Ведомости выпуск тридцать третий новое самоопределение университета под редакцией В. И. Бакштановского, Н. Н. Карнаухова Тюмень 2008
Вид материала | Документы |
- Н. В. Кузнецова Директор О(с)ош л. И. Лобанова бюджетное муниципальное образовательное, 428.15kb.
- Программа мероприятий «Столица российского дизайна. Тюмень-2008», 66.88kb.
- Госдума РФ мониторинг сми 4 марта 2008, 7446.33kb.
- Госдума РФ мониторинг сми 2 апреля 2008, 5028.59kb.
- Госдума РФ мониторинг сми 24 июня 2008, 6825.06kb.
- Госдума РФ мониторинг сми 1 апреля 2008, 5181.52kb.
- Риа "Новости", 15. 10. 2008, 10587.95kb.
- Тематический план, программа, методические материалы Издательство Тюменского государственного, 216.09kb.
- Первый канал, новости, 19. 09. 2008, Шарафутдинов Максим, 06: 00, 07: 00, 08:, 3809.89kb.
- Радио 8 маяк, новости, 27. 08. 2008, Гарин Петр, 20:, 4810.42kb.
4.2. Этический кодекс
научно-образовательной корпорации
как интеграция «малых систем»
Как уже было сказано, особенность современного этапа самоопределения университета – переход от самоидентификации в качестве сложного научно-образовательного комплекса, т.е. корпорации в сфере индустрии образования, к самоидентификации в качестве научно-образовательной корпорации, а системообразующим ориентиром нового самоопределения университета станут профессионально-нравственные ценности базовых профессий научно-образовательной деятельности как высоких профессий.
Однако с выбором такого ориентира связан один из самых трудных элементов «техзадания» на проектирование формата «ЭК НОК»: интеграция в этот формат двух других – форматов «кодекс профессиональной этики» и «кодекс корпоративной этики». Как их совместить в одном документе?
Вряд ли неразрешима проблема интеграции в ЭК ценностей и норм общеобщественной морали.
Вполне реально применить достаточно широко распространенную структуру «принципы – нормы – этикетные правила». И развить ее за счет еще одного структурного элемента – «минимального стандарта».
Но вряд ли реалистично претендовать на проектирование строгой системы «малых систем», соответствующих обеим значениям КСИ.
Так, например, предстоит решить: каково место требований корпоративной этики в модели ЭК? Они должны быть представлены в каждом из элементов нашей прежней модели кодекса (разработанной для ТЭМК): Преамбула – Кредо – Нормативный ярус – «Минимальный стандарт» (Реально-Должное) – Комиссия? Только в некоторых из них? Но в каких именно? В рубрике «Минимальный стандарт»? В «Правилах этикета»?
А может быть, целесообразно достроить модель, включив в нее особый блок «Императивы корпоративного поведения»?
Еще один вопрос: возможна ли в тексте, интегрирующем разные нормативно-ценностные подсистемы, единая модальность? Если для текста кодекса будет предпочтен язык рекомендаций, то адекватен ли он к фрагментам, отражающим природу корпоративной этики?
Опасность эклектики велика. Вероятно, пока стоит ограничить амбиции проектировщиков мозаичной структурой ЭК.
4.3. Критерии моральной идентичности
НЕКОТОРЫЕ критерии, которые мы связываем с этической идентификацией проектируемого кодекса, выводятся из решения уже освоенных в прежних проектах альтернатив: кодекс – «правила добра» или инструкции по технике безопасности? кодекс – кредо или нормы? кодекс – запреты или побуждения? Не случайно в нашем давнем «Кодексе для кодификаторов» содержатся такие правила, как:
Нет подлинного кодекса без кредо;
Не злоупотребляй табуированием!;
Формирование кодекса «снизу» не панацея! «Запретительный» образ морали «внизу» так же силен, как и «наверху»;
Договаривайся!;
Профессиональная мораль – в отличие от этики любви и дружбы – живет по законам рациональности. Эти законы – «правила игры» – создаются на основе конвенций38.
Развитие нашего направления прикладной этики и реализация новых проектов дали основание дополнить первую версию этих правил кодифицирования новыми:
(а) адресат кодекса – не пассивный читатель надписей на «моральном указателе», но субъект рационального морального выбора;
(б) кодекс должен найти место не только для требований «идеально-должного» или критики нравов, но и для ориентиров «реально-должного»;
(в) востребованность кодекса тем выше, чем глубже и тоньше он освоит феномен «минимального стандарта» профессионально-нравственного поведения.
В проекте «ЭК НОК» нам предстоит освоить правила, выведенные из опыта предшествующих этапов развития идеи и практики этического проектирования, и снова расширить набор «техусловий». Прежде всего, за счет интеграции в ЭК императивов корпоративного поведения. При этом потребуется более глубокий, чем в прежних проектах, уровень рефлексии (не)приемлемости для ЭК такого типа правил, как «минимальный стандарт»: абстрактный вопрос о месте таких стандартов между легальностью и моральностью должен обрести конкретные версии применительно именно к проблематике КСИ.
СУБЪЕКТ морального выбора – таков статус личности, на которую должен быть ориентирован ЭК университета.
Этот критерий практиковался и в предшествующих проектах. Тем не менее, предстоит более последовательно провести в содержании всех разделов ЭК базовую идею прикладной этики: отношение к субъекту, которому адресованы требования той или иной «малой системы», как субъекту морального выбора. Тем самым не только общеобщественная НЦС или индивидуальная мораль, но и их приложение к сегментированной жизни общества основаны на возможности выбора и способности выбирать. И феномен конкретизации общеобщественной морали в кодексах не отменяет этого базового условия моральности. А если «отменяет», значит мы имеем дело с внеморальными или квазиморальными сводами правил. Как это бывает в некоторых т.н. «этических кодексах», мы показали в обзоре практики кодифицирования.
Тезис о статусе личности как субъекта морального выбора в своем общем виде говорит лишь о необходимом критерии. Необходимом и сегодня – в ситуации массового производства корпоративных кодексов с их склонностью к регламентированию поведения. Однако это «техусловие» не достаточное.
Во-первых, следует учесть неэффективность лишь декларативной апелляции к феномену морального выбора. Напомним, что в одном из университетских кодексов студента призывают «тщательно контролировать все свои поступки и помнить, что в каждый момент своей деятельности он стоит перед выбором между добром и злом, честью и бесчестьем...». Соответственно, «руководствуясь настоящим Кодексом, своей совестью», студент должен «делать выбор, избегая всего, что может бросить тень на его честь и заставить усомниться в его нравственных принципах». Но конкретизируется эта декларация ... этикетными требованиями, даже не предполагающими ситуации выбора («До начала занятий выключать мобильные телефоны или переводить их в беззвучные режимы...»).
Во-вторых, даже не декларативное признание роли кодекса в отношении субъекта морального выбора само по себе не достаточно. Весьма положительный момент: в преамбуле одного из рассмотренных кодексов подчеркивается, что он «не является точным алгоритмом поведения во всех возможных ситуациях профессиональной деятельности», а сформулированные в кодексе общие принципы предлагаются в качестве «ориентира при выборе этического варианта поведения в различных контекстах». Однако можно ли обойтись без специального внимания кодекса к проблеме выбора в ситуациях нравственного конфликта, в которых приходится поступиться одной нравственной ценностью ради осуществления другой? В ситуациях нравственного конфликта, возникающих при столкновении ценностей общей морали и морали профессиональной, ценностей разных профессий, ценностей одной и той же профессии, ценностей профессии – и корпорации-организации? Будет ли эффективен ЭК без включения в него моральных дилемм НОД и, соответственно, критериев поиска их решения (речь, разумеется, не идет ни о фэйк-дилеммах, ни о кодексе-решебнике)?
В то же время самый аутентичный и эффективный кодекс не отменяет последнюю инстанцию морального выбора – индивидуальное решение.
МОРАЛЬНОЕ творчество или бюрократический азарт регламентирования? В определенном ответе на этот намеренно ригористичный вопрос – еще один критерий идентичности ЭК НОК.
Обзор практики дал необходимые доказательства того, что эта альтернатива не надумана: мы привели достаточно примеров бюрократически мотивированных «этических» документов. В основе их, как мы уже отметили, – представление о сотруднике как дисциплинированном исполнителе стандартов благопристойности, но не как субъекте морального выбора. Разумеется, не стоит тотально подозревать университетских администраторов в корыстной – бюрократической – мотивации регламентирования. Есть и мотив заботы о корпоративной культуре (если только речь идет именно о культуре).
Однако и самого по себе формального предпочтения первой альтернативы не достаточно. Важен смысл, вкладываемый в понятие морального творчества применительно к аутентичности этического кодекса. В нашем подходе речь, во-первых, идет о том, что к проектированию кодекса университета полностью относится общий вывод, согласно которому в процессе конкретизации общественной нравственности ставится и решается вопрос о подлинном развитии содержания общеморальных повелений.
Во-вторых, креация ЭК, если это не инициированный «сверху» бюрократический регламент, предполагает не только фундаментальный выбор в пользу моральности и акт самоопределения субъекта к той или иной системе нравственных ценностей, и не только акт приложения как конкретизации общеобщественной моральной системы применительно к «малым системам», но и акт творческого решения по применению требований кодекса в поступке. Поэтому проектирование ЭК должно быть ориентировано на «фронезис», «этическое умение» в сфере принятия моральных решений.
Моральное творчество – «образ жизни» ЭК НОК, как способ его создания, так и способ существования.
КОНВЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ как процесс и результат этического дискурса – следующий критерий этической идентичности ЭК НОК. Какой смысл вкладываются в его содержание?
Во-первых, важен момент проектно-ориентированной рефлексии переходного характера ситуации в университетском сообществе, воплотившейся в выбор такой модели этического документа, как конвенция. Такая модель разрабатываемого проектом документа отражает ситуацию не столько зрелого сообщества, сколько протосообщества, атомизированного «цеха», этапа собирания корпорации. При этом одно дело, когда на старте проекта его участники слышат буквальный перевод термина конвенция, и совсем другое – прийти к пониманию связи степени эффективности формулируемых сообществом самообязательств и меры их конвенциональности, той меры, в какой они станут итогом договора, соглашения.
Обратившись к опыту наших прежних проектов, выделим основные аспекты критерия конвенциональности, обеспечивающие проектирование ЭК. Первый аспект – процесс формирования идеи и текста кодекса на основе организованного этического дискурса, процедура которого, как известно, соответствует требованиям диалогичности, равенства участников процесса, установки на понимание, поиска взаимоприемлемых решений, консультирования ради конструктивности и т.д. Второй аспект – конвенциональный характер документа отражает переходное состояние нравственной ситуации и в обществе, и в “цехе”, и в организации, которое трудно регулировать идеальным сводом принципов и норм. Третий аспект – участники проекта договариваются о невозможности соревноваться с мудростью Нагорной проповеди и нецелесообразности писать кодекс с дотошностью учебно-методического пособия, о намерении уйти как от утопического морализаторства, так и от «морального инструктажа».
Принятие критерия конвенциональности – профилактика догматической интерпретации природы и роли кодекса. В том числе такой практики, когда кодексы проектируются на манер казенно-коллективистской морали в чиновничьем исполнении. В этом случае они приобретают дух административно-правового принципа оценки, но без правовой санкции (хотя и с возможным предвкушением оной). Кодекс в этом случае выступает как прокрустово ложе, лекало, механический ранжир, требующий лишь одного – наложения нормы на казус.
В дополнение к сформулированным выше критериям идентичности ЭК для проекта значимо презюмирование кодексом благотворности определенного (метафизически неизбежного) риска субъекта в ситуации морального выбора как естественного фактора профессионально-нравственной деятельности. То же относится и к обоснованию права на нравственные искания, на моральное творчество, в том числе и творчество, результат которого – новые нормы. Кодекс в этом случае – не самодовлеющий инструмент оценивания и санкционирования, но подспорье для самостоятельной оценки, своеобразная лоция для творческого акта морального выбора.
ЭТОСНЫЙ критерий идентичности кодексов, доминирование в их содержании установки на реально-должное соответствует особенностям становления профессиональной этики в неклассическом гражданском обществе.
Очевидная значимость этосного критерия идентичности кодекса видна уже в возможности конструктивного решения заботы его создателей о том, как совместить ригоризм и реалистичность в требованиях кодекса. С одной стороны, не ханжество ли – завышать требования к субъектам НОД университета в условиях вполне определенной ситуации в обществе, реалистично ли требовать от них быть более моральными, чем от других граждан? С другой стороны – не попустительство ли ссылаться на нравы?
Более сложным является определение роли этосного критерия в отношении возможности учета в содержании кодекса многообразия мотивов субъектов НОД в ситуации массовизации университетского образования, с одной стороны, доминирования рыночной парадигмы «сферы услуг» – с другой. Если создатели кодекса захотят – и смогут – структурировать виды мотивации адресатов кодекса в отношении к своей деятельности, обострится до сих пор мало отрефлексированный вопрос о возможности разноуровневых с моральной точки зрения требований кодекса. Достаточно ли будет для решения этого вопроса апробированного в предшествующих проектах формата «минимальный стандарт»?
Сошлемся на опыт проектирования кодекса журналистской этики и приведем один из фрагментов дискуссии участников проекта «Тюменская этическая медиаконвенция»39, посвященный вопросу о возможности для журналистов заниматься рекламой. На утверждение одного из участников проблемного семинара, что «журналиста нельзя ориентировать лишь на низкую планку “минимального стандарта”, а дальше – как хочешь. Нет, не как хочешь, а как должно», последовало возражение: «если задрать планку до потолка, то нам вообще никогда, ни при каких обстоятельствах не писать рекламы, не совмещать свою профессию с должностью пресс-секретаря, а у нас большинство журналистов так и делают».
Может ли этосная конкретизация «малых систем» и проектное воздействие на них свестись к «обслуживанию нравов» или она не предполагает такого уценивания должного?
Но даже приняв второе решение, мы не уйдем от самого сложного в содержании и роли этосного критерия – от проблемы (не)абсолютной чистоты ЭК. Очевидно, что приложение общеобщественной морали к сегментированному социуму в каждом из двух взаимосвязанных значениях приложения – конкретизация и проектирование – ставит вопрос о «(не)чистоте» норм ЭК. И достаточно ли декларации о необходимости в процессе этического проектирования профилактировать подмену кодексов «регламентами», «функциональными стандартами» и т.п.?
Обзор практики дал нам достаточно примеров смешения моральных по происхождению, генезису и функциям норм и ценностей с внеморальными регулятивами – правовыми, административными и т.п. Возникающие причудливые «новообразования» порождают, во-первых, серьезные теоретико-методологические проблемы, в том числе междисциплинарные тяжбы по поводу принадлежности каждого из этих комплексов к миру морали, менеджмента, права и т.п. И споры о том, утрачивают ли соединяемые элементы данных комплексов свои исходные атрибутивные свойства, перестают ли быть самими собой, или в каждом из этих «миров», хотя они и «прикипели» друг к другу, продолжают проявляться свои ценностные логики, нормативный инструментарий, лингвистические правила?
Во-вторых, практика кодифицирования проблематизирует и проектные решения: можно ли ради реалистичности-прагматичности кодекса жертвовать идентичностью его норм, ослабляя или даже частично теряя ее в процессе слияния со стандартами и регламентами? Или нормам «дозволено» лишь входить в состав некоего комплекса, включающего и регламентные правила, на определенных – автономных – правах? Или, наоборот, следует ограничивать ЭК только сводом норм профессиональной и корпоративной этик, оставляя все остальное за рамками этического кодекса?
Наша гипотеза заключается в том, что вполне понятный мотив стремления склонного к КСИ университета придать этическому документу более реалистический характер и соответствующая апелляция к потенциалу регламентов и административных санкций может быть реализован в ЭК и без утраты его идентичности – при этосном подходе к модели кодекса, в котором значима роль ориентиров реально-должного. Но этот подход определяет и предел свободы в попытках повысить реалистичность кодекса.
Нельзя не отметить, что рассмотренные выше критерии взаимодополнительны.