Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции
Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава десятая. «четвертый мир» и перспективы постэкономического общества |
- Глобальные последствия загрязнений окружающей среды, 141.96kb.
- Описание «Последняя Большая Игра», 127.38kb.
- Глобальные последствия загрязнения окружающей среды, 130.02kb.
- 48. Буржуазные революции в странах зе. Причины, характерные особенности и последствия, 103.08kb.
- Мировой экономический кризис: предпосылки, проявление, пути выхода и последствия, 74.79kb.
- «Политический и экономический кризисы в Украине: причины возникновения, возможные последствия, 157.88kb.
- План Введение I буржуазная революция в Испании 1820-1823 годов а предпосылки революции, 335.68kb.
- План Введение I буржуазная революция в Испании 1820-1823 годов а предпосылки революции, 339.33kb.
- Предпосылки и экономические последствия второй мировой войны предпосылки, 136.67kb.
- Задачи революции 7 Начало революции 8 Весенне-летний подъём революции, 326.28kb.
Глава десятая. «четвертый мир» и перспективы постэкономического общества
Фактически начавшаяся рецессия в странах, ориентированных на индустриальное производство, и крах надежд, связанных с парадигмой «догоняющего развития», ставят, как мы показали, ряд серьезных вопросов перед самими постиндустриальными обществами; и все же ни один из них не может сравниться по своей актуальности и значимости с теми проблемами, которые порождаются экономическим положением государств, причисленных в 80-е годы к «четвертому» миру, — стран, по объективным и субъективным причинам неспособных к восприятию современного типа хозяйственного прогресса.
Нарастание разрыва в экономических показателях будущих центров постиндустриального мира и хозяйственной периферии имеет долгую историю. Их не разделяла непреодолимая пропасть в доиндустриальную эпоху, когда хозяйственное благосостояние стран и народов в значительной мере зависело от естественных ресурсов, климатических условий, плодородия почв и плотности населения. На начало XIX века разрыв в общем хозяйственном их потенциале не превышал трех раз390, а по размерам среднего дохода достигал лишь 30-50 процентов391. Пропасть возникла и стала стремительно увеличиваться в конце прошлого столетия, когда западные страны вступили в фазу промышленной революции. Наиболее скромно оценивает масштабы ее расширения Р.Хейльбронер, указывая, что с 1750 по 1990 год разрыв в среднем уровне жизни между гражданами стран Европы и развивающегося мира вырос в восемь раз392; подавляющее большинство других исследователей приводит гораздо более радикальные оценки — от 17 до 24 раз, что соответствует сформировавшемуся экономическому отставанию в 50-72 раза393.
В 60-е годы статистический инструментарий подобных сопоставлений был усовершенствован, и в качестве основного показателя стали рассматривать разницу в среднедушевом ВНП тех стран, где сосредоточены 20 процентов наиболее обеспеченного населения планеты и 20 процентов самых бедных граждан. Расчеты, проводимые на этой основе, показывают, что неравенство в условиях становления в западном мире постиндустриального типа хозяйства не только не снизилось, но и, напротив, резко возросло. Если исходить из оценки мирового ВНП в 1993 году в 23 триллиона долл., то 18 триллионов из них было создано в развитых державах, и только 5 триллионов долл. приходится на все развивающиеся страны, где живет более 80 процентов населения Земли. Разница в номинальных доходах между гражданами постиндустриального мира и остальной частью человечества выросла с 5,7 тыс. долл. в год в I960 году до 15,4 тыс. долл. в 1993-м, и, таким образом, 1/5 часть человечества на одном полюсе развития присваивала в 61 раз больше богатств, нежели 1/5 на другом394 (в 1960 году — в 30 раз395). Если в 1960 году среднедушевой ВНП в индустриально развитых странах превосходил аналогичный показатель для стран со средним и низким уровнем развития в 16-18 раз, то к середине 80-х — в 24396. За последние сорок лет, в течение которых активно прогрессировали постиндустриальные тенденции и развитый мир не уставал подтверждать свою приверженность сбалансированному и поступательному развитию всех народов и государств, доля мирового ВНП, оказывающегося в распоряжении 20 процентов наиболее состоятельных людей на планете, возросла с 70 до 82,7 процента397 (на эту часть населения приходится также 84,2 процента мировой торговли и 85,5 процента накоплений398), тогда как доля беднейших 20 процентов снизилась с 2,3 до 1,4 процента399. Характерно также, что на долю трех пятых человечества, получавших наименьшие по размерам доходы, в 1992 году приходилось лишь 5,6 процента мирового валового продукта400. Поляризация по признаку доходов происходила на протяжении последних десятилетий столь стремительно и необратимо, что даже впечатляющий экономический прогресс в странах Юго-Восточной Азии не смог создать существенного противовеса этой тенденции.
Еще более впечатляющим, нежели снижение доли беднейших стран в мировом валовом продукте, является резкое ухудшение их позиций как участников международного разделения труда. Производя 1,4 процента мирового ВНП, беднейшая часть мира обеспечивала в начале 1993 года лишь 0,98 процента мировых сбережений и 0,95 процента мирового торгового оборота. Следует, кроме того, отметить и еще одно обстоятельство, на которое указывают довольно редко. Если сравнить показатели экономического развития 20 процентов наиболее богатых и 40 процентов наиболее бедных стран, окажется, что для первых доля в сбережениях (80,51 процента) и инвестициях (80,56 процента) окажется ниже их доли в мировом ВНП (82,7 процента), тогда как для второй группы эти показатели (соответственно 3,51 и 3,87 процента) превышают их долю в мировом валовом продукте (3,3 процента) 401. Это свидетельствует о низкой эффективности хозяйствования в беднейших регионах планеты и, таким образом, дает основания полагать, что неравномерность хозяйственного прогресса будет нарастать и впредь.
Об этом свидетельствуют и события последних лет. Непродолжительный период, в течение которого развивающиеся страны, казалось, смогли ускорить темпы своего развития за счет монопольно высоких цен на природные ресурсы, остался в прошлом. В Латинской Америке, где в 70-е годы норма сбережений достигала 23,5 процента, она снизилась до 18,7 процента в 80-е; в результате инфляция возросла с 36 до 123 процентов в год, а темпы роста экономики в 3,1 процента сменились сокращением ВНП на 0,8 процента в годовом исчислении402. В Африке, где мимолетно поднявшиеся цены на нефть и другие природные ресурсы помогли улучшить ситуацию в середине 70-х годов, все позитивные результаты быстро свелись на нет в следующем десятилетии. Примечателен пример Нигерии, где с 1970 по 1980 год ВНП на душу населения возрос с немногим более 200 почти до 800 долл., а к 1985 году вернулся к своему первоначальному значению, не превосходя 300 долл. на человека в год403. В целом же с начала 80-х годов африканские страны, на чем мы остановимся ниже более подробно, постоянно деградировали в мировой экономической иерархии, а уровень их среднедушевого валового национального продукта опустился сегодня существенно ниже показателей 1960 (!) года404. В результате к середине 90-х суммарный ВНП этих государств (с населением более 400 миллионов человек), за исключением ЮАР, оказался существенно ниже, чем ВНП Бельгии405. Не более оптимистично выглядели хозяйственные показатели в беднейших странах Азии — от Пакистана до Бангладеш и Вьетнама. В результате в первой половине 70-х годов экономисты констатировали прекращение роста среднемирового ВНП на душу населения и его относительную стабилизацию на уровне 3 тыс. долл. в год; позднее эффект хозяйственного подъема в развитых странах во второй половине 80-х и активного роста азиатских экономик способствовал некоторому повышению этого показателя; однако в 1991 году впервые было констатировано снижение среднемирового ВНП на душу населения406, а в целом в 90-е годы четыре из восьми завершившихся лет ознаменовались именно такой динамикой среднемирового ВНП. Подобная тенденция никогда ранее не имела места в истории и радикально опровергает позиции тех, кто основывает свои прогнозы о грядущем процветании развивающихся стран на произвольных гипотетических экстраполяциях. Так, предполагая, что средний ежегодный темп экономического роста во всех (!) развивающихся странах (и рассматривая при этом как единое целое восточноазиатский регион и беднейшие страны Африки) сохранится на уровне 3 процентов, Р.Истерлин рассчитал в середине 90-х годов, что к середине XXI века средний уровень жизни в этих странах будет примерно таким же, как в Японии начала 90-х годов407. Подобные странные прогнозы не учитывают ни масштабов инвестиций развитых стран в «третий мир», которые, как показал последний кризис, вовсе не обязаны оставаться неизменными, ни потребности, испытываемой постиндустриальными обществами в промышленной продукции, ни, наконец, темпов роста населения развивающихся стран, благодаря которым среднедушевой показатель ВНП в течение последних 70 лет увеличивался в развитых странах в среднем почти в 3,5 раза быстрее, чем в «третьем мире» (на 2,650 процента в годовом исчислении против 0,775 процента) 408.
Таким образом, подчеркнем это еще раз, процесс поляризации современного мира представляется совершенно объективным и вряд ли может быть остановлен. Главной силой, обеспечивающей сегодня хозяйственное доминирование как в национальном, так и в мировом масштабе, становится воплощенный в научных и прикладных разработках теоретический потенциал, и поскольку любое нововведение является лишь продолжением и развитием прежних, то концентрация нового источника богатства оказывается все более явственной. Как отмечает Джеймс К. Гэлбрейт, «число выигравших в лотерее, в которой победитель получает все призы, неизбежно составляет лишь ничтожную долю от тех, кто вступает в игру... "Технологическая революция" — это игра, где могут победить лишь немногие» 409. Не будучи в состоянии развивать высокотехнологичные секторы экономики, большинство стран в послевоенные годы сосредоточились на производстве относительно примитивной массовой продукции, от которого стал отказываться сам постиндустриальный мир. Так, в середине 50-х США и Европа выплавляли почти по 30 процентов мирового объема стали и таким образом, каждый из этих центров производил металла больше, чем весь остальной мир, не считая Японии; однако уже к концу 80-х суммарная доля США и Европы не превышала 30 процентов мирового объема, тогда как развивающиеся страны обеспечивали почти 60 процентов. В конце 50-х США и Европа производили почти по 45 процентов мирового выпуска автомобилей; к концу 80-х доля США упала менее чем до 20 процентов за счет роста японского производства; но доля автомашин, собираемых в развивающихся странах, оставалась при этом фактически неизменной, не превышая 10 процентов. В области производства микропроцессоров основными соперниками стали США и Япония, и в этом случае их соревнование разворачивается на фоне близкой к нулю доли остальных стран мира410. Таким образом, можно констатировать, что к концу XX века развивающиеся страны сосредоточены на поставках сырья и первичных продуктов его переработки, обнаруживают весьма ограниченные успехи в производстве массовых товаров народного потребления и остаются полностью зависимыми от постиндустриального мира в области производства технологий и высокотехнологичной продукции в целом. В результате, как сегодня подчеркивают все чаще, понятие «третьего мира», возникшее в 60-е годы в связи с независимой позицией развивающихся стран, с оптимизмом смотревших в будущее, стало синонимом безнадежной отсталости411, преодоление которой в ближайшие десятилетия вряд ли возможно.