Ученые записки скагс

Вид материала

Ученые записки

Содержание Водолацкий В.П., к. соц. н. Ключевые слова: социальная интеграция казачества, возрождение казачества, социальная мобилизация казачества, казачья политика го

Подобный материал:

• Ученые записки скагс, 3865.69kb.
• Ученые записки скагс, 2703.26kb.
• Ученые записки скагс, 2947.86kb.
• Ученые записки кафедры общей психологии мгу им. М. В. Ломоносова, 201.93kb.
• Енный экономический университет "ринх" рыночная экономика и финансово-кредитные отношения, 2399.6kb.
• Г. В. Шубин юар: создание нерасового государства ученые записки, 2609.31kb.
• Общественные науки, 2893.72kb.
• Юридический факультет амурского государственного университета, 4030.27kb.
• Бюллетень новых поступлений в нб кубгу за октябрь-ноябрь 2004 года, 1589.12kb.
• Амурского государственного университета политика и право, 3540.07kb.

Водолацкий В.П., к. соц. н.

Интеграция казачества в социальную жизнь современного
российского общества: проблемы и перспективы.

В статье анализируются проблемы и перспективы социальной интеграции казачества в социальную структуру современного российского общества. Инициативы казачества, связанные с расширением социального влияния, встречают поддержку региональной и государственной власти. Интеграция казачества определяется динамикой социальной жизни и влиянием модернизационных эффектов, связанных с возникновением новых социально-профессиональных сфер и нейтрализацией последствий локализации общественной жизни.

Ключевые слова: социальная интеграция казачества, возрождение казачества, социальная мобилизация казачества, казачья политика государства.


Казачество является социальной интрагруппой – группой, объединяющей выходцев из различных социальных и социально-профессиональных слоев на основе общей исторической памяти и преемственности традициям, осознания себя казаком. Социальное позиционирование казачества связано со сферами, которые, на первый взгляд, являются традиционными, вступают в противоречие с логикой развития рыночного общества, но несут в себе мощный социально-консолидационный потенциал.

Каким образом можно мыслить интеграцию казачества в современное российское общество? Другими словами, как казачество может реализовать свои социальные позиции, не ущемляя логику и собственное представительство, не вступая в конфликтные отношения с другими социальными группами и государством? На первый взгляд, предложенные путь состоит в несении казачеством государственной службы, что не соответствует настроениям казаков, среди которых только 8,9 % согласны на действие сословного принципа.

Гибкость подходов, поиск оптимальных схем взаимодействия с обществом и государством являются отличительной чертой казачьей элиты. Интеграция казачества в российское общество не может развиваться по однотипным схемам, которые мы предъявляем к другим социальным и социально-возрастным группам населения. Во-первых, казачья общность и так ощущает себя частью российского населения, следовательно, речь может идти о задействовании социального потенциала казачества для решения общезначимых социальных проблем. Во-вторых, вопрос состоит в том, что казачество на протяжении всей истории утверждало себя как интегрированная с государством, но достаточно социально самостоятельная зрелая группа. Следовательно, речь не идет о периоде социального ученичества, подготовительности казачества к выполнению современной социальной миссии. В-третьих, для казачества характерна трезвая оценка собственных возможностей, реальное понимание тех проблем, которые существуют внутри казачьей среды и по отношению к ней со стороны общества и государства.

Для современного казачества характерно стремление интегрироваться в российское общество, но в качестве уважаемой, узнаваемой, обладающей определенным престижем социальной группы, имеющей достаточный эффективный уровень самопредставительства. В связи с этим обстоятельством, можно подчеркнуть, что большинство представителей казачества, однозначно понимая сферу влияния и исторической ответственности казачества, не склонны отождествлять себя с деятельностью в чистой сфере. Для них важно, независимо от профессии, быть казаком, нести казачьи традиции, поступать в соответствии с ними, что помогали бы в решении личных и карьерных профессиональных задач.

Другое дело, что не каждый вид профессиональной деятельности представляется казачеству приемлемым. Будучи сторонниками традиционного профессионализма (военная, государственная служба, сельское хозяйство, образование, культура), респонденты, хотя и не заявляют открыто, но демонстрируют определенную дистанцию от рыночных профессий, считают, что интеграция казачества лежит в сфере либо государственной службы, либо хозяйственных, культурно-образовательных структур, имеющих достаточную материальную и финансовую ресурсообеспеченность.

Частный сектор, новый класс собственников слишком далеки от казачьих традиций и вступают в противоречия с казачьими нормами, также как и ориентация на так называемый жизненный универсализм, быстрое совмещение разноориентированных профессиональных деятельностей.

На наш взгляд, для понимания интеграции казачества важно положение о том, что если различия в собственности ведут к различиям жизненных шансов, то различия в статусе ведут, как правило, к различиям стиля жизни, то есть в поведении и принципах жизни. Стиль жизни задается общей для группы субкультурой, измеряется статусом престижа¹.

Для казачества характерно стремление к «монополизации» сферы традиционности, то есть сферы, в которой ни одна из новых социальных групп не может утверждать себя в качестве носителя субъекта российской духовности. Наращивание статусного престижа, конечно, предполагает дистанцию и какую-то исключительность. И в этом можно видеть разрыв между вовлеченностью в экономическую деятельность и претензии в сфере культуры. Учитывая то обстоятельство, что рынок зарекомендовал, проявил себя в общественном сознании россиян как сфера бездуховности и безнравственности, можно предположить, что респонденты, закрепляя за собой социально-символические блага, отстаивают позицию доступа к общественным ресурсам в контексте социальной справедливости.

Субъективные критерии стратификации казачества выявляют идею существования отношения казачества к другим группам по их приверженности традициям, духовным ценностям или сохранении исторической памяти. Мы исходим из того, что наиболее высокой является социальная эмпатия к слоям, обладающим определенным символическим капиталом (интеллигенция, профессионалы).

Отношение казаков к объединению казачества является в целом положительным, но, учитывая региональную специфику, респонденты достаточно сдержанно, а иногда и ревностно относятся к идее назначения верховного атамана казачьих войск, считая этот период исторически пройденным и приведшим, в свое время, к катастрофе казачества, резкой формализации казачьей общины, государственного закрепощения или назначения человека со стороны.

Настороженное отношение респондентов к новым социально-профессиональным нишам показывает, что существуют определенные сложности во влиянии казачества на современную социально-экономическую жизнь. Даже если и допустить следование регионального развития в схеме традиций, поддержания коренного уклада жизни, в условиях экономического отставания или деградации в российских регионах интересы казачества и большинства населения, занятого в сфере наемного труда, зависящего от крупных бизнес-структур, могут не совпадать. Вот почему важен диалог казачества не только с властью, но и с основными экономическими субъектами, действующими на территории региона, каким бы трудным и несовместимым с традиционалистскими позициями он не казался.

В том, что в условиях рыночной экономики, разнообразия на рынке труда, мы сталкиваемся с теми видами деятельности, которые могут не соответствовать традициям казачества, нет ничего неожиданного. Предпочитая социальную интеграцию через особые, соответствующие традициям казачества, каналы, можно выявить риски сужения казачества или неудовлетворенность интересов в связи с неактуальностью на рынке труда казачьих профессий. Что же касается в целом адаптационных возможностей к произошедшим переменам, то социальное самочувствие включает выжидательные, а не выживательные позиции.

Изучая процессы, происходящие в социальном развитии казачества, необходимо выявить те тенденции, которые имеют принципиальной значение для интеграции. Наше внимание, в силу этого обстоятельства, обращено на то, что, отсекая путь, лежащий через получение статуса титульной нации, и не предполагая, что для казаков приемлема интеграция в современную рыночную экономику, мы можем сказать, что так и не созданы условия для рынка, которые бы тяготели к традиционным образцам. В этом смысле сохранились только небольшие анклавы. Отсюда, для респондентов важна ситуация переопределения жизненных ориентаций, стратегий интеграции, выраженные принципы согласия (консенсус) получили реальное воплощение.

Респонденты не демонстрируют восприимчивость к чужому положению. Для них влияние случайных внешних факторов минимизировано. Но их жизненные интересы, совпадая, в основном, с целями казачьей общности, таким образом, имеют промежуточное звено по отношению к общественным интересам. В условиях, когда в России низок уровень социальной консолидированности позиция респондентов в интеграционном аспекте выглядит предпочтительной, что усиливается высокой идентичностью. Более отчетливо выраженная, чем у других групп населения, иерархия ценностей и запросов в большей степени отражает социальную и политическую, чем экономическую ориентацию. Высокий уровень рыночных запросов объясняется тем, что успех лежит в стабильности самочувствия, приверженности, взаимопонимания и сотрудничества с людьми, отличающимися такими же стабильными социальными и социально-ценностными ориентациями.

Сейчас сформирована инфраструктура казачьего образования (кадетские корпуса, женские гимназии), развивается непрерывное образование. Кроме того, реализуется и серия частных социально-экономических программ, связанных с практикой казачьего землепользования. Важно отметить, что многие меры, о которых говорилось в контексте возрождения казачества, не требуют специальных программ и могут быть включены в проекты регионального развития.

Сами казаки осознают, что казачество, имея православное происхождение, живет в секуляризованном обществе и делать акцент на конфессиональность, значит вызывать конфликтные дополнительные трения между казачьим и неказачьим населением, верующими и неверующими, представителями других конфессий.

Отмечая, что в этом смысловом контексте модернизация общества воспринимается, прежде всего, как внедрение новейших технологий в соединении с существующим, исторически сформированным социокультурным потенциалом, можно говорить об умеренности позиций респондентов, точнее, о переходе от социальной умеренности к гражданской ответственности.

Считая, что государство в целом озабочено проблемами казачества и сформировалось направление казачьей позиции, не наблюдается этакратизации устремлений. Наоборот, возрастает число тех, кто в рамках предоставляемых государством правовых и материальных возможностей говорит об ответственном выборе казачества, о самостоятельности, о том, что развитие казачества определяется не тем, под крылом какой структуры оно будет находиться, а в воссоздании и создании направлений деятельности, которые бы помогли существенно нарастить интеграционный потенциал казачества, сблизить с другими слоями общества, показать, что роль казачества не сводится к тому, чтобы отстаивать собственные традиции, заниматься представительством интересов. Для респондентов важно, что казачьи традиции могут позитивно влиять на жизнь российского общества, хотя и затрагивая сферы культуры, духовной жизни и экономики при условии, что будет развиваться альтернативные рыночному хозяйству формы казачьей экономической деятельности.

Рассматривая риски девиантных социальных стратегий, мы можем только отметить, что, являясь представителями, в основном, старшего и среднего поколения и, отдавая приоритет идее порядка и стабильности, казаки крайне критически относятся к порождению массовых нелегитимных практик, к тому, что в обществе действуют механизмы извлечения рыночной прибыли и критерии экономической эффективности обнаруживают деформирующее влияние на социальные процессы, на сферу социальных и межэтнических отношений. Казачьи традиции для них актуальны в том смысле, что содержат неоценимый социокультурный опыт, который ориентирует личность на самоограничение, самодисциплину и действие в соответствие с представлениями о должном.

Девиантные стратегии, если сделать вывод из позиций респондентов, могут прослеживаться в тенденции самоизоляции, массового разочарования слишком медленными или неясными темпами обновления казачьих структур, если возникнут формы дискриминации казачества, если предвзятость отдельных групп населения перейдет к поиску в казачестве деструктивных элементов. К такому заключению подвигает суждение о некоторой непоследовательности политики государства, об ограничении казачества в стремлении расширить сферу деятельности (правоохранительная, экологическая, финансовая).

Таким образом, интеграционный процесс связан с существованием двух взаимонаправленных тенденций: тенденции вхождения казачества в современную социальную и социально-профессиональную структуру и расширением и пониманием обществом специфики казачества, его целей, приоритетов, образа жизни, традиций.

В том, что социальная легитимность является условием развития казачества, не приходится сомневаться. При анализе долгосрочных взаимосвязей между социальной структурой и казачеством, уровень социальной легитимности выступает в качестве важнейшей переменной величины. Стабильное развитие казачества не обязательно является следствием высокой степени экономического развития. Напротив, всплеск рыночной культуры, образцов потребительского поведения может повлиять на маргинализацию, на представление о казачестве, как безнадежно отстающем слое, социальной группе.

Следует иметь в виду, что социальные изменения в значительной мере отражают социализацию стойких привычек и обычаев. Установившись как ориентации, они обладают значительным запасом прочности и способны оказывать самостоятельное воздействие на протяжении долгого времени.¹

Внутренняя консолидация казачьего общества является процессом незавершенным. Разъединение, несовпадение или конфронтация по отдельным вопросам казачьей жизни, особенно, властным амбициям «бьет» по авторитету, усиливает тенденцию рассматривать казачество как стихийную неоформившуюся массу, ведомую амбициозными лидерами, или видеть в казачестве только сборище людей, занятых междоусобными распрями и выяснением первенства в отношениях.

Возрастающее «внешнее» давление на казачью общину, оставляет, тем не менее, небогатый выбор: либо остаться на обочине развивающегося общества, либо включаться посредством интеграции в уже существующую интеграционную структуру, каковым казачеству представляется не столько российское общество, крайне аморфное и социально полисемантичное, сколько государство, которое, несмотря на потерю определенного социального доверия, является объективно центром общественной жизни.

Облик казачества, занимающий уже достаточно прочное место в социальной жизни российского общества, определяется и в дальнейшем будет определяться тем, как именно будут разрешаться дилеммы социальной интеграции? В широком смысле обеспечение движения казачества к условной социальной интеграции, хотя и не исключает движения в направлении социального изоляционизма, является более вероятным.

В условиях российского общества интегрирующая тенденция приводит к тому, что казачество все больше становится новым традиционным классом, ориентированным на стабильность и порядок современного общества.

Для массовой социальной биографии казачества характерны несколько переломных моментов: стремление к возрождению, возникновение внутренней дифференциации и усвоение новой рациональности в условиях модернизации сверху.²

События последнего периода свидетельствуют о том, что казачество вступило на путь нелинейной модели развития, отказа от формулы «иного не дано» в пользу культурно-социального разнообразия, что означает возможность переопределения, формирования новых условий в целях разрушения имиджа о запаздывании или отставании. Кроме того, для казачества важно генерирование новых идей, новых структур, новых движений, вариантов развития в опоре на традицию.

Разумеется, казаки не преуспели в организации своего социального пространства, слабо использовали региональные возможности. Нельзя, также, говорить о высокой степени рациональности и системности интеграционных усилий.

Социальная мобилизация казачества может выступать желательной в двух направлениях: внутренней социальной консолидации и стремления подняться на более высокий статус, участвовать в новых формах деятельности. Не являясь интеллектуальным конструктом писателей, ученых, политиков, что характерно для социально-конструируемых групп, массовые представления о том, что собой представляют казаки и какова природа российского общества, идея общего происхождения и исторической памяти дает чувство солидарности, более значимой реальности, способной оправдать, легитимировать претензии респондентов на роль казачества в развитии России.

Для нашего понимания важно, что, во-первых, интеграция казачества в современное российское общество происходит, хотя и на основе массовых традиционных представлений с ориентацией на новые социальные реалии и расширение социального и социально-профессионального спектров деятельности.

Во-вторых, предоставление равных возможностей казачеству во избежание как социальной дискриминации, так и социальных привилегиях в контексте более широкой социальной самостоятельности при помощи государства.

В-третьих, в том, что донское казачество ощущает себя полностью интегрированным в региональное сообщество, но на уровне страны выражает неудовлетворение невысоким социально-экономическим статусом и уровнем влияния и участия в формировании казачьей политики государством.


УДК 14:316.3