Geum.ru

Наталия Вико «шизофрения»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   33

Естественный вопрос «Что все?» был готов сорваться с языка Александры, но разговор был прерван резким телефонным звонком, раздавшимся с кухни. Питер поднялся и, извинившись, торопливо вышел из комнаты.


— Хелоу! Все о кей. Да, здесь. Все помню, — успела услышать она, после чего дверь на кухню закрылась.

Через несколько минут, когда он вернулся, Александра сразу заметила перемены. Неторопливый и расслабленный в ходе беседы, Питер выглядел собранным и сосредоточенным. Его поле зрения будто сузилось до узкого коридора, как у овчарки, увидевшей добычу, кроме которой ничего больше не существует.

«Господи, — забеспокоилась Александра, — как телефонные разговоры действуют на мужиков! Могу предположить, что это был неожиданный звонок от любящей жены, которая вот-вот должна появиться и он, естественно, немного беспокоится, чтобы она не приняла меня за любовницу. Значит, танцев при свечах не будет и пора уходить» — сделала она вывод.

— У вас очень красивые руки, — неожиданно сказал он, снова опускаясь на подушки напротив и внимательно, взглядом скульптора или художника, рассматривая кисти рук Александры.

«Приятно! Вот что значит, накладные ногти по самой современной технологии!» — с удовлетворением подумала она. — Надо будет позвонить Аллочке — ее искусство замечено на международном уровне! И Питеру обязательно сказать что-нибудь хорошее».

— О, спасибо Питер! А у вас, — она задумалась на секунду — хотелось избежать банальности и затасканных стандартов, — очень красивые ноги! — неожиданно для себя самой отвесила американцу оригинальный комплимент.

Такой богатой гаммы чувств на лице мужчины она не видела уже давно. Пожалуй, даже никогда не видела. Столько радости – и вся на одном лице.

«Именно за это иностранцы и любят русских женщин. За неординарность мышления и поведения. Просто забыть никогда не могут», — успокоила она себя и, воспользовавшись паузой, поднялась с подушек, хотя после долгого сидения это было не просто сделать — ноги затекли.

— Питер, мне пора. Спасибо за беседу и кальян.

Американец торопливо поднялся вслед за гостьей.

— Не могу поверить, что это вы, — снова повторил он странную фразу.

«Пока он пребывает в растерянности и опять не может поверить, что я — это я, можно задать ему еще пару вопросов, — сообразила Александра, — тем более что о главном я еще ничего не узнала».

— Питер, кстати, вы что-нибудь знаете о групповых самоубийствах в пирамидах? — небрежно спросила она.

Питер опустил глаза, будто надел непроницаемую маску на лицо.

— Я в этом не участвовал, — тихо сказал он.

— Я заметила, — широко улыбнулась Александра, — вы пока неплохо выглядите!

Шутка отскочила от Питера как мячик от стены. После комплимента по поводу ног пробить его было невозможно.

— Я имею в виду, не участвовал в организации процедуры, — пояснил он. — Считаю такие акты глупыми. Любое действие должно иметь цель.

Александра не спеша направилась к выходу из квартиры.

— Ну, так у них же была внутренняя мотивация, не так ли?

— Они думали только о себе, а есть вещи поважнее, — неожиданно сухо сказал он.

— Какие?

— Судьба человечества. При смене астрологических эпох.

— Вы имеете в виду приход нового Мессии? — она скептически поморщилась. — Иудеи утверждают, что он уже пришел.

— Буддисты тоже, — сказал Питер. — Каждая действующая религиозная конфессия была бы счастлива получить права на нового Посланца.

— Так он пришел? — напрямую спросила Александра.

Питер, собиравшийся открыть входную дверь, отпустил ручку.

— Есть эзотерическая процедура, которую знают единицы. Избранные. Для которой необходимо семя Асура. И земное воплощение Богини-Женщины Асет — Женщина-Богиня.

«Господи, — в голову Александры пришла совершенно нелепая мысль, — не означает ли странная фраза «Не могу поверить, что это вы» то, что американец принимает меня за…»

— И непорочное зачатие у девственницы, — на всякий случай, просто для проверки, добавила она.

— Непорочное зачатие у девственницы? — недоуменно переспросил Питер, разглядывая гостью глазами удивленного врача-гинеколога.

— Ну, да, — сказала она. — Это было условием для…

— А может просто благой выдумкой? — прервал ее Питер. — Чтобы снять с Иисуса бремя первородного греха? Откуда известно, были ли Асет или та же Мария из Назарета девственницами до зачатия? Между прочим, Папа Пий IX лишь в 1854 году объявил догматом веры непорочное зачатие самой Девы Марии ее матерью Анной. Взял — и объявил…


* * *

Небольшой письменный стол с креслом Александра заметила, когда пробегала мимо витрины магазина неподалеку от дома во время первой прогулки по Каиру с коброй-Анфисой. Очень симпатичный стол. И совсем недорогой, если разделить цену в египетских фунтах на шесть и получить результат в «зеленых». За такие деньги в Москве можно купить, ну разве что продукты в супермаркете на пару дней на не очень голодную семью из трех человек, двое из которых обедают на работе. Или один раз поменять накладные ногти. Или заправить машину два с половиной раза. Мысль о покупке стола окрепла в тот день, когда ни с того ни с сего, возможно, просто оправдывая свое название, сложился складной столик с лежащим на нем ноутбуком. Ее реакции смог бы позавидовать вратарь, включенный в символическую сборную мира. Компьютер был спасен. Ссадина на локте — не в счет.

Войдя в магазин, Александра с удивлением оглядела безлюдный торговый зал. Продавцов тоже нигде не было видно. Бесшумно и зловеще, как в американских боевиках, вращались потолочные вентиляторы. Брошенные на произвол судьбы товары выглядели осиротело. Растерянно покрутив головой по сторонам, Александра вспомнила услышанные однажды пояснения отца о действии нейтронного оружия: все живое уничтожается, все материальные ценности остаются в целости и сохранности. Она, правда, не помнила, уничтожается ли все живое бесследно, или какие-то следы все же остаются. Негромкий звук, похожий то ли на стон, то ли просьбу о помощи послышался из-за прилавка. Ожидая увидеть ужасное, она перегнулась через барьер и… отпрянула, потому что, наконец, обнаружила тех, кого искала. Исчезнувшие продавцы, застигнутые вечерним призывом муэдзина на рабочем месте, расстелив молельные коврики под прилавками, совершали намаз. Без икон и посредников, обращаясь прямо к Аллаху. Всемилостивейшему и милосердному. Тому, который поймет, простит, поможет, научит и укажет путь. Это она поняла без перевода и отошла в сторону, занявшись изучением мебели…

Через несколько минут продавцы с просветленными лицами и глазами, еще не отсоединившимися от духовной вертикали, поднялись из-за прилавка. Может именно потому, презрев материальное, они благодушно сделали скидку и, выяснив, где мадам живет, пообещали в течение получаса доставить мебель.

Чтобы не маяться без дела в фойе дома, Александра решила скоротать время во внутреннем дворике у фонтана, тем более что хотелось осмыслить результаты встречи с американцем. Расположившись в шезлонге лицом к стеклянной двери фойе, она с удовольствием вытянула ноги.

«Итак, что ценного для исследования удалось узнать из беседы с Питером? — начала она анализировать встречу. — Ничего нового про мотивы группового самоубийства. И еще эта фраза «Не могу поверить, что это вы!», повторенная дважды означает, что американец действительно ждал встречи со мной и, похоже, принимает меня за земное воплощение…»

— Александра-а-а! — за спиной призывно прозвучал голос Зама, который, как охотник из засады, вынырнул из-за апельсинового дерева. — Пр-и-иветствую можно с-сказать вас! Как живете? Как животик? — весело спросил он голосом пьяного доктора Айболита и, подойдя нетвердой походкой, плюхнулся на пластиковый стул. Стул печально скрипнул, но устоял.

— Вы меня, похоже, караулили здесь? — она даже не попыталась скрыть досаду.

— Рас-с-ставил капканы! — довольным голосом сообщил Зам и энергично двумя руками потер лоб, помогая разбегающимся мыслям собраться. — Не-ет, не капканы, — покачал указательным пальцем у себя перед носом, — капканы с-ставят на зверей. А я, — ткнул пальцем себя в грудь, рас-с-ставил с-с-силки на птиц. Редких, — многозначительный взгляд в сторону Александры должен был показать, кого конкретно он имеет в виду. — Не-ет, — снова поправил он себя. — Птицу. Одну, — поднял указательный палец.

— Это я, что ли, птица? — Александра еще не решила, послать пьяного птицелова сразу или чуть позже.

— Ага, Феникс-с! — он мотнул головой. — Или С-сфинкс? — озадаченно спросил сам себя и впал в раздумье.

— Все еще «курбан-байрам» отмечаете? — с материнской заботой в голосе поинтересовалась она.

— А-а-а, — обреченно махнул рукой птицелов, избегая длинного ответа, потому что язык, видимо, не успевал за потоком сознания. — Как ты в целом? Нормально? — он расплылся в неотразимой улыбке.

Александра кивнула.

— А здесь все бабы, того, — покрутил пальцем у виска, — с-съехали. С-сергеичу, ну, помнишь, вчера услуги предлагал из магазина, продукты тебе? Мы ведь на «ты», да? — уточнил он.

Александру так и подмывало сказать что-нибудь насчет брудершафта, но язык не повернулся. Врач — гуманная профессия. Включение в беседу слова «брудершафт» точно опрокинуло бы птицелова.

— …жена его, как ты ушла, заявила: «Подойдешь ближе десяти метров, получишь с-скоро-вородкой…» — тьфу, — «скоро-водкой по башке и вылетишь отсюда к чертовой матери!» — он откинулся назад и захохотал. — А она мо-о-ожет. Потому, что Сергеич — член… семьи.

Заметив недоумение на лице Александры, пояснил:

— Работает тут — она. А С-сергеич — член… семьи! — фраза вызвала у Зама новый приступ смеха. — Во жизнь пошла! — вытер он выступившие слезы, — здоровый мужик — член семьи! А Анфиска — та вообще… крыша съехала. Фомичу говорит: «Я — женщина другого уровня, — сказав это, Зам произвел сложные пассы руками, которые не позволили понять, к какому собственно уровню относится Анфиска, а к какому Александра, — и не обязана этой „шэтучке“ помогать». Я Фомича нашего… дорогого, давно таким не видел. Он весь — аж багровый стал. Та-ак кричал! — Зам схватился за голову. — Говорит своей Анфис-ске: «Прояви госте-прим-ство, пожалус-та. Ты ж сама женщина». Хотя… это с какой стр…стороны посмотреть, — он снова впал в задумчивость.

Воспользовавшись моментом, Александра поднялась на ноги.

— Мне сейчас должны принести кое-что из магазина. Пойду, приготовлю место.

— Ну-у-у, не хоч-чет она к тебе его проявлять, — будто не слыша, продолжил Зам, — и все тут! Спроси меня, почему? А потому-у-у, — многозначительно протянул он. — За-ависть… Баба она несчастная. Шеф ее с с-собой привез. Из Москвы. Муж у нее с-совсем молодым помер. Дочь одна подняла…

— Мадам доктора! Мадам доктора! — подбежавший охранник указал рукой в сторону дома. — Иди, иди, быстро! Стол фам несут.

Александра поспешила за ним и, встав напротив входной двери, приготовилась встречать груз. Ждать пришлось недолго. Письменный стол, облепленный оживленной группой арабов и оттого похожий на сороконожку, вплыл в фойе. Процесс переноски совершенно очевидно вызывал у арабов огромную радость, потому что, во-первых, работа не тяжелая, во-вторых, руки заняты не у всех, значит, есть чем жестикулировать, в-третьих, раз можно жестикулировать, значит можно гомонить и обсуждать процесс, а процесс, который можно обсуждать, это уже не процесс, а праздник. А какой праздник без танцев? Наверное поэтому шествие замыкал пританцовывающий под собственное пение мальчик лет четырнадцати с креслом на голове.

— Ба, мать моя, неужто нового зама… со своим столом из Москвы прислали?! Е-мое!! — схватился за голову подоспевший на шум птицелов. — Неужто вещи собирать надо? — он почти протрезвел.

Александра сделала строгое лицо.

— Слушай, советую не уезжать. Тебе в Москву нельзя. У тебя все признаки нервного истощения, которое лучше в теплом климате лечить. Как врач говорю. В кабинете запрись и ни шагу оттуда. Дверь никому не открывай, на уговоры не поддавайся. Нужно будет — я тебе справку выпишу, — она с трудом сдержала смех, глядя на удрученное лицо Зама.

Выслушав рекомендации, тот благодарно посмотрел на спасительницу и даже попытался поцеловать, но она увернулась от его объятий, что заставило Зама опереться о стену.

— Один в комнате запереться? Не-е, — протянул он. — Спасибо конечно тебе большое человеческое, — приложил руку к груди и даже попытался поклониться, но вовремя одумался. — Я так точно не смогу. Мне компания душевная дороже! А-а! — махнул он рукой. — Гори она, должность эта, с-синим пламенем! — отчаянно воскликнул он. — Чему быть — того не миновать! А, кстати, хор-р-о-оший стол! — оторвался от стены, подошел к столу и постучал по столешнице костяшками пальцев. — Дер-рево! Одоб-ряю! И кресло вер-тящ-ся? — удивился он. — Вижу, вер-ртящ-ся! По арабу вижу, — ухватившись за край стола, безуспешно попытался сфокусировать взгляд на танцующем мальчике. — Вечером приду обмывать. Жди! — как строгий муж погрозил пальцем. — В девять. С цветами. На новоселье! И брудер-шафт! — неожиданно легко справился со словом, разбив его на две части.

Возразить она не успела, потому что Зам отцепился от стола и, теряя равновесие, боком ушел в садик.

— Тогда еще и вазу прихвати! — крикнула ему вслед.

— Ух ты какая! — приземлившись на ближайший шезлонг, запоздало отреагировал он.

Новую мебель подняли быстро. На лифте. Внесли легко. Ставили на место — долго. Потому что места не было. Пришлось кое-что переместить в квартирке. Заплаченный грузчикам за дополнительные работы обычный московский «бакшиш» — слово оказалось интернациональным — вызвал у арабов неописуемую радость. Из их восторженных речей она ясно поняла, что за такие деньги они всегда готовы к новым трудовым свершениям и даже подвигам. Проводив ударников труда, Александра довольно огляделась. Все получилось. Появилось нормальное рабочее место. Села в кресло. Удобно. Но долго радоваться не пришлось. Звонок местного телефона известил, что о ней помнят.

— Александра, как устроились? Все ли в порядке, нет ли проблем? — услышала она вкрадчивый голос Ивана Фомича. — А то Алексей Викторович звонил, интересовался. Слышал, мебель зачем-то приобрели. Вы б сказали. Мы, что в наших силах — все сделаем. Наша обязанность — окружить вас заботой. Надеюсь, больше проблем нет?

— Есть проблемы! — Александра решила говорить честно.

Напряженная тишина, воцарившаяся на другом конце провода, ясно говорила, такой ответ в план беседы не входил.

— Почему вы не хотите, чтобы я платила за проживание? Живу будто в студенческом общежитии, где любой считает возможным бесцеремонно завалиться ко мне. По-соседски.

— Например? — забеспокоился Иван Фомич. — У нас тут, конечно, народ простой...

— Ага, простой. Как Вова — поклонник Умы Турман.

— Кто такие? — растерянно спросил Иван Фомич, пытаясь сообразить, что означает последнее слово. И если это фамилия, то почему такая странная. — У нас такие, вроде, не проживают, — неуверенно сказал он.

— Конечно, не проживают. Вова — песенный персонаж. Всегда нагло прется туда, где его никто не ждет. А она — знаменитая актриса.

— Я же говорил, такие не проживают, — обрадовался Иван Фомич.

— А пример? — продолжила Александра обличительное выступление. — Пожалуйста. Сегодня вечером ко мне на новоселье с цветами и «брудершафтом» по собственной инициативе ваш местный Вова собирается.

Иван Фомич уточнять не стал. Понял, о ком идет речь.

— В своей квартире я бы сказала ему… — она замялась, — в общем, я знаю, что бы я сказала. А здесь, в результате — отшутилась, но, похоже, он всерьез собирается. Но открывать я ему не собираюсь! Погашу свет и притворюсь, что уснула. Хотя это, согласитесь, — тоже идиотизм. Я прятаться не привыкла. И — врать. Так как быть?

— Врать, конечно, нельзя, — озабоченно процитировал Иван Фомич местного классика. — Ну, думаю, коли такое дело запутанное, что ж делать? Тогда я… тоже приду. Для порядка. В общем, мы вместе придем. Даже не беспокойтесь, — он положил трубку.


* * *


В девять вечера на пороге стояли оба. С цветами. И вазой. Зам светился улыбкой и чистотой и, судя по мокрой голове, был только что извлечен Иваном Фомичем из-под душа.

— Ну, Александра, покажите, как получилось с новым столом? — неуверенно оглядываясь по сторонам, вошел в квартиру шеф.

Зам, весело тараща глаза, двинулся следом на цыпочках. Оглядев перекроенное пространство, гости были единодушны в оценке дизайнерских способностей Александры.

— Надо же, какой у вас вкус! — с восторгом воскликнул Иван Фомич, аккуратно усаживаясь на диван. — И как вы все уместить смогли? Никто не мог, а вы — смогли. К вам надо бы наших жен на обучение прислать, а то… — он махнул рукой.

Зам даже прыснул от смеха.

— Иван Фомич, чего вы такое говорите? Если мы их к Александре на обучение отправим, они совсем озвереют. И так уже… — он покачал головой и, опустившись в кресло, деловито вытянул из пакета бутылку виски. — Закуска есть хоть какая? — спросил голосом мужчины, явно ожидающего, что ему накроют стол по полной программе, потому что накрыть — святая обязанность женщины.

— Печенье есть… и финики в шоколаде. Кажется, — нарочито неуверенно ответила она, чтобы хоть как-то отомстить за непрошенное вторжение.

«Я что-то пропустил, и уже снова начался матриархат? А мужчины из добытчиков превратились в приживалок?» — сказал красноречивый взгляд, брошенный Замом в сторону начальника.

— У меня с собой орешки есть, — засуетился Иван Фомич, извлекая из кармана хрустящий пакетик с фисташками и смущенно глядя на хозяйку.

Александра в воспитательных целях выдержала паузу.

— Могу вам бутерброды сделать, — наконец, смилостивилась она.

— Желательно горячие, дорогая, — не поднимая головы, распорядился Зам, занятый откупориванием бутылки.

— Да, дорогой, конечно, — ангельским голосом сказала Александра в лучших традициях Востока и удалилась на кухню, спиной чувствуя испуганный взгляд Ивана Фомича. Изучив содержимое холодильника поняла, что придется импровизировать. Готовить она любила, хотя делала это крайне редко — по настроению. Главным образом потому, что ей не нравилось мыть бесчисленную посуду и кухонную утварь, горой нараставшую на всех свободных поверхностях в процессе кулинарных импровизаций на тему «блюдо из того, что есть». Получалось всегда красиво и почти всегда вкусно. Подача — так на профессиональном поварском языке, как она уяснила во время походов с Кузей по ресторанам, называлось оформление блюда, была для нее первична, потому что сначала блюдо пробуют глазами. Вкусовые ощущения — вторичны. По очереди, но не по значению. От изысканной и вкусной еды она получала почти сексуальное наслаждение. Особенно, когда выходила из очередной диеты…

…— Импровизация — есть свободный полет фантазии на кулинарную тему, — провозгласил Зам, вожделенно разглядывая украшенные зеленью аппетитные бутерброды, принесенные хозяйкой.

Судя по уровню напитка в бутылке, гости уже «приняли по чуть-чуть» под орешки.

— Догоняй! — строго велел ей Зам, наполняя стаканчик хозяйки резко пахнущей жидкостью. — А то мы с Фомичем уже в отрыв ушли. Как Шума-хер-ры, — сочно сказал он.

Александра прикоснулась губами к краю стакана и опустила его себе на колени. Наблюдая за мужчинами, с видимым удовольствием поедающими бутерброды и, поймав на себе благодарный взгляд Ивана Фомича, она с удивлением отметила, что сейчас вне стен официального кабинета он был как-то очень застенчив, и оттого — трогателен. В нем было что-то от школьника, который не знает как себя вести в присутствии приглянувшейся одноклассницы. «В сущности, он добрый и милый человек, которому в жизни, видимо, досталось не так уж много тепла», — решила она.

— Александра, расскажите нам что-нибудь! Мы ведь тут как в деревне живем. Каждый новый человек — подарок. Что-нибудь из того, что мы не знаем, — уточнил Иван Фомич, вытирая пальцы бумажной салфеткой.

— Ето — сложно! — загоготал Зам. — Мы все-е-е знаем! Нам по статусу положено! Все знать…

— Гм-м… — кашлянул начальник.

Зам, смешно округлив глаза, ударил себя пальцами по губам и тут же, чтобы загладить оплошность, принялся разливать.

— Да, Александра, расскажите, — завершив наполнение стаканчиков, он присоединился к просьбе шефа и, изображая внимание, прижал ладони к пухлым щечкам. — Как там… в Москве? Чего нового? Как народ? А то мы тут хоть и смотрим по телевизору «РТР-Планету» и «Евроньюс» на русском, да разве ж по телевизору правду скажут? Информация о ситуации в стране важна непредвзятая из первых рук. Неформальная.

Александре совершенно не хотелось говорить на темы, в последние годы снова вернувшиеся на кухни. Ей было достаточно разговоров с Кузей. Но отказывать тоже было неловко. Действительно, живут люди в заграничной глуши, вдали от родины.

— Да собственно, что рассказывать? — пожала она плечами. — Сами знаете, Москва — особый город. Богатый анклав в окружении полунищих провинций. А в России — все по-прежнему. Одни богатеют, другие беднеют, чиновники воруют, глубинка спивается. Народ безмолвствует и ждет подачек. Когда получает — радуется. В общем, что выбирали, то и имеем.

— Нет, не так. Кого выбирали, те и имеют, — загоготал Зам.

— Да-а, — включился в разговор Иван Фомич. — При Союзе гордость была за социалистическую империю. Гимн играл — слезы на глаза наворачивались. А сейчас что? Вроде тот же гимн, но слова другие и империи нет, — он развел руками. — Смех один. Даже до того, если вспомнить… до революции как было? За веру, царя и отечество на смерть шли. А сейчас только за деньги.

Зам, дожевывая бутерброд, согласно закивал. По выражению довольного едой лица было видно, что готовность к бескорыстному самопожертвованию — неотъемлемая черта его характера.

— Сейчас ведь что? — продолжил Иван Фомич. — Веры нет — одно притворство, — начал загибать пальцы, — отечества нет, вместо него — одно государство. Вместо царя — президент всенародно…

— …назначенный, — быстро вставил Зам, отведя глаза в сторону, будто и не он сказал.

— А вместо народа, — продолжил Иван Фомич, — население, или того хуже — электорат. Материал для выборов.

Тема выборов, похоже, давно не давала ему покоя.

— А выборы что? На кого пальцем покажут — тот и будет. Потому что преемник.

Зам, развалившись в кресле, отхлебывал виски из стакана, с интересом выслушивая откровения шефа.

— А что? И правильно! На хрена нам эта демократия? Нам неожиданности не нужны. И так, едва успеем к одному привыкнуть, глядь — уже другой на экране телевизора речугу толкает. А мы даже и выпить как следует не успели, — он снова потянулся к бутылке.

— Нет национальной идеи, — Иван Фомич отмахнулся от комментатора и загнул последний палец на руке. — Вот у китайцев есть, потому и стали мировой фабрикой и глобальным конкурентом американцев. И лет через десять, максимум пятнадцать — их перегонят.

— Иван Фомич, — оживился Зам, — а я вот по телеку слышал, европейцы, чтобы противостоять экспансии даже лейбл универсальный придумали: «Сделано не в Китае».

Иван Фомич кивнул.

— А еще слышал, — продолжил Зам, — что вскоре у женщин короткие ноги в моду войдут, как у азиаток, которых больше.

— Отстань! — нахмурился начальник. — Ноги при нынешней ситуации не самое главное.

— Ну-у, не скажите, Иван Фомич. Я когда красивые женские ноги вижу… — уставился на колени Александры, — сразу хочу выпить за обладательницу.

Иван Фомич не мог не согласиться, но пить до конца не стал, только пригубил и продолжил страстную речь.

— А русский народ — духовный! Ему вера нужна и маяк впереди, чтоб не блуждать, а знать, куда идти.

— Будто он не знает, куда ему надо идти? — снова вмешался в разговор Зам. — Куда пошлют — туда и пойдет! И в основном по исторически известному маршруту. Слышь, Фомич! — он поставил опустошенный стакан на стол и снова потянулся к бутылке. — Давай теперь за веру и веками проверенный путь! — снова принялся разливать виски по стаканам.

— Это куда? — все же решил уточнить Иван Фомич.

— Известно куда, — Зам посмотрел выразительно, — в магазин. А ты думал куда?

— И экономической программы ясной нет, — продолжил Иван Фомич, видно, решив больше не обращать внимания на комментатора. — Есть план по инфляции и по росту ВВП. Хотя, какой план? Одни пожелания да намерения на длительную перспективу, замаскированные умными словами. А у нас чего, народ слово инфляция понимает или аббревиатуру ВВП в ее первом значении? Или денежную массу со всякими там агрегатами? — почти возмущенно воскликнул он. — Для народа денежная масса — это то, что в кошельке. А агрегат у народа это либо крупный механизм, либо… — он покосился на хозяйку, — сами знаете что. Потому и хотят, чтобы голосовали сердцем. Овцы за пастухов. А надо бы — головой.

Зам согласно закивал и приоткрыл рот для произнесения очередного тоста, но не успел.

— Порядка и справедливости нет, — продолжил Иван Фомич. — Что ж это за порядок такой, когда на сотни миллионов от продажи наших природных ресурсов застенчивый еврейский мальчик иностранную футбольную команду покупает себе на забаву? И переживает только тогда, когда не знает, что бы еще прикупить. Бред какой-то! Чем они, олигархи, лучше нас? Может умнее? Не-ет — хитрее! Оказались в нужный момент в нужном месте с мешком денег для «нуждающихся» чиновников. А те их отблагодарили по полной программе. За счет народа и ресурсов земли русской.

— Ну, нет, Фомич, тут ты не прав, — вступил в разговор Зам. — Одного такого все же отправили варежки шить.

Иван Фомич поморщился.

— Вот именно, что одного. Для острастки остальных, не менее «достойных». Потому что цели такой не было — всех остальных прищучить. Ты молодой еще. Небось, не помнишь, как Никита Хрущев единоличным решением наш Крым к Украине присоединил. Под молчаливый единогласный «одобрямс». А я помню. Для того только присоединил, чтобы показать, кто в доме хозяин. И здесь тоже. Деньги и имущество на втором плане. На первом — задача на одиночном примере силу показать. Чтоб сомневающихся и непонятливых угомонить. Кабы не так это было — в варежечном цеху по тем же статьям сейчас живая очередь стояла на вакантные места. Коли государству нашему реально надо было бы кого-нибудь приструнить и неправедно нажитое изъять — нет проблем, только команду дай. И статьи найдутся, и псы верные цепные. Землю будут рыть…

— … но за свой кусок, — поспешил добавить прагматичный Зам.

— Значит, не надо государству, — сделал Иван Фомич вывод.

— Подожди, Фомич! — Зам помахал рукой, привлекая внимание. — У меня в диктофоне пленка закончилась, — со смехом процитировал он фразу из старого советского анекдота.

— Ничего, не переживай, потом у меня перепишешь, — парировал тот. — Хотя, сегодня на нашей кухне — свобода слова. Пока.

— За свободу слова! — Зам немедленно поднял стакан.

— Ответственности нет, — никак не мог остановиться разгорячившийся Иван Фомич и даже хлопнул себя рукой по колену. — Какая ответственность без обязательств? Одни слова. На заседания правительства без смеха не взглянешь. Лучше б не показывали. «Что-то вы, уважаемый, плохо сегодня к семинару по теме подготовились. Ай-яй-яй! Неплохо бы вам, голубчик, к следующему разу хотя бы учебник полистать, — передразнил он кого-то. — Отчислять вас мы, конечно, не будем, потому что к вам уже привыкли, но вопрос о переводе на младший курс поставить можно. Послушайте, милейший, а может вам вообще на другой факультет, а? Нам проверенные кадры там тоже нужны». А у него, студента, мысли о другом — где денег побольше к стипендии срубить…

— На пиво, — незамедлительно добавил Зам и загоготал.

— Да с такой «стипендией» и приработками озеро Байкал можно пивом наполнить! — воскликнул Иван Фомич.

— Не-е, Фомич, — Зам заулыбался, — пива, как и водки, много не бывает.

— А-а, — расстроено махнул начальник рукой. — В бизнесе том же, хоть и не люблю я наших дельцов, но все же человек за ошибки и долги деньгами, имуществом, а то глядишь, и жизнью отвечает. А наши пастухи чем? Шерстью овец, которых сами же и пасут.

— Браво! — захлопала в ладоши Александра. — Вы, Иван Фомич, неотразимы!

— Нар-родный трибун! — уважительно сказал Зам. — Ты чего не пьешь-то сегодня? — протянул шефу наполненный стакан. — Как в политику углубился — сразу завязал? Зря-я. Знаешь же, в политике без напитков никак нельзя. Народ не поймет, а значит, за своего не признает. Или может думаешь на трезвости этот… рейтинг поднимется?

— За ваше здоровье, Александра! И за успешное написание докторской, — Иван Фомич вытянул в сторону хозяйки руку со стаканом.

— И мы еще будем гордиться… — лукаво глянув на шефа, затянул было Зам.

Иван Фомич, сверкнув глазами, решительно пресек попытку плагиата.

— А вот скажи мне, — повернулся он к Заму. — По-твоему, какова главная функция государства?

Зам, издав нечленораздельный звук, пожал плечами, явно желая уклониться от ответа.

— Чего мычишь? — насел на него Иван Фомич. — Отвечай!

Зам, изобразив на лице напряженную работу мысли, сделал глоток виски, но вдруг поперхнулся и закашлялся.

— Ой, не могу, подавился, дайте скорее что-нибудь попить, а то помру! — запричитал он.

Александра дернулась было за водой на кухню, но остановилась, заметив хитрый взгляд притворщика.

Иван Фомич, поднявшись с места, пару раз, как показалось Александре, с удовольствием, ударил его ладонью по гулкой спине и, вернувшись на место, продолжил:

— Главная функция государства — землю, предками завоеванную, вместе со всеми природными богатствами сберечь для детей и внуков и богатствами этими, если народ доверил, правильно распоряжаться. В интересах народа. Потому, что кому эти природные богатства принадлежат?

Зам незамедлительно похлопал себя ладонью по груди.

— Вот именно, народу, то есть и тебе, и мне, и вот ей, — кивнул в сторону Александры, — и потомкам нашим. Значит, если государство нефть, газ, лес продает само или через посредников, кому прибыль должна поступать?

Зам, поднявший было руку, чтобы снова постучать себя по груди, остановился. Видно по части прибыли от продажи нефти и газа у него все же были сомнения.

— Людям. Гражданам России, — торжественно заявил Иван Фомич. — Как в некоторых нефтяных арабских странах. — И напрямую, минуя посредников в виде жадного чиновничьего аппарата, который не меньше десяти процентов всего бюджета страны отпиливает. Не говоря уже о взятках.

— Ругать да поносить власть на кухне — все горазды! — хитро посмотрел на оратора Зам. А вот скажи, Иван Фомич, конкретно ты, чего б сделал, если б президентом стал?

— Я? Если б прямо сейчас — осенью 2006 года стал? — Иван Фомич потер рукой живот, видно, переваривая предложение.

— Да, ты Иван Фомич, — Зам снова разлил виски по стаканам, — расскажи нам, избирателям, — подмигнул Александре, — свою программу.

Иван Фомич задумался, покручивая в руках стакан.

Александра, с интересом поглядела на Ивана Фомича, почти не сомневалась, что ответ — плод долгих размышлений совестливого человека, у него есть. Искренний разговор разительно отличался от ее перепалок с циничным Кузей.

— Граждане! — Зам сделал попытку подняться, но слишком узкое кресло его не отпустило. — Кампанию по выборам Фомича в президенты объявляю открытой. Заслушаем же, товарищи, программу нашего кандидата. Прошу вас, Иван Фомич.

— Все рассказать не смогу, но если вкратце... — Иван Фомич расправил плечи и приосанился. — Первым делом, вывел бы государственные, то есть народные денежки из долларов, которые существуют, сами знаете, в виде электронных записей на счетах американских банков, и запустил бы их в работу в России. В крайнем случае, обменял бы на золото, которое только у себя на территории хранил, а лучше — на новые технологии. Ведь что сейчас получается? Мы свои реальные природные ресурсы меняем на практически ничем не обеспеченные американские фантики, которые их Федеральная Резервная Система выпускает столько, сколько считает нужным. И у них же храним. В виртуальном виде, — он усмехнулся. — Оставил бы только на обслуживание внешнего долга. Он ведь в долларах. В долларах и отдавать. Сколько б они не стоили в будущем, — хитро глянул он. — А перспективы у долларов нет — дураку понятно. Во-вторых, считаю, что каждый гражданин России с момента рождения имеет право на ежегодную равную долю в чистой прибыли от продажи и эксплуатации природных богатств.

— Ну и как вы, товарищ кандидат, предлагаете это реализовать технически? — заинтересованным тоном спросил Зам.

— Очень даже просто! — вдохновенно продолжил Иван Фомич. — Каждому россиянину с рождения должен открываться банковский счет для ежегодного начисления денежных средств от продажи нефти, газа, леса и других природных богатств. Право распоряжаться счетом — установил бы с восемнадцатилетнего возраста. Накопления с процентами могут быть потрачены по усмотрению каждым совершеннолетним гражданином на получение, скажем, высшего образование или покупку жилья, машины, или на начало собственного дела. Стартовые возможности будут у всех, в том числе сирот. А ежели кто захочет проесть или прогулять, — бросил взгляд на Зама, отчего тот заерзал в кресле, — это есть его собственный выбор. Шанс у него был. А то у нас ведь как выходит в социальном государстве? Алкашу и бездельнику такие же блага полагаются, что и трудяге, который за всю жизнь пару раз к врачу с простудой сходит. Где ж справедливость, если за его счет другие кормятся? Не говоря уже о чиновниках. Не-ет, каждый гражданин сам должен своей долей от природных богатств распоряжаться. Без посредника, который за него все решает. Вот тогда по справедливости будет. А дети бездомные да беспризорные? Их-то доля кому уходит? Почему они на нищенскую судьбу обречены, откуда выход только в тюрьму или в наркотики? Не по правде живем. Пакостно.

— А что такое, по-вашему, товарищ кандидат, справедливость? — поинтересовался Зам. — Когда всем поровну? Независимо от усилий, стараний и результатов? Какая же это справедливость? Этого мы вот так наелись! — провел ребром ладони по горлу.

— А ты в слово вслушайся, — посмотрел на него Иван Фомич. — В слове справедливость — правда запрятана. Она-то и есть ключик к пониманию. По справедливости — значит, по правде, а не по лжи. По правде — означает по совести, уму, старанию и общественной пользе, а не по хитрости, лукавству, коварству, связям и результату лично для себя. Личный интерес из общественной пользы должен произрастать.

— А с наследством, по-вашему, что делать? Глянешь на мальчонку — пустышка. Забота у него одна — как время убить, да удовольствие новое для себя придумать. Так и прогуливает всю жизнь папашкины деньги. «Лам-бор-джини» или «Бугатти» для него по пьянке разбить — раз плюнуть.

— Кому много дано, с того спрос больше. Совесть и голову свою им конечно не приставишь. Хотя бездельники да гуляки, сам знаешь, долго не живут, — он выразительно посмотрел на Зама.

— А я на свои гуляю, честно заработанные! — обиженно воскликнул тот. — И здоровье у меня — тоже свое собственное. Хочу — берегу, хочу — прогуливаю.

— Лечиться от алкоголизма тоже на свои рассчитываешь? — язвительно спросил Иван Фомич.

— Мне еще до этого вашего алкоголизма — шагать и шагать! Захочу — и вообще завяжу! — Зам аккуратно отодвинул стаканчик с виски. — Я, думаете, отчего пью? Думаете, для удовольствия? Не-ет. От само-не-реализованности! Потому что не знаю, зачем моя жизнь вообще нужна и в чем ее смысл! — у него на глазах даже выступили слезы. — А-а, — он махнул рукой и снова придвинул к себе стаканчик, — как в песне поется: «Жизнь моя — жестянка, а ну ее в болото!» А может и мне тоже летать охота? — опрокинул в рот стаканчик с виски.

— Слушай, не переживай, — сочувственно сказала Александра. — Не ты первый, не ты последний. Каждый после тридцати о смысле жизни задумывается. И каждый сам ищет.

— Так мне-то уже сорок! — с отчаянием в голосе воскликнул Зам. — А я все найти не могу, — он наклонил голову и на всякий случай заглянул под столик. — Нету — и все тут! — выпятив нижнюю губу, огорченно развел он руками.

— Твой смысл жизни на ближайшее время — подготовка отчета за третий квартал о проделанной работе, — строго сказал Иван Фомич. — Когда сдашь?

Судя по выражению лица Зама разговор принял для него неожиданный оборот.

— Сдам, — пообещал он, — когда вашу предвыборную программу дослушаю. — Вы про деньги на счета граждан говорили.

— Да, Иван Фомич, — с улыбкой поддержала Александра Зама, — до конца изложите свое видение.

— Ну, что ж, — Иван Фомич улыбнулся довольно. — Тут важно еще, что по сумме ежегодных начислений на личные счета граждане смогут оценивать эффективность деятельности государственной команды управленцев во главе с президентом. Следовательно, на выборах будут принимать решение о найме их на очередной срок уже не только по зову сердца, а исходя из видимых конкретных результатов. И президент уже не будет миндальничать с подчиненными, а они ему мозги пудрить мнимыми достижениями, — сказав это, он выразительно посмотрел на Зама.

— Понял, шеф. Через три дня отчет будет. Реальный, — пробормотал тот и даже попытался покраснеть. С первого раза не получилось.

— Сегодня ведь как? — продолжил Иван Фомич. — Вознаграждение государственных управленцев, принимающих экономические и финансовые решения, на результат не завязано. Для них сегодня вознаграждением является само пребывание на посту. Чем дольше…

— … тем больше! — незамедлительно добавил расторопный Зам.

Под взглядом кандидата в президенты пояснил:

— Взяточный период длиннее.

— Вы хотите сказать, Иван Фомич, что по вашей программе каждый гражданин России имеет естественное право на равную ежегодную долю от продажи и иной эксплуатации природных ресурсов страны? — Александра тоже увлеклась процессом и вошла в роль избирателя.

— Естес-ст-но, естест-нно-е! — попыталось ответить за кандидата доверенное лицо. Несмотря на нечеткую форму произнесения, по содержанию ответ Зама не вызвал возражений у Ивана Фомича.

— И это будет постоянная часть личных доходов каждого гражданина, зависящая только от эффективности работы команды нанятых обществом управленцев-чиновников. Следовательно, по итогам каждого года управленцы обязаны отчитаться…

— Ну, шеф, ну не дави, ну завтра… после… сделаю. Раньше, ну, честное слово, никак не выйдет, — пробормотал Зам.

— … за экономическую часть своей работы, — повысил голос Иван Фомич, — объявить постатейно суммы доходов и расходов, размер и цели формирования резервов на следующий год и, главное, обнародовать прибыль к распределению между гражданами. Ответственность ведь наступает, когда есть ясные обязательства и критерии оценки.

Голова Зама упала на грудь. Видимо от перенапряжения.

— И тогда, — Иван Фомич, покосившись на выпавшее из процесса доверенное лицо, начал говорить громче, — не будут нужны никакие переписи — ведь ни один человек не откажется открыть банковский счет для получения денег.

— Ни один! — подтвердил вдруг встрепенувшийся Зам, отчаянно таращя глаза, — потому что халява.

— И никто не будет возражать против мер государства, позволяющих безошибочно идентифицировать личность гражданина.

— Никто! — снова согласился Зам, с трудом разлепляя тяжелые веки. — Только придурки от денег скрыв… — он икнул, — …ают-ся.

— А переменная часть доходов гражданина — его зарплата, жалованье или предпринимательская прибыль — зависит только от его собственных усилий. И это справедливо! — провозгласил Иван Фомич.

— Спрр-ведливо! — Зам неожиданно пристукнул кулаком по столу, видимо, чтобы проснуться, и выдал лозунг:

— «Каждому — по труду!» — воскликнул он и, подняв стакан, сразу попытался превратить лозунг в тост, но, поднеся стакан ко рту и заметив плавающий в нем осколок скорлупы от ореха, отвлекся, пытаясь извлечь посторонний предмет толстыми пальцами. — Во как! Что ни день — то проблема, — запыхтел он. — Два — лезут, третий — ну никак не лезет. Худеть надо…

— В-третьих, — вдохновенно продолжил Иван Фомич, — отменил бы все лишние и бессмысленные налоги.

Заметив изумленно округлившиеся глаза Зама, пояснил:

— Ну, подумай сам, государство, например, направляет средства на выплату зарплат бюджетникам, а потом тысячи бухгалтеров по всей стране высчитывают и вычитают подоходный налог и снова отправляют деньги в доход бюджета. И еще отчетность сдают в налоговую. Бред какой-то!

— А для бизнеса повысить, — предложил Зам, — чтоб не жир-овали!

— Напротив, дать льготы производственникам, особенно в малом и среднем бизнесе, которые реальные товары выпускают, а не просто нефть качают и в сыром виде продают. И лес, кстати, тоже. Пусть рабочие места создают. В Америке, слышал небось по телевизору, предприниматели в малом бизнесе вообще от уплаты налогов на первые три года освобождены, и офисы бесплатные с мебелью и со всеми средствами связи бесплатно получают.

— Да ну? — удивился Зам, который, наконец-то, извлек скорлупку из стакана.

— Внес бы изменения в этот, как его, ну, который раньше КЗОТ назывался… — Иван Фомич вопросительно посмотрел на Зама.

— Трудовой Кодекс, — важно подсказал тот.

— Вот-вот, туда, — продолжил Иван Фомич. — Оставил бы в нынешнем виде только для бюджетников, раз мы социальное государство. А для частных предпринимателей — упростил. Чтобы бездельники и лентяи частным работодателям руки не выкручивали и на шею не садились, а трудовая инспекция поборами не облагала и нервы не мотала по любой анонимной жалобе. В-четвертых, раз и навсегда отменил бы все льготы и привилегии для чиновников и народных избранников…

— Включая мигалки, — внесла свою лепту в программу Александра.

Иван Фомич кивнул, взял бокал с виски, медленно выпил, блаженно прикрыв глаза, и со стуком поставил бокал на стол.

— …и тем самым поставил правящую элиту в равные условия со всеми гражданами, чтобы они на собственной шкуре почувствовали проблемы простых людей. У них бы тогда заинтересованность появилась… что-то улучшать. Потому что для себя любимых тоже. И, — он окинул взглядом избирателей, вероятно, собираясь сказать что-то очень важное, — как в Китае … ввел бы смертную казнь для взяточников и этих… корр-рупционеров.

Заметив либеральные сомнения на лице Зама, заявил решительно:

— И плевать на Европу — у нас другой менталитет. Другими способами эту зар-разу уже не одолеть. Слишком уж запущено все, — бросил задумчивый взгляд на пустой бокал.

— Иван Фомич, может, чаю хотите, или кофе?— Александра вопросительно посмотрела на гостя.

— Чайку-у бы я выпил, — согласился тот.

— А мне, слышь, кофе принеси, — распорядился Зам. — Покрепче и побольше, чтоб протре… снуться, — пробормотал он.

Уже с кухни Александра услышала голос Зама:

— Слышь, Фомич, президентом станешь, не забудь про нас с Алекс-андрой. Мы, по ходу, первыми, у самых истоков, твою программу поддержали. А я, во-още, твое доверенное лицо был. Ее, понятно, здрав-охранением руководить… чтоб у меня со справками проблем не было, ну, а меня — главным по акц… — икнул он, — …изным маркам на алк… — икота не проходила, — …оголь поставь. Зап… — …омнишь или зап… …исать? Кофе хочу, — вдруг требовательным голосом воскликнул он. — Хочу кофе!…

Чай и кофе пили молча. Иван Фомич все еще не мог отключиться от предвыборной речи. Видно, не все успел сказать. По его лицу скользили тени переживаний. Время от времени он бросал вопросительный взгляд на Александру, будто пытаясь понять, как она отнеслась к услышанному.

«Честный и немного наивный человек с ясным практичным умом, каких много в России, — поглядывая на Ивана Фомича, размышляла Александра. — Такие во власть теперь почти не доходят. Билет входной слишком дорог. За деньги покупается, а если денег нет — на совесть меняют. Государство — как дьявол. Хочешь служить — продай душу».

Зам по мере опустошения огромной чашки с кофе, оживал. Казалось, что где-то в глубине его тела вновь загорается огонек кипучей вулканической энергии, грозящий новым извержением.

— Дети — вот национальный проект! — прервал молчание Иван Фомич. — Вот свежая сила, которую вырастить, обучить и воспитать правильно нужно. На это никаких денег не жаль. Проблема в том, что растут дети дольше президентского срока. Даже двух.

— Во-о, Фомич, полностью поддерживаю и голосую «за», — заметно посвежевший после кофе Зам, поднял руку, а потом потянулся к бутылке виски, которая к его удивлению оказалась пустой. Поставил на пол и опустил руку в пакет. — А у нас с собой бы-ыло! — радостно воскликнул он, извлекая еще одну бутылку. — Давайте теперь за детей. Наше будущее. Тем более что Фомич почти и не пил сегодня совсем. Так ведь? — разлил виски по стаканам. — И хозяйка тоже, — поискал глазами стакан Александры на столе, но не нашел. — Ну, не хочешь, как хочешь, — пробормотал он. — Е-мое! — вдруг хлопнул себя рукой по голове. — Получается, я почти один первую бутылку уговорил?

— Детей очень жаль, — Иван Фомич отпил виски из стакана. — Столько бездомных да сирот у нас только после гр-ражданской войны было.

— Ну, ты бы еще войну 1812 года вспомнил, — Зам поставил опустошенный стакан на стол.

— Ешь хотя бы финики! Пьешь — не закусываешь. — Александра развернула обертку и протянула финик в шоколаде Заму.

Тот помотал головой.

— По-первой не закусываю, — гордо сказал он, демонстрируя основную черту русского национального характера.

— Ешь, говорю! — она насильно запихнула ему в рот финик. — Твоя первая — из второй бутылки.

— «Не зная прошлого — нельзя понять настоящего, и подлинный смысл будущего!» — назидательно произнес Иван Фомич, постучав указательным пальцем по краю стола.

— Гос-споди! — Зам чуть не подавился фиником. — Пар-алич может хватить. Как ты, Фомич все помнишь? Это, конечно, наш президент сказал, да?

— Ленин это сказал! — многозначительно ответил шеф.

— Классика! Я запишу. Потом, — Зам, не глядя, снова потянулся за бутылкой.

— Может, хватит уже? — Александра, опередив его, схватила бутылку и поставила на пол рядом с собой. Зам, по инерции сделав несколько хватательных движений над тем местом, где только что стоял сосуд с драгоценной жидкостью, недоуменно покрутил головой.

— Никак потерял что? — хмыкнул Иван Фомич.

— Да, хотел за хозяйку выпить, — он скосил хитрые глаза на Александру, — а нет ничего, — развел руками. — Хотя, твердо помню, в недалеком прошлом вот здесь стояла бутылка. Полная. Почти.

— Не переживай, я тебе водички налью, — Александра наполнила стакан минералкой и протянула Заму, — чтобы пустым стаканом не чокался.

— Да Бог с ним, с этим прошлым! — махнул рукой Иван Фомич. — Прошлое на то и прошлое, что ничего уже не изменишь! — пряча улыбку, подмигнул он Александре.

Зам, недоуменно разглядывая стакан с водой, затосковал. Вселенская скорбь, разлившаяся по его лицу, могла тронуть самое черствое сердце. Александра не выдержала и решила дать страдальцу надежду.

— Не совсем так, Иван Фомич. Прошлых существует много. Изменив свое прошлое в собственном сознании, можно изменить его влияние на настоящее, — последние слова она произнесла, сочувственно глядя на Зама, и даже попыталась погладить его по руке.

Тот, на всякий случай, руку отдернул и подозрительно посмотрел на утешительницу, не понимая, к чему та клонит.

— Например, вспомни какое-нибудь событие, сильно тебя потрясшее, — Александра сделала паузу, давая пациенту время.

Хотя тот и изобразил напряженные раздумья, но по его лицу было видно, что в прошлом существует только одно событие, которое его потрясло. Причем, совсем недавно.

— В сознании попытайся это событие не просто стереть из памяти, а заменить другим, более приятным. Я подожду, — продолжила она сеанс психотерапии.

Ждать не пришлось. Трагический взгляд Зама кричал, что адекватной замены нет и быть не может.