Владимир Лорченков, «Табор уходит», стр

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   38

… воздуха в здании все меньше. Стакан молока, который просила, да не выпила, Родика, скис. Президенты тоже скисли.


Пуэрториканцу стало худо с сердцем. Ну что же, придется им ввести возрастной ценз для президентов. Мы разрешили пленным – именно пленным, а не заложникам, потому что мы не требуем ничего взамен, а хотим лишь того, что должны получить по праву – ходить по залу. Забавно видеть, как они кучкуются даже сейчас. Иранец воротит нос от европейцев, те стараются не подходить к азиатам... Индусы улеглись прямо на пол, и чего-то там бормочут, пока мусульмане крутят свои шарики. Мусульмане озадачены: они думали, им повезло больше, и захват - дело рук “Аль-Каиды”.


Латиноамериканцы квохчут, и даже в такой момент один из них успевает одобрительно взглянуть на ляжки Нины, и поцокать языком...


Гул, гомон, толпы народа, и большие экраны на стенах. Все это похоже на зал ожидания международного аэропорта. На этих экранах должны были транслироваться их выступления, а сейчас мы, глядя в них, ждем, когда будет спущена вода в Днестровской ГРЭС и по обмелевшему морю люди пойдут вперед.


К Земле Обетованной.


Есть, конечно, среди нас и те, кто сомневаются до сих пор. Не верят, что вода не смоет людей. Ну, что же. Я, как Серафим, говорю им: если вода смоет нас, то она смоет и наши грехи... Бросив пустой бумажный стаканчик на моего покойного бывшего друга Ларри Кинга, я останавливаюсь возле одного из экранов и гляжу, как пассажир, высматривающий свой рейс. Это совсем уж похоже на аэропорт.


Я гляжу на экран, и вижу прямую трансляцию исхода. Я вижу, как идут люди. Как барражируют над ними вертолеты, как у толпы снуют люди с камерами и чиновники ООН.


Я вижу, что воду слили, и люди пошли.


Я улыбаюсь. В углу зала Родика расстреливает доминиканца, хлопнувшего ее по заднице. Она права, а парень погорячился: не стоило ему так вести себя с матерью двоих детей и вдовой героя, павшего за Исход. Родика спокойна. Она знает, что примет муку. Но двое ее детей — там, с ее народом. Они никогда больше не будут голодать. Они будут в раю, и - живыми.


Мы же попадем туда мертвыми.


Родика стреляет, и латинос падает.


Трупов много, но мы так к этому привыкли еще с тех пор, как жили в Молдавии, что смерть для нас такая же часть бытия, как и вдох.


Мы его не замечаем, и мы его творим ежесекундно.


Я гляжу на тех, кому выпала честь быть Двенадцатью. Среди них нет струсивших.

  • Вы соль Молдавии, - сказал им я.


И все мы покинули страну для того, чтобы стать рабами и получить новую страну для своего народа. Это оказалось проще, чем я думал. Я гляжу на Лоринкова и тот мрачно кивает. Он возмужал. Все мы возмужали. Правда, он все так же словоохотлив, мрачно думаю я.

  • Понимаю, что вы таким образом вы хотите набраться опыта и написать... - пытается бить на честолюбие захватчика предприимчивый даже в таких обстоятельствах Путин.
  • Господин президент, я же не современный русский писатель, который пьет водку, воюет в Чечне и трахается в подъезде, чтобы написать, как он пил водку, трахался в подъезде и воевал в Чечне, - угрюмо говорит Лоринков.
  • Вот как, - говорит Путин, - а я и не знал...
  • Я больше по спорту, а книги читает Медведев, - признается он.
  • Мне не нужен опыт, - говорит Лоринков, - мне нужна Моя Страна.


И, пожав плечами, отходит. Я ловлю его благодарный взгляд. Ему есть за что благодарить: ведь с нами он понял, что есть только одна, самая важная на свете книга.

  • Это книга твоего народа и твоей страны, - сказал я ему.
  • И мы напишем ее вместе, - сказал я.


Он кивнул и я видел, что он не сойдет с Пути. Я был уверен и в нем и в Петреску, который для нас воплощение Законности и олицетворение Справедливости. Лейтенант спокоен. Он не мог не быть с нами... После них я подошел к Нине. Та, вместе со своим законным супругом Плешкой, укладывала патроны и лишь взглянула на меня с усмешкой, и я отошел. Нет смысла укреплять в вере того, кто в ней скала. Нина не скала.


Нина — гряда горная.

  • Чего вы хотите? - спросил ее Берлускони.
  • Вас, молдаван, у нас и так триста тысяч, - упрекнул он Нину.
  • Моисей не должен был любить Египет, - ответила она.