Наталия Вико «шизофрения»

Вид материалаДокументы

Содержание


— Иди отсюда! — отмахнулся Иван Фомич.
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   33
у нее было чудесным. Впереди еще целый день, а вечером они с Онуфриенко поедут к таинственному Гуде, а потом… потом она, наконец-то, попадет в пирамиду...

— Поч-ч-чему не ночуешь дома?! — вместо приветствия выкрикнул Иван Фомич, покрываясь красными пятнами. — Что-о это такое? Где была?!

Александра остановилась. Последний раз подобный вопрос она слышала от маман, когда, еще в институтские времена, впервые осталась ночевать у подружки на даче без телефона. Даже революционно-беспощадная мама не смогла тогда подавить бунт на семейном корабле и через несколько дней скорбного молчания признала, что дочь уже выросла.

«Да как ты смеешь орать на меня? Я тебе кто? Жена? Секретарша?» — хотела ответить Александра и… широко улыбнулась. Ивану Фомичу был необходим контрастный душ.

— Вань, а Вань, ты не поверишь! — ангельская интонация ей вполне удалась. — Я у такого классного мужика в гостях была, — доверительно, как лучшей подружке, сообщила она.

Рот Ивана Фомича непроизвольно приоткрылся, медленно выпуская воздух, заготовленный для очередного крика.

— Он к обеду сюда обещал караван верблюдов прислать с дорогими подарками, — голосом легковерной провинциальной дурочки поведала она. — Замуж вот меня зовет. Влюбился с первого взгляда. Я думала, такого не бывает, — лукаво посмотрела на сдувшегося крикуна.

Тот смущенно потупился, меняя багровые пятна на лице на застенчивый румянец.

— А ты тут орешь, как белый медведь в жаркую погоду. Народ пугаешь, — Александра указала на замершего охранника-араба.

— А почему это вы не здороваетесь?! — нервно вступила Стелла Петровна, пытаясь вернуть разговор в правильное русло.

— Ой! Стелла Петровна! Дорогая! Здравствуйте! — радостно воскликнула Александра. — Желаю вам хорошего дня и долгих лет жизни!

Стелла Петровна, поджав губы, выпала из беседы, пытаясь переварить услышанное.

— Я… я — волнуюсь, — наконец, пролепетал Иван Фомич. — Дежурный доложил, ушла, домой не возвращалась, не ночевала! А я тебе папайю утром хотел занести попробовать, а тебя нет, — скороговоркой выпалил он.

— Какую еще папайю? — удивилась она.

— Папайю. Египетскую. Ты говорила, что не ела. А я ж беспокоюсь! Я за тебя отвечаю! — извиняющимся тоном пробормотал он.

— Я не глухая! Вы не здоровались! И не надо врать! — снова попыталась ввязаться в схватку Стелла Петровна.

— Иди отсюда! — отмахнулся Иван Фомич.


Не говоря ни слова, побледневшая Стелла Петровна послушно удалилась.

«Благотворное влияние Востока», — сделала вывод Александра.

— Насчет замуж соврала, да? — ласково спросил Иван Фомич.

Александра неопределенно повела плечом.

— Так я принесу папайю? — спросил он, с отцовской нежностью глядя на блудную, но оттого еще более любимую дочь…

…За перегородкой у двери лифта, держась руками за живот, сотрясался от беззвучного хохота Зам, похожий на пузатого бога с древним именем Бэс.


* * *


— Вы с дипломатического приема? Не успели переодеться? — удивленно спросил Онуфриенко, разглядывая снизу вверх Александру, одетую в скромные белые брючки, дополненные белоснежным шелковым пиджаком, из-под которого выглядывала тончайшая черная блузка, гармонировавшая с аккуратно растрепанными волосами.

— Ага. Сначала хотела, как в детстве, в поход резиновые кеды и школьные рейтузы с растянутыми коленями надеть, да вовремя вспомнила, что постирать забыла, — отшутилась та. — Сумочку возьмите! — указала на объемистый спортивный баул, содержавший все минимально-необходимое для короткой поездки с ночевкой в неизвестное место к неизвестному Гуде. — Только поаккуратней, там много чего разбиться может.

— Как дела? У вас все в порядке? — поинтересовался Онуфриенко, бережно укладывая ценную сумку в багажник такси.

Александра неопределенно пожала плечами.

— А я послушал ситуацию утром и думаю, кто это на тонких планах меня дергает?

— Неужели я? — она сделала вид, что поразилась, хотя и вправду несколько раз сегодня вспоминала «объект исследований».

Онуфриенко понимающе улыбнулся и распахнул дверь машины...

«Такси катилось по ночному Каиру, унося ее в неизвестное…» — вспомнила Александра строчку из шпионского детектива, когда-то очень давно прочитанного в метро по дороге домой, а может, наоборот, в институт. Детектив был скорее всего паршивый. Потому что кроме этой будоражащей воображение фразы про ночной Каир и неизвестность ничего не запомнилось.

Сидящий на переднем сиденье Онуфриенко молчал. То ли завис на тонких планах, то ли вспоминал размолвку с Алиной из-за летающих фараонов или обдумывал текст покаянного письма своей пассии. В том, что они любовники, Александра почти не сомневалась. Иначе, с чего бы это Алине так ревновать и нервничать из-за того, что она с Онуфриенко знакома и что он взялся сопровождать ее в пирамиду?

«Он, конечно, необычный человек, — думала Александра, с любопытством поглядывая в окно машины, везущей ее по вечернему городу в сторону плато Гиза к пирамидам. — И, похоже, изучает меня, так же, как и я его. Наивный ловец потоков женского сознания! Женщину не то что изучить — понять невозможно. Потому что женщина — воплощение тайны! — Мысль показалась ей оригинальной, хотя немного феминистической. — Впрочем, что плохого в феминизме? Если есть женщины, которые не умеют управлять мужчинами — пусть дерутся за свои права».

Внезапный порыв ветра прошуршал песчинками по стеклам такси. Потом еще один — сильнее. И еще. Водитель поспешно закрыл окно.

— Хамасин, — обеспокоенно сообщил он пассажирам.

— Хамасин, — повторил Онуфриенко. — Не по сезону, — озадаченно сказал он и повернулся к Александре. — Хамасин не по сезону — это знак!

Заметив недоуменный взгляд Александры, пояснил:

— Мир вокруг нас полон знаков, которые надо уметь читать, чтобы выбрать правильный путь.

— Уже заблудились, Александр? — насмешливо спросила она. — Предупреждаю заранее, на меня не рассчитывайте — у меня географический кретинизм, — решила сыграть в блондинку.

— Главное, не заблудиться в самой себе, — глубокомысленно сказал Онуфриенко, — а с топографией мы справимся. Всегда ношу с собой, — похвастался он, с торжественным видом извлекая компас из кармана.

— Чтобы знать направление на Мекку для совершения намаза? — не преминула пошутить Александра. — Вы, помнится, вчера были даосом? Неужели вы так переменчивы?

— Религии — для людей, а не люди для религий, — изрек он очередной афоризм.

«Надо же, какой простой ответ на сложный вопрос», — подумала она.

Ветер стих так же внезапно, как и начался. Такси остановилось на площади, освещенной по периметру яркими фонарями.

— Приехали. Прошу на свободу! — Онуфриенко вылез из машины и с удовольствием потянулся.

Александра последовала его примеру — тоже вышла и тоже потянулась.

— Сломали что-то? — поинтересовался Онуфриенко, привлеченный легким хрустом, который издал ее выгнувшийся позвоночник.

— Не надейтесь, — буркнула она и огляделась.

Они стояли возле небольшого дома, окна которого на первом этаже были превращены в витрины, заставленные сувенирами и манящими разноцветными пузырьками, бутылочками и хрустальными флаконами с ароматическими маслами. Справа в дальнем конце площади под фонарем виднелась опущенная рука черно-белой зебры шлагбаума, с сидящим около него военным, слева — кафе, из открытых дверей которого доносилась восточная музыка.

— Ну, и где ж ваши пирамиды? — поинтересовалась она.

— Завтра увидите, — загадочно улыбнулся Онуфриенко.

Таксист, выгрузив багаж у двери магазинчика и получив деньги, весело махнул рукой, резко нажал на газ и скрылся за поворотом, обдав их облаком пыли. Онуфриенко чихнул. Потом еще. И еще раз.

— Простудились?— не преминула поинтересоваться Александра.

— Не надейтесь, — передразнил ее Онуфриенко и с важным видом показал на парфюмерную лавку. — Жить будем здесь!

— Здесь?!

— Ага, здесь, — Онуфриенко забарабанил в железные ворота рядом с входной дверью.

— Это гостиница — на всякий случай поинтересовалась она, — или частные апартаменты?

— А что вам не нравится?

Александра не нашла, что ответить, потому что внутренний антагонизм между возможностью ночевать рядом с парфюмерией и невозможностью продемонстрировать припасенный гардероб еще не был улажен.

— Это такое, я вам скажу, место! — воскликнул Онуфриенко. Здесь такие люди бывали! У-у-у-у, — восторженно-уважительно протянул он.

— Духи, пудру, одеколон покупали? — не удержалась она.

— Ну, да, ну, да, — Онуфриенко недовольно поморщился. — Знаменитые! Великие эзотерики! Сын Кейси, например, знаете такого?

Александра кивнула, хотя сына Кейси не знала и решила впредь быть поаккуратнее с репликами.

Онуфриенко снова постучал в ворота.

— Значится, актеры всякие, — продолжил он. — Ширли Мак Лин, к примеру. Писатели известные. Место такое, так сказать, интернациональное, со всего мира люди едут.

— Они что, прямо-таки специально едут жить в парфюмерной лавке? — снова не удержалась Александра, но успокоила себя тем, что еще в машине начала играть роль блондинки, которой прощается все.

Онуфриенко хмыкнул и отошел на дорогу. Задрал голову вверх, видимо пытаясь по свету в окнах обнаружить признаки жизни в доме.

— Сейчас откроют, - уверенно пообещал он.

И действительно, ворота, наконец, отворились, и перед ними предстал высокий темноволосый мужчина с радостной улыбкой на лице — не американской — проходной, а гостеприимной — египетской, отражающей неимоверное счастье от встречи именно с вами, а не с кем-то другим, и с распростертыми объятиями ринулся к гостю.

— О-о-о! — Онуфриенко попытался броситься ему на шею, но в результате разницы в росте, приплюсованной к высоте тротуара, на котором стоял египтянин, обхватил того за талию.

— О-о-о! — хозяин, подняв полные счастья глаза к ночному небу, нежно поглаживал бритую голову гостя.

В памяти Александры всплыла картина «Возвращение блудного сына», хотя сын на картине, помнится, стоял на коленях. Когда улеглись первые бурные восторги, вспомнили о скромно стоящей поодаль гостье.

— О-о-о! — протянул к ней обе руки хозяин, однако Александра, памятуя о том, что в сюжете картины персонаж блудной дочери отсутствовал, в связи с чем египтянин никак не может быть ее отцом, на всякий случай немного отстранилась и растянула губы в московской улыбке. Сдержанной и недоверчивой.

— Это Гуда, — представил египтянина Онуфриенко, с лица которого не сходила радостная улыбка. — Очень гостеприимный человек.

Египтянин согласно закивал, приложив руки к груди. Из ворот дома выскочили какие-то люди в галабеях, подхватили багаж и потащили вверх по узкой лестнице, начинавшейся в дальнем углу помещения.

Александра последовала за мужчинами, прислушиваясь, как Онуфриенко на арабском что-то оживленно рассказывает хозяину дома.

— Я ему сказал, что вы у нас пугливая, как лань, — весело пояснил он, повернувшись через плечо. — А то вы так спрятались мне за спину, будто Гуда — крокодил какой-то, — укоризненно сказал он, стараясь не отставать от перешагивающего через ступени египтянина.

Тот, немедленно отреагировав на понятное слово «крокодил», что-то оживленно сказал по-арабски.

— Он что, обиделся, как вы его назвали?— пропыхтела Александра, считая шпильками бесконечные ступени. Вроде, уже третий этаж.

— Нет, он говорит, что в Ниле крокодилов уже давно нет. Перевелись.

На пятом, а может даже на шестом этаже, важно, что выше идти было некуда, Гуда толкнул дверь, и они оказались в просторном зале с огромными окнами, занавешенными ночным небом.

Гуда проговорил что-то по-арабски и указал рукой на одну из нескольких дверей, выходивших в зал.

— Ночевать будем здесь, — пояснил Онуфриенко.

Хозяин, продолжая говорить, ткнул пальцем в холодильник, а затем протянул руку по направлению к двери, за которой слышалось журчание воды.

Онуфриенко весело закивал.

— Можете не переводить, — сказала Александра. — В холодильнике еда и питьевая вода, а там за дверью — туалет.

Гуда слегка поклонился и, еще раз показав на холодильник рукой, исчез за дверью на лестницу.

— Та-ак…— протянула Александра, опускаясь в одно из многочисленных кресел, накрытых белыми чехлами, и закидывая ногу на ногу. — Ну, и кто этот Гуда?

— О-ооо! — воскликнул Онуфриенко. — Отец этого господина — легендарная в Египте личность. Он обладал редким даром ясновидения и не раз помогал археологам в раскопках. А однажды ему было видение… — Онуфриенко прикрыл ладонью рот и нос и негромко чихнул, но Александра на этот раз промолчала, — сказал: копайте, мол, здесь, около пирамиды, и…

— Чего-то выкопали?— поинтересовалась она у Онуфриенко, который задумчиво уставился на холодильник.

— А-а… Ну, да, выкопали… — он приоткрыл дверцу холодильника. — Еда здесь только чужая, других гостей, — предупредил он, — а вода — общая. Выкопали, значится… — задумчиво посмотрел на спутницу, будто решая какую-то сложную задачу, — выкопали погребальную ладью, которая сейчас стоит рядом с Великой пирамидой. И в благодарность правительство Египта выделило ему землю на строительство этого дома, который по наследству перешел к сыну. Ну, что, пойдем устраиваться? Этот зал, так сказать, помещение общее, значится, где медитации коллективные устраивают, конференции всякие. Вчера вот, Гуда сказал, американцы уехали, а вот тут — рядом, — указал на дверь, — итальянская писательница уже месяц живет, книгу пишет. Так что пойдем в наши, так сказать, апартаменты, а то поздно уже, — он толкнул одну из дверей. — Не бойтесь, входите. Комната небольшая, но кроватей две…

— Вы хотите сказать, что мы будем ночевать в одной комнате? — изумленно воскликнула Александра, вспомнив угрожающую надпись на майке Онуфриенко, и осторожно перешагнула порог. — А разве еще одной комнаты у Гуды нет? Я заплачу. Деньги у меня есть.

— Все комнаты заняты. Я уже узнавал. Их задолго заказывают. Да вы не переживайте. Я спокойно сплю. Не храплю. Приставать не буду. А дом Гуды — наш перевалочный пункт. Нельзя же все время в Каире сидеть.

— И долго мы здесь будем… переваливаться?

— Здесь пробудем несколько дней. Если не понравится — завтра к себе вернетесь. В «воронью слободку», — обнаружил он знание ситуации в представительстве.

Мысль о возвращении показалась Александре преждевременной.

— Вы в зале пока посидите, а я какую-нибудь еду приготовлю, — предложил Онуфриенко. — Вы ведь, я так понимаю, кроме вещей ничего с собой не взяли?

— Я и в кафе могу поесть, — гордо заявила Александра, — на площади.