Владимир Лорченков, «Табор уходит», стр

Вид материала

Содержание

Дебилам — дебильная смерть!
Ученики первого, второго и третьего классов

Подобный материал:

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38

Дебилам — дебильная смерть!

С большой радостью узнали мы, молдавские дети – ученики первых и третьих классов, о приговоре молдавского суда суда над бандой ублюдков, сорвавших вступление Молдовы в ЕС.

Мы, воспитанники специальной молдавской школы № 4 города Кишинева, обещаем повысить нашу бдительность и помогать молдавскому государству громить врагов народа и нашего неизбежного вступления в ЕС!

Мы будем хорошо учиться, повышать уровень знаний в астрологии, транспарентности и будем помогать укреплять евроинтеграционные устремления нашей любимой родины, солнечной Молдовы.

Меч молдавского правосудия – сверкающий, словно початки кукурузы на полях Молдовы - неумолимо опустился на головы тех, кто осмелился поднять свою кровавую руку будущее молдавского народа в Европейском Союзе. На наше счастье! Банда убийц и шпионов, ублюдков и козлов, именовавшая себя “Союзом европротивленцев", приговорена к повешению. С радостью смотрели мы на первом уроке трансляцию казни подонков. Здоровым смехом разразились мы, когда дебилы-европротивленцы наложили себе в штаны, и дымок от их теплого говна подымался в свежем, морозном воздухе нашего любимого Кишинева.

Мы, ученики первых, вторых и третьего – выпускного – классов школы, считаем, что приговор Верховной Коллегии Верховного Суда Молдовы - это наш общий приговор, это решение и воля всех граждан Молдовы. На фонарь анти-европейских гадов!

С священной ненавистью относятся к ним все молдавские люди. Жестоко ненавидим их и мы, дети Молдавии, потому что знаем, что это сборище аль-каедовских наемников собиралось отнять у нас счастливую жизнь в ЕС. Мы верим, что наши родители, которые приобщаются к культурным ценностям ЕС на полях и плантациях Европы, воссоединятся с нами, когда Молдавия вступит в ЕС. Это неизбежно!

Урыту, Дабижа, Ходыркэ, Урекяну а и их сообщники не впервые стали на путь борьбы с евроинтеграционными устремлениями Молдовы. На суде стало ясно, что и Дабижа, и Урыту, и вся их банда всю свою жизнь боролись против Молдовы, против Европы. Они пытались сбить нас, молдаван, с пути вступления в ЕС еще на заре нашей независимости. В 1989 году. Но это им не удалось!

Тогда они притаились, с тем чтобы всеми средствами мешать нашему европейскому строительству, срывать его. Каждый раз, когда Урыту, Дабижа и их подсобники пытались выступить против Молдовы, против Европы, они были биты. Когда эта банда гомиков увидела, что народ окончательно отвернулся от них и что никто из честных молдавских граждан не пойдет за ними, а все мы идем в Европу... они пошли на преступную связь с врагами европейской интеграции.

Они объединились с “исходниками” и приднестровцами. Они стали сообща вредить, портить, убивать, устраивать террористические акты, вызвали голод и разруху, лишь бы устроить в Молдове бардак и отвратить Европу от нас. Им частично удалось задуманное.

Вот короткий и далеко не полный перечень злодеяний этой кровавой анти-европейской банды. Как ни изворачивались, ни лгали, ни двурушничали на суде эти аль-каедовские агенты, припертые к стене обвинением, они вынуждены были признаться перед судом и перед всем молдавским народом в совершенных ими, неслыханных еще в истории, чудовищных преступлениях. Выражая волю всего молдавского народа, Суд приговорил этих псов к повешению.

Вражеская шайка козлодорасов уничтожена. Но вся их подрывная диверсионная и шпионская работа, вскрытая на этом процессе, еще раз напоминает о том, что надо быть бдительными, что надо помнить о врагах, которые не хотят видеть Молдавию в ЕС.

Молдавский народ хорошо усвоил этот урок...

Разгром антиевропейской антимолдавской банды - большой урон для врагов европейской интеграции Молдовы, потерявших своих верных псов. Но нет сомнения, что они и дальше будут пытаться проникать в нашу страну и ставить ей палки в колеса на пути вступления в ЕС. Чмолоты конченные! Просчитаются господа хорошие - они не застанут нас врасплох... На интриги и козни против вступления РМ в ЕС наш народ ответит таким сокрушающим ударом, что раз и навсегда отобьет охоту у этих уродов совать свое свиное рыло в наш молдавский огород.

Ученики первого, второго и третьего классов:

Петрика Папурчану, Гице Тодорчану, Василий Андроник, Иван Петров, Ваня Скрипкажуй, Сережа Цурканоидов, Алик Талмазанцев, Тудор Сорочанец, Миша Тюрингер, Паша Григарчюка, Сережа Полянскинд, и многие другие.

ХХХ

Ну, посидим на дорожку, - сказал Лоринков.

Петреску тактично присел на корточки, отчего сражу же стал похож на гопника, которых в Кишиневе давно уже истребили беспризорники. Многие жители столицы – из девяти тысяч оставшихся смельчаков, которым просто некуда было идти, - даже скучали по этим парням в спортивной форме и с маленькими дамскими сумочками в руках. Конечно, Петреску был одет совсем иначе. На нем были штаны цвета хаки, крепкие ботинки со склада Национальной армии, и куртка спецназовца. Снаружи для маскировки она была заклеена надписью “Олимпиаду 2078 – в Бельцах! Верим, Любим, Ждем”. На руках его были обрезанные на пальцах перчатки, и, конечно, лейтенант был вооружен.

Лоринков оделся чуть более вызывающе: на нем были джинсы, ботинки “Гриндерс”, и пуховик китайского производства, оставленный сторожу музея кем-то из сердобольных туристов. Писатель огляделся.

Вы уверены, что надо поступать именно так? - спросил Петреску.
Я бы смирился с тем, что они будут гадить здесь, - сказал Лоринков, кривясь, - я бы даже выпитый спирт простил...
Ну, спирт-то мы с собой прихватим, - успокоил Петреску.
Но книги?.. - сказал Лоринков.
Книги пустят на закрутки и подтирку, - уверенно сказал Петреску.
А взять с собой вашу библиотеку мы, увы, не можем, - сказал он.
Что же, - сказал Лоринков, - рожденный из земли к земле да и припадет.
Веди, вини, вици, - нелогично добавил он после этого.

Лоринков, как и все недоучившиеся молдавские интеллигенты, обожал латынь.

Петреску тактично ждал. Ему еле удалось уговорить Лоринкова покинуть башню Кишиневского городского музея. Конечно, документалист лейтенанту особо не был нужен. Просто он выполнял просьбу супруги, просившей позаботиться об этом “всегда беспомощном чудовище”. К тому же, вдвоем веселее, думал Петреску. Да и оставаться в башне на самом деле было опасно. Местные банды уже разнюхали о том, что в строении полно спирта, винтажных фото с полуобнаженными кишиневскими красавицами начала 20 века, и охраняет это добро всего лишь один псих, который большую часть дня валяется в отключке. Это, с учетом истощившихся запасов боеприпасов, делало будущее музея четко определенным. Башню вот-вот сожгут. Так что, меланхолично подумал Петреску, покачиваясь на согнутых и уже затекших ногах, решение Лоринкова, по большому счету, ничего не меняет...

Посидели, и хватит, - сказал Лоринков.

Встал, и, отчаянно кривясь, стал разбивать банки со спиртом, которые не поместились в багажник автомобиля,- старенького джипа, пережившего еще вьетнамскую войну. Особенно много спирта он вылил на книги. Петреску сам не знал, чего его больше жалко – книг, или спирта. Наверное, все-таки спирта, решил прагматичный лейтенант. Жидкость лилась, будто слезы... Хорошенько оросив музей сверху донизу, Лоринков распахнул двери, подождал, пока выйдет Петреску.

Прощай, дом родимый, - сказал он, поклонившись музею.
Прощайте, книженьки вы мои беленьки, - крикнул он наверх отчаянно пропылившимся полкам.
И ты, кроватушка моя, - с поясным поклоном добавил он, - прощевай.
Хватит вам уже прощание славянки тут разыгрывать, - сказал Петреску, - это же вещи, они неодушевленные, что вы, право, с ними разговариваете.
Ну так я и с вами разговариваю, - желчно сказал Лоринков.

После чего зажег смоченный спиртом кусок ветоши и бросил его на пол музея. Закрыл двери, запер засовом.

Может, подождем, пока разгорится? - спросил он умоляюще Петреску.
Пятиэтажная махина? - спросил полицейский.
Да мы до Второго пришествия ждать будем, - не согласился он на просьбу писателя, и уселся в машину.
Оно, говорят, уже случилось, - сказал Лоринков, не отводивший взгляд от дверей музея, и усевшийся в машину спиной, - этот ваш главарь исходников сошел с небес, по крайней мере, об этом твердят люди...
С этим и будем разбираться, - сказал Петреску.
Дым, - сказал Лоринков, неотрывно глядя на музей.
Неудивительно, - сказал Петреску.
Чего мы ждем? - спросил Лоринков.
В смысле? - спросил Петреску.
Мы в машине, - сказал Лоринков, улыбнувшись язычку пламени, робко выглянувшему из-за двери музея. - Трогайтесь и заводитесь.
Сначала заводятся, а потом трогаются, - укоризненно сказал Петреску.
Не сдать на права в тридцать-то пять лет... - сказал Петреску.
Ерунда, - сказал Лоринков, - ведь у меня есть вы, бравый лейтенант...
Настоящий мужчина с умелыми руками и водитель со стажем, - добавил он с ненавистью, вспомнив в том числе и эти выгодно отличавшие от него Петреску стороны.
Бросьте вы злиться, - сказал Петреску, - я разве виноват в том, что ваша же...
Ни слова больше, - сказал Лоринков, решив быть мужественным.
Угм, - согласно промычал Петреску.
Так трогайтесь, заводитесь, жмите на педаль, что там надо делать, чтобы машина поехала, - сказал Лоринков.
В старину, - смущенно сказал Петреску, - для этого требовалось нажать на педаль газа, но так как в нынешней Молдавии никакого бензина почти нет, то в нашем джипе, как и во всех полицейских машинах, это педаль велосипеда...
Что?! - спросил Лоринков.
И ее нужно крутить, - закончил Петреску.
Не только мне, но и пассажиру на переднем сидении, - добавил он, покраснев.

Лоринков глянул на него скептически, и, ничего не сказав, принялся крутить педали. Машина сначала нехотя, а потом все быстрее, покатилась по улицам Кишинева. На углу проспекта Евроинтеграции и улицы Жертв Девятой Молдо-Приднестровской Войны пришлось подождать, пока пройдет колонна сотрудников министерства информации и безопасности с транспарантами в честь Дня Европы.

Ишь, город украсили, - сказал довольно Лоринков, редко выходивший из музея.
Шариков навесили, - сказал он.
Это не шарики, - сказал Петреску.
Европротивленцев повесили, – объяснил он.

Присмотревшись получше, Лоринков помрачнел.

Скажите, Петреску, а вы верите в то, что эт... - начал было он.
Давайте не обсуждать подобные скользкие темы, - оборвал его Петреску.

Мужчины замолчали и лишь крутили колеса. Постепенно Кишинев с его разбитым асфальтом, вывернутым бордюром, стоками без люков, с трупами собак, людей и лошадей под стенами полуразрушенных домов, закончился. Кое где еще иногда попадались дома, в которых прятались по ночам местные жители, но это были уже пригороды.

Лоринков и Петреску, крутившие педали, видели, как банда беспризорников избивает насмерть какого-то ребенка, несшего домой кусок хлеба; как болтаются на ветру повешенные разгневанными местными жителями беспризорники; как пасутся на бывших клумбах дикие козы; как грызут, повизгивая, чей-то труп бродячие собаки; как просят милостыню матери и люди как собирают воду с дождевых стоков...

Потом все это пропало, и начался просторный сельский тракт, ведший от Кишинева в сторону Касауцкого карьера, до которого предстоял долгий и опасный путь. Места начинались сразу за городом безлюдные и потому опасные, но приятели по путешествию вздохнули с облегчением, когда город кончился. Слишком уж мрачно там было, слишком много боли, жестокости и насилия. За городом, по крайней мере, начиналась природа.

Не правда ли, Молдавия осенью прекрасна, - воскликнул Лоринков, когда друзья увидели деревья, покрытые всеми оттенками красного и желтого.
Страна, из-за расчертивших ее полей и огородов, похожая на лоскутное одеяло! - сказал он задумчиво и сразу же потянулся записать удачную фразу в блокнотик.
Где вы огороды-то увидали? - удивился Петреску. - Да и полей нет уже лет шесть как, все гагаузы во время очередного набега пожгли...
Я вижу их своим художественным воображением, - сказал Лоринков.
И я вижу несчастную, истерзанную, но прекрасную страну, - сказал он.
И от всего этого нам предлагают отказаться “исходники”?! - воскликнул он.
От этой земли, от этих полей и лугов, поражающих вычурным рисунком трав и цветов?! - говорил в волнении близорукий Лоринков.
Бросить нашу землю и двинуться в поисках какой-то неведомой никому Новой земли, причем неведомо куда? - спросил Лоринков.
Страна это люди, - сказал, подумав Петреску.
Возможно, - сказал Лоринков, пафосно добавив – но как же она все-таки прекрасна, наша с вами Молдавия...

Петреску, включив воображение, - и постаравшись забыть о том, что Лоринков третий год участвует в розыгрыше грин-кард, - был вынужден признать правоту собеседника. Молдавия, когда на ней не было видно людей, производила умиротворяющее впечатление. Словно картина Моне, слегка обгрызенная по краям мышами, подумал Петреску, здорово удивившись такой, - столь несвойственной ему, - метафоре. Широкие вначале реки, несущиеся стремительно в своих руслах, стихали, чтобы обернуться задумчивыми ручьями, дремлющими на своих поворотах. Холмы играли друг с другом в прятки, прячась за другими холмами. Рощи на месте тенистых некогда лесов жалобно тянули ветви к земле. Сапсаны летали высоко в небе, оглядывая Молдавию, и видели внизу поскрипывающее сооружение с корпусом автомобиля “джип”, довольно быстро едущее по пыльной дороге.

На самой крыше сооружения чернела какая-то труба.

Петреску забыл сказать Лоринкову, что взял с собой и гранатомет.

ХХХ

Серафим сказал: грядет война за торжество правды.
… сердце мое, когда пренебрег...
… страшная беда и смертная мука...
...открыл истину ушам моим и глазам моим...
И сердцу моему, ибо если истина скрыта от сердца...
Уши не слышат и глаза не видят
… и Ты ввел меня в совет чистых... вины же той...
С тех пор я познал, что есть надежда и для тех, кто раскаялся.
И перестал грешить, хоть раньше и грешил.
Даже тот, кто продавал женщин в Стамбул за 3 тысячи евро и мужчин в Португалию за пять тысяч евро, может спастись....
Если душа его очистилась от скверны...
Путем Господа без лукавства идти..
… утешимся и мы..
Ведь знаем мы, люди Исхода, призванные спасти народ молдавский, что ты возвысишь немногих уцелевших в Твоем народе и остаток в Твоем наследии.
И Ты переплавишь нас, чтоб очистить от вины, как плохой топор плавят, чтобы сделать из него хороший.
Острый и мощный, словно твой гнев.
Ибо все наши деяния в Истине твоей и по твой доброте ты судишь нас, молдаван, с избытком жалости и прощения.
Ради славы Твоей и для Себя самого создал ты учение Исхода.
Я же, Серафим, стал лишь проводником его, и устами твоими.
Поселил ты молдаван среди сынов человеческих, чтобы поведать вечным поколениям Твои чудеса, и о доблести твоей...
Хвалим тебя беспрестанно и узнают народы истину твою.
И славу Твою.
И гнев Твой и мощь Твою.
до... корни свои до бездны...
… исследимо... на земле бесконечно.
Пламя гнева твоего пожрет все огнем, сжигающим всех...
… виновных до уничтожения. И они, сопряженные моим свидетельством, обольстились...
Да сдержат моря свои волны, и все их буруны, чтобы не пасть на головы праведных.
Пускай бездна бушует передо мной, но я...
… буду как человек, пришедший в укрепленный замок, и буду блюсти Твою Истину и спасать Твой народ...
… ибо Ты кладешь основу на скале и стропило по верной черте и отвесу.. испытанные камни...
И народ твой не дрогнет.
И все вошедшие к Тебе устоят, ибо стен не разбить.
Поспешит божий меч в срок суда над правителями нечестивыми зависнуть.
Меч тот будем держать мы, народ твой.
И сыны Истины воспрянут.
А сынов зла больше не станет ибо сгинуть в преисподней.
Натянет Бог моими руками луки свои и пустит стрелы Свои.
И собе[рут]ся от края до... молдаване и ступят на дно морское...
Мы, дети Бога, преступную мысль растопчем полностью, и нет... надежда во множестве...
Двенадцати, которых я избрал, нет убежища, им суждено погибнуть телами...
Но не душами...
Ибо у Бога Вышнего...
...

ХХХ

А теперь спустись пониже и зависни, чтобы мы могли пострелять, как следует! - крикнул офицер сил НАТО в Молдавии
Есть, мой генерал! - воскликнул пилот, чем изрядно порадовал капитана.

Вертолет завис над горой, где скрывались от погромов местные цыгане. Несколько минут силуэт машины в небе окаймлялся красными вспышками – это работали пулеметы, - после чего вновь стал просто серым в потеках маскировочных пятен. Цыгане, разбегавшиеся еще при появлении вертолета, лежали внизу. От табора не уцелел никто.

Капитан взмахнул рукой, и вертолет набрал высоту, после чего, слегка наклонив переднюю часть, угрожающе понесся вперед. Капитан огляделся. В вертолете находились 20 бойцов спецназа, подготовленных для проведения крайне сложной операции. Речь шла о ликвидации главы опасной молдавской секты “исходников”. Представитель МВФ и НАТО в Молдавии, конечно же, вовсе не поверил исполняющему обязанности президента Михаю Гимпу, когда тот сказал, что Серафим Ботезату еще не схвачен.

Молдаванин хитрит, как всегда, - сказал хитрый ирландец, когда вернулся к себе в усадьбу в “Зеленой зоне”.
Наверняка они его где-то спрятали, - предположил он.
Где бы я спрятал человека, которого бы все искали? - стал думать ирландец, открыв еще бутылку коньяка, единственного, что, кроме оклада, мирило его с Молдавией.
В месте, где бы никто не подумал его искать! - подивился своей догадке ирландец.
А где бы никто не подумал искать того, кого все ищут? - стал развивать свою мысль глава МВФ дальше.
В таком месте, в котором, как раз, находятся все те, кого ищут, - ответил он себе половину бутылки спустя.
Что же это за место? - спросил он себя.
Тюрьма, - ответил он.
Гениально, - похвалил себя ирландец.
Недаром я возглавляю миссию МВФ и НАТО в этой нищебродской, черт бы ее побрал, стране, я голова! - воскликнул глава миссии МВФ и НАТО в нищебродской Молдавии.

После чего вызвал к себе военного атташе и велел подготовить специальный отряд для ликвидации главы сектантов. Что молдаване сами с этим не справятся, глава миссии МВФ был практически уверен. Молдаване вообще ни с чем не справлялись. Так что все приходилось делать самому. Атташе, получив инструкции, убежал. Ирландец, допив пятую бутылку коньяку, достал карту и стал искать. Ну, конечно же, Касауцы. Мужчина улыбнулся. Он представил себе лицо главы Молдавии Гимпу, который на следующий после ликвидации день будет просить приема. Ха-ха. Чертовы молдаване. Весь пиджак изблевали, подумал ирландец, и, прямо на заблеванном пиджаке, уснул.

А вертолет с отборными спецназовцами поднялся над “Зеленой зоной” Кишинева, после чего стремительно понесся в сторону Касауц. Но, конечно, по пути ребята развлекаются, как могут, подумал капитан с гордостью. Отборные люди. Гордость морской пехоты, десанта, и разведки. Лучшие из лучших. Сталь и пламя! Лед и свинец! Капитан, поморщившись, вспомнил, что ему так и не дали названия этой операции. Без названия было как-то... Поэтому капитан решил, что операция по ликвидации сектанта будет называться “Мухобойка”.

Глядите, мой генерал! - воскликнул пилот.

Капитан взглянул в указанном направлении. На заброшенном поле, залитом наполовину водой, копошилась семья молдаван. Пара детишек и мамаша. Папаша наверняка в Подмосковье бетон мешает, подумал капитан. Мамаша тащила за собой плуг, а детишки, повисшие на нем сзади, изо всех сил пытались держать борозду ровной. Над полем кружились аисты.

Вьетнам, - сплюнул капитан.
Хуже, - сплюнул пилот.

Пулеметчик, поймав одобрительный кивок капитана, - все равно это не жизнь, а мучение - развернул орудие и, прицелившись, дал очередь. За ней другую. Мамаша, бросившая плуг, бросилась к маленьким засранцам. Те попадали в самых нелепых позах, словно жуки. притворяющиеся мертвыми, и дергали ногами. Думают, что бегут, подумал капитан, и посмеялся. Пулеметчик дал вслед семье еще очередь, уже наугад, и вьетнамский пейзаж скрылся где-то позади.

Навстречу экипажу летело Солнце и повышение по службе.

Споем, парни! - крикнул капитан.

Предложение было встречено одобрительными возгласами.

Летим над морем как-то раз, - начал бортовой стрелок.
Летит от шефа к нам приказ! - поддержал его разведчик.
Летите детки на Вудсток, бомбить американский городок, - подпел пилот.
Летим над морем, красота, две тыщи метров высота, - запел капитан.
Но нас заметили с земли, на нас зенитки навели, - продолжил морпех.
Первый снаряд попал в капот, раком встал старший пилот, - пел пилот, смеясь.
Второй снаряд попал в кабину, Ивану яйца отрубило, - давился хохотом капитан.
Третий снаряд попал в туалет, там было трое, теперь их нет, - пел пилот.

Ребята радостно ржали, проверяя оружие. Как здорово быть крутым парнем, подумал капитан. Черт побери, операция предстояла серьезная. Прилететь в лагерь, показать документы администрации, после чего при полном и беспрекословном подчинении ликвидировать этого молдавашку. “Исходника” Серафьима Ботьезатту... Капитан сплюнул.

Экипаж самолета, решившего бомбить США, в песне стремительно снижался.

Летим над морем, красота, два миллиметра высота, - выводил сержант.

Это была старая песня, которую разработали специалисты НАТО для поднятия боевого духа солдат. Песенка повествовала о кучке советских дебилов, которые решили бомбить ЕС и были сбиты прямо над морем. Текст песни написал известный французский философ Анри Глюксман, который работал над текстом более десяти лет. Европа на то и Европа, что мы делаем все основательно и по науке, подумал капитан. Эта легкая, остроумная песня со смыслом, - как писали в “Гвардиан”, - сразу же покорила сердца наших ребят, отважно сражающихся за демократию на всех многочисленных фронтах свободного мира, вынужденного обороняться от хищных лап вра...

Летели мы бомбить ЕС, теперь летим кормить медуз! - грянули парни хором последнюю строчку.

Стали сами себе аплодировать. Ну, теперь к делу, подумал капитан. Достал из мешка тюбики с пастой “Лесной бальзам” - зеленая, болотистого цвета, она идеально подходила для маскировочных полос, - и принялся отвинчивать крышечки.

Тут-то в вертолет и попала ракета.

ХХХ

Быстро добив нескольких раненных военных – один из которых в беспамятстве все бормотал какую-то чушь про капот и яйца, - Петреску потушил горевшие останки машины и стал свинчивать какие-то болты.

Черт побери, Петреску, - сказал Лоринков.
Сбить вертолет из-за пары гаек?! - воскликнул он.
А как же гуманизм?! Человечность?! Мораль, в конце концов?! - вскричал Лоринков.
А что прикажете делать, идти пешком? - спросил Петреску зло.
Лучше бы помогли мне снять этот винтик, - попросил он, дуя на раскаленный металл.
Тем более, - добавил он, - никакие воздушные суда не имеют права пролета над Молдавией...

Лейтенант успокаивал сам себя. Сбив вертолет, показавшийся над дорогой, он рассчитывал разжиться деталями для “джипа”, который вышел из строя уже через полтора часа пути. Петреску не ожидал увидеть в вертолете – который, как он надеялся, просто залетел в небо над Молдавией по ошибке, - военнослужащих НАТО. Но что поделать... Спишем на каких-нибудь “европротивленцев”, подумал Петреску. Или “Аль-Каеду”. Хотя нет. Над “Аль-Каедой” смеялись уже все, в это никто не поверит. Значит, подумал Петреску, набрав запчастей, и, на всякий случай, оружия, вертолет сбили “европротивленцы”. Банда саботажников.

Петреску, - окликнул его взволнованно Лоринков.
Взгляните, там какая-то колонна! - сказал он.

Лейтенант оглянулся, и увидел что в километре-другом от упавшего вертолета и правда тянется цепочка людей. Быстро схватив Лоринкова и автомат, он увлек их в ближайшую канаву.

Когда процессия поравнялось с мужчинами в засаде, те увидели, что возглавлял шествие здоровенный, откормленный чин полиции Молдавии. Восседавший на коне, он тащил за собой связанных женщин с распущенными волосами, в одним ночных рубахах. За женщинами, тоже связанные, волочились с десяток мужчин и стариков, и уже за ними – дети. Детей не связали, предоставляя им возможность идти куда глаза глядят, но неразумные мальцы, плача, бежали за родителями. Их отгоняли плетьми солдаты, замыкавшие шествие. Всего солдат и полицейских Петреску насчитал пятнадцать человек на восемнадцать пленников. И это без детей.

Петреску понял, что это обычная карательная операция против тех, кто уклонялся от уплаты нового налога. Евроналог. Сумму в размере 100 евро обязан был выплачивать каждый двор Молдавии за своего гастарбайтера в Европе. Если у семьи никого не было в Европе, значит, ей следовало туда кого-нибудь отправить за свой счет. В любом случае, налог не отменялся. Тех, кто уклонялся от уплаты евроналога, обвиняли в саботаже евроинтеграции. Ведь евроналог собирался для полной и окончательной европейской интеграции Молдавии, а вовсе не для особняков семьи президента, как утверждали сектанты-”исходники”.

По изможденным лицам пленников, сбивших ноги в кровь, Петреску понял, что идут они давно, и порядком устали. Лейтенант глянул на Лоринкова убедиться, что тот не выдаст их неосторожным движением и очень удивился. На лице Лоринкова застыла сострадательная гримаса. Такое проявление чувств было ему вовсе не свойственно... Петреску затаил дыхание.

Всадник, остановив процессию, слез с коня, и стал внимательно обследовать горящие останки.

Форма НАТО, - сказал он, глядя на трупы, и нахмурился.
Мятежный район, - сказал он ожесточенно.
Но упали из-за неполадок с двигателем, - заключил он.

Петреску про себя кивнул. Максимум, который позволяли себе молдавские мятежники – уходить от властей в места побезлюднее. Вооружение, которым они располагали: стрелы, копья, луки и камни, максимум – охотничьи ружья. Так что сбить вертолет НАТО в Молдавии не мог никто, кроме сотрудника полиции Молдавии или ее военного, - у них вооружение, пусть и старое, было, - но это невозможно по определению. Предводитель карательного отряда оглянулся и пнул ногой обломок. Вынул из кармана трупа пачку жевательной резинки и бросил одну себе в рот. Пожевал, склонив голову. Восторженно поцокал.

Европа, - сказал он, - не то что вы, говно молдавское, только и знаете, что свою кукурузу жевать...
Батюшка, так ведь и кукурузы давно не ели, - сказал старик.
Сами виноваты, работать не умеете, молдаване сраные, быдло тупое - сказал молдаванин-полицейский.
Европа работать умеет, - сказал он, - вот бы и вы учились.
Так мы и это, учимся, - неубедительно сказал кто-то из мужчин.
В бегах, по норам? - спросил полицейский. - Вместо того, чтобы приносить пользу стране и обществу, вносить свой вклад в евроинтеграцию, спрятались, уроды, ни налогов с них, ни...
Батюшка, - сказала одна из пленниц, - детишек пожалей, почитай второй день на земле спать, ноябрь все же...

Молчи, сука, - сказал полицейский.
Твои дети должны стыдиться тебя, - сказала он.
Ты, тварь, вместо того, чтобы быть как все молдавские женщины, нормальной гастарбайтершой, с ними тут палец сосешь, - сказал он.
Ехала бы в Италию, как все приличные женщины проституткой работать, слала бы детям денег, на евроналог бы хватило, - назидательно сказал полицейский.
Как все нормальные люди и делают, - сказал он.
Вот моя жена – порядочная женщина, в Амстердаме с публичном доме для садо-мазохистов работает, - похвастался он.
Валюту зарабатывает для семьи, и для Молдавии, набирается европейского мышления, - сказал полицейский.
А ты?! - укоризненно спросил он, и легонько хлестнул пленницу плеткой.

Ребенка несчастной, - который было завыл, жалея мать, - полицейский тоже слегка хлестнул. Видно было: человек не зверь, а старается для порядка.

Почему не в Европе? - спросил полицейский женщину.
Почему не трудишься, как все порядочные люди? - воскликнул он.
Батюшка, да ведь как детей-то оставишь, сердце-то не железное, - сказала она, плача.
Железное сердце у тех, кто тут нищебродствует, вместо того, чтобы менталитету набираться европейского, - сказал чин, - а если кто и подохнет из приплода вашего, пока вы деньги стране зарабатываете, так новых сделаете...
Почему не в Европе?! - разозлился, наконец, он, и стал стегать пленников все сильнее.
Вера не позволяет, батюшка, - сказал, наконец, кто-то из босых крестьян.
А, - сказал злорадно чин, - вот и истинная причина упрямства вашего глупого. Вера у них... “Исходники”...
Всех вас ждет смерть, - сказал он пленникам.
А детей ваших не тронем, они и так от голода сдохнут, - сказал он, и жестом велел отогнать детей подальше.
Прямо тут вас и постреляем, бандиты! - решил он.
А то возимся с вами... - добавил он, и вынул из кобуры пистолет.

Лоринков закусил губу и отвернулся...

Восемнадцать выстрелов прогремели друг за другом очень быстро.

Вообще-то, Петреску обошелся бы и пятнадцатью – он был отличный стрелок, - но на толстого и потому живучего полицейского чина пришлось потратить аж три пули. Надо было в голову, мрачно подумал Петреску, встав из канавы. Один из солдат все же сумел убежать, и Петреску не стал стрелять ему в спину.

Пленники, не веря своим глазам, толпились возле обломков вертолета, где их едва было не расстреляли. Дети жались к ногам родителей и плакали. Пятнадцать окровавленных палачей валялись с оружием в руках. Лоринков, раскрывший, наконец, глаза, и повернувшийся к месту расправы, глазам своим не верил. Он заметил, что лицо Петреску горело странной решимостью. Первопроходец, подумал с восхищением Лоринков. Зверобой...

Кто вы? - спросил дрожа старик.
Европротивленцы,- подумав, ответил Петреску, который решил замести следы.
Что с нами будет? - спросила женщина, которую бичевал глава карателей.
Уходите к Днестру, там под обрывами есть пещеры, где можно перезимовать, - посоветовал Петреску.
Вы еретики? - спросил он.
Мы добрые люди, никому не причиняем зла, и верим, что Господь подверг испытаниям народ молдавский, чтобы проверить прочность веры его, - смиренно ответила одна из женщин.
В награду же Господь даст молдаванам землю без палачей и политиков, землю без налога на евроинтеграцию, и без военных экспедиций вглубь страны, без сирот и разбоя, без нищеты и несправедливости, - добавил из кучки раздетых “исходников” кто-то.
Значит, еретики, - сказал Петреску.

“Исходники” молча и бесстрашно смотрели на него. Дети дрожали.

Мухи, - ежась, сказал Лоринков, - черт, какие-то белые мухи...
Спирт что ли, некачественный, - пожаловался он.

Но спирт был качественный. Просто в холодном воздухе Молдавии кружились первые снежинки позднего ноября. “Исходники”, не решаясь идти, молча стояли. Петреску так же молча глядел на них. Внезапно один из стариков, истощенный двухдневным походом без еды и побоями, упал.

Я иду к Богу свидетельствовать, что люди, создавшие “государство Молдавия” и подвергнувшие народ его неисчислимым бедствиям, есть не кто иные, как слуги Антихриста, - прохрипел он и умер.

И глаза у тех, кто окружал его, были сухи.

Лишь Петреску с Лоринковым заплакали.

Отдав свои запасы беженцам и куртки детям, они показали безопасный путь к Днестру. Одежду с убитых солдат тоже отдали “исходникам” и те, благодаря Бога и двух своим внезапных спасителей, отправились в путь.

И дети долго махали спасителям вслед.

Лейтенант же Петреску и Лоринков были вынуждены оставить свой джин на велосипедной тяге, потому что солдат, сумевший сбежать, мог предупредить местных полицейских и наушников о двух “европротивленцах” на машине. Поэтому Петреску быстро смастерил два велосипеда, чтобы ехать на них. Тело же несчастного старика мужчины предали земле. И белые снежные мухи кружились над его остывшим лицом в крови. Помолчав, приятели предали несчастного земле, после чего воткнули на месте могилы трубу гранатомета.

Видит Бог, - поклялся Петреску.
Я попаду в лагерь Касауцы и восстановлю законность и порядок, наказав виновных в убийствах и исчезновениях людей, - пообещал он.
Что ты собираешься сделать? - спросил Лоринков.
Я сломаю систему изнутри, - сказал Петреску.
Это никому еще не удавалось сделать, - сказал Лоринков.
Ты со мной? - спросил Петреску.
Что мне еще остается, - усмехнулся Лоринков, - ведь мой дом сгорел, подожженный моими руками.
К тому же, у меня было смутное видение, - решился признаться он.
В нем кто-то советовал мне идти в Касауцкий карьер вместе с человеком в форме, - вспомнил пророчество в видении Лоринков.
И искать какую-то дюжину, - добавил он.

Они шли, а потом ехали, а потом снова шли

И путь их становился все извилистее и мрачнее, а сами они - молчаливее.

И все, что они видели, оседало на их лицах и сердцах сажей заброшенных и сгоревших деревень, струпьями сгнивших трупов и черными перьями воронов, пировавших на теле несчастной Молдавии.

Они прошли село Максимовка, бывшее когда-то самым богатым селом Молдавии, и сгоревшие дома чернели, словно призраки тех, кто давно покинул это село.

Они видели брошенные людьми поселки и дома престарелых, чьи обитатели доживали свой век, словно звери, в одиночестве, голоде и дикости.

Они ночевали в детских домах, где не было никого старше пяти лет, потому что все взрослые ушли в банды беспризорников, оставив младших выживать с животными из лесов поблизости.

Они разнимали детей, дерущихся из-за куска хлеба.

Они шли по районам, вымершим из-за того, что в Молдавии прививки заменили крестными ходами.

Они помогали чинить плотину, в которой вместо каменных блоков повесили флаг Евросоюза, рассчитывая этим остановить поднявшуюся воду, и плотину прорвало, отчего затонуло четыре села.

Они спасли четырех человек от множества стай одичавших собак, которых в Молдавии запретили отстреливать, потому что святая Бриджит Бардо из Евросоюза передала послушникам еврокаргианцам в Молдавии, что каждый, кто погиб от укуса бешеной собаки, на том свете будет блаженным.

Они не успели спасти девятерых человек от множества стай одичавших собак.

При приближении карательных экспедиций в села, чьи жители не могли оплачивать евроналог, они прятались.

Они видели села, вырезанные за то, что не могли платить евроналог.

Потом снова вставали и шли.

Находя на своем пути мертвых, они предавали тела их земле и клялись сделать то, что придало бы смысла гибели своих земляков.

Вот только что именно, они не знали. Потому что полицейский Петреску шел в Касауцкий лагерь восстановить законность, а писатель Лоринков шел туда, чтобы найти Дюжину, о которой понятия не имел. И оба не имели понятия о цели свое путешествия.

Но они все же шли. Сквозь разруху и нищету, боль и ненависть. Они шли через Молдавию, которую не пускали в Евросоюз, и которую бичевали всякий раз, когда она отвращалась от Евросоюза. Через страну, которая стала нищей, чтобы попасть в Европу, и которую не пускали в Европу, потому что она стала нищей. В страну, которая и сама уже не верила, что попадет в ЕС.

Кажется, европейцам нужны лишь наши руки, а не мы сами, - угрюмо говорили молдаване
Как когда-то Папе нужны были кошельки фламандцев, а не их католичество... - добавляли они.

А раз так, - делали они вывод, - то верить можно только “исходникам”.

И таких становилось все больше, на что власти отвечали новыми репрессиями и процессами “европротивленцев”.

Лейтенант же Петреску и писатель Лоринков шли дорогами выжженной Молдавии и все большим гневом переполнялись их равнодушные дотоле сердца.

Лица их покрылись щетиной, ноги – пылью, а глаза – ненавистью.

И постепенно оба они перестали плакать.

Но оба они были мрачны.

ХХХ

… § 8. Если кто украдет поросенка из стада человека, отправившегося на заработки в Италию, присуждается к уплате 600 леев

Blog

Владимир Лорченков, «Табор уходит», стр

Содержание