Среди многих проблем отечест­венной истории одной из самых важ­ных и интересных является проблема своеобразия исторического развития феодальной Руси

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   29
1 ПСРЛ, т. I, стб. 473, 525; т. 7, стр. 176; т. 18, стр. 78.

2 ПСРЛ, т. 18, стр. 74.

3 АСЭИ, т. 2, № 411.


на связь которых с нашествием правильно указывают К. Г. Васильев и А. Е. Сегал1.

В результате многократных монголо-татарских вторжений и их по­следствий численность сельского населения в районах, подвергавшихся «татарским погромам», значительно сократилась. Забрасывались пашни, превращались в пустоши деревни. Епископ Серапион писал в 70-х годах XIII в., характеризуя тогдашнее состояние русских земель: «Кровь отец и братья нашея, аки воды многа землю напои..., множащася же братья и чады наша в плен ведены быша, села наши лядиною поростогпа» 2. В из­вестном житии Михаила Черниговского так описывается состояние кня­жества после «Батыева погрома»: «Села отъ того нечестиваго Батыева пленениа запустеша и ныне лесомъ зарастоша, точию знамениа имень имъ памятию отъ рода в родъ предпосылаются» 3. Автор «Повести о граде Курске» дает картину полного запустения Курской земли, которая после нашествия Батыя «разорена сущу бывшу» и «от многих лет запустения великим лесом поростоша и многим зверем обиталище бывша» 4. Примерно так же описывается состояние русских земель на южной окраине в повести о хождении Пименовом в Царьград (XIV в.): «Бысть же сие путное шест­вие печално и унынливо, бяще бо пустыня зело всюду, не бе видети тамо ничтоже, ни града, ни села... пусто же все и не населено, нигде бо видети человека, точно пустыня велия» 5. Даже в середине XV в. источники неод­нократно упоминали о селах и деревнях, которые «опустели от татар», «разошлись люди от татар» и т. д.

Свидетельства письменных источников, достаточно красноречивые, но очень разрозненные и по своему характеру (жития, проповеди) допускав­шие вполне объяснимые преувеличения и литературные штампы, дают только самое общее представление о последствиях монголо-татарского на­шествия для сельских местностей Северо-Восточной Руси. Их существенно дополняют археологические материалы, однако при использовании этих материалов возникают значительные трудности. Различные районы Севе­ро-Восточной Руси археологически обследованы очень неравномерно, что затрудняет систематизацию и делает невозможным применение статисти­ческого метода. Осложняет использование археологических данных и от­сутствие точных датировок сельских поселений периода монголо-татар­ского нашествия. При раскопке городов обнаруживается большое количе­ство разнообразного археологического материала, который в комплексе

1 См.: К. Г. В а с и л ь е в, А. Е. Сегал. История эпидемий в России. М., 1960, стр. 24 и др.

2 Е. Петухов. Серапион Владимирский, русский проповедник XIII века. СПб., 1888. Приложения II, III, стр. 5, 8.

3 ПСРЛ, т. 15, стр. 386.

4 «Повесть о граде Курске» опубликована в «Календаре и памятной книге Кур­ской губернии на 1888 год», стр. 260.

5 ПСРЛ, т. II, стр. 96.


допускает возможность датировки, обычным же материалом раскопок поселений сельского типа являются фрагменты керамики, часто очень немногочисленные. Однако, несмотря на эти трудности, использование археологического материала для исследования данной проблемы может дать важные результаты.

В археологической литературе довольно определенно выделяются домонгольские памятники XI—XIII вв. Конечно, известная часть их погибла в силу других причин (пожары, эпидемии, феодальные войны, на юге — набеги половцев), однако прекращение жизни на городищах и се­лищах до середины XIII в., как представляется, не было массовым, по крайней мере, для Северо-Восточной Руси, где XII — первая половина XIII в. были временем большого хозяйственного оживления: появлялись новые города, быстро росло население, значительных успехов достигло сельское хозяйство. Только монголо-татарское нашествие, сопровож­давшееся опустошением обширных областей и гибелью населения, могло быть причиной массового запустения домонгольских поселений сельского типа.

Далеко не все поселения, запустевшие в XIII в., погибли во время похода Батыя, но представляя монголо-татарское нашествие на Русь как целую серию вторжений, продолжавшихся и во второй половине столетия, можно с большой долей вероятности отнести прекращение жизни на мно­гих домонгольских городищах и селищах к его последствиям. Это предпо­ложение тем более вероятно, что запустение ряда сельских поселений домонгольского времени археологи прямо связывают с последствиями нашествия. К таким поселениям относятся, например: Гочевское городище на Пеле, городище и селище у с. Пировы на Клязьме, городище у с. Новая слобода на Сейме, городище Вырь в Белопольи, селище у д. Лебедки, несколько домонгольских поселений под Угличем и другие (раскопки Б. А. Рыбакова, В. В. Седова, Д. Т. Березовца, М. В. Фехнер и др.).

Археологический материал сельских поселений Х--ХШ вв. уже под­вергался определенной систематизации в литературе. Прежде всего сле­дует отметить сборник «Очерки по истории русской деревни X—XIII вв.», вышедший в 1956 г. под редакцией Б. А. Рыбакова. В указателе сельских поселений и курганов X—XII вв., приложенном к сборнику, обобщается материал этого рода по всей территории Северо-Восточной Руси. Из 371 домонгольского поселения, упомянутого в указателе, 105 прекратили су­ществование не позднее XIII в., 6 запустели в это время на два-три сто­летия и только 46 имели наряду с домонгольскими слоями археологиче­ский материал XIV—XV вв. (остальные поселения не датированы дли прекратили существование в более ранний период). Если исключить сель­ские поселения районов, в меньшей степени подвергавшихся «татарским погромам» (новгородские волости, Тверское княжество, ярославские и углицкие земли по Волге), то получается еще более показательная карти-


на: 88 домонгольских поселений прекратили существование в XIII в. и только 9 продолжали существовать в XIV и более поздних веках '.

Конечно, приведенные цифры ни в коем случае не являются абсолют­ными: многие домонгольские городища и селища исчезли под позднейши­ми поселениями, значительная часть их не датирована, а датировка осталь­ных, возможно, нуждается в серьезных уточнениях, но основной факт — запустение домонгольских селищ на территории Северо-Восточной Руси в связи с монголо-татарским нашествием XIII в. — прослеживается, на наш взгляд, с достаточной определенностью.

Это в значительной степени подтверждается и археологическими материалами по отдельным районам Северо-Восточной Руси. В пределах Рязанского княжества, довольно обстоятельно изученного археологически, многие домонгольские поселения прекратили существование не позднее XIII в. (особенно по реке Прони). Показательны результаты сплошного обследования центральных районов Смоленской земли В. В. Седовым. По его наблюдениям, и в этом районе поселения XI—XIII вв. наиболее многочисленны — их зарегистрировано 89. В XIV—XV вв. число поселений сократилось до 52, причем они по количеству дворов были почти вдвое меньше поселений домонгольского времени 2. Систематический материал имеется по районам средней Волги. На участке Волги от Углича до реки Мологи при сплошном обследовании обнаружено 29 селищ периода раннего феодализма и только 8 посел'ений XIV—XVII вв. (имеются в виду только датированные памятники). В районе Углича все 16 древнерусских селищ, обследованных в 1955—1956 гг. М. В. Фехнер, погибли в XIII в., о чем свидетельствует полное отсутствие соответствующих находок. М. В. Фехнер связывает запустение этих поселений «с нашествием татар» 3. Массовое прекращение жизни на домонгольских городищах в этот период (отсутст­вие археологических материалов XIV—XVII вв.) прослеживается также в бассейне верхней и средней Оки, на верхней Десне, по Сейму и Пслу. Ряд домонгольских памятников, прекративших существование после монголо-татарского нашествия, обнаружены на Клязьме и к северу от нее (в пределах Владимирского, Переяславского, Суздальского и Юрьевского княжеств).

В целом, несмотря на фрагментарность и несистематический харак­тер археологического материала, запустение сельских поселений в XIII в. в результате монголо-татарского нашествия прослеживается почти по всей территории Северо-Восточной Руси, причем размещение домонгольских

1 «Очерки по истории русской деревни X—XIII вв.». «Труды ГИМ», вып. 32. М., 1956, стр. 151—183.

2 См: В. В. Седов. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли (VIII—XV вв.). МИА, № 92, 1960, стр. 24—25.

3 Отчеты М. В. Фехнер о раскопках на территории Угличского района в 1955 и 1956 гг. Архив института археологии АН СССР, № 1143 и 1228.


городищ и селищ, запустевших в это время, в общем территориально совпадает с районами, которые известны по данным письменных источников как наиболее часто опустошавшиеся татарами. К числу таких районов относятся: владимирские земли по Клязьме, Рязанское княжество, земли по верхней Оке и Сейму, Переяславское княжество. В этих районах домонгольские городища и селища, запустевшие не позднее XIII в., числен­но преобладают.

Несколько иная картина прослеживается по районам, которые извест­ны как сравнительно безопасные от монголо-татарских вторжений второй половины XIII в.: Московскому княжеству (за исключением восточных и западных окраин), Тверскому и Ярославскому княжествам, землям по средней Десне (в районе Брянска и ниже) и некоторым другим. В этих районах наряду с городищами и селищами домонгольского времени имеет­ся довольно много сельских поселений со слоями XIV—XV вв., что сви­детельствует о сохранении на них жизни и даже о притоке населения из опустошаемых районов. В частности, для провинциальных городков Тверского княжества два столетия после «Батыева погрома» были временем значительного роста и развития. В Ярославском княжестве на участке Волги от Ярославля и выше селищ со слоями XIV—XV вв. зафиксировано почти вдвое больше, чем прекративших существование в XIII в., а на Шексне последние вообще отсутствуют. Значительное количество поселе­ний со слоями XIV—XV вв. обнаружено на средней Десне в районе Брянска Любеча (раскопки Б. А. Рыбакова, Ф. М. Заверняева, В. П. Левенка). Сохранение жизни на ряде домонгольских городищ в этом районе неплохо иллюстрирует отмечавшийся в литературе факт перемещения центра политической жизни Черниговской земли на север, к Брянску1. Примерно такая же картина прослеживается и по Московскому княжест­ву. Следует, однако, отметить, что во всех этих районах последствия монголо-татарского нашествия были достаточно тяжелыми, о чем свидетель­ствует прекращение жизни на многих домонгольских городищах и се­лищах.

О влиянии монголо-татарского нашествия на размеры и размещение сельских поселений можно судить лишь по немногочисленным археологическим данным, не позволяющим с достаточной определенностью выяс­нить тенденции изменения сельских поселений. Можно предположить, что селища уменьшались в размерах, переносились из-за постоянной «та­тарской опасности» с открытых берегов рек в леса, под защиту чащоб и болот. В. В. Седов отмечает, во всяком случае, что в XIV—XV вв. особо крупные селища исчезают, а количественно преобладают небольшие сели­ща, которые по числу дворов были почти вдвое меньше, чем домонголь-

1 См • В. В. М а в р о д и н. Левобережная Украина под властью татаро-мон­голов «Ученые записки ЛГУ», № 32, 1939, стр. 47


ские '. На среднем Дону, т. е. в районе, постоянно подвергавшемся набе­гам из степи, в рассматриваемый период исчезают поселения на открытых местах, а селища небольших размеров (3—4 землянки) размещаются в лесах: селиться у больших рек и на открытых водоразделах люди избе­гали 2. Можно предположить, что подобная тенденция (может быть, менее ярко выраженная) имела место и в других районах Северо-Восточной Руси.

В совокупности свидетельства письменных источников и археологические материалы дают картину тяжелых последствий монголо-татарского нашествия XIII в. для сельских местностей Северо-Восточной Руси.

Следует отметить, что аналогичная картина прослеживается и на территории Южной и Юго-Западной Руси, где также имело место массо­вое прекращение жизни на домонгольских городищах и селищах. Обоб­щенный археологический материал такого рода имеется по Северной Бу­ковине, бассейну Роси и Россавы, району Киева, западным областям Украинской ССР и некоторым другим районам3.

Ущерб, наносимый нарбдному хозяйству феодальной Руси монголо-татарскими завоевателями, не ограничивался опустошениями и грабежа­ми во время многочисленных татарских «ратей». После установления ига огромные ценности уходили из русских земель в виде ордынских «даней» и «запросов», что подрывало и без того ослабленную нашествием эконо­мику Руси. (Завоевателями была создана целая система ограбления поко­ренных народов, которая не давала им оправиться после разгрома и имела целью увековечить тяжкое иноземное иго. 14 видов ордынских «даней» и других «тягостен» опутывали русские земли.

Центральное место в системе «ордынских тягостей» занимала «дань», известная по источникам под названием «царева дань», «дань десятин­ная», «выход» и просто ««десятина». Дань была постоянным налогом, со­биравшимся в пользу ордынского хана с городского и сельского населения (по переписи от дани освобождалось только духовенство и «церковные люди»). Единицей обложения при сборе дани было хозяйство (в городах — дом, в сельских местностях — соха, плуг, деревня). О размерах дани источники не дают определенных сведений. В. Н. Татищев указывает, что

1 См : МИА, № 92, 1960, стр. 23, 25.

2 См.: В. П. Л е в е н о к. Археологический отчет о разведках на верхнем Сей­ме и среднем Дону в 1958 г. Архив Института археологии АН СССР, стр. 33.

3 См.: Б. А. Т и м о щ у к. Древнерусские поселения Северной Буковины. КСИИМК, № 57, 1955; В И. Довженок. Городища и селища па Роси и Россаве. КСИА АН УССР, № 5, 1955; О. Р а т и ч. Древнерусские археологические памятники на территории западных областей УССР. Киев, 1957; П. А. Р а п п о п о р т. Обследова­ние городищ в районе Киева. «Археология», т. VII, 1952 и др.


«дань урочная со всея земли» собиралась великим князем Василием «по полугривне с сохи, а в сохе числища два мужи работнии», а сверх того «и дары многи, и выход особ»1. С. Соловьев приводит выдержку из письма Едигея к великому князю Василию Дмитриевичу, из которой явствует, что серебро в Орду отсылалось из следующего расчета «по рублю дань с двух сох» 2. По свидетельству летописцев 1384 г. дань в Орду платили «съ всякие деревни по полтине» 3. Правда, последнее свидетельство отно­сится к XIV в., но его, как нам представляется, можно распространить и на более ранний период ига, так как новых переписей после «числа» 1273 г. не проводилось, и в XIV в. дань собиралась «по давним сверт­кам» 4. Татарская «дань» в размере «по полугривне с сохи» или «со всякие деревни по полтине» тяжелым бременем ложилась на крестьянское хо­зяйство.

Кроме «царевой дани», на крестьянское население в качестве посто­янных «ордынских тягостей» ложились «поплужное», «ям» и «подводы». Имеются данные о замене некоторых из этих «тягостей» (например, «яма») определенными выплатами серебром. «Дань», «поплужное», «ям», «под­воды» раскладывались на все крестьянские хозяйства одинаково, так как незначительные в тот период имущественные различия среди крестьян не могли практически учитываться сборщиками дани. Кроме этих сборов, практиковался ряд налогов с торговли и ремесленного производства: «тамга», «мыт» и др. Величину их определить невозможно, источники ни­чего по данному вопросу не сообщают5.

Кроме постоянных налогов, монголо-татары прибегали к нерегуляр­ным сборам. К их числу относятся прежде всего «запросы», т. е. едино­временные требования хана о присылке крупных сумм сверх установлен­ной дани на военные расходы, расходы по управлению и т. д. Эти «запро­сы» часто были очень значительными. Например, в Волжской Булгарии один из таких «запросов» привел к тому, что жители «были вынуждены продавать своих детей, нуждаясь в деньгах» 6.

Очень обременительными были различные «дары» и «почестья» — подарки, отсылаемые в Орду или подносимые на месте царевым послам, «царевичам», баскакам и т. д. («поминки», «поклонное», «выходное», «памятное», «становое», «выездное», «мимоезжее»). В пользу хана, его родственников, а также отдельных представителей монгольской феодальной аристократии собиралась особая «пошлина»: «царева пошлина, царицина,

1 В. Н. Татищев, т. V, 51.

2 С. М. Соловьев (изд. 1960 г.), т. 3, стр. 492.

3 ПСРЛ, т. VIII, стр. 49. О том же сообщает Н. М. Карамзин со ссылкой на.Тро-ицкую летопись (т. V, стр. 34).

4 ДДГ, стр. 20.

5 В Китае, по данным К. А. Стратонинского, монголы брали с купцов в виде торговой пошлины Узо стоимости товара (Указ, соч., стр. 26).

6 Тизенгаузен, I, 235.


князей, рядцев, дороги, посла» '. Тяжелым бременем ложился на крестьянское хозяйство «корм», который вымогали татары при проезде через русские земли. Источники упоминают много видов этой повинности: «кор­мы наши и коней наши», «корм послов наших или цариц наших или на­ших детей» и т. д. К нерегулярным ордынским «тягостям» относилась также обязанность по повелению хана «рать сбирати, где восхочем воевати», и ханская «ловитва» (охота) 2.

Определить точно общую сумму татарских даней с русских княжеств не представляется возможным. Известные цифры «ордынского выхода», приводившиеся в духовных и договорных грамотах русских князей XIV—XV вв., распространяются только на определенную часть террито­рии Северо-Восточной Руси (Московское княжество, Нижний Новгород, отдельные города Поволжья) и не дают общей суммы дани. Кроме того, они относятся исключительно к постоянной «царевой дани» и, может быть, к денежному выражению некоторых других тягостен (тамга, ям) и не учитывают выплаты в Орду нерегулярных сборов (различные «запросы», «дары», «поминки», «корм»). Однако и эти далеко не полные цифры «ор­дынского выхода» составляют огромные по тем временам суммы. По докончанию великого князя Дмитрия Ивановича с Владимиром Серпухов­ским (1389 г.) «ордынская тягость» Московского княжества выражается в сумме 5000 рублей, а по докончанию 1396 г. «в семь тысяч рублей». Духовная грамота Владимира Серпуховского (1401—1402 гг.) сообщает о «новгородском выходе» в 1500 рублей3. Кроме того, отдельно, помимо «московского выхода», платили дань в Орду рязанский, тверской и другие великие князья.

Татарские дани обычно отправлялись в Орду в виде серебряных слит­ков — «саумов». Источники неоднократно упоминают также об отправке в Орду золота и серебра в гривнах и рублях 4. В Орду из русских княжеств шло такое большое количество серебра, что у восточных авторов сложи­лось представление о Руси как о стране серебряных рудников. Арабский автор 30-х годов XIV в. даже писал, что в стране русских имелись «сереб­ряные рудники и из страны их привозят саумы, т. е. серебряные слитки» 5. Марко Поло также утверждал, что у русских «много серебряных руд, до­бывают они и много серебра» 6.

Постоянная утечка серебра и других драгоценных металлов в резуль­тате татарских погромов и систематического ограбления при помощи дани имела тяжкие последствия для экономики феодальной Руси. В Северо-

1 СГГД, т. II, СПб., 1819, стр. 5.

2 Т а м же, стр. 9.

3 См.: ДДГ, стр. 31, 44, 74.

4 См.: ДДГ, стр. 48; ПСРЛ, т. VIII, стр. 48; Рубрук, стр.

6 Тизенгаузен, I, 303.

"Марко Поло. Путешествие, 1940, стр. 263.


Восточной Руси, особенно в «низовских землях», с середины XIII в. наблюдается своеобразный «серебряный голод». Отлив серебра привел к резкому уменьшению веса серебряной гривны: она уменьшилась вдвое, с 195 г до 97,5 г (разрубленная пополам гривна стала называться рублем). Показательно, что в Новгороде и Пскове, непосредственно не подвергавшихся татарскому погрому, сохранилась прежняя серебряная гривна ве­сом 195 г. Нехватка серебра отрицательно сказывалась на развитии то­варно-денежных отношений.

Монголо-татарское нашествие XIII в. нанесло тяжелый удар куль­туре древней Руси. В огне татарских погромов погибли многие драгоцен­ные памятники русской литературы и письменности. «Библиотеки», обыч­ные для домонгольской Руси, стали редкостью. Летописцы, рассказывая о разгроме русских городов, горестно отмечают, что монголо-татары «кни­ги одраша». Летописи, хронографы, поучения, жития, поэтические по­вести домонгольского времени дошли до нас в редких списках, к тому же сильно испорченных малограмотными переписчиками. Только в одном списке сохранился изумительный образец древнерусской литературы — «Слово о Полку Игореве», имевший, несомненно, широкое распростране­ние в домонгольской Руси.

Монголо-татарское нашествие привело к длительному упадку русско­го летописания, которое в домонгольское время достигло очень высокого уровня развития. Упадок летописания после «Батыева погрома» проявил­ся в прекращении летописной работы во многих крупных культурных центрах феодальной Руси (в разоренной старой Рязани, в сожженном Батыем и подвергавшемся многочисленным татарским «ратям» Влади­мире, в Чернигове, Киеве). Работы по составлению общерусского лето­писного свода были перенесены в Ростов, мало пострадавший от нашест­вия. Именно в Ростове, по мнению М. Д. Приселкова, был составлен обще­русский свод 1239 г.1.

Упадок русского летописания проявился также в значительном обед­нении содержания летописей. Летописные записи стали краткими, почти совершенно отсутствовали в них обобщения разнородных событий, утра­тилась живость изложения домонгольских летописцев. Лаконичные запи­си о поездках князей «в Орду», о татарских «ратях» и литовских «наез­дах», о церковных событиях и усобицах князей — вот, по существу, и все содержание летописей за вторую половину XIII в. Летописные своды этого времени являлись, как правило, простой компиляцией, механическим соб­ранием предыдущих записей, не объединенных «политической волей» ле-