Долгин Ю. И. Пифагория мистериальные этюды

Вид материалаКнига

Содержание


II. Небывалисты
III. Вадим Баженов
IV. Николай Глазков
V. Росина Хотун
Гвардии поэта.
VI. Гвардии поэт
VII. К свету!
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

II. Небывалисты


Стояла школа энная

В московском переулке.

В той школе ежедневно я

Все проходил науки.

Да. "Проходил" из года в год.

(Такое слово точное!)

И, проходя, искал проход

Сквозь пустоту урочную.

Запомнился счастливый час

Без скуки и без холода:

Как вольный вихрь ворвался в класс

Театр Мейерхольда!

Литературы педагог

Волшебным словом в сцену

Класс превратить мгновенно мог

И - необыкновенно!

Блестящ! Остер! Красноречив! –

Учитель без упрека.

(Писать о прочих нет причин

Забытых педагогах).

Последнего звонка я ждал

С великим нетерпеньем.

Вопросы с другом обсуждал

Абстрактного значенья.

Постичь пытались до глубин

Мы все проблемы новые.

Он математику любил,

А также - астрономию.

А я предпочитал всему

Эксперименты в лирике,

И рисовал к тому ж в дому

Гротескных граций линии.

Как человек не деловой,

Не жаждал я признания,

Встречая только у него –

У Вади, понимание.


А с Колей познакомился

В стенах Пединститута.

"Чудак" - сказать о том нельзя,

Кто ЧУДОДЕЙ

И ЧУДО.


Он громче всех в стихах кричал

О звании Поэта.

Но рифма все же не рычаг

Всемирный Архимеда.

Нас было мало той порой,

Стремившихся к новаторству.

Глазков был первый наш герой

По мастерству и авторству.

Кого объединил наш пыл

Совсем по-детски - дерзкий?

Поэт Кириллов с нами был,

Терновский и Веденский.

Баженов, Шехтман.


Кто еще

Поблизости маячил?

Не знаю:

в счет или не в счет –

Братишка Эрик -

мальчик.

Открыто памяти окно,

И снова вижу мысленно:

Вдруг завертелись, как в кино,

События стремительно.

За первый сборничек стихов

На пишущей машинке,

Который в ход пустил Глазков,

Нас всех ругали шибко.

Признали нас порочными,

За то и се клеймили. А главное -

за то, что мы

В стихах имели мысли.

Пренебрегали штампами,

Стандартами безлицыми;

Назвали не по штату мы

Себя небывалистами.

Что значит, как понять легко –

Поэты, каких не было,

И возмутили дураков.

И прочих разных недругов. ...

В стихах по глади глобуса

В неведомые дали

Поплыли мы без компаса,

Без карты и так далее.

Пускай я по традиции

Писал о кубке Грааля,

Мы в этой экспедиции

О нем и не гадали.

Хоть не было ни грамма в том

Злодейского пиратства,

Но, разойдясь с регламентом,

Нельзя не проиграться...

О, сколько всяких выдумок

Об этом наворочено,

И клеветы невидимой.

И прочего, и прочего!..

Вставало в небе алое

Обычное светило,

Как правда, небывалое,

Поскольку в правде сила.

А слово неправдивое –

Сорняк, бурьян, крапива.

Поэты кто?

Противники

Того, что неправдиво.


С тех пор минуло много дат;

Года пошли на убыль.

Глазкова есть ПОЭТОГРАД,

И нашей нет литгруппы.

Она распалась через миг

При первом потрясении,

А что осталось?

Только миф,

И факт из жизни гения.

Мы - старики.

Из восьмерых –

Спустя почти полвека –

Лишь двое до сих пор в живых,

Да я-

войны калека.

Подробнее о тех годах

Читайте у Глазкова.

Он каждому оценку дал

И верно, и толково.

Восполню здесь пробел один

Из редких чрезвычайно:

Мой друг со школьных лет,

Вадим, Не заслужил молчания.

А впрочем, кто же заслужил?

Все памяти достойны,

Кто головы свои сложил,

Как войны, добровольно...


III. Вадим Баженов


О нем непросто написать:

Он, как мудрец, был скромен.

Весь с головою в небесах;

Душой, как мир, огромен.

Но броский образ нехорош

Без уточненья честного:

Душой он был на мир похож

Проекта Лобачевского.


Науке ум пытливый

Всецело он отдал.

Железной дисциплиной

Желанья обуздал.

А девушки?

Ни с кем он

Романа не имел.

Йога и аскета

Единственный пример.


Искал он в чистых родниках,

Незамутненных бреднями,

Неоспоримое никак,

И отметал все бренное.

Не ради скептицизма.

Нет.

Сквозь то, что век заверчено,

Пустою суетой сует –

Он зрел устои вечного.

Когда в предсказанный им срок

Поднялись люди в космос,

О том он знать уже не мог,

Давно войною скошен.

А между тем в 12 лет,

Как Циолковский точен

(Свидетельствует документ!),

Об этом он пророчил.

Телесно слаб и близорук,

Но сильный благородством,

На фронт пошел мой первый друг

Студентом-добровольцем.


Я слышал:

"спишет все война"...

И спишет, и запишет!

Духовной жизни сторона

Телесной жизни выше.

Пропал без вести он в боях,

Ученый первой гильдии.

Однако мыслил, не боясь,

И вышел в победители.

Да. Мы расстались до поры,

Но он довольно часто,

Уйдя в надземные миры,

Во снах со мной встречался.

Старался объяснить Вадим

Не прямо, но заметно,

Что он и жив, и невредим,

Так как душа бессмертна...

Не сразу.

Через много лет

Утрат

и бед бесчисленных

В моем сознаньи вспыхнул свет

Вот этой древней истины,

Есть Сохранения закон

И вещества,

и духа,

Хотя безмолвным языком

Дух говорит для слуха.

Конечно, можно объяснить

Все в материальном плане,

И заземлить, и обвинить

Себя в самообмане...

Но камень, что таит внутри?

Он пламени владелец!

Вокруг, читатель, посмотри:

Духовное везде есть.

А где, когда война, душа?

Коль не укрылась в пятки,

За шкуру личную дрожа,

Она - где подвиг яркий.


Состояние войны –

Состоянье наизнанке;

Состоянье, при котором

То не дело, что не порох;

Или воин - или ворог –

Состояние войны.


Явь иль бред? Фронт - ад сражений;

Тыл - чистилище лишений;

Пропуск в рай - после ранений –

Отпускной домой билет!..


IV. Николай Глазков


О дела допобедные!

Эти карточки хлебные!

Дети хилые, бледные,

Без румянца огня...

Где же ты, слово новое?

В инвалидной столовой я.

Смотрит правда суровая,

Как слепой, на меня.


Я в год вернулся сорок третий

Домой в столицу,

Такой же прежний и непрежний,

Как все знакомые мне лица.

Один лишь только неизменен

Поэт Глазков –

Великий полководец-пленник

Своих стихов.

Людям говорил: "Я - гений".

Откровенным быть умел.

Ни работы и ни денег

Не имел. Как же жил он?

Очень просто: Надо –

тяжести таскал.

Как непризнанный апостол,

Папиросой торговал.


…………………………….


Одни писали на заказ;

Другие же, блюдя невинность,

Грешили для отвода глаз

На четверть иль на половину...

(Кой-кто из них бывал у нас).

Один в учениках Глазкова,

В друзьях Глазкова год ходил.

Немножечко набрался сил,

Издал стихи. И нет такого!

Другой, известнейший поэт,

Притом Глазкову старый друг,

Любил с ним выпить на досуг,

Хвалил стихи, но тет-а-тет.


И у меня, и у Глазкова

Стихов край непочатый лишь

То плохо, что мы снова, снова

И снова не печатались.

Что не мешало спорить нам,

Браниться и противоречить

Решительно по всем статьям

И в переписке, и при встрече.

Но сохраняли мы единство

В поэзии без подхалимства.


Поэт - нелепое призвание:

Он от рождения контужен;

Его болезнь - рифмование...

Зачем? Кому он в мире нужен?

Не все способен ум постичь,

Но нам Любовь завещана!

Тут мне пора промолвить спич –

Тост предложить в честь женщины.


Есть женщина из рода фей.

Нужна безотлагательно

Она тому, кто, как Орфей,

Творитель замечательный.

Тот, кто творит, а не хитрит,

Чтоб выйти в корифеи,

Тот, кто поэт,

а не пиит-

Беспомощен без феи.

И будь он, как Самсон силен,

По мерке поэтичной –

Тот, кто один на миллион –

Обычно непрактичный.

Один был Николай Глазков,

Когда, ключом владея

От всех затворов и замков,

К нему явилась фея.


V. Росина Хотун


Так называл ее поэт.

О ней скажу я сжато:

Вторую половину лет

Он шел с ней,

как с вожатой.

Она в делах его вела –

Жена, подруга, спутница.

Рассеивалась жизни мгла,

И кончилась распутица.


Хоть выглядит заманчиво

В начале

стиль богемный,

Но без конца удачного

Любой загнется гений.


Была аудитория

У Коли молодежная.

Признание не скорое

К нему явилось должное.

С огромным опозданием,

С большими переделками

Пошли стихов издания;

Пошли шажками мелкими...


Лишь строчки гениальные,

Как острова коралловые,

В просторах Океании

Сердца и души радовали.

Как тут не вспомнить прежнее:

Старания отчаянные;

Препоны безнадежные;

Стихи ненапечатанные...

И в том заслуга Иннина

(Пишу я о Глазковой),

Что он расстался именно

С судьбою тупиковой.


Не стоит на судьбу валить

Все личные невзгодины.

Этапом был

НЕБЫВАЛИЗМ,

Закономерно пройденным.

Придет оценка именам

Всего лишь только названным.

Не требуются лавры нам;

Волнуют мало нас они.

Вопрос всегдашний:

"Кто есть кто?"

Циклопу Полифему

Ответил Одиссей:

"Никто!"

И тем решил проблему.

А я,

как гвардии солдат,

Для верного ответа

Сам звание себе создал

ГВАРДИИ ПОЭТА.


На фронте я не брал высот,

Однако брал траншеи.

Вот заурядный эпизод

Героики сражений:

В атаке пал правофланговый.

Цепь распласталась на снегу.

И я -

правофланговый новый –


Цепь поднимаю и бегу.

Бегу вперед, бегу к Победе,

Той, что грядет наверняка,

Когда на всей людской планете

Не будет места для врага...


VI. Гвардии поэт


Моя анкета...

Право, я

Не шел по жизни козырем.

Ломала биография

Меня нещадным образом.

Бывали дни претусклые;

Мерцали звезды искрами.

И ползал по пластунски я

Или лежал -

под выстрелами.

Направо -

пули;

Налево - пули.

Так с дня на день.

Туда пойду -

сюда пойду ли –

Я -

пуль мишень.

Бьет снайпер прямо в сердце,

в душу

Со всех орбит.

Я буду ранен и контужен;

Совсем убит. Конец -

налево;

конец -

направо.

Не поднимись!

Со дня на день идет облава

На жизнь

и мысль.

Что делать?

Где огонь-закон,


И эпизоды смертные,

И бранный яростный жаргон -

Мои стихи уместны ли?

Грозит со всех сторон когда

погибель окаянная,

Тогда поэзии звезда

Становится

туманная.

И даже много лет спустя,

Хоть вышли из игры мы,

Разрывы бомб

все мстят и мстят

Больного сердца взрывами...


Прочь горечь!

Нечего скулить.

Пошла на пользу армия.

Страшней, когда из-за кулис

Летит стрела бездарная.

Но, может быть, еще страшней,

Когда, идя по лезвию,

Которое острей ножей,

Мы предаем поэзию.

Конечно,

есть всегда резон.

Но нет того резона,

Который возместит позор

Потери горизонта...

Шельмующие, мрачные собрания.

Где каяться или винить,

Где все предрешено заранее:

Кому - надир; кому - зенит.

Поэтов били до без чувства.

И в доказательство того,

Что нету чистого искусства,

Пытались в грязь втоптать его...


VII. К свету!


Прошедшее как подсчитать

И достоверно взвесить?

По рельсам мчатся поезда;

По версиям не ездят.

Однако есть в людских путях,

Как правило, заметные

Лишь только много лет спустя

Законы геометрии.

Не этими причинами

То диво объяснимо,

Что я занялся

числами,

Хотя не знался с ними?

Гнушался математики;

Чурался Пифагора.

Но поглядел внимательно –

Узрел за цифрой - горы!

Они извечно учат нас

Идти не к низу,

к верху.

Чтобы доступен стал Парнас,

Подняться надо

к Рериху!

Лишь тот всю красоту поймет –

До головокружения –

Слепящих солнечных высот,

Кто побывал в траншеях.

"Нет худа без добра" -

гласит

Пословица известная.

И я собрался,

инвалид,

На Гору поднебесную.

Туда влечет Всевышний Луч

Духовного искусства.

Но на пути так много круч,

Что можно сбиться с курса.

Однако всем нам дан завет:

"Препятствия любите!"

И я иду туда,

где Свет,

Где Истины Обитель.

Как жаль, что рядом нет со мной

Вадима

и Володи!

То, что отобрано войной –

Обратно не воротишь...

***


Где, где они -

друзья мои?

Лишений рикошетом,

Плен превзойдя,

пройдя бои,

Угас Володя Шехтман.

И Эрик Змойро не дожил

До лет вполне возможных.

Покинул нас в расцвете сил

Талантливый художник.

И нету Коли.

Он ушел

В историю, в легенду!

Поскольку право приобрел

На славу без патента.

Хоть не фанфары позади

(Молчали трубы медные),

Не трын-траву он породил –

Стихов цветы бессмертные..

Кто скажет: "Припеваючи

Жил-был поэт"

о Коле?

Все ж, несмотря на завучей,

Спасибо нашей Школе!

1984 г.