от египтологов. Настроение