Долгин Ю. И. Пифагория мистериальные этюды

Вид материала

Книга

Содержание Воин Света Учитель Света Тягостны путы Дайте свободу Не мир пришел Я принести, по меч". Когда же произойдет чаемое рыцарем-провидцем чудо? Поединок Сервантеса и Дон Кихота

Подобный материал:

• Советский менталитет: Социальные этюды, 153.87kb.
• Список 1 класс. Этюды беренс Г. Соч. 70. 50 маленьких фортепианных пьес без октав №№1-30, 634.55kb.
• Филологические этюды: лингвистика, педагогика, методика, 1054.33kb.
• А. Б. Долгин Возможен ли рынок без копирайта?, 457.05kb.
• А. Б. Долгин Возможен ли рынок без копирайта? Тезисы, 11.81kb.
• Л. Н. Уланская ф 54 Филологические этюды: лингвистика, методика, страноведение (труды, 1628.91kb.
• Вернер Зомбарт Буржуа: этюды по истории духовного развития современного человека, 5341.32kb.
• Анатолий Маpтынов – Исповедимый путь Философские этюды, 2313.55kb.
• Рефлексия образов и сферы образования, 1230.16kb.
• А. В. Гордон Великая французская революция как явление русской культуры, 387.36kb.

Рыцарь


Кто такой рыцарь? Воин, закованный с ног до головы в металл и соблюдающий кодекс чести.

Легендарные подвиги рыцарей Круглого стола короля Артура², утверждавшие благородные заповеди добра, справед­ливости, верности присяге, служения даме сердца, помощи сла­бым, детям и обиженным, немало способствовали высокой ре­путации понятия "рыцарственности".

Представление о рыцаре (не обязательно в доспехах, с мечом и со щитом) как отважном, честном и достойном человеке

________________

² Король Артур - основатель братства рыцарей Круглого сто­ла. Не отсюда ли происхождение «круглых столов» для мирных пере­говоров конфликтующих сторон? Отсутствие преимущественного места символизировало равноправие членов этого воинского братства, построенного на правилах справедливости и милосердия.


сохранилось до наших дней, хотя реальные рыцари далеко не всегда соответствовали романтически-идеализированным образцам рыцарства... Но это - вековечная проблема рас­хождения Идеала в теории и претворения его на практике - ед­ва ли разрешимая в условиях земной жизни.

Сложилась ложная альтернатива: если идеальная про­грамма не получила должного осуществления, значит, она не­состоятельна вообще. Например: пифагорейская этика, хрис­тианская (евангельская!) мораль, коммунистическая идея братства всех народов Земли...

Нет ли тут путаницы между пропыленной тропой в предгорье и белоснежно-чистой верившей горы? Идеал подо­бен путеводной звезде, помогающей выйти на истинную доро­гу, но назначение пути - не достижение наивысшей Цели, а приближение к Ней, ибо путь уходит в Беспредельность.

Призыв к Дальним Мирам, провозглашенный в Учении Света ("Живой Этике"), ориентирует людей обратиться духов­но к Надземному, осознать, что наш земной мир (физический, плотный, грубо-вещественный) и Дальние Миры близки и свя­заны, как сообщающиеся сосуды; что мы не затерянные Робин­зоны, одинокие в океане Космоса, а бессознательные, полу­сознательные или (редкий случай) сознательные участники всех событий ничем не ограниченного Многомирья!

Эпоха Средневековья дала человечеству рекорды вели­чайшей экзальтации веры, невиданные взлеты духа в Надзем­ные Сферы и вместе с тем варварские взрывы безобразного мракобесия...

Противоречие? Нет - две стороны одной медали. Эзоте­рический закон гласит: где подъем сознания особенно сияю­щий - особенно неистово сопротивление сил тьмы. Возлюбив­ший всем сердцем Бога - вызывает демонов! Не покои, а смер­тельный бой ждет его. Вот почему человечеству, дабы не впасть в окончательный маразм, необходимы герои.

Юный Парсифаль услышал Небесный Зов и по указу Свыше отправился на поиски заветного Камня Грааля, излу­чающего энергии Света, Добра и Любви. При дворе короля Артура он был посвящен в рыцари и после многих приключе­ний достиг замка Монсальвата - обители воинского братства храмовников или тамплиеров, бело-черное знамя которых сим­волизировало нравственную чистоту и сокровенную тайну. В этом замке Парсифаль узрел Камень Грааля и стал Храните­лем Его.

Выдумка? Фантазия? Сказка? Но что такое сказка? Это -квинтэссенция реальности, может быть, в каких-то частностях не совпадающая с исходным материалом: однако по сути более достоверная, чем любая фактография!

Для большинства людей решающую роль в восприятии окружающего играет общепринятая идеология - парадигма, через призму которой преломляется в сознании обывателя каждое явление земного (феноменального) или Надземного (астрального, ментального либо ноуменального) характера. Синкретичное мировоззрение древних стремилось к балансу между земным и Небесным, явным и таинственным, рацио­нальным и Божественным. Парадигма Средневековья наруши­ла этот баланс заведомым преобладанием чудесных факторов в людской жизни.

Когда в XVIII веке Энциклопедия "просветителей" по­теснила в Европе Библию, сложилась противоположная пара­дигма бесчудесья, объясняющая все явления и процессы в при­роде исключительно научно-естественными причинами. Повсе­дневный жизненный опыт подсказывал обывателю (не важно -профану или профессору), что мифы, легенды, "предания ста­рины глубокой" с их типичными персонажами - героями, пре­красными девами, чудовищами, добрыми волшебниками и волшебницами, злыми колдунами и отвратительными ведьма­ми, нечистыми силами и святыми, исполненными благодати, -выдумки, вздор и легко опровержимые фантазии с позиции здравого смысла.

Здравомыслию противостоит интуиция. Замечательные поэты, герои, мудрецы и святые следовали интуиции, наитию, озарению и откровению. Среди них абсолютно отвергал здра­вый смысл чемпион безрассудства - Дон Кихот.


Воин Света


Единственный в летописях рыцарства, Дон Кихот про­славился подвигами как бы наоборот. Судьба, Карма или воля Сервантеса заставляла Дон Кихота попадать в самые курьез­ные ситуации, представляющие с поверхностной точки зрения - "конфуз" или "фиаско".

Нарицательной стала фраза "воевать с ветряными мель­ницами", т.е. попусту растрачивать силы в безнадежной борь­бе за выполнение ложной задачи. Происхождение этого выра­жения - эхо наиболее знаменитого подвига Дон Кихота. Но и все последующие "виктории" рыцаря - в принципе варианты схватки с ветряной мельницей...

Что же? Правы были те, кто потешались над ним и осуждали его как сумасброда или даже безумца? По-видимости, да. Однако, безобидная деревянная мельница, с иной точки зрения, таит такое же коварство, как деревянный конь, оставленный греками троянцам. Говорят: "дарованному коню в зубы не смотрят". Так-то оно так, но лучше бы троян­цы проверили, какие зубы у коня!

Историки и археологи не сомневались, что "Илиада" Гомера - плод вольного художественного творчества. Трои на Земле не существовало. Дон Кихот по имени Шлиман, кстати, - не историк и не археолог, нашел и раскопал Трою, разру­шенную данайцами.

Здравый смысл апеллирует к очевидности: очи видят, что Солнце вращается вокруг Земли.

Дон Кихот по имени Коперник, несмотря на ежедневно повторяющееся очевидное явление, осмелился доказать обрат­ное.

Можно привести еще сколько угодно примеров обман­чивости очевидного, но окончательную точку в этом вопросе ставит аксиома эзотеризма: очевидное - Майя.

Дон Кихот Сервантеса воевал не с ветряными мельница­ми, а с очевидностью Майи.

Именно Майя - инициатор специфических грубоватых словечек и поговорок в русле здравомыслия: "Не вылезай!"; "Не лезь на рожон!"; "Лбом стену не прошибешь!"; "Тебе что -больше всех надо?!" Требование равнения "на всех" - здесь ключевое.

Оппоненты - гонители и губители Дон Кихотов - люди "каквсеки". Их установка (явная или замаскированная): каж­дый "некаквсек" подлежит остракизму, а то и уничтожению. Это - зоологический закон Природы, одинаковый для всех ро­дов и видов живности.

Герой Сервантеса ступил на стезю странствующего ры­царя, когда времена рыцарства в Испании миновали. Поэтому в критике вульгарно-социологического толка Дон Кихоту приклеили ярлык реакционера, пытавшегося повернуть ход ис­тории назад - в феодальное прошлое...

Да, Дон Кихот огненным сердцем и вдохновенной душой служил благородным рыцарским идеалам, сложившимся в эпо­ху феодализма. Но есть Идеалы и идеалы. С большой буквы – Вечные Идеалы, заповеданные Учителями человечества - Буд­дой, Лао-Цзы, Конфуцием, Пифагором, Платоном, Моисеем, Христом, жившими аж при рабовладельческом строе. Кто ны­не назовет их рупорами рабовладельческой идеологии?!

Кому-то может показаться неуместным упоминание ве­личайших Провозвестников Духовной Мудрости рядом с лите­ратурным персонажем, пытавшимся возродить рыцарский ко­декс доблести, чести и славы. Но, во-первых, этот кодекс в главных пунктах совпадает с Учениями названных Водителей человечества; во-вторых, Дон Кихот в романе Сервантеса вы­ступает не только как ратоборец во имя Прекрасной Дамы, в защиту Справедливости и Добра, но, что самое важное, как убежденный служитель и наставник Света, мыслитель и мора­лист, проповедующий Непреходящие Истины.


Учитель Света


Широкие читательские круги, привлеченные занима­тельно-парадоксальным сюжетом романа, трагикомическими приключениями Рыцаря Печального Образа, не обратили вни­мания на его глубоко поучительные речи, достойные Посвя­щенного. К тому же в многочисленных сокращенных переизда­ниях (особенно для детского возраста) эти речи вовсе отсут­ствовали, значит, были достоянием преимущественно литера­туроведов.

Между тем подлинная душа Дон Кихота обнаруживает­ся не в эксцентриаде его абсурдных (с позиции здравого смыс­ла) поступков, а в рассуждениях, напоминающих диалоги Со­крата в передаче Платона, в поучениях, исполненных духовной чистоты и возвышенности. Высказывания героя Сервантеса опровергают ходульное представление о нем, как фанатике од­ной идеи... Тысячи раз нет!

Дон Кихот - великий гуманист. Он не только знаток всех деталей и тонкостей корпоративно-рыцарского катехизиса, но и обладатель разносторонних знаний, универсально образо­ванный человек, о котором Санчо Панса (простодушный, но необычайно сметливый слуга рыцаря) говорит: "Как примется он нанизывать изречения и давать советы, так ему впору не то, что одну кафедру взять под мышку, а надеть по две на каждый палец и начать направо и налево проповедовать... Чего он только не знает!"

Предоставим слово Дон Кихоту, так отвечающему на попытку ошельмовать избранную им миссию и деятельность на ее поприще:

... "По-вашему, это бесплодное занятие и праздное время­препровождение - странствовать по миру, чуждаясь его веселий и взбираясь по крутизнам, по которым доблестные восходят к обители бессмертия?.. Я - рыцарь и, коли будет на то воля Все­вышнего, рыцарем и умру. Одни шествуют по широкому полю надутого честолюбия, другие идут путем низкой и рабской угод­ливости, третьи - дорогою лукавого лицемерия, четвертые -стезею истинной веры, я же, ведомый своею звездою, иду узкой тропой странствующего рыцарства, ради которого я презрел житейские блага, но не честь ".

Это кредо оскорбленного и возмущенного рыцаря со­вершенно соответствует принципиальным установкам эзотеризма, утверждающего: 1) целесообразность смены мест оби­тания (темные стрелы настигают недостаточно подвижного деятеля); 2) необходимость непрестанного духовного вос­хождения для бессмертия высшего Эго; 3) выбор узкой горней тропы наверх, а не расхожей дольней дороги вниз...

Узкий путь подвижнически-самоотверженной жизни не раз провозглашается в речах Дон Кихота:

"Я знаю, что стезя добродетели весьма узка, а стезя по­рока широка и просторна, и знаю также, что цели их и пределы различны, что путь порока, широко раскинувшийся и простор­ный, кончается смертью, путь же добродетельный и утоми­тельный, кончается жизнью, но не тою жизнью, которая сама рано или поздно кончается, а тою, которой не будет конца..."

Об эфемерных земных успехах обывателей и звездном рейтинге героев:

"Странствующим рыцарям надлежит более радеть о сла­ве будущего века там, в небесных эфирных пространствах, ибо эта слава вечная, нежели о той суетной славе, которую воз­можно стяжать в земном преходящем веке и которая, как бы долго она не длилась, непременно окончится вместе с дольним миром, коего конец предуказан..."

Прозрачное напоминание о прямо не названном Арма­геддоне, разразившемся на Земле спустя 318 лет после написа­ния романа! И веский аргумент против абсолютизации физи­ческого мира на планете! Приземленное сознание панически боится, что в результате Армагеддона наступит "конец света"...

На самом деле, согласно "Откровению святого Иоанна", в итоге последней глобальной битвы на планете наступит "конец мрака" и начнется Эра Света!

Как посвященный в истинное знание рыцарь может по­мочь глупцам, психика которых искажена уловками и пре­льщениями Майи? "Единственно, чего я добиваюсь, это объяс­нить людям, в какую ошибку впадают они, не возрождая бла­женнейших тех времен, когда ратоборствовало странствующее рыцарство, - говорит Рыцарь Печального Образа. - Между тем в наше время леность торжествует над рвением, празд­ность над трудолюбием, порок над добродетелью, наглость над храбростью и мудрствование над военным искусством, которое безраздельно царило и процветало в золотом веке и в век стран­ствующих рыцарей ".

Перечисленные нравственные уродства характерны (увы!) не только для того "нашего времени"... Они присущи всем временам безыдеальных парадигм.

Но защитники Идеалов не сдают своих позиций: "Наш долг в лице великанов сокрушить гордыню, - учит Дон Кихот, - зависть побеждать великодушием и добросердечием, гнев - не­возмутимостью и спокойствием душевным, чревоугодие и сонли­вость - малоедением и многободрствованием, любострастие и похотливость - верностью, которую мы храним по отношению к тем, кого мы избрали владычицами наших помыслов, леность оке - скитаниями по всем странам света в поисках случаев, бла­годаря которым мы можем стать и подлинно становимся не только христианами, но и славными рыцарями".

Порицаемые за гордыню "великаны" - здесь - не обяза­тельно непомерно большие люди. "Великанами" по их подав­ляющей ("великой") роли могут быть заурядные карлики.

Общеизвестный персонаж Свифта - путешественник, ис­пытавший необыкновенные приключения, оказался в плену у лилипутов, существ еще меньших, чем карлики.

Тягостны путы Дайте свободу

Моей голове, - Ногам и рукам!

Говорил лилипутам Не ведал, что сроду

Поэт Гулливер. - Лилипут - великан.

Вполне логично, что в последующем путешествии, попав в страну "настоящих" великанов, Гулливер понял: по своему ничтожному умственному уровню они все те же лилипуты. Вот почему Гулливер отвратился от всех людей, независимо от внешних различий, скрывающих лилипутское убожество.

Вот почему Дон Кихот отчаянно воевал с "великанами", очень похожими на раздутые мыльные пузыри...

Причудливые до невероятия метаморфозы очевидного, подмены и превращения по прихоти незримых астральных ре­жиссеров подтверждает Агни Йога:

"Замечали, как астральные существа могли принимать любые формы и творить различные облики" ["Знаки Агни Йо­ги", 604].

Дон Кихот безошибочно разгадывал подстроенные за­кулисными супостатами всевозможные капканы и западни на его пути, что не мешало ему предварительно мужественно пре­терпевать тумаки, ушибы и прочие так называемые преткнове­ния судьбы. Он, по его словам, "спотыкаясь и падая, то сры­ваясь, то вновь подымаясь", приветствовал преграды и радо­вался им совершенно в духе будущих Адептов Светлого Братства - Великих Рерихов!

Что касается феномена магических изменений объектов, Дон Кихот догадывался о его истинной подоплеке: "Все вещи странствующих рыцарей представляются ненастоящими, неле­пыми, ни с чем не сообразными...

Все они как бы выворочены наизнанку. Однако на самом де­ле это не так, на самом деле нас всюду сопровождает рой вол­шебников, - вот они-то и видоизменяют, и подменяют их, и возвращают в таком состоянии, в каком почтут за нужное, в зави­симости от того, намерены они облагодетельствовать нас или же сокрушить ".

Вероятно, посредством чувствознания Дон Кихот по­стиг, что главный его преследователь - злой волшебник Фрестон. Кроме того, благородный искатель подвигов подозревал в темных происках против него чародеев разных регионов Зем­ли: "Я - странствующий рыцарь... из тех, кому суждено напере­кор самой зависти, а равно и всем магам Персии, браминам Ин­дии и гимнософистам Эфиопии, начертать свое имя в храме бес­смертия, дабы оно послужило примером и образцом далеким по­томкам и дабы странствующие рыцари будущего знали, какие пути ведут к наивысшему почету на ратном поприще".

Не являются ли подчеркнуто "воительные" декларации Дон Кихота неким диссонансом к его - в высшей степени ми­ролюбивой - миссии?

Олицетворивший Собою идеал Миролюбия, Христос, изрек: " Не мир пришел Я принести, по меч".

Из трех обязанностей Агни Йога на первом месте стоит обязанность воина (затем - пахаря и проводника).

Святость не в устранении от борьбы, а в концентрации духовной энергии на борьбу со злом и хаосом. Сами Небеса берутся с боем!

Поэтому неудивительно, что Дон Кихот назвал свою философию, объемлющую множество наук, непосредственно не связанных с воинским искусством, "Наукой странствующего рыцарства". Он говорил:

"Это такая наука, которая включает в себя все или почти все науки на свете; тому, кто ею занимается, надо быть законо­ведом... богословом... врачом... астрологом... математиком... Ему надлежит твердо верить в Бога и быть верным своей даме, чистым в помыслах, благопристойным в речах; великодушным в поступках, смелым в подвигах, выносливым в трудах, сострада­тельным к обездоленным и, наконец, быть поборником истины, хотя бы это стоило ему жизни".


Пророк


Йогическое начало Дон Кихота, кроме героической са­моотверженности и ментальной сопричастности с Надземным, сказывается в суждении рыцаря о диалектике объективно-субъективного процесса хода истории, меняющего правила игры согласно изменению обстоятельств:

"Может статься, рыцарство и чародейство нашего вре­мени идут не по тому пути, по которому они шли в старину. И еще может статься, что коли я - рыцарь нового времени, ищущего приключений, то появились и новые виды чародейства, и новые способы похищения очарованных".

Индивидуальные "похищения очарованных" в XX в. стали массовыми. В Живой Этике говорится, что Князь Мира сего ради культа самости придумал зеркало. Но этого ему бы­ло мало. По всей вероятности, при его активном содействии появился телевизор, который превратил значительную часть человечества в загипнотизированных и одурманенных парали­тиков, "заживо погребенных" на многие часы высиживания "мыльных опер", "помойных пасторалей" и "кошмарных дьяволиад"...

Результат поп-культуры, псевдокультуры, анти­культуры - аморализация общества: вместо героя - убийца; вместо закона - беспредел; вместо любви - секс; вместо Бога -банк...

Эпоха Сервантеса - преддверие последующей глобаль­ной эпидемии скептицизма, цинизма и сатанизма. Но уже тог­да Дон Кихот понимал безнадежность диалога между соколом и ужом. Однако уповал на Божественное Произволение: "Большинство людей держится того мнения, что не было на свете странствующих рыцарей, я же склонен думать так: пока небо каким-либо чудом не откроет, что таковые воистину суще­ствовали и существуют, всякие попытки их разуверить будут бесполезны, в чем я неоднократно убеждался на деле".


Когда же произойдет чаемое рыцарем-провидцем чудо?


"Одному Богу дано знать времена и сроки, и для Него не существует ни прошлого, ни будущего, для Него все - настоя­щее", - отвечает Дон Кихот. Иначе говоря, поскольку Бог вне времени, Он вне сроков, как человек, пишущий на листе бума­ги, вне бумаги. Гипотетический плоскатик-двумерец, обитаю­щий на листе, не переступит черты-границы перед ним, а человек-трехмерец ("бог" относительно плоскатика) - над всеми двумерными ограничениями.

Мистик в лучшем смысле этого слова, Дон Кихот самого высокого мнения об астрологии, но не о шарлатанах, вы­дающих себя за ее специалистов: "Всякие никудышные бабенки, мальчишки на побегушках и самые дешевые сапожники вообра­жают, будто составить гороскоп легче легкого, и своим враньем и невежеством подрывают доверие к этой поразительно точной науке".

Не о наших ли годах вещает герой Сервантеса? Кто мо­жет сосчитать всех нынешних лжеучителей, предсказателей, те­лепатов, экстрасенсов, белых и черных магов, медиумов и про­чих скороспелых, занимающихся саморекламой "оккультистов"? Реклама в большинстве случаев это - рев хла­ма, а среди ясновидящих сколько затесалось тех, кого надле­жит назвать скорее "грязновидящими".

Как свет Истины притягивает бесов-гасителей, ста­рающихся потушить священный огонь, так воскресшая, словно Феникс из пепла, древняя Наука притягивает имитаторов-мошенников, профанирующих и компрометирующих ее.

Извращение представлений и понятий в Испании конца XVI века, носящее несомненную печать сатанизма, отразилось на вынужденном признании Рыцаря Печального Образа: "Весь подлунный мир - клубок козней и противоречивых устремлений".

Но никакие горькие наблюдения и тяжкие испытания не заставили Дон Кихота впасть в уныние: "Все, что на свете творится, доброе или же дурное, совершается не случайно, но по особому предопределению Неба, и вот откуда изречение: "Каждый человек - кузнец своего счастья".

Как герой Зигфрид собственноручно выковал себе меч для бессмертного подвига, так мудрец Дон Кихот сковал не столько натуральные, сколько символические доспехи, непро­биваемые для злого умысла, тупого отрицательства, ехидной насмешки, черной клеветы и коварной интриги.


Поединок Сервантеса и Дон Кихота


Энтузиазм и просветленный оптимизм Дон Кихота как-то не вяжется с прозвищем "Рыцарь Печального Образа", дан­ным ему Санчой Пансой и сохранившимся в литературном обиходе. Конечно, это чисто внешний рисунок героя, отве­чающий гротескно-прискорбным (опять же с поверхностной точки зрения!) коллизиям, беспрерывно возникавшим с ним. Сам Дон Кихот, с честью выдержавший экзамен встречи со львом, по требованию бесстрашного рыцаря, выпущенного из клетки, назвал себя "Рыцарем Львов". А еще правильнее было бы величать его "Рыцарем рыцарей", потому что навряд ли кто-либо из доблестных предшественников Дон Кихота - в условиях полного непонимания и абсолютного неприятия -проявил бы такое неколебимое постоянство в беззаветной пре­данности рыцарским идеалам.

Неизбежен вопрос: чем же объяснимо заключительное "раскаяние" Дон Кихота, отказ от провозглашенной им "Науки странствующих рыцарей"?

Правомерно ли в конце романа Сервантеса признание Дон Кихотом банально-убогой догмы земного одномирия в противовес истинной Доктрине Многомирной Взаимосвязи и Взаимодействия?

Неужели злополучное "поражение" (на земном плане) могло кардинально изменить мировоззрение того, кто, не­смотря ни на какие препоны, с неистощимой энергией и неис­требимым упорством выполнял свою программу, никогда ни на йоту не отступая от избранной им линии поведения?

Возможно ли отречение от себя прямодушного и обяза­тельного Дон Кихота, если перед третьим (последним) путе­шествием за подвигами он с непреклонной решимостью за­явил: "Странствующим рыцарем я и умру"?!

Нельзя не верить в искренность Дон Кихота - знаменос­ца Рыцарства, ибо слова его подтверждены делом - крестным ходом мученически-героических странствий: "Чародеи вольны обрекать меня на неудач», но сломить мое упорство и мужество они не властны".

Однако нашелся "чародей", перед которым Рыцарь Львов оказался бессильным. Этим "чародеем" был великий создатель уникального Мечтателя из Ламанчи - Мигель де. Сервантес.

Первоначально задуманный Сервантесом как персонаж карикатурный, олицетворение ходульно-напыщенного фигу­ранта рыцарского романа, беспощадно осмеянного автором³, Дон Кихот от одного диковинного приключения к другому, от одного философского высказывания к последующему посте­пенно обретал черты достоверного живого лица, подлинно ге­роической натуры с безупречными нравственными правилами и эзотерически-глубоким мышлением. И тут, параллельно с не­бывалым подвигом Дон Кихота - бескомпромиссной борьбой с очевидностью, подспудно начинается утаенная между строк романа борьба Дон Кихота с его создателем, поединок художе­ственного образа с гениальным, но деспотичным, пытающимся подчинить этот образ своему предварительному намерению, творцом.

Замечательные литературные образы оживают, вы­растают и, как дети, иногда перерастают своих родителей.

Дон Кихот перерос Сервантеса.