Geum.ru

Фгоу впо «сибирская академия государственной службы» ано «Центр социально-политических исследований и проектов»

Вид материалаДокументы

Содержание


Алексей кочергин
Подобный материал:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   ...   53

АЛЕКСЕЙ КОЧЕРГИН


научный сотрудник Центра понтийско-кавказских исследований

Краснодар, Россия

ПРОБЛЕМАТИЗИРУЯ ПРАВОВОЙ СТАТУС ЭТНОКУЛЬТУРНЫХ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОБЪЕДИНЕНИЙ



В повестку дня заседания Межпарламентской ассамблеи СНГ (14 мая 2009 г.) было включено обсуждение модельного закона «Об этнокультурных общественных объединениях граждан» (ЭКОО), разработанного российской стороной. По мнению его авторов, данный акт предусматривает законодательное закрепление права граждан на создание ЭКОО и формирует правовую основу для свободной этнокультурной самоорганизации и удовлетворения потребностей граждан в этнокультурном развитии безотносительно к месту проживания и специфики национально-государственного или территориально-государственного образования. Целью данной инициативы, как можно предположить, является деполитизация этничности. Показательно, в таком случае, использование предиката «культурные» в определении объекта законодательного регулирования, который должно понимать как указание на его границы. В данном контексте они охватывают сферы образования, использования языка и развития фольклора, а тем самым такие институции исключаются из сферы политики. Однако представляется, что следствием этой инициативы станет лишь усиление привязки этнического дискурса к проблематике распределения властных полномочий.

Несмотря на утверждение в пояснительной записке к законопроекту, что он основан на принципиально новых методологических посылках, в глаза бросается то, что специалист по национализму В. Малахов как-то обозначил как «методологическая неряшливость». В первую очередь, в тексте рассматриваемого документа сохраняется распространенное в российском публичном дискурсе неоднозначное оперирование концептом «национальное». Считается общепризнанным, что практикуется как минимум два понимания «нации» и «национального», во многом антагонистичные друг другу: как согражданства и как этнокультурной общности. За каждым из подходов стоит своя парадигма объяснения общественного устройства, возможных субъектов социальных отношений и моделей их взаимодействия. Попытки создания продуктивного объединительного дискурса обречены на провал, ибо в них невозможно преодолеть смысловую сумятицу, и, в конце концов, означающее теряет означаемое.

Разработчики законопроекта проигнорировали эту методологическую проблему. В тексте законопроекта доминирует использование понятий «этническое» и «национальное» как синонимов. Следовательно, можно предположить, что ими применяется второй из представленных выше подходов. В то же время, встречается и иное употребление понятия «национальное». Так, в статье о законодательстве об ЭКОО отмечается, что «оно состоит из настоящего Закона, национальных законов и иных нормативных правовых актов государства» [курсив мой. – А.К.]. О том, что «этническое» и «национальное» все-таки не синонимы даже в контексте их документа, его авторы догадываются. Поэтому и вынуждены делать уточнения, неоднократно употребляя сразу два понятия (например, «… сохранение их национальной (этнической) самобытности»). Кульминацией дискурсивного диссонанса является раздел законопроекта, в котором речь идет о языках. Здесь уже предполагаемое употребление одного только понятия «национальный язык» лишь запутывает понимание объекта, что заставляет разработчиков по всему тексту раздела также использовать двойную конструкцию «национальный (родной) язык». Однозначности и такое словоупотребление не придает, но все-таки позволяет оставаться в рамках этнокультурной парадигмы. Очевидно, что данное использование понятий обосновывается сложившейся практикой российского законодательства. Но тем самым дублируются все порочные моменты существующего регулирования отношений, связываемых с этничностью, на преодолении которых настаивают разработчики законопроекта. В итоге концептуальной стройности законопроекта не наблюдается, а четких границ объекта, подлежащего правовому регулированию по данному законопроекту, установить не удается.

Представляется целесообразным придать дискурсивную складность документу посредством концептуальной его переработки с позиции трактовки понятия «национальное» как согражданства. Оперирование данным понятием необходимо оставить для случаев регулирования тех отношений, которые касаются поля активности политической гражданской общности. Для обозначения же тех отношений, которые связываются с этничностью, следует использовать соответствующую номинацию. Технически это должно проявиться в отказе от использования понятий «национальное» и «этническое» как синонимов. В большинстве случаев будет достаточно просто замены в тексте законопроекта первого понятия вторым. В ряде же случаев потребуется введение новых категорий, например, взамен понятия «национальность», что также не следует рассматривать как значительную трудность.

Более серьезной проблемой видится достижение методологической точности в понимании концепта «этническое». Как можно предположить из содержания пояснительной записки, разработчики законопроекта хотят выскочить из рамок эссенциализма, но методологически оказываются к этому не готовы. Они согласны рассматривать этничность как идентичность, но она для них так и остается некой объективно существующей субстанцией. Понимания дискурсивной природы идентичности, ее динамического характера и многосоставной структуры не наблюдается. Разберем лишь только одно из следствий такого подхода. В статье законопроекта, определяющей понятие ЭКОО, отмечается, что оно «представляет собой общественную форму реализации прав граждан, относящих себя к определенной национальности, независимо от места проживания». А как в таком случае быть с ситуациями, не такими уж и редкими, когда индивиды относят себя и к этнической, и к «субэтнической» группам (например, адыгейцы и шапсуги) или, наоборот, к «суперэтническим» (вайнахи), «территориальным» (дагестанцы)? По логике законопроекта следует, что каждая организация должна соотноситься с какой-то одной этнической общностью и, соответственно, представлять только ее интересы. Имеет ли право в таком случае, например, организация, имеющая статус шапсугской, представлять интересы адыгейцев в органах государственной власти? Или участвовать в создании условий для изучения какова языка имеет право дагестанская организация? И уж совсем концептуальным получается вопрос, а будут ли иметь статус ЭКОО и подпадать под действия закона организации, позиционирующие себя как представляющие интересы двух или более этнических общностей, например, имеющие место быть в России татаро-башкирские общественные объединения? Неопределенности такого рода могут дорого обойтись всем участникам процесса, если кто-то соберется действовать строго по букве данного законопроекта.

Если и есть смысл выделять ЭКОО как отдельную разновидность некоммерческих организаций, то его конституирующие признаки следует искать не в этнической идентификации его участников, а в характере и целях деятельности по развитию этнокультурной составляющей жизни общества, как бы трудно не было определить границы поля такой активности. И тогда не так уж и важно, кем себя персонально считает член такого объединения. Более того, следует добиваться того, чтобы общество как норму воспринимала ситуации, когда организация, идентифицируемая с некой одной этничностью (напр., осетинская), инициировала проекты и культивировала культурную самобытность других этнических общностей (напр., калмыцкой).

Все положения законопроекта можно разделить на две части: имеющие отношение к ЭКОО как разновидности общественных объединений и не имеющих к ним прямого отношения. Ко вторым относится ряд положений, посвященных общим вопросам сохранения и развития языка и культуры, а также общим правам граждан в этой области. Эти нормы декларативны и в основном воспроизводят формулировки действующих российских законов. Самостоятельного значения эти положения не имеют.

Анализ положений законопроекта имеющих прямое отношение к ЭКОО показывает, что им не устанавливается больший объем прав по сравнению с другими некоммерческими организациями. Все те права и функции, которыми они наделяются, предусматриваются российским законодательством и для «простых» организаций третьего сектора. Возможно, по мысли авторов законопроекта, перечисление конкретных вопросов языка, культуры и образования, по которым власти предполагаемо взаимодействуют с ЭКОО, должно толковаться как допуск к таким практикам только этнических организаций. Возможно также, разработчики исходили из того, что ЭКОО должны пользоваться преимуществами в получении государственной поддержки при реализации проектов в области языка, культуры и образования. Однако общественная значимость проекта не зависит ни от организационно-правовой формы некоммерческой организации, ни от вида общественного объединения. Следовательно, предпочтения, оказываемые ЭКОО, если таковые будут иметь место, можно оценивать как дискриминационные. Не стоит, наверное, отмечать, что такие действия являются антиконституционными.

Следует также подчеркнуть, что законопроект не содержит самостоятельных положений о гарантиях и средствах защиты прав, предоставляемых ЭКОО. Его положения, посвященные роли государства в содействии этнокультурному развитию, содержат конструкции дозволяющие, а не обязывающие. В случае бездействия государственных органов принудить их к исполнению положений законопроекта не представляется возможным в силу отсутствия соответствующего правового механизма. И в этом плане статус ЭКОО ничем не отличается от ситуации других некоммерческих организаций.

Таким образом, законопроект является декларативным и не содержит ничего нового по сравнению с тем, что имеется в российском законодательстве, хотя систематизация законодательных положений, имеющих отношение к этничности, наверное, имеет практическое значение. О продуктивности выделения ЭКОО как самостоятельного правового феномена можно говорить в случае, если господствует принцип делегирования публичной властью полномочий, функций и ресурсов обществу в связи с необходимостью поддержания этнического и культурного многообразия. Тогда ЭКОО и будут выступать как структуры, созданные и функционирующие в соответствии с этим принципом. Важно при этом иметь в виду, что связь ЭКОО с какой-либо этнической группой при таком подходе не обязательно должна обозначать членство или личное участие тех, кто относится к этой группе. ЭКОО может быть основано или не основано на индивидуальном членстве или участии, условием членства или участия может быть, а может и не быть принадлежность лица к определенной этнической группе. Публичные ресурсы следует понимать достаточно широко, но, прежде всего, это означает материальные средства и властные полномочия. В тех же смысловых рамках, в которых находится понятие ЭКОО в рассматриваемом законопроекте, оно не имеет самостоятельного правового значения.