Владимир Лорченков, «Табор уходит», стр

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38

§ 9. Если кто украдет поросенка из стада человека, отправившегося на заработки в Россию, присуждается к уплате 400 леев

§ 10. Если же кто украдет поросенка возрастом старше 1 года у человека, отправившегося на заработки в Румынию, присуждается к уплате 100 леев не считая возмещения похищенного.

§ 11 Если кто украдет петуха у семьи, чей кормилец на заработках, присуждается к уплате 10 леев серебром, не считая стоимости похищенного и возмещения убытков.

Приб. 1-е. Если кто украдет курицу, присуждается к уплате 12 леев, не считая стоимости похищенного и возмещения убытков.

§ 12. Если кто украдет гуся у детей, чьи родители за границей и не шлют им денег и будет уличен, присуждается к уплате 120 леев.

§ 1.4 Если кто украдет раба-гастарбайтера, велосипед или упряжное животное, присуждается к уплате 1200 леев.

§ 15. Если раб или рабыня в Италии или Португалии украдут что-либо из вещей своего господина в сообщество с свободным, то вор, кроме того, что он возвращает украденные вещи, присуждается к уплате 600 евро и к месяцу работы на хозяину.

Приб. 1-е. Если кто лишит жизни, продаст или отпустит на свободу чужого гастарбайтера присуждается к уплате 1400 евро.

Приб. 2-е. Если кто украдет чужую рабыню из борделя в Албании чтобы устроить ее домработницей в Италии, присуждается к уплате 1200 евро

Приб. 3-е. Если кто украдет рабыню, платит 3500 евро; а за садовника, асфальтоукладчика, виноградаря, кузнеца, плотника, конюха, платит пусть в двойном размере от уплаты за воровство рабыни.

§ 17. Если кто из свободных украдет вне дома на 2 лея из дома, оставленного семьей, отбывшей на заработки, присуждается к уплате 600 леев.

§ 19. Если же он произведет взлом запора или подберет ключ и, проникши таким образом в дом отсутствующих гастарбайтеров и что-нибудь оттуда украдет, присуждается к уплате 1800 евро.

§ 21. Если три человека похитят свободную девушку с целью продажи ее за рубеж, они обязаны уплатить по 30 евро каждый.

§ 23. Те же, что свыше трех, обязаны уплатить по 50 евро каждый.

§ 24. А те, кто имел при себе оружие, уплачивают втройне.

§ 25. С похитителей же взыскивается 2500 евро.

§ 26. Если они похитят девушку из-под замка, или из горницы, уплачивают цену и штраф, как выше обозначено.

§ 27. Если же девушка, которую похитят, окажется в борделе и станет приносить прибыль, то прибыль эту обязаны похитители отдать родителям девушки, неважно, где она станет работать, в Стамбуле, Испании, Италии или Португалии.

§ 28. Если же свободная девушка добровольно последует за гастарбайтером на заработки, она лишается своей свободы.

§ 29. Свободный, взявший чужую гастарбайтершу, несет то же самое наказание.

§ 30. Если кто похитит чужую невесту и вступит с нею в брак, присуждается к уплате 2500 леев, но если жених ее на заработках, то никакого преступления в том нет.

Приб. 2-е. Если кто нападет скопом на свободную женщину или девушку по дороге в Италию в рейсовом автобусе и осмелится причинить ей насилие, все, участвовавшие в совершении насилия, присуждаются к уплате 200 евро каждый. А если в этом скопе будут такие, которые не знали о допущении насилия, и однако там присутствовали, будут ли они в количестве большем или меньшем 3-х, каждый из них платит за себя по 45 евро.

§3 1. Если кто ограбит свободного человека, возвращающегося с заработков в Подмосковье или Европы, напавши на него неожиданно, и будет уличен, присуждается к уплате 2500 евро.

§ 221. Если европеец ограбит исходника, должно применять вышеупомянутый закон.

§ 343. Если же исходник ограбит европейца, присуждается к штрафу в 35 евро.

§ 44. Если кто-либо, желая переселиться из Молдавии, получит грамоту от и.о. президента и если он развернет ее в публичном собрании и кто-нибудь посмеет противиться приказанию, повинен уплатить 8000 евро.

§ 5. Если кто нападет на переселяющегося из Молдавии человека, все участвовавшие в ск7опе или нападении присуждаются к уплате 2500 евро.

§ 60. Если кто нападет на чужую виллу, пока хозяева трудятся в Европе и платят евроналог, все уличенные в этом нападении, присуждаются к уплате 63 евро.

§ 134. Если кто лишит жизни свободного гастарбайтера, или уведет чужую жену от живого гастарбайтера, присуждается к уплате 800 евро.

§ 267. Если кто сожжет дом гастарбайтера с пристройками, и будет уличен, присуждается к уплате 2500 евро.

§ 190. Если кто попытается ограбить другого на дороге, а тот спасется бегством, (виновный) в случае улики, присуждается к уплате 2500 евро.

§ 191. Если кто попытается ограбить другого на дороге не в Молдавии, а по пути в Европу на заработки, и тот спасется бегством, (виновный) в случае улики, присуждается к уплате 5000 евро...

ХХХ

- Добрые люди, не хотите ли вы отвезти кое-что в Молдавию?

Так спрашивал Петрика водителей рейсовых маршруток, курсировавших между Молдавией и Европой каждый час. В сторону Европы они везли рабов, обратно – деньги и посылки от них. Поэтому водители рейсов, обступая с интересом Петрику, ждали, что он попросит их отвезти денег или что-то ценное, что можно было бы украсть, а потом списать все на пограничников. Но когда Петрика говорил, что именно он хочет отвезти в Молдавию, над ним смеялись

Ступай отсюда, дурачок, - говорили Петрике.

Тот, бывший когда-то крепким, здоровым парнем, с одного удара ноги прошибавшим грудную клетку гастарбайтера, лишь поджимал трясущиеся губы и, ссутулившись, ждал у автобусов, как побитая собака. Маршрутки, даже не переделанные в пассажирские из грузовых – рабам и так сойдет, говорили владельцы рейсов, - трогались и разъезжались. Петрика же оставался в центре вокзала. Его задирали цыгане, облаивали бродячие собаки, и задерживала полиция. Серьезных разбирательств с ним не проводили, видно было, что парень – дурачок. Били дубинкой пару раз, и выгоняли из участка.

Попадешься еще раз, депортируем, - произносили полицейские самую страшную угрозу для молдавского гастарбайтера.
Так депортируйте! - взывал Петрика.
Точно сумасшедший, - смеялись полицейские.
Вали отсюда, а то собаками затравим, - восклицали они.

Дверь захлопывалась и Петрика оставался на улице. Иногда добрые жители европейских городов жалели его, и выносили поесть из своих приличных домов. Однажды даже Петрика несколько месяцев проработал садовником, потому что пожилой австриец, купивший дом в Португалии, пожалел этого странного молдаванина. Но потом Петрика ушел оттуда, потому что все свое время он должен был проводить на вокзалах. Ведь он не терял надежды отправить в Молдавию кое-что.

Петрика надеялся отправить в Молдавию самого себя.

Это, конечно, был полнейший нонсенс. Об этом курьезе рассказывали на всех вокзалах Молдавии и Европы. Чтобы молдаванин всеми правдами и неправдами мечтал попасть в Европу, это было понятно. Но чтобы молдаванин теми же самыми правдами и неправдами стремился покинуть Европу, чтобы попасть в Молдавию?.. Да такого никогда не бывало! Многие гастрбайтеры даже снимали Петрику, ждущего автобусы, на камеры мобильных телефонов, и показывали затем друг другу забавный ролик. В “Ютубе” это видео заняло первое место по посещаемости в течение нескольких месяцев. Из-за этого местная газета “Комсомольская правда в Молдове” даже написала заметку, которая называлась “Молдаванин рвет рейтинги “Ютуба!!!” под рубрикой “Знай наших!”.

Петрика ничего этого не знал, он просто хотел попасть в Молдавию.

Разумеется, ни один водитель на его просьбу не соглашался. И дело было не только в том, что у Петрики не было четырех тысяч евро, положенных за транспортировку, а в каком направлении, неважно. Перевозчики не желали создавать прецедент. Этак каждый молдаванин, если захочет, сможет спокойно сесть в автобус и поехать себе в Молдавию, рассуждали они. Так что Петрику никто не брался отвезти домой.

Что тебе там делать? - всячески отговаривали его.
Молдавия давно уже разрушенная помойная яма, - искренне описывали родину водители.

Петрика ни минуты не сомневался, что так оно и есть. Но у него была очень важная причина, по которой он стремился в Молдавию, как лосось на нерест. Ждала его там красавица Родика и их сын-богатырь, который, наверняка уж, вырос и стал здоровым крепким парнем. Петрика знал, что так оно и есть, и был уверен, что легко найдет Родику в разрушенной войной и голодом Молдавии. Он не сомневался, что легко сможет объяснить возлюбленной, почему перестал писать ей и слать деньги. Все дело было вовсе не в нем — он парень порядочный — а в разгроме помидорной плантации, где трудился Петрика. По подлому доносу конкурентов, открывших в нескольких десятках километров другую плантацию, баклажанную, лагерь окружила и разгромила португальская полиция. По периметру поля были обставлены автомобилями с громкоговорителями и прожекторами, гастарбайтерам велели выходить, подняв руки. Что они и сделали, в очередной раз заслужив от европейской прессы лестное сравнении с покорными овцами.

Разумеется, ни у кого из них не оказалось разрешения на работу.

Следовательно, - сказал представитель полиции, - у вас есть выбор, или быть депортированными на Родину...
… - пронесся безмолвный крик ужаса над выстроенными в шеренгу гастарбайтерами.
Или трудиться на плантации по соседству, - сказал полицейский, которому отстегнула плантация по соседству.
… - пронесся безмолвный крик радости над выстроенными в шеренгу гастарбайтерами.

Петрика проклинал тот день, потому что ему следовало выйти из рядов и сказать, что он желает быть депортированным. Но как и все молдаване, он боялся оказаться дома, где нет работы. Поэтому он остался работать на баклажанах — как раньше на помидорах, - чтобы зарабатывать и слать деньги Родике. Из 1000 работников трудового лагеря согласились 991. Остальные девять были членами семьи владельцев лагеря — богатого молдавского рода Касиан. Их представители были и в молдавском правительстве, и в крупных компаниях, и, конечно, имели свою долю в перевозке людей и нелегальной работе за рубежом. Выбора у них не оставалось: когда лагерь был окружен полицией, науськанной конкурирующим кланом Тарлевых, все девять членов клана Касиан предпочли погибнуть, совершив ритуальное самоубийство. Какое именно, для многих осталось неизвестным. Поговаривали только что-то о незрелых помидорах и огромных кабачках...

Петрика предпочитал не задумываться о таких страшных вещах, он просто отнес свою койку и нехитрые пожитки на тридцать километров к югу — во время марш-броска под присмотром новой администрации, - и продолжил работать.

К несчастью, клан Тарлевых оказался куда более жадным и бесчестным, чем павший клан Касианов.

В отличие от прежней администрации, новая оставляла себе не 95 процентов заработков мигрантов, а все сто. Это вызвало недовольство у рабов, но после приезда полиции с боевыми пулями, недоразумения были улажены. В конце концов, спросили мигрантов, вы хотели жить в Европе, и это была ваша главная цель, не так ли? Ну а раз так, то чего вы еще хотите? Вы в Европе! Добро пожаловать!

Петрику это, в принципе, устраивало, за одним исключением. Это не устраивало его как отца ребенка, который родился у него в Молдавии, и жениха Родики, с которой он собирался играть богатую, как принято у молдаван, свадьбу. Поэтому Петрика написал 3 жалобы в ООН и ЮНЕСКО левой рукой, бросил письма в почтовый ящик городка поблизости, куда выбрался тайком с плантаций, и бежал. Первые несколько месяцев он провел на вокзалах, наивно надеясь на то, что водители молдавских рейсовых маршруток отвезут его обратно в Молдавию. Этого, конечно, не случилось. Тогда Петрика стал просить милостыню, чтобы накопить четыре тысячи евро. Правда, расчеты показали, что он соберет требуемую ему сумму примерно через восемнадцать лет и шесть месяцев. Это расхолаживало. Петрика решился на отчаянный шаг. Он нашел посольство Молдавии в Португалии и попросил отправить его на родину. Посол — тучный мужчина лет пятидесяти, назначенный сюда, чтобы освободить пост министра финансов,- лишь посмеялся.

Прошу вас, - говорил Петрика, - я так соскучился по родине, Молдавия, Молдова, МССР, Органный зал, виноград, вино, персики, Тамара Тома, ансамбль «Плай, молдавский Челентано Ион Суручану, Ион Друцэ, звон колокольчиков, запах полей, кукуруза, наша общая родина, наш мультикультурный дом, Чепрага, «Меланхолие», туман над Днестром...

Посол прослезился, но денег на дорогу не дал и с документами не помог.

Не для того существуют молдавские посольства, - сказал он, - чтобы помогать всяким молдаванам сраным.
А для чего же они существуют? - возопил Петрика.
Не твоего, сраный молдаван, ума дело, - сказал посол и захлопнул дверь.

Тогда Петрика решился идти в Молдавию пешком.

Родика ждет меня, - думал он, - сидит на крылечке дома, и глаза свои просмотрела, ожидаючи меня и денег от меня.
Денег я ей слать не могу, стало быть, приду и буду землю пахать, - подумал Петрика.
Так тому и быть, - решил он и отправился в путь.

Шел он рядом с европейскими дорогами по ночам, днем же останавливался на ночлег. Пограничники, отлавливавшие его на границах, только диву давались.

Первый раз мы ловим молдаванина, который нелегально идет не В Европу, а ИЗ нее, - говорили они, разведя руками.

Некоторые даже жалели Петрику. И, выслушав его историю, давали парню в дорогу еды и чарку вина. Петрика шел, шел, и шел, и сменил несколько пар обуви. Сначала развалились сапоги его, купленные в Португалии, затем не выдержали кеды строителя с толстой подошвой, украденные на распродаже в Германии, пришла затем очередь и постолов (аналог лаптей — прим. авт.) его, свитые из колючих австрийских трав, которые Петрика нарвал на лугах, затем протерлись до дыр целлофановые кульки, в которые Петрика закутал ноги, чтобы хотя бы не промокли...

Даже мозоли его стерлись, и шел Петрика из Европы в Молдавию три с половиной года, оставляя за собой на карте Европы кровавые следы босых ног молдаванина...

Его избили и ограбили на румынской границе — что удивило самого Петрику, потому что воровать у него было нечего, - и напоили чаем на венгерской. Угостили шоколадкой на бельгийской и дали помидор с рисом на португальской. Накормили на словацкой и дали пинка на украинской. И лишь на молдавской границе с Петрикой ничего не сделали, потому что она была пуста. Петрика глазам своим не поверил, когда увидел Прут, рядом с которым на дереве болтался повешенный, на котором, в свою очередь, болталась табличка «Река Прут. Судоходная».

Мать-река, - сказал Петрика и заплакал.

Судя по надрезам на руке, которые Петрика делал каждый день, чтобы знать,сколько дней прошло, с начала его путешествия прошло три с половиной года. Вся рука Петрики представляла поэтому собой незаживающую рану.

Ты кто?! - вдруг выкрикнули откуда-то из-под земли.
Я Петрика, - сказал Петрика.
А в глобальном смысле? - спросили из-под земли.
Аз есмь человек, - сказал, подумав, Петрика.
Тогда плати, - радостно сказал голос из-под земли.

После чего дерн под ногами Петрики зашевелился, и нарушитель границы увидел, что стоит прямо на землянке, откуда вылез оборванный довольный пограничник с автоматом и в набедренной повязке. На животе у него был вытатуирован герб Молдавии.

Ты кто? - спросил Петрика, хотя и так все было понятно.
Пограничный контроль, ваши документы, - козырнул к непокрытой голове пограничник.
Вы что же, всех здесь останавливаете? - спросил Петрика.
Нет, - сказал пограничник откровенно, - только тех, кто слабее.
Если кто сильнее, их больше или они вооружены лучше, то мы прячемся, - признался пограничник.
Хотя не всегда и не все успевают спрятаться, - сказал он, глядя на повешенного.
Ну так где документы, нелегал? - спросил он.
Нет у меня документов, - сказал Петрика.
Я на Родину иду, в Молдавию... - добавил он.

Отсмеявшись, пограничник сказал:

Значит, нарушитель границы, идет в Европу, пытается еще и обмануть сотрудника погранвойск, заливает, будто направляется в Молдавию, хотя это полный бред...
Истину говорю, - перекрестился по старинке четырехконечным знамением Петрика, за что получил прикладом под дых.
Значит так, - решил пограничник, - будешь нашим рабом, посадим тебя в зиндан, будешь обстирывать погранзаставу, картошку нам копать, а через год мы тебя отпустим, как искупившего вину.
А где же все остальные на заставе? - спросил Петрика.
Ушли в налет на село по соседству, - пояснил пограничник и спросил, - а тебя бусы есть, если ты и правда из Европы...
Бусы вам, - сказал Петрика, чувствуя, как гнев застит ему глаза.
Кровопийцы народные, - сказал он, сжимая в кармане чудом уцелевшие пластмассовые бусы, сохраненные для Родики.
Ты мне но-но, - сказал пограничник, подняв автомат, и только тут Петрика заметил, что это муляж...

… похлопав по ноге покачивавшегося рядом со старым повешенным нового покойника, Петрика задумчиво поглядел на Прут.

Здравствуй, река-матушка, - сказал он негромко, разделся, и попробовал ногой воду.
Здравствуй, Прут-батюшка, - добавил он, входя в течение.
Прими сына своего, молдавская сыра-земля, - попросил Петрика и поплыл.

Участок реки на границе был узкий, метров пятьдесят, но течение здесь издавна было скорым и сильным, так что Петрика плыл долго. Уж и не надеялся, что спасется, потому что много водных ям было здесь из-за бомбежек дна во время шестой пограничной румыно-молдавской войны, но повезло. Мост через Прут давно уже был разрушен...

Петрика, выйдя на землю Молдавии, поднял руки и возблагодарил Бога.

Благодарю тебя, Господи, за то, что я попал на Родину, - думал он.

И Прут тек мимо него стремительно и вечно.

Вот первый молдаванин, который благодарит меня из-за встречи с Родиной, - подумал Бог.
Надо вознаградить его за это, - решил Бог.

Петрика же, обсохнув на ветру, продолжил путь, чтобы разыскать Родику и их сына.

И они были первыми, кого он встретил за приграничным лесом.

ХХХ

…том мы скитались, и прятались от людей, - сказала Родика.
Пару лет назад мы наткнулись на брошенный дом возле поля, и стали жить там, - рассказывала она Петрике, с любовью глядя на его изрезанные руки.
Я впрягались в плуг, а мальчики, - говорила она шепотом, чтобы не разбудить спящих и повзрослевших мальчишек, - вели борозду...
Как-то мимо пролетал вертолет и дал очередь, иностранцы часто так балуются, - бесстрастно говорила она.
Старшего, ну, который от тебя, - смущенно сказала она, - зацепило в ногу, и мы думали, что ее придется отрезать.
Был Антонов огонь и даже флаг Евросоюза не помог, хотя я не только завернула в него ногу, но и вообще всего мальчика закутала в этот флаг, - вспоминала Родика.
Но Бог миловал, и сын выжил, - сказала она.
Тогда я взяла их и мы покинули тот дом, и стали жить в этой лесной полосе у реки, потому что граница, как ни странно, самое безопасное место, потому что здесь опаснее всего, - сказала она.
К тому же это место считается заповедником Европы, поэтому здесь охотятся только баре из Румынии, - добавила Родика, - и когда их рожки играют, мы прячемся.
Надо идти в Касауцы, - сказала она, - говорят, там в карьере можно устроиться и получить кусок карьера в аренду.
Сыновья вечно голодные, - сказала она.
Они хорошие мальчики, - заплакала она.

Петрика глядел на нее с любовью, жалостью и недоумением. И эта женщина, думал он, была той самой юной возлюбленной, мысли о которой заставили забыть его обо всем? Ноги ее очерствели, словно поздняя кукуруза. Спина согнулась, как старый кабачок, который не сняли вовремя с грядки, и который невозможно есть. Груди отвердели и ссохлись, словно тыква, оставленная на грядке. Живот стал каменный, будто слежавшаяся пшеница. Взгляд колючий, как виноградная лоза, с которой сняли плоды. Щеки увяли, словно поздние, побитые заморозками помидоры...

Как потрепала ее жизнь, подумал Петрика, потрепанный жизнью. Потом оглянулся на мальчиков. Родика уже все рассказала ему о своей нелегкой судьбе, так что Петрика глядел на ее второго сына спокойно. Что же, значит, такова наша судьба, подумал он.

Оба они сидели у костра, поодаль спали сыновья, укутанные в гуманитарные одеяла.

Он будет моим сыном, - сказал он Родике, - и мы всегда будем вместе.
Как? - спросила она устало.
Мы будем настоящей семьей, - сказал Петрика.
Будем жить все вместе, рядом, в одном доме, радоваться друг другу, видеть дни друг друга, провожать ночи и встречать утра, - перечислил он.
Увидим, как наши мальчики станут взрослыми и сами обзаведутся детьми, - сказал он.
Состаримся и умрем вместе, - закончил Петрика.
Быть вместе и значит быть семьей, - сказал он неуверенно.
Настоящая семья это когда мать в Италии, отец в Подмосковье, а дети с бабушкой или в детском доме, - возразила Родика.
А у нас будет не семья, а черт знает что! - сказала она.
Ну что же поделать, - сказал Петрика, - с тобой я готов и на черт знает что, любимая.
Кстати, - сказал он, - как насчет черт знает чего?
Черт знает чего, чего мы не делали уже лет шесть, - сказал он.

Родика покраснела, и полезла вслед за Петрикой в землянку.

Когда я решила, что лучше им умереть... - сказала она.
Т-с-с, - сказал Петрика, которому Родика рассказала, как повесила сыновей, и вообще все рассказала.
Иногда мне кажется, что они и так уже мертвы, - сказала она.
Ну-ну, - сказал Петрика.
Я все равно убила своих детей... - заплакала Родика.
Все будет хорошо, - сказал Петрика.
Это была гуманная жестокость, - сказал он.
Я бы поступил так же, - подумав, решил он.
Ты поступила мужественно, как и положено поступать каждой молдавской женщине, - сказал он.
Тем более, - сказал он с ожесточением, - что молдавские мужчины давно уже перестали так поступать.
Перестали быть мужчинами, - сказал он.
Ох, - сказала она.
Ну, ты -то не перестал быть мужчиной, - сказала она.
Да, - сказал он.
Ох, - сказала она.
Не так сильно? - спросил он.
Так, - сказала она.
Еще, - сказала она.
Сделай мне третьего, - сказала она.

Мальчики у костра делали вид, что спали.

Дерн шевелился.

ХХХ

… Лоринков и Петреску, выйдя на поляну, бросили велосипеды и оглядели кострище.

Прошлой ночью здесь кто-то был, - решил лейтенант.
Следопыт, - восхищенно сказал Лоринков.
Костер еще теплый, - сказал лейтенант.

Оба путешественника за те полтора года, что шли от Кишинева к Касауцам, изрядно обтрепались. Левый ботинок Лоринкова был перевязан, а штаны Петреску кое-где залатаны. Полицейский и писатель возмужали, поседели и покрылись морщинами. Командировка их невероятно затягивалась, что, впрочем, в условиях событий в Молдавии особого значения не имело. Район Касауц, по слухам, отпал от Молдавии и там давно уже установилась исходническая ересь в качестве государственной религии. Лейтенант, правда, думал, что это клевета кишиневской пропаганды. Лоринков сомневался. В любом случае, им пришлось делать огромный крюк, чтобы не встретиться с передовыми разъездами войск северной республики Бельц.

Еще половина года была потеряна во время нашествия орды из Гагаузского халифата, которую пришлось пережидать в пещерах под Днестром. В общем, командировка обернулась целым путешествием, говорил Лоринков, которому это пошло только на пользу. Свежий воздух, отсутствие регулярных запасов спирта вернули писателю здоровый цвет лица, природный аппетит и любопытство к жизни. К тому же, за время путешествия у него был еще несколько видений, и лейтенант Петреску, - который был свидетелем этих трансцендентальных контактов со сверхъестественным, - смог убедиться в том, что Лоринков не фантазирует.

Он в самом деле общался с духами.

Что, впрочем, для практичного лейтенанта значения не имело. Моя цель, думал он, это Касауцкий карьер, где я обязан выяснить, куда пропали бывший комендант Филат, штатный доносчик Сахарняну и заключенный Серафим Ботезату.

Знаете, - сказал Лоринков, обожавший поговорить о себе, - а ведь не вечно же я буду книги писать...
Когда вы последний раз их писали? - скептически спросил Петреску, занявшись починкой велосипеда.
Не все мне писать, да писать, - сказал, не обижаясь Лоринков.
Вот кончится война, - сказал он мечтательно, - брошу все, куплю костюм...
Синий, обязательно ярко синий, приталенный, и чтоб рубашка с кружевным воротом, как у аристократа, - уточнил Лоринков.
Туфли лаковые, сумку как для ноут-бука, чтоб форсить...
Ну, без ноут-бука, конечно, он-то сам дорогой...
И поеду в город, учиться, - сказал он.
На агронома, там, или инженера, - закрыл глаза он.
В люди выбьюсь, - сказал он.
А пока... - вздохнул Лоринков.
Пишу тут для вас, пишу... - пожаловался он.

После чего прилег у костра, хлебнул вина, и уснул. Петреску, скептически глядя на напарника по путешествию, хмыкнул и покачал головой. Ишь чего удумал. В люди...

…яркое Солнце ослепило Лоринкова, когда же он поднял глаза, то увидел над собой двенадцать прекрасных дев.

Девчонки... - сказал радостно Лоринков, которому изрядно надоело видеть всего одно лицо, лейтенанта Петреску.
Бессмертные девы, - поправила одна, с золотой косой, собранной на голове в корону.
Бессмертные девчонки... - сказал Лоринков, глупо улыбаясь.
Сексист, - осуждающе сказала дева.
Феминист, зуб даю, - волнуясь, сказал Лоринков, неотрывно глядя в декольте девиц.

Девушки стали плясать вокруг него, взявшись за руки. В волосах у первой была роза, у второй — ромашка, у третьей — маргаритка, у четвертой — подснежник, у пятой — желтый осенний лист, у шестой — хризантема, у седьмой — снежинка, у восьмой — колокольчик, у девятой, - цветок винограда, а трое были простоволосыми.

Времена года, - догадался Лоринков.
Догадливый человечек, - смеялись девушки.
Вы и есть двенадцать? - спросил Лоринков.

Мы Дюжина, - ответили они.
Так это вас мы ищем? - спросил Лоринков.
Нет, человечек, - смеясь, ответили девушки.

Лоринков расстроился. Их с лейтенантом Петреску странствия, казалось, не имеют конца. Да и смысла тоже, признавался сам себе Лоринков. Ничего не менялось из-за того, что они перевидали уже, наверное, все злодеяния и жестокости, которые только творились на молдавской земле. Иногда они — по мере сил — пытались что-то сделать, а иногда просто смотрели. Но разве от того, что беды Молдавии увидят на четыре глаза больше, - думал Лоринков, - беды эти уменьшатся?

Не сомневайся, - пропели девушки, и сняли с себя платья.

Белоснежные, как мрамор, и пышные, смуглые и подтянутые, с веснушками на груди и впадинками меж ягодиц... Такие разные! Лоринков почувствовал головокружение и понял, что очень давно не видел женщин. Может, дезертировать, подумал он. Но куда бежать, подумал писатель. К тому же, из-за войны и разрухи в Молдавии не то, что женщину в розовых сапогах, - даже просто в сапогах не встретишь! Все носят какие-то мешки вместо платьев, лица чумазые, волосы растрепанные... О, совсем не такими были двенадцать прелестных искусительниц, окруживших Лоринкова сейчас!

Девушки запели:

Благодари Его за то, что стал тебе крепкой стеной, и не ной!
Умрут губители и сгинут мучители, Он же укроет вас от бедствий!
Благодари Бога за то, что не оставил вас и поселился с вами.
Звали его Серафим и открыл вам глаза.
Он судит вас, но не покинут вас, даже когда вы в дурных мыслях.
Он утвердил вас, и тайну истины укрепил в вашем сердце.
И скоро уже Бог рассудит ваше горе, распознав ваши беды.
И спасет душу бедняка в логове львов, что, как меч, заострили свой язык.
Но Бог заградит их зубы, чтобы не растерзали душу бедняка и нищего, и убрал их язык.
И он превратит бурю в затишье, и душу неимущего спасет, как тело из пасти львов.
Среди Дюжины, которую ты ищешь, будут мужчины.
Среди Дюжины будут и женщины.
И ты сам удивишься тому, кто будет в ней!

После этого девушки, рассыпавшись по поляне, стали со звонким смехом собирать цветы, возникшие словно из ниоткуда, и плести из них венки. Играть в прятки и догонялки. Звонко смеясь, одевать венки на Лоринкова, тормошить его, щипать, и гладить по щекам.

Шалуньи, - говорил Лоринков.

Девушки смеялись и веселились еще больше. Сплетя из своих кос сети, набрасывали они их на Лоринкова, играли в ручеек, салки, и касались человека все откровеннее. Богини, думал Лоринков, затаив дыхание.

Человек, найди Дюжину, - говорили они.
И вернешься к людям, - пели богини.
Будешь глядеть на улыбки женщин.
И вернешь улыбки женщин в Молдавию!

Лоринков, счастливый, кивал и тянул к нимфам руки, но девушки ускользали, словно ручей, а потом и правда превращались в ручей. Глубокий, прозрачный, серебристый, он звенел, бросая воду пригоршнями на камни под прохладным ноябрьским небом Молдавии. Нимфы, нимфы, грустно качал головой Лоринков, присев у воды, и, слыша за спиной смешки, оборачивался. Они — все двенадцать — прятались за деревьями, и грациозно выставляли из-за стволов обнаженные ножки. О, радостно кричал Лоринков, и со смехом бежал за прелестницами, падая лицом в охапки теплых почему-то осенних листьев. Девушки же набрасывались на него, тормошили его и смеялись, тормошили, тормош...

Вставайте же, да вставайте же! - тормошил его Петреску.

Лоринков со свинцовой — как всегда после видений, - головой поднялся. Он лежал у погасшего костра лицом в куче холодных листьев, рубашка его была расстегнута на груди.

Что это со мной? - спросил он Петреску.
У вас, видимо, было видение, - объяснил лейтенант, - вы лежали, счастливо улыбаясь, у огня, пускали слюни и все бормотали что-то насчет каких-то шалуний.
Ну а и потом вы решили раздеться, - сказал Петреску, - так что мне пришлось вас силой сдерживать.
Гм, - сказал Лоринков.
Зря вы меня разбудили, - в порыве искренности сказал он добродетельному лейтенанту.
Посмотрите лучше, что за лесом, - сказал Петреску.

Мужчины, прячась за деревьями, совсем как нимфы из видения Лоринкова, подошли к краю приграничной полосы. Ниже, в километре от нее, по дороге вилась лента, состоявшая из людей. Впереди они несли огромную хоругвь. Многие держали в руках плакаты. Прищурившись, близорукий Лоринков прочитал некоторые из них. «Исход — сила», «Серафим — Отец», «Касауцам — новую религию».

Невероятно, - сказал Лоринков.
Крестный ход «исходников», - кивнул Петреску.
В этом районе «исходничество» уже государственная религия, - сказал он.
Это наш шанс, - сказал быстро соображавший лейтенант.
Они следуют в Касауцы, и, судя по всему, будут пропущены, - сказал он.
Паломники, видно, ходили к святым местам, - догадался лейтенант.
Раздевайтесь, быстро, - велел он писателю.
Это еще зачем? - тупо спросил Лоринков.
Да не догола, - терпеливо объяснил Петреску, ехидно добавив, - хотя всего полчаса назад вы готовы были проделать это де...
Раздеваюсь, раздеваюсь, - сказал Лоринков.

Спустя полчаса, когда процессия поравнялось с лесом, Лоринков и Петреску, в рванье, рывком поднялись из канавы, и пристроились к хвосту шествия. Народу там было много, так что на двух новых бродяг никто не обратил внимания.

… Спустя неделю Петреску и Лоринков вошли в ворота Касауцкого лагеря.

Задрав голову, Лоринков прочитал приветственную надпись.

«Хочешь быть счастливым? Выполни европейскую пятилетку в три года! :-) »

Рядом был нарисован компьютерный смайлик.

В глаза также бросалось отсутствие хлыстов у надзирателей.

Я смотрю, пока мы нашествие кочевников в пещерах пережидали, в стране многое изменилось, - процедил Лоринков.

А когда вновь прибывшие построились в центре лагеря, навстречу им вышел комендант Плешка, почему-то в белой простыне, и сказал:

А сейчас, братья, мы разделимся по группам братской любви, каждая из которых получит свой барак и стол для общей трапезы в нем...
Опытные верующие наставят новичков, - ласково сказал он.
Терпением и неустанной заботой, - добавил комендант.

Лейтенант Петреску вздрогнул, когда увидел, что в делении людей на отряды участвуют как заключенные, так и надзиратели. Власть рухнула, подумал Петреску...

В результате простой жеребьевки в их отряде оказались комендант Плешка, женщина по имени Родика, ее муж Петрика и двое их детей, какая-то Нина, лейтенант Петреску, Лоринков, и еще несколько человек.

Когда Лоринков пересчитал их, то тоже вздрогнул.

Получалась Дюжина.

ХХХ

Серафим говорит:
Вот Устав для людей общины, предавшихся мечте о Новой Земле и отказу от зла с тем, чтобы держаться Бога.
Мы не хотим видеть людей Кривды, хотим быть членами общины, которая держится Завета.
По нашему слову исходит черед жребия для каждого дела, связанного с Исходом, имуществом и правосудием...
…. жаждем же творить сообща истину и смирение...
Молдаване хотят праведности и правосудия, любви к милости и скромного поведения на всех их путях, с тем чтобы никому не ходить по закоснелости сердца своего, блуждая вслед своему сердцу
… жаждем основать истинную основу для Молдавии Обетованной, которую получим...
… ради общины и ради тяжбы , и ради правосудия, чтобы обличать в нечестии всех кто предал Молдавию и преступил закон ее народа.
И вот порядок ваших путей, дети:
Всякий, вступающий в совет общины, да вступит на глазах всех самоотверженных и да поставит над собой связывающую клятву обратиться к Исходу и сделать ради него все, и жизнь свою без сомнений положить.
Тот, кто положит Исход на свою душу, пусть да отделится от всех людей Кривды, ходящих путем нечестия...
Люди Кривды, попав в общину, пусть не входят в воду, касаясь чистоты святых людей, ибо очищаются лишь, если раскаялись в своем зле, ибо нечистое во всех преступающих Его слово.
… сказано: “От всякого ложного слова удаляйся”...
И чтобы никто не ел и не пил ничего из их добра и не брал от них ничего бесплатно , как написано:
… соблюдать все Его законы, которые Он заповедал выполнять, и по слову большинства Молдавии получить право на Исход.
Законы же записывать надо по Уставу один за другим, согласно разуму и делам каждого, чтобы все слушались друг друга, малый большого.
… или упрямо... дух нечестия... Молдавия...
… палачи... мученик, пророк и да не возненавидят...
… его... в своем сердце...
… но в тот же день обличит...
...его и не...
…

ХХХ

…

Blog

Владимир Лорченков, «Табор уходит», стр