Рассматривается сфера действия и

Вид материала

Задача

Содержание Вопросы занятости и свобода мысли, совести и религии Обеспечение должного признания религиозной практики Вопрос 3: Является ли ограничение на исповедывание религии или веры связанным по крайней мере с одной из признаваемых законных ц Вопрос 4: Является ли ограничение на "исповедовывание" религии или веры "установленным законом"? Хасан и Чауш (Hasan and Chaush) против Болгарии Вопрос 5. Является ли ограничение на "исповедывание" религии или веры "необходимым в демократическом обществе"? Необходимость и соразмерность; а также характер "демократического общества" Свобода усмотрения

Подобный материал:

• Духовная сфера Духовная сфера общества, 100.62kb.
• 10. Мнестическая сфера психики, 522.5kb.
• Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «саратовская, 4957.47kb.
• 11. Интеллектуальная сфера психики, 211.14kb.
• Статья Предмет регулирования и сфера действия настоящего Федерального закона, 183.53kb.
• Прикладная Юридическая Психология Часть I. закон, 11097.36kb.
• Понятие социальной сферы. Социальная дифференциация, 153.27kb.
• N 154-xv от 28. 03. 2003 Мониторул Офичиал ал Р. Молдова n 159-162 от 29. 07. 2003, 2880.32kb.
• Темы выпускных квалификационных работ на 2011/2012 учебный год по курсу "Трудовое право", 25.15kb.
• Исследуются всеми юридическими науками, но каждая отрасль (подотрасль) юридической, 210.17kb.

Позитивные обязательства

На основании статьи 1 Европейской конвенции о защите прав человека, договаривающиеся государства берут на себя обязательство "обеспечивать каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией", права и свободы, определенные в Конвенции и в протоколах к ней. Исходя из этого, государство находится, прежде всего, под негативным обязательством воздерживаться от вмешательства в защищаемые права. Такое негативное обязательство отражается, например, в формулировке, используемой в статье 9, где предусматривается, что "свобода исповедовать религию или придерживаться убеждений подлежит лишь ограничениям …".

При этом главное обязательство – обеспечивать права – не ограничивается требованием того, чтобы государства воздерживались от вмешательства в защищаемые права: это может также налагать на государство обязательство принимать активные меры. Гарантии, содержащиеся в Европейской конвенции о защите прав человека, должны воплощаться в практических и эффективных правах. Именно поэтому в прецедентной практике Страсбургского суда содержится идея "позитивных обязательств", то есть обязательств государства осуществлять определенные действия с целью защиты прав отдельных лиц.

Основополагающий принцип, продвигающий прецедентную практику в отношении позитивных обязательств, состоит в обязанности со стороны государственных органов обеспечивать, чтобы религиозная свобода существовала в духе плюрализма и взаимной толерантности. Например, госорганам может понадобиться осуществлять "нейтральное посредничество" для оказания помощи отдельным группам в урегулировании внутренних споров в рамках религиозных общин⁶⁴. Можно ожидать также, что внутренние процедуры будут позволять сторонникам определенной религии практиковать свою веру в соответствии с требованиями к продуктам питания, хотя это обязательство может быть ограничено обеспечением того, чтобы имелся разумный доступ к продуктам питания, а не доступ к помещениям для ритуального приготовления мяса⁶⁵. При этом, в целом, не считается необходимым предпринимать меры для того, чтобы служащий мог договариваться о том, чтобы иметь возможность участвовать в соблюдении религиозных обрядов⁶⁶, даже если обязательства, налагаемые на работодателя (когда такая обязанность признается), вряд ли в большинстве случаев будут приводить к значительным затратам.

Таким образом, не всегда очевидно, существует ли позитивное обязательство защищать свободу мысли, совести и религии. При принятии решения в более общем плане, существует ли или не существует такое позитивное обязательство, Страсбургский суд будет стремиться "учитывать справедливое равновесие, которое должно существовать между общим интересом всего общества и иными частными интересами заинтересованного отдельного лица или заинтересованных лиц"⁶⁷. Кроме того, Страсбургский суд не всегда проводил четкое различие между обязательством предпринимать меры и одобрением действий государства, которые предпринимались на национальном уровне с целью обеспечения защиты веры. Иными словами, существует, как представляется, серьезное различие между тем, как Страсбургский суд одобряет внутренние меры с целью продвижения веры, и теми делами, по которым отсутствие мер по защите веры рассматривается как вмешательство. Сама оценка того, являются ли действия обязательными или просто дозволяются, всегда зависит от обстоятельств.

Такая ситуация, когда государство активно вмешивалось во внутренний распорядок религиозной общины для урегулирования конфликта между ее членами, может подразумевать выполнение позитивного обязательства, связанного со статьей 9. Когда речь идет о просто "нейтральном посредничестве" при спорах между разными соперничающими религиозными группами, то это не будет означать вмешательство в права по статье 9, как это ясно продемонстрировано на примере дела "Высший духовный совет мусульманской общины против Болгарии". Однако следует тщательно взвешивать сам характер такого вмешательства, поскольку действия, выходящие за рамки просто "нейтрального посредничества", будут на самом деле означать вмешательство в права по статье 9. Это дело было связано с усилиями, которые предпринимались правительством-ответчиком для преодоления давних и сохраняющихся расхождений, вызванных конфликтом политического и личного характера в мусульманской религиозной общине. Вопрос в основном состоял в том, является ли последовавшее за этим изменение религиозного руководства результатом необоснованного давления со стороны государства, а не итогом решения, свободно принятого данной общиной:

Правительство заявляло, что государственные органы осуществляли лишь посредничество между противостоящими группами и оказывали содействие процессу объединения, как это требуется от них на основании конституционной обязанности обеспечивать религиозную толерантность и мирные отношения между группами верующих. Суд согласен с тем, что государства имеют такую обязанность и ее выполнение может потребовать участия в посредничестве. Нейтральное посредничество между группами верующих в принципе не составляет вмешательство государства в право верующих на основании статьи 9 Конвенции, хотя государственные власти должны быть осторожными в этой особо чувствительной сфере.

Однако в данном случае Страсбургский суд определил, что власти активно стремились к объединению разделенной общины, предпринимая меры по навязыванию единого руководства вопреки воле одной из двух соперничающих групп лидеров. Это вышло за рамки "нейтрального посредничества" и таким образом означало вмешательство в права, содержащиеся в статье 9⁶⁸.

Вопросы занятости и свобода мысли, совести и религии

В области занятости статья 9, как представляется, носит особенно ограниченный характер. Например, государство может стремиться убедиться в том, какие ценности и какая вера существуют у кандидатов на государственный пост, или увольнять их на основании того, что их взгляды несовместимы с занимаемой ими должностью⁶⁹. Действительно, "для осуществления своей роли в качестве нейтрального и беспристрастного организатора исповедывания религиозных верований, государство может решить потребовать от действующих или будущих государственных служащих, от которых потребуется уступить часть своей суверенных полномочий, выполнения обязанности воздерживаться от участия" в деятельности религиозных движений⁷⁰.

До сих пор Страсбургский суд воздерживался от признания какого-либо позитивного обязательства со стороны работодателей в отношении мер по содействию проявлению веры, например, путем организации освобождения от обязанностей лица, для того чтобы позволить ему совершать ритуал в определенное время или определенным образом. Работники несут обязанность соблюдать правила в отношении своего рабочего времени, и увольнение за прогул в связи с соблюдением религиозных ритуалов не дает основания для вопросов, подпадающих под сферу действия статьи 9⁷¹. Кроме того, от священнослужителя официально установленной церкви ожидается, что он будет выполнять не только свои религиозные, но и светские обязанности, и не может жаловаться, если светские обязанности вступают в противоречие с его личной верой, поскольку его право отказаться от занимаемого места представляет собой высшую гарантию его свободы совести⁷². Обоснованием такого рода подхода является сам добровольный характер занятости, а также тот принцип, что работник, покидающий свое рабочее место, может следовать любым ритуалам, которые он считает необходимыми. По делу "Калаш (Kalaç) против Турции" Страсбургский суд постановил, что член вооруженных сил добровольно принял на себя ограничения в отношении возможности выражать свою веру, когда он поступил на службу в вооруженные силы, связанную с определенными требованиями (хотя в любом случае, в данном деле Суд не был удовлетворен тем, что заявителю препятствовали в выполнении им религиозных обрядов):

Выбрав военную службу, [заявитель] сам согласился с системой военной дисциплины, которая по своей природе подразумевает возможность того, что на некоторые права и свободы членов вооруженных сил накладываются такие ограничения, которые не могут быть наложены на гражданских лиц. Государства могут принимать для своих вооруженных сил дисциплинарные нормы, запрещающие тот или иной тип поведения, в частности, поведение, противоречащее установленному порядку, который отражает требования военной службы.

Не подвергается сомнению то, что заявитель, в рамках, устанавливаемых требованиями военной службы, мог выполнять те обязательства, представляющие собой обычные формы, в которых мусульманин соблюдает свою религию. Например, ему, в частности, разрешалось молиться пять раз в день и осуществлять другие религиозные обязанности, такие как соблюдение поста во время рамадана и посещение пятничных молитв в мечети. Более того, постановление Высшего военного совета было основано не на религиозных взглядах и вере [заявителя] или на том, как он осуществлял свои религиозные обязанности, а на его поведении и позициях. По информации от властей Турции, это поведение нарушало военную дисциплину и принцип секуляризации. Исходя из этого, Суд делает вывод о том, что вынужденная отставка заявителя не означала вмешательство в право, гарантируемое на основании статьи 9, поскольку это не было вызвано тем, как заявитель исповедывал свою религию⁷³.

Короче говоря, если не существует особых аспектов, рассматриваемых как имеющих важное значение, несовместимость между договорными или иными обязанностями и личной верой или принципом, как правило, не приведет к возникновению вопроса в связи со статьей 9, и таким образом маловероятно, что мера, принятая вследствие намеренного несоблюдения профессиональных обязанностей, составит вмешательство в право отдельного лица⁷⁴.

Обеспечение должного признания религиозной практики

При этом в большинстве случаев может быть относительно просто установить, что действительно имело место вмешательство в права на основании статьи 9. Ограничение доступа к местам богослужения и ограничение возможности сторонников религий принимать участие в религиозных ритуалах будет означать "вмешательство"⁷⁵, так же как и отказ в предоставлении какого-либо необходимого официального признания церкви⁷⁶. В других случаях, однако, вновь потребуется особо тщательно рассмотреть факты. Например, отказ в согласии религиозной общине получить доступ к мясу от животных, забитых в соответствии с религиозными предписаниями, может означать вмешательство в права, содержащиеся в статье 9. Однако, как было пояснено в постановлении по делу "Шааре Шалом Ве Цедек (Cha’are Shalom Ve Tsedek) против Франции", важнейшее значение имеет вопрос доступа к такому мясу, а не предоставление разрешения на ритуальный забой. В рамках данного дела религиозный орган стремился обжаловать отказ властей предоставить необходимое разрешение для осуществления забоя животных для потребления в соответствии с его ультраортодоксальной верой. Другая еврейская организация получила согласие на забой скота в соответствии со своими собственными ритуалами, лишь незначительно отличавшимися от того, о чем просила ассоциация-заявитель. Ассоциация утверждала, что такой отказ составлял нарушение как статьи 9, так и статьи 14 в сочетании со статьей 9. Судом не подвергалось сомнению то, что ритуальный забой представлял собой религиозный ритуал, целью которого было снабжение евреев мясом от животных, забитых в соответствии с религиозными предписаниями, что составляло важнейший аспект этой религиозной практики:

Ассоциация-заявитель может опираться на статью 9 Конвенции в отношении отказа французских властей согласиться с таким ритуалом, поскольку ритуальный забой должен рассматриваться как входящий в сферу действия права, гарантируемого на основании Конвенции, в частности, права на исповедывание своей религии в ритуалах, отвечающих положениям статьи 9. …

Прежде всего, Суд отмечает, что установив исключение в отношении принципа, согласно которому животных необходимо глушить до забоя, французское право на практике отражает позитивное обязательство со стороны государства, направленное на обеспечение эффективного уважения свободы религии. [Национальное право], далеко не ограничивая осуществление этой свободы, напротив, разработано таким образом, чтобы обеспечивать свободное исповедывание своей религии и организовывать это. Кроме того, Суд полагает, что сам факт, что исключительные правила, призванные регулировать практику ритуального забоя, разрешают это делать лишь тем ритуальным забойщикам, которые получили разрешение от утвержденных религиозных органов, само по себе не приводит к выводу, что существовало вмешательство в свободу исповедывания религии. Суд полагает, так же как и правительство, что в общих интересах следует избегать нерегулируемого забоя, осуществляемого в сомнительных условиях гигиены, и поэтому предпочтительно, если будет проводиться ритуальный забой, чтобы это осуществлялось в скотобойнях, контролируемых государственными властями. …

Однако, когда другой религиозный орган, исповедующий ту же религию, обращается позднее с заявлением для того, чтобы получить разрешение на ритуальный забой, должно быть установлено, действительно ли метод забоя, который предлагается осуществлять, составляет осуществление права на исповедывание своей религии, как оно гарантировано на основании статьи 9 Конвенции. По мнению Суда, было бы вмешательством в свободу исповедывать свою религию, если бы только незаконность осуществления ритуального забоя делала невозможным для ультраортодоксальных евреев есть мясо животных, забитых в соответствии с религиозными предписаниями, которые они считают применимыми. Но в данном случае дело обстоит иначе.

В контексте данного дела религиозный орган-заявитель просил разрешения от властей на забой животных, осуществляемый в аналогичных (но не совсем идентичных) условиях для определенной религиозной группы, но в этом было отказано. Страсбургский суд решил, что это не составляет "вмешательства" в статью 9. Во-первых, сам метод забоя, применяемый ритуальными забойщиками ассоциации, был аналогичен методам другой ассоциации, за исключением тщательности осмотра животного, после того как оно было убито. Во-вторых, мясо, подготовленное в соответствии с требованиями веры данной ассоциации, имелось и от других поставщиков в соседней стране. На этом основании Страсбургский суд определил, что вмешательства в права ассоциации не было, поскольку члены ассоциации не были лишены возможности получать мясо от животных, забитых нужным способом. (В любом случае, даже если бы было вмешательство в права, содержащиеся в статье 9, то не было нарушения гарантии, поскольку различие в отношении к двум ассоциациям преследовало законную цель, и при этом имелась разумная соразмерность между используемыми средствами и преследуемой целью.)⁷⁷

Данное постановление, возможно, не в полной мере охватывает вопрос о масштабах позитивных обязательств государства по соблюдению религиозного плюрализма. Из постановления не ясно, например, может ли государство счесть целесообразным запретить ритуальный забой, исходя из соображений, связанных с благополучием животных, и если да, то может ли оно в таких случаях способствовать ввозу мяса из других стран. Совершенно очевидно, что Страсбургский суд в своей прецедентной практике настаивает на том, что любая напряженность в обществе, связанная с религиозными расхождениями, должна преодолеваться не путем ликвидации плюрализма, а благодаря поощрению взаимной терпимости и взаимопонимания между людьми и группами. Однако соблюдение плюрализма, судя по всему, не подразумевает абсолютного права отдельных групп настаивать на признании своих требований или защиты их: поддержка плюрализму, как представляется, отличается от его активного продвижения.

Вопрос 3: Является ли ограничение на исповедывание религии или веры связанным по крайней мере с одной из признаваемых законных целей?

Свобода мысли, совести и религии не является абсолютной. Как уже отмечалось, в пункте 2 статьи 9 предусматривается, что государство может, при определенных условиях, вмешиваться в "исповедывание" мысли, совести или религии. Выше говорилось о том, что прежде всего необходимо определить, подпадает ли обжалованное решение под сферу действия статьи 9, и связано ли это с "проявлением" свободы мысли, совести и религии. Затем, необходимо рассмотреть, имело ли место "вмешательство" в эту гарантию. Затем вопрос состоит в том, имело ли вообще место нарушение статьи 9. Это оценивается благодаря проведению трех тестов: преследует ли вмешательство законную цель, является ли вмешательство "установленным законом" и является ли оно "необходимым в демократическом обществе".

Прежде всего, государство должно продемонстрировать, что его вмешательство обосновано одним из интересов государства, перечисленных в пункте 2. Эти признанные законные интересы – "в интересах общественного спокойствия, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц" – в своей формулировке более узкие, чем интересы, признаваемые в статьях 8, 10 и 11 (так, в статье 9 в качестве такой цели не признается национальная безопасность), но в любом случае, на практике такой тест не вызовет каких-либо трудностей для государств-ответчиков, поскольку, неизбежно, любое вмешательство будет рассматриваться Страсбургским судом как осуществляемое в целях одного (или более) из перечисленных интересов. В принципе, само государство определяет ту конкретную цель, которую оно хотело бы выдвинуть; на практике, вмешательство, направленное на достижение законной цели, уже будет рассматриваться как подпадающее под сферу действия одной из перечисленных задач определенной гарантии. Так, например, в деле "Сериф (Serif) против Греции" обвинительный приговор в связи с таким нарушением, как незаконное присвоение религиозного сана "известной религии", был рассмотрено как вмешательство, преследующее законную цель защиты общественного порядка⁷⁸, тогда как в деле "Коккинакис (Kokkinakis) против Греции" Страсбургский суд с готовностью согласился с тем, что запрет на прозелитизм преследовал защиту прав и свобод других лиц⁷⁹.

О той легкости, с которой государство может установить законную цель для вмешательства, свидетельствует постановление по делу "Митрополия Бессарабии и другие против Молдовы". В данном случае Страсбургский суд рассмотрел утверждение правительства-ответчика, что отказ в регистрации религиозной общины был направлен на обеспечение некоторых интересов, перечисленных в пункте 2:

Отказ в разрешении подать заявление на признание в отношении заявителей был направлен на защиту общественного порядка и общественной безопасности. Молдавское государство, территория которого в прошлом неоднократно переходила из-под румынского контроля под российский и обратно, имеет этнически и лингвистически многообразное население. Учитывая это, молодая Республика Молдова, которая обрела независимость с 1991 года, имела несколько сильных сторон, на которые она могла опереться для обеспечения продолжения своего существования, но одним из факторов, обеспечивающих стабильность, была религия, при этом большинство населения является православными христианами. Исходя из этого, признание молдавской православной церкви, которая подчинялась московскому патриархату, позволило всему населению объединиться в этой церкви. Если бы была признана церковь-заявитель, то эта связь была бы, скорее всего, утрачена и православное христианское население было бы рассеяно среди ряда церквей. Более того, под прикрытием церкви-заявителя, которая подчинялась бухарестскому патриархату, действовали политические силы, тесно взаимодействовавшие с румынскими интересами, направленными на объединение между Бессарабией и Румынией. Исходя из этого, признание церкви-истца возбудило бы старое российско-румынское соперничество в населении, тем самым поставив под угрозу общественную стабильность и даже территориальную целостность Молдовы.

Заявители отрицали, что та мера, на которую была подана жалоба, была направлена на защиту общественного порядка и общественной безопасности. Они ссылались на то, что правительство не продемонстрировало, что церковь-заявитель представляет собой угрозу для общественного порядка и общественной безопасности.

Суд полагает, что государства имеют право на проверку того, осуществляет ли движение или ассоциация, под предлогом религиозных целей, такую деятельность, которая наносит ущерб населению или общественной безопасности. Учитывая обстоятельства данного дела, Суд полагает, что то вмешательство, на которое была подана жалоба, преследовало законную цель в соответствии с пунктом 2 статьи 9, в частности, защиту общественного порядка и общественной безопасности⁸⁰.

Цель или задача вмешательства отличается от оценки его обоснования. Поэтому важно различать такие понятия, как "законная цель" в данном тесте и "настоятельная общественная необходимость", возникающая в связи с применением теста "необходимым в демократическом обществе": и если первые из вышеупомянутых понятий не создают каких-либо трудностей для государства, стремящегося обосновать вмешательство в права, связанные со статьей 9, то ситуация совершенно иная в отношении последнего требования. То, каким образом Страсбургский суд рассматривал эти аргументы, связанные с общественным порядком и безопасностью, в связи с тестом "необходимым в демократическом обществе", в данном конкретном деле рассматривается ниже⁸¹.

Вопрос 4: Является ли ограничение на "исповедовывание" религии или веры "установленным законом"?

Затем государство должно показать, что вмешательство было "установленным законом". Данная концепция отражает ценность правовой стабильности, которая в широком плане может быть определена как возможность действовать в существующих правовых рамках, не опасаясь произвольного или непредсказуемого вмешательства государства. Таким образом, обжалуемая мера должна быть закреплена в национальном праве и быть одинаково доступной и предсказуемой, а также содержать достаточную защиту от произвольного применения закона. Однако эти вопросы лишь периодически возникали в связи с прецедентной практикой на основании статьи 9. В любом случае, Страсбургский суд может избегать давать твердый ответ на то, является ли вмешательство "установленным законом", если он может ограничиться признанием того, что данное вмешательство не было "необходимым в демократическом обществе"⁸². (Когда вмешательство в права, связанные со статьей 9, привело к уголовному наказанию, и заявитель может дополнительно сослаться на нарушение статьи 7 Конвенции, закрепляющей принцип nullum crimen, nulla poena sine lege ("никакого преступления нет, если они не предусмотрены законом")⁸³. В этих случаях Страсбургский суд, скорее всего, будет рассматривать вопросы, поднимаемые на основании статьи 7 и 9, используя аналогичный подход⁸⁴.)

Классическая формулировка применяемого теста содержится в деле, связанном со свободой выражения мнения, но он может быть также применен и в отношении дел по статье 9:

По мнению Суда, ниже следуют два требования, которые вытекают из выражения "установленным законом". Во-первых, закон должен быть соответствующим образом доступен: граждане должны иметь возможность иметь представление о том, что это соответствует обстоятельствам правовых норм, применимых к данному делу. Во-вторых, норма не может рассматриваться как "закон", если она не сформулирована достаточно четко, чтобы позволять гражданину регулировать свое поведение: он должен иметь возможность – если необходимо, исходя из соответствующей рекомендации – прогнозировать, в той степени, которая является разумной при этих обстоятельствах, последствия, которые может иметь определенное действие.

Отметьте при этом степень определения, которое добавлено Страсбургским судом:

Эти обстоятельства необязательно должны быть предсказуемыми с абсолютной очевидностью: опыт показывает, что это недостижимо. Вновь отмечаем, что хотя определенность весьма желательна, она может сопровождаться чрезмерной жесткостью, а закон должен иметь возможность приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам. Соответствующим образом, многие законы неизбежно содержат такие формулировки, которые, в большей или меньшей степени, являются расплывчатыми и их толкование и применение является вопросом практики⁸⁵.

Некоторые примеры применения данного теста в рамках прецедентной практики на основании статьи 9 помогают выявить эти требования. В деле "Коккинакис (Kokkinakis) против Греции" заявитель пытался утверждать, что само определение "прозелитизма" недостаточно определено в национальном праве, что делает, во-первых, возможным наложить запрет на любой тип религиозной беседы или высказывания, и, во-вторых – невозможным для отдельного лица соответствующим образом регулировать свое поведение. Страсбургский суд, отметив, что неизбежным является то, что формулировка многих правовых актов не достигает абсолютной точности, согласился с правительством-ответчиком, что наличие свода устоявшейся и опубликованной национальной правовой практики, которая дополняет законодательное положение, было достаточным в данном деле для того, чтобы отвечать требованиям теста "предусмотренным законом"⁸⁶.

С другой стороны, в деле " Хасан и Чауш (Hasan and Chaush) против Болгарии" тест выполнен не был. В рамках данного дела правительственное учреждение поддержало одну группу против другой в споре в отношении назначения религиозного руководителя. В данном случае недостатки во внутреннем законодательстве позволили Страсбургскому суду сделать вывод о том, что имело место нарушение статьи 9:

Для того чтобы национальное законодательство отвечало [требованиям, "установленным законом"], оно должно обеспечивать определенный уровень правовой защиты от произвольного вмешательства со стороны государственных органов власти в отношении прав, гарантируемых на основании Конвенции. В вопросах, затрагивающих основные права, было бы нарушением верховенства закона – одного из основных принципов демократического общества, закрепленного в Конвенции – предоставлять юридическое усмотрение исполнительному органу, которое выражалось бы в виде неограниченных полномочий. Исходя из этого, закон должен достаточно ясно указывать сферу действия любых таких полномочий, предоставляемых компетентным органам власти, а также форму их осуществления. Степень точности, требуемая от национального законодательства – которая не может, в любом случае, предусматривать все возможные варианты – в значительной степени зависит от содержания рассматриваемого инструмента, от той области, которую он призван охватывать, а также от количества и статуса тех людей, на которые он распространяется.

Суд отмечает, что по данному делу соответствующее законодательство не содержит каких-либо существенных критериев, на основе которых Совет министров и Директорат по религиозным конфессиям регистрируют религиозные конфессии и меняют их руководство в ситуациях внутренних расхождений и противоречивых заявлениях о легитимности. Более того, не существует процедурных гарантий, таких как состязательные слушания в независимом органе в отношении произвольного осуществления полномочий, предоставленных исполнительному органу. Кроме того, [национальное право] и решение Директората не сообщались тем, кого это непосредственно затрагивает. Эти акты не сопровождались обоснованием и были неясными, причем они даже не упоминали первого заявителя, хотя они были направлены на то, чтобы сместить его, как это и произошло, с его должности Верховного муфтия.

Эти недостатки в существенных критериях и в процедурных гарантиях означали, что вмешательство было "произвольным и основывалось на правовых положениях, которые предоставляли неограниченное поле усмотрения исполнительному органу и не отвечали требуемым стандартам ясности и предсказуемости"⁸⁷.

Вопрос 5. Является ли ограничение на "исповедывание" религии или веры "необходимым в демократическом обществе"?

Ясно, что свобода проявлять мысли, совесть или веру должна в некоторых случаях сопровождаться ограничениями в интересах общественной безопасности, защиты общественного порядка, здоровья и нравственности или для защиты прав и свобод других лиц. Однако не всегда обходится без трудностей установление того, а было ли вмешательство в права, содержащиеся в статье 9, при определенных обстоятельствах, "необходимым в демократическом обществе".

При применении пятого и заключительного теста, вмешательство, на которое подана жалоба, должно:

• соответствовать неотложной общественной потребности,
  
• быть соразмерным преследуемой законной цели, и
  
• быть обоснованным соответствующими и достаточными причинами.
  

И в данном случае само государство-ответчик должно продемонстрировать, что данный тест был выполнен. Со своей стороны, на Страсбургский суд возлагается задача убедиться в том, были ли меры, принятые на национальном уровне и составляющие вмешательство в права, содержащиеся в статье 9, оправданы в принципе, а также соразмерны. Однако очень часто это определить будет трудно, поскольку Страсбургский суд не является лучшим органом для анализа конкретных обстоятельств в каждой стране. Следовательно, Суд может признать определенную "свободу усмотрения" со стороны лиц, принимающих решения на национальном уровне. На практике это приводит к тому, что Страсбургский суд меняет строгость рассмотрения при оценке качества аргументов, представленных в поддержку вмешательства в права, предусмотренные в статье 9. Для дальнейшего рассмотрения необходимо в более общем плане обсудить некоторые ключевые концепции общей применимости при толковании Европейской конвенции о правах человека.

Необходимость и соразмерность; а также характер "демократического общества"

Концепция "необходимости" содержится – явно или косвенно – в ряде статей Европейской конвенции о правах человека, но она подразумевает несколько разные понятия в разных контекстах. Общее различие может быть проведено между теми статьями (такими как статья 9), которые гарантируют права в основном гражданского и политического характера и определения которых сформулированы широко, и теми статьями, которые гарантируют права (прежде всего, в отношении физической неприкосновенности и человеческого достоинства), которые не сопровождаются какими-либо очевидными определениями или являются предметом только конкретных определений.

При принятии решений о том, является ли вмешательство "необходимым в демократическом обществе", важно помнить и о слове "необходимым" и о словах "в демократическом обществе". В контексте статьи 10, например, Страсбургский суд заявил, что "хотя прилагательное "необходимое", в значении [данного положения] не является синонимом "обязательного", но и не имеет такой гибкости, как выражения "приемлемый", "обычный", "полезный", "разумный" или "желательный", и что скорее подразумевается наличие "настоятельной общественной необходимости""⁸⁸. И вновь обязанность установить, является ли вмешательство обоснованным, и соответственно, ответственность за то, чтобы установить, является ли такое вмешательство соразмерным, возлагается на государство. Так же как и при толковании необходимости вмешательства государства в другие права, предусмотренные в Конвенции, может быть целесообразно рассмотреть иные международные или европейские стандарты или практику. Так, например, Страсбургский суд в этой сфере ссылается на доклады таких органов, как Всемирный совет церквей⁸⁹.

На практике, требуемый стандарт обоснования зависит от конкретного контекста. В принципе, чем сильнее "настоятельная общественная необходимость", тем менее трудно оправдать вмешательство. Например, сильным аргументом является национальная безопасность. Однако простое утверждение о наличии такого аргумента не освобождает государство от обоснования этого заявления⁹⁰. Аналогичным образом, общественная безопасность представляет собой настоятельную общественную необходимость, и таким образом юридическое требование ко всем мотоциклистам носить шлем было с готовностью воспринято как оправданное требование, против которого выступали сикхи⁹¹.

В любом случае, применение теста необходимости (и таким образом, рассмотрение степени признания уровня усмотрения) также должно учитывать такой вопрос, как может ли вмешательство быть оправдано как необходимое в демократическом обществе. Важнейшее значение этой концепции с учетом прецедентной практики на основании статьи 9 очевидно. Страсбургский суд, в частности, определил характеристики "европейского демократического общества", установив в качестве его символов плюрализм, толерантность и широту взглядов. В деле "Коккинакис (Kokkinakis) против Греции" Суд, например, отметил:

Как это воплощено в статье 9, свобода мысли, совести и религии является одной из основ "демократического общества" в значении Конвенции. В своем религиозном измерении - это один из наиболее важных аспектов, определяющих идентичность верующих и их концепцию жизни, но это имеет и ценное значение для атеистов, агностиков, скептиков и тех, кто не затронут данными вопросами. От этого зависит плюрализм, неотделимый от демократического общества, победа которого после многовековой борьбы далась столь высокой ценой⁹².

Такие ценности могут определять вывод о том, что государственные органы власти могут обоснованно считать необходимым защищать религиозные убеждения от оскорбительных словесных нападок (как это было в деле "Отто-Премингер-Институт (Otto-Preminger-Institut)", которое рассматривается ниже)⁹³. Статья 9 может также потребовать, чтобы на воспринимаемую угрозу беспорядков давался ответ такими средствами, которые поощряют, а не подрывают плюрализм, хотя именно этот плюрализм и может приводить к такой ситуации в сфере общественного порядка, которая требует вмешательства со стороны государства.

Свобода усмотрения

Определение того, является ли мера необходимой и соразмерной никогда не может быть чисто механическим процессом, потому что даже если известны все факты, то остается необходимость вынести оценочное суждение для ответа на вопрос "было ли вмешательство необходимым в демократическом обществе?". При этом на уровне Страсбургского суда любая оценка необходимости вмешательства в права, содержащиеся в статье 9, тесно связана с вопросом субсидиарности системы защиты прав, созданной в Страсбурге, ибо главная ответственность за обеспечение того, чтобы права на основании Конвенции были практическими и эффективными, возлагается на национальные органы власти. В этой связи Страсбургский суд может предоставить тем, кто принимает решение в странах, определенную "свободу усмотрения". Иногда этот принцип трудно применить на практике. Более того, он может вызывать споры. Признание Страсбургским судом определенной степени сдержанности при определении того, было ли решение национальных органов власти совместимым с обязательством государства на основании Конвенции, является таким образом, тем основным средством, благодаря которому Страсбургский суд признает свою субсидиарную роль в защите прав человека. Демократы прежде всего удовлетворены признанием их права (пусть и в границах, установленных Конвенцией) самим выбирать уровень и содержание практики в сфере прав человека.

Разумеется, если эта концепция будет толковаться слишком широко, то Страсбургский суд может быть подвергнут критике за отказ от выполнения своих задач. В ведущем постановлении по делу "Хэндисайд (Handyside) против Соединенного Королевства" – это одно и дел, связанных со свободой выражения мнения – Суд отметил, что Конвенция:

… не предоставляет Договаривающимся государствам абсолютную свободу усмотрения. Суд … уполномочен обеспечивать гарантию выполнения этими государствами своих обязательств и выносить окончательное решение по вопросу о соответствии какого-либо «ограничения» или «санкции» свободе выражения мнения, как она [гарантирована Конвенцией]. Таким образом, сфера усмотрения государственных органов идет рука об руку с Европейским контролем. Этот контроль касается как цели, которую данная мера преследует, так и ее «необходимости». Европейский контроль распространяется не только на основные законы, но и на решения, применившие их, даже если они были вынесены независимым судебным органом.… Отсюда следует, что в задачи Суда, никоим образом, не входит подмена собою компетентных государственных судов, а скорее проверка того [с учетом гарантии], что при осуществлении своей свободы усмотрения, они вынесли решения в соответствии со статьей 10.⁹⁴

Свобода усмотрения не является, таким образом, отрицанием надзорной функции Страсбургского суда, поскольку сам Суд всячески подчеркивает, что любая свобода усмотрения ограничена, и Суд принимает окончательное решение, когда он анализирует то, как оценивают ситуацию национальные органы властей. В отношении свободы выражения мнения в связи с нападками на религиозные убеждения, например, Страсбургский суд объяснил, в какой мере масштабы свободы усмотрения зависят от контекста и, в частности, от характера выражения мнения в каждом данном случае и от обоснования ограничений:

В то время как на основании пункта (2) статьи 10 существует мало пространства для ограничений политических выступлений или дискуссий по вопросам, представляющим общественный интерес, более широкая свобода усмотрения в целом имеется у договаривающихся государств, когда они регулируют свободу выражения мнения в отношении вопросов, которые могут оскорбить глубокие внутренние убеждения в сфере нравственности или, особенно, религии. Более того, как и в сфере нравственности, и может быть даже в большей степени, не существует единой европейской концепции "требования защиты прав других" в связи с нападками на религиозные убеждения. То, что составит существенное оскорбление для лиц определенных религиозных убеждений, будет значительно отличаться в зависимости от времени и места, особенно в эпоху, которая характеризуется все большим многообразием верований и конфессий. В силу своих прямых и постоянных контактов с живыми силами своих стран, государственные органы власти в принципе находятся в лучшем положении, чем международный судья, для того чтобы высказывать мнение о точном содержании этих требований в отношении прав других людей, а также "необходимости" "ограничения", направленного на защиту от таких материалов тех лиц, чьи глубокие чувства и убеждения были бы серьезно оскорблены⁹⁵.

Таким образом, Страсбургский суд признает, что его компетенция по рассмотрению некоторых решений в области религии является ограниченной. И это представляется самоочевидным. Именно внутренняя ситуация скорее отражает исторические, культурные и политические чувствительные моменты и поэтому международный форум – не лучшее место для урегулирования таких споров⁹⁶.