Владимир Лорченков, «Табор уходит», стр

Вид материала

Содержание

Апр//3765655//срочно в ленту
Раздавить гадину!

Подобный материал:

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38

«22.11. 2010. МОЛНИЯ. «АССОШИЭЙТЕД-ПРЕСС»

АПР//3765655//СРОЧНО В ЛЕНТУ

ТЕРРОРИСТЫ ТРЕБУЮТ ЗЕМЛИ ДЛЯ МОЛДАВИИ

ВЫДЕРЖКИ ТЕКСТА ЗАЯВЛЕНИЯ ТЕРРОРИСТОВ, ЗАХВАТИВШИХ ЗАЛ ВЫЕЗДНОГО ЗАСЕДАНИЯ СТРАН-ЧЛЕНОВ ООН».

… годня, когда весь мир говорит о трагедии стран третьего мира, чьи жители умирают из-за отсутствия воды и продовольствия, когда сотни тысяч ни в чем не повинных людей погибают от нищеты - больше, чем из-за раздутой опасности «терроризма»», - мы, жители Молдавии, вспоминаем сотни наших соотечественников, ставших жертвами нелегальной миграции. Как вам известно, из четырех миллионов жителей страны участниками этой миграции стали полтора миллиона, что привело к полному разрушению Молдавии как государства...

… разрушена инфраструктура страны во всех ее проявлениях: от государственного аппарата до семейных связей...

… трудовая миграция, поощряемая странами ЕС, стала причиной наихудших бедствий Молдавии, поставивших страну на грань нищеты, а ее народ — на грань исчезновения. Многие годы верили мы в то, что Европа и интеграция в нее спасут республику, но, в результате подлых и бесчестных действий европейских властей, разочаровались в Евросоюзе...

… в связи с этим мы, от имение всех 4 миллионов человек, требуем немедленного выделения молдавской нации НОВЫХ территорий для освоения, которые были бы признаны ООН независимым государством Молдавия. Прежнюю же территорию Молдавии мы требуем оставить незаселенной заповедной зоной. Не настаивая на выдаче нам конкретного земельного участка, тем не менее, обращаем ваше внимание, что желаем получить в собственность территорию не меньшую по размерам, чем прежняя Молдавия, и в пределах региона Средиземноморья, как места с отличным климатом. Мы, молдаване, это заслужили... .

… в настоящий момент все население Молдавии — 4 миллиона человек — находится в самой южной точке страны, у днестровского лимана. Мы требуем остановить работу Днестровской ГРЭС, понизить уровень воды в лимане и предоставить нам право прохода к новой земле Молдавии — которую требуем выделить в любой точке Средиземноморья в течение трех часов, - и оставляем за собой право, в случае провокаций в отношении наших сограждан, расстреливать президентов стран-членов ООН...

… народ Молдавии твердо следовала своим международным обязательствам, наша страна с уважением относилась к суверенитету и целостности других государств, однако требует такого же отношения и к себе. Если мировое руководство не сможет создать и обеспечить условия относительной безопасности существования молдавской нации, не пойдет навстречу нам в вопросе выделения земли для нового государства — и это при том, что две трети земель мира пустуют! - то мы оставляем за собой право действовать в соответствии со статьей 51 устава ООН, закрепляющим за каждым государством-членом ООН неотъемлемое право на индивидуальную или коллективную самооборону...

Подпись: КОМИТЕТ ДВЕНАДЦАТИ.

ХХХ

Мать-кукуруза, простишь ли ты меня? - спросил Лоринков.
… - молчала Мать-кукуруза.
Отец-Аист, - простишь ли ты меня? - спросил Лоринков.
… - молчал отец-Аист.
Пей вино, - сказала Мать-мамалыга.
Закусывай мамалыгой, - сказал Отец-Виноград.
Я не могу, - ответил Лоринков.
Я ведь уже мертв, - сказал он.
Для мертвеца ты чересчур пахнешь спиртным, - ответил Отец-Виноград.

Лоринков, страдая, приподнялся на локте. Он был укрыт, и лежал у себя в башне, на самом верху. Рядом с постелью сидел старый друг Лоринкова, лейтенант полиции Петреску. Глядя на выбритого Петреску, аккуратно одетого – насколько это было возможно в разрушенной Молдавии, - Лоринков смутился.

Ты нашел меня без чувств? - спросил он Петреску.
Я нашел тебя нажравшимся, - ответил честно лейтенант.

Лоринков поморщился. Петреску всегда и все упрощал. Может быть именно поэтому к нему и ушла Инг... Вспомнив, что его жена пару месяцев назад ушла к лейтенанту Петреску, вообще-то, не стоило бы так дружески общаться с соперником, Лоринков нахмурился.

Чего тебе здесь нужно? - спросил он.
Зашел погреться, - честно ответил Петреску, - был на дежурстве и замерз, как собака, ну и гляжу, у тебя горит, так что на вся...
Понятно, - сказал Лоринков угрюмо.

Встал, завернутый в плед. Все тело ужасно болело. Ломило голову. Жажда мучила невероятно. Проклятый спирт, подумал Лоринков и попробовал вспомнить предыдущие сутки. Заходил какой-то журналист, это Лоринков точно помнил. Югослав какой-то, на что-то страшно обиделся. Это было плохо. Лоринков последнее время подрабатывал гидом для иностранных журналистов, которые приезжали в Молдавию написать репортаж пострашнее да привлекательнее. Это давало деньги. С другой стороны, подумал с неприязнью Лоринков, наливая себе воды в чашку без ручки – ну их к черту, этих западных журналистов.

Все они дешевые позеры, все пишут про ужасы боев, проживая в гостиницах в 100 километрах от линии фронта и все они ужасно деловые, почему-то в куртках-спецовках с двумястами карманов, - поставил коллегам диагноз Лоринков, когда-то писавший про ужасы боев третьей молдо-приднестровской войны, отправляя репортажи из гостиницы в 30 километрах от линии передовой, сидя в интернет-кафе в, почему-то, куртке с множеством карманов.

Такие куртки со множеством карманов, кстати, делали журналистов похожими на девственника-Вассермана. Кто такой “вассерман”, Лоринков не знал. Просто это был человек из статьи в газете, которую забыл кто-то из русских журналист. Что-то про “Экспресс”... Называлась статья “Вассерман – девственник!”. Газета была оставлена в туалете, и статья про “вассермана” сохранилась лишь частично. Впрочем, почему этот человек девственник, Лоринков знал.

Это было понятно по фотографии.

На другом клочке газеты, висевшем уже на стене в спальне, как плакат, было написано

“...рейтинг наших земляков, добившихся успеха в мире.

Звезда мирового кино Натали Портмен зачали в Кишиневе и ее можно считать бывшей кишиневкой
Бывшая кишиневка Юлия Конева стала главой медиахолдинга “Элль”.
Бывшие кишиневцы Марк Ткачук по кличке Цыкающий и Александр Копанский по кличке Местечковая Курва ограбили дом телеведущего Цекало и пытали шоумена...”

Эту газету Лоринков сохранял главным образом из-за фотографий новой главы «Элль» и голливудской актрисы.

Лоринков вздохнул, потер голову и наскоро оделся в туалете, стараясь не показывать, как ему плохо, даже осколку зеркала. Перед Петреску следовало выглядеть достойно. В противном случае тот бы рассказал своей жене – бывшей жене Лоринкова – о том, что бедняга пьет спирт и мучается. А не, - как обещал Лоринков перед уходом Инги, - пьет шампанское и танцует канкан с лучшими стриптизершами Кишинева. Глупости какие.... Ведь стриптизерши эвакуировались отсюда еще в 2004 году, когда из города выводились колонны с сотрудниками международных гуманитарных миссий.

Лоринков, наконец, вымыл руки, и вышел к Петреску, поприветствовать. Протянул руку, глянул на полукружье от ногтей и вспомнил. Похолодел. Постарался быстро спровадить Петреску.

Когда пойдешь домой, и, надеюсь, сделаешь это скоро, - сказал он сдержанно и чуть иронично, - передай привет Инге, а сейчас давай я тебя провожу.

Остался доволен собой. Говорил, как и положено разговаривать с новым мужем своей старой жены. Кажется так, подумал Лоринков, чувствуя тошноту и головокружение.

Я не домой, - сказал Петреску, - а в Касауцы.
Куда?! - спросил Лоринков, присев.
Касауцы, - повторил Петреску.

Лейтенант объяснил, что получил шифрованную телеграмму от начальства, в которой ему предписано явиться в Касауцкий лагерь. Там последнее время какая-то вакханалия преступлений.

В смысле, неучтенных, - смущенно сказал Петреску под скептическим взглядом Лоринкова.

Пропал комендант, несколько штатных стукачей... К тому же, власти хотят проверить, правда ли сектант Серафим Ботезату – кто не слышал об этом последние несколько дней – был убит в лагере. А то пошли слухи о том, что Серафим был взят на небо. В общем, нужно расследование. Провести его поручили самому лучшему следователю Кишинева, лейтенанту Петреску...

Ну и чего же ты хочешь? - спросил Лоринков.
Мне нужен человек, который займется документацией, пока я стану работать, - сказал, кашлянув Петреску.

Лоринков демонически рассмеялся. С Петреску они учились в школе, и были даже друзьями. После выпускного вечера Лоринков подался на факультет журналистики, Петреску же предпочел полицейскую академию. Став пописывать книжонки, Лоринков сочинил историю фантасмагорическую историю про лейтенанта Петреску, и, по обыкновению, не успел переиначить фамилию главного героя, когда книгу случайно купили, чтобы издать. Из-за этого лейтенант год не разговаривал с приятелем, но затем они все же помирились. Во многом, - понимал Лоринков, - этому способствовало то, что Петреску мог заглядывать домой к писателю и разговаривать с его женой. Разговоры добром не кончились. Супруга Лоринкова, безмерно уставшая от полубезумного и почти не разговаривающего ни с кем писателя, с радостью предпочла ему порядочного, не пьющего и здравомыслящего Петреску. Перед уходом она, в отместку за четыре погубленных – как она утверждала – года жизни, разбила Лоринкову печатную машинку и оставила оскорбительную записку.

Кажется, ее увидел тот югослав, подумал со стыдом Лоринков.

Ты мог бы подумать, - сказал он, прокашлявшись, - что я тут просто пью, но на самом же деле...
О. я прекрасно понимаю, что, как и все второстепенные писатели СНГ, ты решил подражать Пелевину и попробовал практиковать трансцендентные практики с учетом местных условий, - успокаивающе сказал образованный Петреску.
Гм, - сказал Лоринков, раздумывая, делиться ли увиденным.
Я мельком глянул всю ту чушь, которую ты читал перед тем, как отключиться, - добавил Петреску.

Лоринков, покачиваясь, размышлял, успеет ли метнуться в угол кабинета и пристрелить Петреску. На это не стоило даже рассчитывать. Лейтенант обладал отменной реакцией. Да и потом, пристрели его Лоринков, вставал вопрос бывшей жены. Что, если она вернется? Лоринков вздохнул и сел. Налил вина.

Прошу тебя, - сказал Петреску, - поехали со мной!
Тебе нужно развеяться, - жарко уговаривал он, - получить новые впечатления...
Башню твою вот-вот сожгут, набежит банд побольше, и все, - предрек лейтенант очевидное будущее здание Кишиневского музея.

Лоринков глотнул, спросил:

Как ты сказал, тот карьер называется?
Касауцкий, - охотно ответил Петреску.
К тому же, - добавил он, - мы едем на машине
Это же немыслимо по нынешним временам, сам знаешь... - завлекал Петреску.
На машине, - сказал Лоринков, - в Касауцкий карьер...

Петреску бросил последний козырь:

Я уступлю переднее сидение рядом с водителем.

ХХХ

Раздавить гадину!

Мы требуем беспощадной расправы с бандой «европротивленцев», подлых предателей и ненавистников Молдовы, нашей мультикультурной солнечной Родины и ее пра-матери, Европейского союза!

Мы, сотрудники Академии Наук Молдовы, представляющие самые развитые направления современной науки Молдовы — в частности, астрологии, лозоискательства, гадания по внутренностям жертвенных петухов, и так далее — с чувством возмущения и гнева узнали о чудовищных преступлениях банды отщепенцев. Мы говорим о заклейменной самой историей группке «европротивленцев», - гнусных изменников Молдовы, предательская деятельность которых распутывается сейчас справедливым молдавским судом по стандартам судебных законов Европейского Союза. Мы верим, что молдавский суд, справедливый и европейский — пусть мы пока и не состоим в ЕС, что является лишь делом времени, - под руководством стража закона, Верховного судьи господина Дорина Киртаки, сумеет покарать гнусных изменников.

Продавшись гнусным приднестровским сепаратистам, сговорившись с дипломатами и генеральными штабами некоторых агрессивных соседей с востока, которых мы не станем называть (но всем понятно, что речь идет о России, Украине, Приднестровье и Гагаузском Халифате) презренная кучка человеческих выродков, прислужников восточных империалистов, руководимая агентом «Аль-Каеды» - бандитом Николаем Дабижей, продавала нашу капиталистическую родину и ее богатства, а также ее неминуемое вступление в ЕС, злейшим врагам человеческого прогресса и рода!

Эти гнусные предатели, помимо своей вредительской деятельности — ни для кого не секрет, что именно она мешает Молдове занять свое место в ряду самых процветающих стран мира, - организовали ряд покушений на лучших людей современной эпохи. Самых видных деятелей нашего молодого и прогрессивного государства. Кроме этого, они организовали чудовищные вредительские акты на наших капиталистических производствах: поджог мануфактуры в Бельцах, акты саботажа на паровом котле в Бричанах, умышленное нанесение выбоин на тракте Измаил-Бендеры... Именно они сбрасывали баллончики с ядом в Касауцкие карьеры, где доблестные и засекреченные от всего мира молдавские шахтеры с риском для жизни и во имя Евроинтеграции добывают белоснежные камни для строительства светлого будущего в рамках плана ЕС-Молдова. Они развинчивали остатки рельс на пятикилометровом участке под Кишиневом, они убивали наших героев капиталистического труда, они подло стреляли в спину наших военнослужащим Национальной армии. Наконец, именно эти подонки цинично обворовывали нашу страну, чтобы дать повод всему миру говорить о, якобы, высоком уровне коррупции в Молдове. Стране, в которой не воруют! Ну, разве что подонки вроде указанных и выявленных справедливым молдавским судом ублюдков типа Николая Дабижи и его подельников. Они воровали, чтобы содержать свору европротивленцев и финансировать их преступную работу.

Стремясь подорвать военную и хозяйственную мощь Молдовы, активного игрока на восточноевропейском пространстве, презренная кучка реставраторов социализма пыталась облегчить приднестровским фашистам осуществить свои замыслы о захвате территории Суверенной Молдовы. Наша страна оказалась под угрозой! Они мечтали о восстановлении коммунизма, при котором бабы будут общими, и надо будет вставать на работу в шесть часов утра. Они хотели ликвидировать частные производства, где молдавские дети могут спокойно осуществлять свое конституционное право на труд с 6 утра до 22.00 вечера. Они мечтали отменить частную собственность на землю, чтобы снова все отнять и поделить, они хотели вновь закабалить молдавский народ, насадить среди него всеобщий рабочий день, трехразовое питание... Они хотели лишить молдавский народ всех великих завоеваний, записанных в Конституции Молдовы! Наконец, и тут у нас рука еле поворачивается описывать такое подлое злодеяние — они мечтали сорвать очередную Пятилетку Интеграции Молдовы в ЕС! Всячески срывая выполнение плана, они делали все, чтобы отдалить Молдову от Европы!

Особенно горько и страшно осознавать, что банда презренных выродков- «европротивленцев», замаскировавшись под лучших друзей Молдовы, засела не где-нибудь, а в Союзе Писателей Молдовы! Том самом священном для каждого молдаванина месте, где всегда были сильны традиции европейского устремления! Воистину, нет тех кар, которыми можно было бы смыть позор с Союза Писателей Молдовы!

Мы требуем от нашего молдавского суда по-европейски беспощадной расправы с подлыми предателями! Мы требуем уничтожения презренных выродков!

Мы требуем также до конца расследовать участие замаскированных отщепенцев — Дабижи и Хадырки, Штефана Урыту, а также Серафима Урекяну и Сергея Петренко, - в преступной деятельности «европротивленцев», и привлечь их к самой суровой ответственности.

Мы, научные работники Молдовы, отдадим все наши знания и силы для дальнейшего, еще более ускоренного роста и процветания нашей великой капиталистической и, несомненно, с европейским будущим, Родины, для дальнейшего укрепления молдавской полиции — верного стража справедливого молдавского строя.

Научные работники Молдовы вместе со всем молдавским народом еще теснее сплотятся вокруг Молдовы и Евроинтеграции, вокруг любимого вождя и друга, господина и.о. президента Михая Гимпу, вокруг молдавского парламента!

Президент Академии Наук, Николае Прост.

Председатель Академии музыки и искусства Павел Стратан

Председатель Академии гадания по облакам, Игнат Лолипопу.

Председатель Академии политкорректности и защиты прав сексуальных меньшинств, Роман Кройтор.

Академики: О. К. Пештерян, И. Д. Дыгало, В. С. Соловьев, М. Цвиг, О. Рейдман, С. Дроботу, и многие другие.

ХХХ

Чего там, Колька? - прохрипел избитый Штефан Урыту из угла камеры.
Шьют нам, друзья, срыв европейской интеграции, - сказал Николай Дабижа, сплюнув кровью и кусочком легкого.
Если срыв евроинтеграции пошел, - сказал Ходыркэ, - то нам конец, товарищи.
Это вышак, - подтвердил угрюмо замкнувшийся в последние дни Урекяну, и добавил, - если бы хотя бы просто связь с «Аль-Каедой» примазывали, могли бы Касауцким карьером отделаться.
Касауцкий карьер он вроде смертной казни, только замедленной, - сказал грустно Урыту.
Заткнись, европротивленец, - сказал Петренко, до последнего надеявшийся на чудо.
Банда ублюдков, - прошипел он, - все вы здесь за дело, один я по ошибке...
Ничего, суд и господин Киртока разберутся кто из нас кто! - сказал Петренко и отвернулся к стене.
Не спать днем! - крикнул из-за двери надзиратель.
Так точно, господин надзиратель, - сказал Петренко и угодливо сев, стал вслух и с выражением читать молитву Еврокаргокульта.

Остальная камера замолкла. Глядя в серый потолок, мужчины мысленно прощались с жизнью и подводили итоги. Все они были очень сильно избиты, на каждом лице багровел, лиловел и зеленел – причем одновременно и отдельно – синяк. Волосы были изодраны клочьями. Носы перебиты. Руки вывернуты, спины в шрамах от бичевания. Разумеется, ни один из тех, кто находился в камере, вовсе не был противником интеграции Молдавии в ЕС. Более того, все они были активными ее сторонниками. В прошлой жизни Николай Дабижа был молдавским националистом, который назначил себя поэтом, Штефан Урыту – молдавским националистом, который назначил себя правозащитником. Оставшиеся трое назначили себя следующим образом: Петренко назначил себя политиком, Урекяну – хозяйственником, Ходыркэ – академиком. При этом они, естественно, тоже были молдавскими националистами. Все они исповедовали Еврокаргианство, все писали и говорили многочасовые речи о неминуемом вступлении Молдавии в Европейский Союз. Так за что они здесь?! Тем более, как враги вступления в Европу, саботажники и евронепротивленцы?! Поначалу Дабижа, - самый рьяный евроинтегратор, - не верил своим глазам и чувствам, особенно, когда его начали пытать. Потом понял, что это какой-то гигантский заговор. Затем сломался, и стал хотеть только поесть, попить, пописать, поспать и умереть. Он находился в заключении уже больше года, его арестовали прямо в баре Союза Писателей, где он занимался текущим литературным процессом – пил водку и кричал, что молдаване это богоизбранный народ...

Дабижа, на выход! - рявкнул надзиратель.

Дабижа встал у стены, дождался, пока откроется дверь, дал себя обыскать, потом пошел в коридор. Привычно глядел себе под ноги. В углу коридора, там, где стоял часовой под флагом Евросоюза, увидел бычок. Надо будет попросить охранника на обратном пути остановиться и тайком поднять, подумал Дабижа. В кабинете следователя он, впрочем, об окурке забыл. Ведь на месте его обычного мучителя – господина Анатолия Лянкэ, обожавшего втыкать маникюрные ножнички в коленную чашечку Дабижи - сидел сам Верховный судья, господин Дорин Киртакэ. На минутку в Дабиже шевельнулось что-то похожее на надежду. Недоразумение, сейчас все выяснится, подумал он. В кабинете было очень светло, и стула для подследственного не было. Так что он просто стоял...

Первые пару часов Верховный ничего не говорил Дабиже, только писал что-то в тетрадке. Какой молодой, думал с умилением Дабижа, как много забот. Охранять Родину от всяких отщепенцев, которые не хотят видеть Молдову в Европ-п-п-п-хрпрп...

Не спать, - мягко сказал Киртока.
Пардон, - ответил Дабижа, после чего слезливо добавил, - я старый больной человек, румынский поэт, совесть наци...
Ножничками? - спросил Киртакэ.
Пардон, - сказал Дабижа и заткнулся.
Эх, - сказал Киртака, встал, и потянулся.

В плечах у Верховного что-то хрустнуло. Дабижа со слезами вспомнил, как хрустнул его локоть после первого месяца заключения. Так хрустнул, что рука сейчас неестественно вывернута и никогда больше не согнется. Сам виноват, сказал следователь. Почему упорствовал, не признаваясь в своих встречах с тем-то и тем-то...

Дабижа, кстати, никого не хотел выгораживать и вполне допускал, что все вокруг враги и замаскированные русские. Проблема была в том, что он упорно отрицал, что и он – Дабижа – тоже замаскированный враг, “европротивленец” и агент иностранных разведок. Для Киртоаки в этом, похоже, никакого вопроса не было. Молодой, с волевым лошадиным лицом, он был одним из племянников и.о. президента Гимпу. А еще - железным стражем евроинтеграции, как писала «Независимость Молдовы». Он боролся с врагами не за страх, а за совесть.

Кто вы у нас там в прошлой жизни? - спросил Киртоакэ.
Поэт, - брезгливо вспомнил он.
Тогда посмотрите тетрадочку, - велел он, - я там сценарий написал для развлекательного шоу на румынском телевидении, когда-нибудь может и пригодится.
Вот отучусь, - мечтательно сказал студент-заочник 3 курса Института искусств Бухареста Дорин Киртоакэ, - диплом получу, в Румынию уеду, помощником режиссера стану, на телевидении...
Только сначала, - сказал он с грустным вздохом, - надо с вами всеми, вражинами, разобраться.
Мочи моей с вами нету, - сказал он, глядя как Дабижа вычитывает ошибки, - мне бы мирной жизнью заниматься, а я тут.... заплечных дел мастером.
Я ни в чем не виноват, - пискнул Дабижа.
Бабушке своей расскажи, - сказал Киртоакэ недовольно.
Кстати, бабку мы твою тоже, - сказал он, - того... Арестовали, допрашивали, старуха со страху коньки и отбросила.
А старушку-то за что?! - спросил со слезами на глазах Дабижа.
За жопу, - сказал Киртоакэ.
Как впрочем, и всех вас, вражины, европротивленцы сраные, - добавил Киртоакэ.
Я не евронепротивленец, - заныл Дабижа, привычно прикрыв почки и срам, - тут произошла какая-то ошибка, господин Верховный Судья, всей своей жизнью я...
Дабижа-Дабижа, - грустно сказал Киртоакэ.
Какие вы, старики, все-таки тупые и неповоротливые, - сказал он.
Чаю хотите? - спросил Киртоакэ.
Чай, - сказал, плача Дабижа. - Я его, кажется, год не пил...
Ты его никогда в жизни не пил, алкоголик, - добродушно сказал Киртоакэ.
Ну садись, козел, - мягко добавил он, толкнул свой стул Дабиже и встал.

После этого стал делать чай, и достал из сейфа бутылку коньяку. У Дабижи, который отвык от человеческого обращения, снова выступили слезы. А ведь я стал тряпкой, подумал он, всхлипывая. Доходяга, открылось ему с пугающей ясностью. От этого Дабижа зарыдал еще громче.

Да не реви ты, телок, - сказал Киртоакэ, и протянул Дабиже чай и шоколадку.
Вы, старики, ретрограды, - сказал он, глядя, как Дабижа проглотил шоколадку прямо в фольге, и запивал ее чаем, довольно порыгивая с металлическим каким-то отзвуком.
Плохо кормят, что ли?! - так искренне, что стало понятно - это наигранно, удивился Киртоакэ.
Нет, всем доволен, - соврал Дабижа, заглатывавший чайный пакетик, и давясь ниточкой от него.
Ничего, питание мы подправим, - сказал Киртоакэ.
Сало, масло, джем, хлебушка, бацильную всякую вкуснятину подкатим, - сказал, подмигнув судья.
А мне что за это делать надо? - спросил Дабижа. - Стучать? Дайте ручку и бумагу!
Погоди со стуком, - сказал Киртоакэ.

Встал, потер усталые глаза. Как он все-таки молод, подумал Дабижа с любовью. А уже – служит Родине, охраняет ее от банд двурушников, которые... Но разве он, Дабижа, не из таких? Он думает, что нет. Но разве можно быть уверенным? Враги повсюду. Срывают они и срывают европейскую интеграцию Молдовы каждый год... Может, он, Дабижа, невольно стал пособником банды террористов? Может, недоглядел? Дабижа думал об этом, дожевывая ластик, который стащил со стола Киртоакэ. Судья хмурился, глядя в окно, выходящее во внутренний двор Министерства Борьбы Против “Европротивленцев” . Дорогой ты мой человек, подумал, вспомнив про всякие бацильные вкуснятины Дабижа. Товарищ ты мой. Да я за тебя...

Вот скажите, Дабижа, неужели вы думаете, что я, тридцатилетний румынист-унионист, поверил, будто Николай Дабижа выступал против вступления Молдавии в ЕС? - спросил его Киртоакэ.
Я... не знаю, - жалко ответил запуганный и забитый экс-поэт.
Нет, - пафосно сказал судья, - я, тридцатилетний румынист-унионист, не поверил, будто Николай Дабижа выступал против вступления Молдавии в ЕС. Как? Тот самый Николай Дабижа?! Человек, который еще в 1989 году сказал, что будущее Молдовы ТОЛЬКО в Европе?
Да, это я, - сказал, плача Дабижа.
Тот, кто написал удивительную и глубокую статью, ставшую краеугольным камнем молдавской евгеники?! Я имею в виду статью “Дети от смешанных браков физически неполноценны”?! - воскликнул в волнении чистокровный Киртоакэ с явными признаками зоба на тощей шее.
Да, это я, - сказал Дабижа, все больше веривший в счастливое спасение.
И этот человек – враг?! - спросил Киртоакэ.
Не верю! - сказал он...
Тогда почему же я здесь? - спросил Дабижа, разглядывая ширинку без споротых пуговиц.
Потому что вы не помогаете нам, - сказал Киртоакэ.
Вы думаете, есть я, Дабижа, я верю в Евроинтеграцию, и... все! - воскликнул в волнении Киртоакэ.
В то время как вокруг тысячи врагов срывают план ЕС-Молдова, а вы, вы, вроде бы – подчеркнул “вроде” с презрением Киртоакэ, - патриот, отказываетесь нам помочь...
Я... я конечно... конечно готов! - воскликнул Дабижа.
Я готов! - крикнул он.

Киртоакэ мягко улыбнулся:

Ну так пойдите нам навстречу, Дабижа. Дайте признательные показания.
Да, - поднял руку Киртоакэ, затыкая открывшийся было в негодовании рот Дабижи, - вы хотите сказать, что это значит оклеветать себя.
Но! - сказал Киртоакэ, и приблизил лицо к Дабиже, который сразу прикрыл пах.
Да оставьте вы, - бросил в раздражении Киртоакэ.
Я что хочу сказать, - продолжил он.
Вы старый евроинтегратор, вы понимаете, что вступление Молдавии в ЕС это сейчас, к сожалению, скорее утопия, чем реальность. Европейцы прямо говорят, что не примут нас и через 50 лет. И через сто! Все это вызывает... ненужные брожения в народе. Да еще и эти сектанты, что недавно объявились, “исходники”...
Да, я читал, - сказал Дабижа, - раздавить подонко...
На суде выскажетесь, - милостиво улыбнулся Киртоакэ.
Но вернемся к вам, Дабижа, - сказал судья, - как вы намерены помочь нам? Нам нужны показания. Да, я понимаю, что Урыту, Урекяну и прочие ваши сокамерники могут быть не из “европротивленцев”.
Возможно, они лишь жертвы ошибок, недоразумения... - сказал Киртоакэ.
Но всякий старый евроинтегратор обязан принести себя в жертву идее Евроинтеграции, - сурово заключил Киртоакэ.
Я... я... я... - лепетал Дабижа.
Головка от буя, - сказал Киртоакэ и заржал.
Простите, учу русский, - добавил он на недоуменный взгляд Дабижи, - надо же знать язык врага...
Поймите, Дабижа, - продолжил объяснять он, - народ устал. Мы, нет, ВЫ, вы, евроинтеграторы начала независимости, сказали им в 1989 году, что Европа вот-вот примет Молдавию к себе. Прошло пять лет, десять, пятнадцать... И? Люди отчаялись. Разуверились.
Сказать им, что мы просто не нужны Европе?! - спросил Киртоакэ.
Тогда волна насилия смоет всех нас и Молдавия перестанет существовать как государство, а разве не об этом мечтают приднестровские сепаратисты, Украина и Россия?! - воскликнул в волнении Киртоакэ.
Да, я понимаю, - сказал Дабижа, у которого начал болеть желудок.

Видимо, шоколад был чересчур горький, подумал бывший поэт, стараясь не меняться в лице.

Итак, нам нужны ВИНОВАТЫЕ, - сказал откровенно Киртоакэ.
Но почему.... почему мы... - сказал Дабижа, - мы ведь искренние...
В том-то и дело, - сказал грустно Киртоакэ и кивнул своим большим носом грустной птицы.
Это вызовет наибольшее доверие у людей, - продолжил откровенничать судья.
Они поймут, насколько все серьезно, - добавил он.
Теперь подпишете? - спросил Киртоакэ.
Ну, а... что... ну … это... - промямлил Дабижа.
Спрашивайте, - тепло улыбнулся Киртоакэ.
Ну... жизнь, - прошептал Дабижа.
Эх, Дабижа, - сказал Киртоакэ, - в том ли вы положении, чтобы торговаться и предъявлять условия?
Нет, - быстро сказал Дабижа, подмахнув признание.
Государство милосердно к раскаявшимся преступникам и тем, кто идет навстречу евроустремлениям, - буркнул Киртоакэ, - и еще вот тут подпишите...
Это все? - спросил Дабижа облегченно.
Нет, - сказал Киртоакэ, - вот листочки с вашим выступлением на суде, он будет открытым, вы изучите и, пожалуйста, читайте с выражением и откровенно, а еще лучше, наизусть заучите...
Открытый суд? - спросил Дабижа.
Открытый суд, - сказал Киртоакэ.
Я все сделаю, - сказал Дабижа.
За Молдову, за будущее в ЕС, за интеграцию с НАТО! - воскликнул он в волнении.
Как же я был слеп! - сказал он.

Вместо ответа Киртоакэ сунул ему пачку сигарет. Подследственного захлестнула волна нежности. Какой молодой, подумал он, выходя из кабинета под конвоем, а уже весь в заботах. Не спит, борется с вражинами. Морщинки уже. Комиссар евроинтеграции.... Ничего, я помогу тебе. Я изобличу врагов, я пожертвую своим добрым именем ради будущего в ЕС. Мы с тобой... Да ты, да я... Гражданин Верховный судья... Господин Верховный судья... Дорогой ты мой человек...

Поторапливайся, сука! - сказал конвоир и ударил Дабижу в спину.

Это ничего, тепло думал Дабижа, побыстрее ковыляя на разбитых ногах. Так надо. Такова неумолимая логика евроинтеграции. Бабушку, конечно, жалко. Но что делать.

Дверь лязгнула и его втолкнули обратно в камеру.

ХХХ

Подсудимый Дабижа, встаньте! - рявкнул Киртоакэ.

Дабижа, подтягивая спадающие из-за отсутствия пуговиц, ремня или подтяжек штаны, встал. В зале изумленно засмеялись. Дабижа не обиделся. Он выглядел жалко, он знал. С запавшими щеками, трясущимися губами, сползающими штанами... Так и должен выглядеть враг Молдовы, сказали ему следователи. К тому же Дабижа в глубине души все твердил, что он не подсудимый. Он выполняет задание Молдовы! Он помогает разоблачить банду “европротивленцев”, которые сделали все, чтобы очередной план пятилетки ЕС-Молдова не был выполнен и мы не получили даже ассоциированного членства в ЕС!

Граждане судьи, - воскликнул Дабижа.
Я бы хотел разоблачить банду “европротивленцев”, которые сделали все, чтобы очередной план пятилетки ЕС-Модова не был выполнен и мы не получили даже ассоциированного членства в ЕС! - сказал он.
Подсудимый, мы еще успеем поговорить о ваших подельниках, - сказал Киртоакэ в мантии, и угрожающе продолжил – а теперь давайте узнаем все о вашей роли в этом преступном синдикате.
Я виноват! - с готовностью крикнул Дабижа.

Штаны сползли. В зале снова рассмеялись. Открытый процесс над бандой “европротивленцев” проходил в здании бывшего Дворца Дружбы Народов, выстроенного в Молдавии еще при советской власти. Огромное пространство с мраморными колоннами – одну впрочем вырубили для дачи второго президента Лучинского и заменили досками, - было заполнено до отказа. Оголодавшие и одичавшие молдаване с радостью пришли на процесс злоумышленников и вражин, из-за которых сорвалось вступление РМ в ЕС. К тому же, не пришедших штрафовали на службе. В зале также присутствовали представители зарубежных держав, в основном европейских. Все с интересом глядели на подсудимых, представлявших собой очень жалкое зрелище. Верховный судья Дорин Киртоакэ блистал.

Этот человек красноречив, как Цицерон, язвителен, как Сократ, и умен, как Сенека, - передавал из зала суда корреспондент румынской газеты “Зиуа”.

Это была правда. Киртоакэ за несколько лет процессов над “европротивленцами” стал настоящим любимцем кишиневской публики. Он вел процессы лучше даже, чем сам Вышинский! Немудрено – скромничал Дорин – ведь Вышинский был советским мудаком и палачом, а он, Дорин Киртоакэ, осуществляет настоящее европейское правосудие! Прокашлявшись, и повернувшись в профиль к корреспондентке канала “Про-ТВ”, которая ему очень нравилась, Дорин начал говорить:

Приступая к своей обвинительной речи по настоящему делу, представляющему собой исключительное явление, имеющему чрезвычайное общественно-политическое значение, я хотел бы раньше всего остановить ваше внимание на некоторых отличительных чертах этого дела, на некоторых выдающихся его особенностях... - послышались аплодисменты
Не в первый раз Верховный Суд нашей страны рассматривает дело о тягчайших преступлениях, направленных против будущего нашей родины в ЕС, против нашего капиталистического отечества....
Но едва ли я ошибусь, сказав, что впервые нашему суду приходится рассматривать такое дело как это, рассматривать дело о таких преступлениях и таких злодействах, как те, что прошли перед вашими глазами, что прошли перед глазами всего мира на этом суде, о таких преступниках, как эти преступники, сидящие сейчас перед вами на скамье подсудимых... - аплодисменты переросли в овацию.

Дорин раскланялся. Говорил он гладко и даже не задумываясь над тем,что говорит. Ведь вступления свои он из процессов в СССР и позаимствовал, поменяв лишь кое какие слова. Это ужасно нервировало дядю-президента, знал Дорин, который опасался, что иностранные журналисты пронюхают. Дядя, впрочем, на месте засиделся, уже почти год президентствует, скинуть бы его...

Дорин встряхнулся и продолжил:

В чем заключается историческое значение данного процесса? В чем заключаются некоторые его особенности? Историческое значение этого процесса заключается раньше всего в том, что на этом процессе с исключительной тщательностью и точностью показано, доказано, установлено, что противники европейской интеграции Молдовы являются не чем иным, как беспринципной, безыдейной бандой убийц, шпионов, диверсантов и вредителей!

Из зала прилетел букетик цветов в виде флага Молдовы. Дорин поймал его, галантно прикрепил на мантии, и приступил к любимому занятию, за которое пресса окрестила его Юридический Соловей Кишинева, а дамы считали самым остроумным чиновником в государстве. Дорин начал допрашивать подсудимых.

Итак, Дабижа, вы европротивленец и враг народа, - сказал судья.
Я раскаиваюсь, - сказал Дабижа.
Молчи, идиот, - сказал Киртоакэ, слыша с радостью смех.
Кретин, тупица, - добавил он, под все усиливающийся смех.
Твои штаны сползают с тебя так, как будто им не за что зацепиться в твоих штанах, - сказал он, после чего зал расхохотался.

Публика, пришедшая посмотреть специально на Верховного судью с его невероятно остроумными шутками, была в восторге. Дабижа жалко улыбался.

Животное, - сказал Киртоакэ, - ты говна кусок, почему ты лег на дорогу нашей страны в Европу?
Меня сбили с толку вражины Урыту, Урекяну, Ходыркэ, и все, кто присутствуют на этой скамье, - сказал Дабижа.
Обратите внимание, - сказал Киртоакэ, вновь став куртуазным, - как некоторые из подсудимых, особенно подсудимый Дабижа, делают на этом процессе сохранить, как говорят французы, хорошую мину при плохой игре...
Расстрелять! - крикнул кто-то из зала.
Всему свое время! - сказал Киртоакэ и продолжил. - Как жалок Дабижа, когда пытается принять вид "идейного" человека, прикрыть свою бандитско-уголовную деятельность всякого рода "философскими", "идеологическими" и тому подобными разговорами...
Я не... - пискнул Дабижа.
Ты просто унитаз, в который гадит история! - воскликнул Киртоакэ и сам расхохотался собственной остроте вслед за залом.
Да, - жалко сказал Дабижа, - я оступился, но...
Ты не «оступился», - прервал его резко Верховный судья, - ты гомик!
И бабушка твоя, не дожившая до справедливого суда, тоже была гомиком! - закричал Киртоакэ.

Зал захлопал. Дабижа стоял, чувствуя головокружение. А может так и надо, подумал он. Я помогаю Родине, вспомнил он. Родина прощает тех, кто разоблачился против нее, вспомнил Дабижа слова Киртоаки.

Дабижа, прикрывавшийся маской добропорядочного молдавского националиста... - говорил добропорядочный молдавский националист Киртоакэ.
… он пытался здесь весь кошмар своих гнусных преступлений свести к каким-то "идейным установкам", о которых он пробовал говорить длинные и напыщенные речи, - тряс кулаком Киртоакэ.
Свою собственную роль в этой банде Дабижа пробовал изобразить, как роль "теоретика"., - возмутился Киртоакэ.
Я главным образом, - дрожащим голосом зачитал Дабижа отпечатанную на листочке реплику, - занимался проблематикой общего руководства и идеологической стороной, что, конечно, не исключало ни моей осведомленности относительно практической стороны дела, ни принятия целого ряда с моей стороны практических шагов...
Полюбуйтесь на это говно... - скзал Киртоакэ. - Он, видите ли, был теоретик...
Я и правда был... - попробовал импровизировать Дабижа.
Ты не «был», ты ЕСТЬ гомик! - воскликнул торжествующе Киртоакэ и расхохотался.

Зал взревел, вверх взлетали перчатки и зонты. Публика неистовствовала. «Подлинный народный молдавский юмор» - строчили быстро к блокнотах корреспонденты.

Извольте оценить роль этого господинчика, - обратился к ним Верховный Судья, - занимающегося якобы не руководством всевозможных и при том самых чудовищных преступлений, а "проблематикой" этих преступлений, не организацией этих преступлений, а "идеологической стороной" этого черного дела...
Замочить, тварь! - кричали уже из многих мест сразу.
Оцените роль этого господинчика, который ведет самую оголтелую вредительско-подрывную работу, используя, по собственному признанию, все трудности независимой Молдовы, который срывает план ЕС-Молдова Ассоциированное Членство, тем самым убивая веру нашего народа в неизбежную и скорую европейскую интеграцию!
Оцените эту тварь!
Зацените этого урода!
Этого пидора несчастного!
Мы все превратились в ожесточенных контрреволюционеров, - прочитал Дабижа по условленному знаку.
В изменников капиталистической родины, - добавил он, - мы превратились в шпионов, террористов, реставраторов коммунизма. Мы срывали вступление Молдовы в ЕС. Мы, и только мы послужили причиной того, что ЕС пока не принимает Молдавию в ряды союза.
Мы пошли на предательство, преступление, измену, - каялся Дабижа.
Мы превратились в повстанческий отряд, организовывали террористические группы, занимались вредительством, хотели опрокинуть власть молдавского народа, - говорил Дабижа, плача.
Достаточно! - крикнул Киртоакэ.

Где-то вдали разгоряченный верховный судья увидел, словно в дымке, довольное лицо дяди, премьер-министра Марины Лупу, других «випов». Ходят специально на меня, подумал горделиво Дорин. Зал был готов растерзать изменников...

Может быть, - спросил успокаивающе публику Киртоакэ, - мы должны простить их?
Этих изменников, европротивленцев, выродков? - спрашивал он, обращаясь в телекамеры, которые вели прямую трансляцию.
Ведь у всех них есть заслуги перед Молдовой, - напомнил он.
Штефан Урыту убивал приднестровцев, Георгий Петренко содержал бар в аэропорту, Николай Дабижа ненавидел инородцев, академик Ходыркэ как-то раз посидел на 500 евро в клубе «Ла Виктор», - быстро перечислил Киртоакэ все заслуги подсудимых перед родиной.
Мы гуманный народ... - горько сказал он залу, затихшему в ожидании очередного кульбита.
Мы думаем — ну пусть они, раз уж они философы, поэты, политики, - будут прощены... - умиротворяюще сказал Киртоакэ.
Но ведь! - поднял руку он.
Философия и шпионаж, философия и вредительство, философия и диверсии, философия и убийства-как гений и злодейство-две вещи не совместные! Шпион и убийца орудует философией, как толченым стеклом, чтобы запорошить своей жертве глаза перед тем, как размозжить ей голову разбойничьим кистенем!
Замочить?! - неуверенно закричали в зале снова.
Раздавить гадину! - закричал Киртоакэ.
Я раскаиваюсь! - закричал Дабижа.
У тебя, говно, ботинки в говне! - воскликнул Киртоакэ.
Ха-ха-ха! - взревел зал.

«Потрясающее чувство юмора... защитник многонациональной Молдовы... такой молодой, а уже с морщинами.... искрометные шутки... полное разоблачение гадины... мы, русские Молдовы, все как один... с надеждой... на Дорина...» - строчила корреспондент правительственной газеты Юля Юдовитчь-Семеновская, чей жизненный путь должен был окончиться на следующий день при обстоятельствах, неизвестных пока и самому Богу. Экий душка, думала она, глядя на молодого и ироничного Верховного Судью.

А ты кто? - внезапно рявкнул Киртоакэ на тринадцатого подсудимого, которого по идее быть на скамье не должно было, ведь по процессу шла всего дюжина заговорщиков.
Я уборщик, уборщик, - жалко пролепетал избитый бедняга, - зашел вчера клетку подмести, а ее захлопнули, за ночь дело сшили, а я...
Мести вас поганой метлой! - воскликнул Киртоакэ.
Да-а! - отозвался зал.
Я правда уборщик, третий год тут мою, - лепетал бедняга, единственный из тринадцати действительно по случайности оказавшийся на скамье, и почему-то добавлял... - я Андрей.
Андрей, Андрей, - пробормотал недовольно Киртоакэ, а потом, придумав, воскликнул, - Андрей, держи хер бодрей!
А-а-а, - умирал со смеху зал.
Этого расстрелять, - велел Киртоакэ, - за помехи суду.

Зал аплодировал. Дамы смеялись. Дабижа плакал. Несчастного уборщика уволокли.

Верховный судья Киртоакэ с удовольствием развернулся в профиль перед фотографами и закончил речь по делу отщепенца и недо-человека Дабижи:

Здесь, на скамье подсудимых, сидит не одна какая-либо анти-молдавская группа, агентура не одной какой-либо иностранной разведки. Здесь, на скамье подсудимых, сидит целый ряд анти-молдавских групп, представляющих собой агентуру разведок целого ряда враждебных Молдове террористических организаций и антидемократических государств.
Уничтожить, растоптать! - орал зал.
Перед нами — виновники того, что мы еще не в Европе! - воскликнул Киртоака.
Что же нам сделать с ними?! - наклонился он к залу.
С-м-е-е-е-е-рть!!! - ответил зал, как один человек.
Что? - сделал вид, что не расслышал Киртоакэ.
СМЕРТЬ!!! - грянул зал.

Дабижа негодующе поднял руки, и его штаны полностью упали на ботинки.

Зал гоготал.

ХХХ

Казнь состоялась на рассвете.

Презренных европротивленцев, отщепенцев и выродков Николая Дабижу, экс-академика Ходырку, экс-политика Урекяну и экс-правозащитника Урыту повесили на фонаре посреди Кишинева, на фортепианных струнах. Их нашли в здании заброшенной кишиневской филармонии, выстроенной при Советах, чтобы унизить молдавский народ. Ведь чертово фортепиано никогда не было традиционным молдавским музыкальным инструментом!

Расправа транслировалась в эфире Молдавского телевидения, которое по такому случаю впервые за 18 лет перешло в рабочий режим. Перед смертью все обвиняемые наложили в штаны, вызвав презрение и смех сотрудников Молдавской национальной полиции.

Да здравствует Евроинтеграция! - воскликнул мысленно перед смертью Николае Дабижа.

К сожалению, сказать это вслух он не мог, потому что Дабиже в ночь перед казнью отрезали язык, чтоб не болтал лишнего. И еще кое-что, чтоб — как пошутил Киртоакэ, - не болтал лишними... В любом случае, Дабижа был так рад, что его больше не будут бить, что претерпевал смерть за евроинтеграцию с облегчением и радостью.

Справедливое возмездие настигло саботажников, сорвавших вступление страны в ЕС. Если мы все будем бдительны — писалось в «Независимости Молдовы», - и таких ублюдков не будет среди нас, или все они будут выявлены, то уже через пять лет Молдавия вступит в ЕС. Также газета публиковала на седьмой странице некролог на самое острое свое перо, трагически погибшую от рук банды европротивленцев Юлю Юдовитчь. Будьте бдительны, врагов все больше, писала газета.

На первой же странице было опубликована фотография Дорина Киртоакэ с нарисованными под ними червями с головами Дабижи и Урыту, с подписью «Святой Дорин Евроинтеграции побеждает гидру евроскептицизма».

На второй странице «Независимая Молдова» напечатала письмо учеников средней школы номер 55 города Кишинева.

Blog

Владимир Лорченков, «Табор уходит», стр

Содержание