После праздника. Рассказы из серии «Житейская мозаика». Благовещенск ооо»Издательскиая компания «рио», 2004. 96 с
| Вид материала | Рассказ |
Содержание33 Мать и мачеха 37 После праздника |
- Общие сведения, 236.6kb.
- Armio Trading Limited, зарегистрированная как компания с ограниченной ответственностью, 100.9kb.
- Приказ о создании комиссии по приведению ООО «Наша компания» в соответствие с требованиями, 10.2kb.
- Учет и аудит товаров в оптовой торговле (ооо торгово-промышленная компания), 327.25kb.
- Общество с ограниченной ответственностью «Торговый дом «кирпичная компания», 74.62kb.
- Услуги, оказываемые ООО «управляющая компания» в отношении общего имущества собственников, 29.17kb.
- Роцесса, направленного на получение предметных результатов в условиях гос 2004 и фгос, 86.67kb.
- Прибытие в Рио-де-Жанейро. Встреча в аэропорту. Индивидуальный трансфер в отель, 93.75kb.
- Краткая характеристика ООО «Росэкспертиза», 431.37kb.
- Ооо «Пермская индустриальная компания», 29.05kb.
31 Помогло
Деревенских родственников в городе – новостройке прижилось много: сестра, пять родных братьев, да с десяток двоюродных. Все они держались друг за друга и помогали, чем могли. По праздникам встречались все в чьём-либо доме.
А праздников получалось в году много: справляли не только красные дни календаря, но и дни рождения всех родственников, свадьбы подраставших племянников, крестины нарождавшихся внуков. Были и печальные поводы: похороны и поминки…
Пока все жили в деревне, особо запиваться было некогда. Заботы о домашнем подсобном хозяйстве, огородные дела, содержание в порядке дома и подворья, заботы о топливе на зиму не могли быть отложены на какое-то время. В деревне все дела – неотложные
А в городе не надо было заботиться о дровах и угле, не надо было таскать ведрами или возить канистрами воду, не было ни коровы, ни свиней, ни кур. Даже огорода у них не было. Отработал смену – гуляй смело!
И догуливались. Иван со своей Райкой допились до потери всякой сознательности. После Ивановой получки или аванса пили по черному неделю. Следующую неделю ходили по родственникам бледные, с дрожащими руками и жуткой головной болью. Искали, кто опохмелит и накормит. Денег в их доме не было ни копейки. Три их дочки – погодки, из которых только старшая Светка училась в школе, тоже привычно ходили по безотказно кормившей их родне. Приличной отцовской зарплаты на питание не хватало, мать не работала.
Иногда бывало так, что Светка приводила за руки сестренок и просила у своего молодого дядьки: «Дядя Сережа, дай, пожалуйста, пять рублей, кушать нечего!» Сережа давал и видел, что как только Светка заворачивала за угол его дома, Райка, караулившая этот момент, отбирала у дочки деньги. В магазине мать покупала бутылку водки за три рубля семнадцать копеек, две булки хлеба, банку кильки себе на закуску и конфет-подушечек дочкам на остальные копейки. У самого дяди Сережи не было времени ходить со Светкой и ее сестренками по магазинам. Ругаться с мамашей – пьяницей было бесполезно. У той в голове, кроме мысли о выпивке, ничегошеньки не было. Хорошо хоть Иван оказался покрепче и своих рабочих смен не пропускал.
Так и шло время: неделю Раиса с Иваном пили, неделю опохмелялись. Девчонки подрастали и начинали стыдиться пьяных родителей. А когда заневестились, то люто возненавидели образ жизни мамаши с папашей…
Однажды летом в воскресенье, когда отец был на смене, девчонки пришли из городского парка с молодежного праздника. Настроение у всех было прекрасное, пока не появилась мать…
Раиса приплелась домой настолько пьяная, что свалилась с ног на пороге комнаты. Она пьяно икала, и винный перегар вперемешку с запахом перекисшей капусты разносился и благоухал по всей квартире. Раиса безуспешно попыталась подняться и лечь на диван. Она явно перепила, и ей было плохо.
Многолетние пьянки состарили ее организм раньше времени. Обильные мелкие морщины исчертили лоб и щеки, отросшие после покраски волос седые корни просвечивали грязно-серыми оспинами. Голова кружилась, тошнило, болела печень, и щемило сердце, руки-ноги тряслись и не слушались. Она попросила попить.
Девчонки замолкли и помрачнели. Светка скомандовала младшим сестренкам идти с ней на кухню. Они закрылись там и о чем-то договорились. Когда они вышли из кухни, Раиса опять попросила пить. Но девчонки обходили или перешагивали через лежавшую у порога мать, и никто из них не спешил подать ей воды. Раиса заплакала и промямлила непослушным языком, что она им – мать, что они ей – дочери.
И девчонки взорвались от своей многолетней обиды. Светка кричала: «А ты, мать, помнишь, как мы просили у тебя поесть? Ты нас кормила? А ты помнишь, как отбирала у меня пятерки, которые давал Сережа нам на еду?" Сестры тоже высказывали свое: «С нами ни один порядочный парень дружить не хочет, все боятся, что и мы будем такими же алкоголичками, как ты!»
Раиса заплакала.
«Можешь слезы не лить, мы уже досыта от твоих пьянок наплакались! Лучше похороним тебя, и один раз всё выплачем!»
И ушли из дома.
Когда вечером приехал Иван с работы, Раиса так и лежала на полу. Иван напоил ее и помог перебраться на кровать. Раиса плакала, но ничего не говорила мужу. Она боялась, что и тот, трезвый, отвернется от нее, алкоголички так же, как отвернулись дочери. И только когда Иван предложил сбегать за водкой, чтобы Раиса полечилась, та разрыдалась и рассказала ему все.
После этого случая девчонки ни разу не видели своих родителей пьяными. Ходить к психотерапевтам, кодировать или зашивать ампулу не потребовалось. Матери с одного раза помогло. А отец, который чаще всего пил за компанию с женой, задумался о своей старости.
32 Вся в маму
В районе Марья была самой знаменитой дояркой. Даже в Москву на ВДНХ ездила со своими коровами – рекордистками. И медаль у неё одной была, и первый телевизор в деревне появился в её доме, и первая стиральная машина у неё же… На всех районных совещаниях и пленумах она сидела в президиуме и горделиво смотрела в зал.
Многие ей завидовали, но подружек у неё в деревне не было. Дружить с ней никто не хотел. А на ферме так и вовсе никто, кроме скотников, не хотел даже здороваться с ней.
Журналист, приехавший из районки писать статью про передовую доярку Марью, долго пытался взять интервью у Марьиных коллег, но те отговаривались тем, что им некогда, да и говорить красиво они не умеют. Получив такое дружное отнекивание, специалист по расспросам решил уяснить для себя, в чем тут «собака зарыта». И нашёл-таки эту «собаку»!
Оказалось, что скотникам, кормившим коров и убиравшим за ними, Марья регулярно с аванса и получки ставила ядрёный самогон с закусоном. Вот те и обихаживали её коровок в первую очередь и по системе люкс. Марьиным коровкам было не житьё, а сплошная малина. А вот соседкам её коров доставалось абы что, лишь бы не мычали. Ибо скотники, отплатив за Марьино добро её сверхудойным коровкам, очень торопились оприходовать подношение. Им было не до других коров… Какой уж тут удой у всех прочих бурёнок!
Порой выведенные из равновесия доярки устраивали дружную ругань по адресу медалистки Марьи. В ответ Марья пускала в ход не только все знакомые ей слова, но и не прочь была вцепиться в волоса слишком уж справедливых доярок. Свой интерес Марья упускать не собиралась! Тем более что начальство свято охраняло и защищало честь и славу своего района. Поэтому, в конце концов, про Марью перестали говорить в открытую, просто не желали с ней связываться. Дружить с ней никто не хотел.
Дружила Марья только с некоторыми кровными родственниками и со своей дочкой Инкой. Были они обе маленького роста, обе фигуристые и вертлявые. Ходили вместе на танцплощадку перед клубом. Танцевали друг с другом, и им было очень весело. Во всяком случае, хохотали они часто и громко. Деревенские дружно хихикали исподтишка, но помалкивали сами себе.
Время шло. Дочка Марьина окончила школу и поступила в торговое ПТУ, потом её направили работать в магазин на большую стройку. Но торговать Инка не смогла: всё-то у неё были недостачи: не то коллективная ответственность подкачала, не то сама Инка маху давала, трудно сейчас сказать.
Но Инка подумала над своей судьбой и решила, что если выплачивать недостачи, то вряд ли разбогатеешь. И пошла малярить на стройку: там квартиры строителям давали очень быстро. Инка действительно через пару месяцев получила сначала комнату в малосемейном общежитии, а потом и однокомнатную квартиру. И сразу же, поставив раскладушку, стала потихоньку перетягивать в город своих братьев, родных и двоюродных. Те тоже устраивались на стройки подсобниками и учениками, быстро овладевали рабочими профессиями и быстро получали отдельные квартиры.
Марья вышла на пенсию, и тоже перебралась в город к родным детям. Те сразу прописали её, мигом подали на расширение, а потом и на размен. В результате у заслуженной пенсионерки Марьи вскоре появилась собственная городская квартира.
В мужском коллективе молодых строителей коммунизма Инка пользовалась преходящим успехом. Поначалу она не разобралась, что ей для жизни надо, и вышла замуж за бывшего деревенского, пьющего как все вокруг него. Они и жили как все. Инка засобиралась идти в декретный отпуск, но тут её крепко побил собственный мужик, сомневавшийся в своём отцовстве. Инке спешно сделали кесарево и перевязали трубы. Семимесячный ребёнок выжил, а его папашу, в чём был, Инка выгнала из квартиры. Но не о том сейчас речь…
Разведенка Инка покуролесила с приятелями своих многочисленных братьев и заловила себе только что отслужившего в армии парня Серёгу.
Жил Серёга вместе с младшим братишкой и матерью – вдовой. Та работала учительницей на полторы ставки, а вечерами шила и вязала, чтобы детки ни в чем не испытывали нужды. Да и болела она после трагической смерти мужа. Вот и упустила своего старшенького: думала, что перебесится, в ум войдёт, не глупый же! Но ошиблась.
Сожительница обхаживала работящего спокойного парня по всем правилам бабьей науки. И особенно любила его пьяного, уж больно Серёга был добрый… Работать Инка вскоре бросила, сидела дома. Совместного ребёнка родить не могла после того кесарева. И добрый Серёга кормил сначала её с пасынком, потом ещё и пасынкову жену, потом и двух ихних детей, Инкиных внуков. И хватало Серёгиной доброты на всех пятерых иждивенцев!
Родственников у Инки в городе скопилось много, праздники и поминки случались еженедельно. И вскоре большую часть времени Серёга был не трезвым, а выпившим… Да это и понятно: Инка боялась, что, протрезвев, Серёга мог призадуматься, что пора иметь собственных детей и свой собственный дом с садом. Ведь для чего-то он родился на свет…
Однако Инка не досмотрела, и случилось так, что Серёга однажды протрезвел и решил поехать жить с мамой, которая к тому времени осталась совсем одна.
Инка зауросила: жить с непьющей свекровью, она себе и помыслить не могла. Года два она упрямилась, ждала, что Серёга к ней вернётся, но потом прикатила к нему как миленькая, где ей ещё такого доброго мужика найти?! А своего упускать Инка не любила, как и её мама…
И начались для Серёгиной мамы испытания нервов, в ее доме поселились скандалы. Точнее: сначала были уговоры и внушения, а скандалы начались потом, когда пьяная Инка заявила свекрови, что всё равно сживет её со свету. Сынок лежал пьяный и ничего не слышал. Поэтому он и не мог понять, почему его мать не хочет жить вместе с его жёнушкой. Да и Инка была не глупой: при Серёге она скандалов его матери не устраивала. А вот без него!
Очень Инке хотелось вывести старую женщину из равновесия, чтобы та понервничала и скапутилась. Но та была из бывших училок, натренировалась на дурацких выходках своих учеников и разучилась нервничать в ответ на чужие глупости. Именно этим старая женщина однажды довела Инку до истерики.
Было это так: рано утром Инка проводила Серёгу на работу, хлебнула водочки и завалилась спать. А свекровь к тому времени выспалась и поднялась с постели. Естественно, её маршрут был постоянным: туалет – ванная – кухня. Причём все это в быстром темпе, ибо дел у бывшей училки было столько, что ей дня не хватало.
Не успела свекровь управиться со своим мелким делом в туалете, как услышала ковыляющую походку нетрезвой Инки, которой явно мешала и мебель в комнате, и одежда на вешалке в прихожей, да и дверь в ванную высунулась не ко времени! Свекровь не успела надеть штанишки, как Инка зашла в ванную и, стоя, помочилась на пол. На спокойные слова свекрови, что можно было, если уж очень невтерпёж, помочиться в стоявшее там ведерко, из которого Инка всегда мыла полы, Инка заплетающимся языком промямлила, мол, что хочу у себя дома, то и делаю! И горделиво покачивая высоко задранной головой, наталкиваясь на мебель, ушла к себе в комнату спать дальше.
А свекровь пожала плечами, постояла и подумала, что же ей сделать, чтобы у невестки не появилось желание повторить подобное. Улыбнулась, взяла из корзинки для грязного белья Инкину вышитую кофточку, вытерла ею мочу с пола и выбросила бывший праздничный наряд в ведро с мусором.
С Инкой была истерика. Дорогую нарядную кофточку ей было жалко. Своё добро Инка научилась беречь не хуже, чем берегла добро её мама. Ну, ничего, она ещё придумает, чем сжить со свету вредную свекровь, чтобы быть полноправной хозяйкой в большой свекрухиной квартире. Чай, не маленькая она, как никак уже не первый год пенсию по возрасту получает…
33 Мать и мачеха
Анастасия была красивой беззаботной и счастливой женщиной, когда вдруг выяснилось, что у неё никогда не будет своих детей. Муж, служивший в гарнизонном штабе, моментально подал на развод. И Тася осталась одна, без работы, без ведомственной квартиры, без замужних подружек, тут же увидевших в брошенной тридцатилетней женщине угрозу своему семейному благополучию. Её благополучие, казавшееся незыблемым, рухнуло.
Тасю приютила дальняя родственница, такая же разведёнка. И красавица Анастасия, убитая известием о своей бесплодности и предательством мужа, запила с ней на пару... Тут же, невесть откуда, собралась компания любителей выпить всё, что жидко. Песни и пьяные дебоши не давали покоя соседям с рассвета до рассвета.
Но однажды случилось жуткое – молодая женщина из их компании выбросилась с балкона восьмого этажа. Виной тому была водка или что-то другое, но женщина осиротила двух девчонок, младшей из которых не было трёх лет. Отец их, Геннадий, запил ещё сильнее. Смотреть на грязных, голодных и оборванных малышек было невыносимо. Соседи пытались уговорить отца образумиться, но молодой здоровый мужчина целиком ушёл в своё пьяное горе. Его мать, бабушка девчонок, тоже редко бывала трезвой. Пытавшиеся поговорить с нею о судьбе внучек всегда натыкались на пьяный кураж. Помощи от неё ждать не приходилось. Весь двор кормил и одевал сироток...
Тасю потрясла смерть подружки, она как-то разом протрезвела и задумалась над своей непутёвой жизнью. И когда пьяный Генка стал в очередной раз плакаться на свою тяжкую судьбу, решила вырастить и воспитать его девочек, как своих собственных, которых у неё никогда не было и не будет. Сама она как отрезала – ни капли спиртного с того момента не было выпито ею. Геннадий первое время срывался в запой, но и он постепенно пришёл в себя.
Анастасия обстирала нового мужа и своих названных дочек, привела в порядок квартиру, а себе нашла работу в ларьке на рынке. Сытых и нарядных девчушек стало не узнать. Старшую девочку пришлось долго лечить по больницам от какой-то непонятной докторам болезни, а у младшей врачи определили язву желудка. И Тася нашла дополнительный заработок, чтобы вывозить сестрёнок на курорт. И делала это каждым летом до тех пор, пока они не поправились окончательно.
Геннадий бросил пить совершенно и тоже не отказывался ни от какой работы, чтобы поднять дочек на ноги.
И только бабушка была недовольна тем, что все деньги в доме сына уходили на лечение внучек и курорты, а не на выпивку и закуску. Периодически мать Геннадия приходила и устраивала Таське скандалы, запрещая той учить девочек самому необходимому: приготовлению пищи, мытью посуды, уходу за их собственной одеждой...
- Они тебе не прислуги, ты им - мачеха! Ма-че-ха! – кричала подвыпившая бабушка.
Девочки росли и слушали, Анастасия терпела молча, сколько могла. Но, когда заневестившаяся старшая стала заявляться домой за полночь, однажды не выдержала… Скандал завершился тем, что бабушка забрала старшую внучку от ненавистной ей непьющей Таськи жить к себе.
Бесконтрольная девчонка, которая ничего не умела и не хотела делать по дому, бросила школу и стала гулять уже не до полуночи, а до утра. Бабушке пришлось самой ходить по магазинам, готовить, стирать и убирать за взрослой девицей. Она на себе испытала плоды своего воспитания... И через два месяца привела старшую внучку обратно к Таське. Но та сказала, что ребёнок – это не игрушка, которую можно таскать из одной семьи в другую, раз бабушка забрала внучку к себе, пусть теперь и живёт с нею...
Кончилось тем, что после девяти лет совместной жизни с Геннадием Анастасия ушла жить во времянку к своему старшему женатому брату. И опять осталась одна. Генка запил на пару с собственной матерью, избалованные девчонки окончательно бросили учёбу и пошли по рукам...
Анастасия до слёз жалела Геннадия и его дочек, но не сломалась, не запила, а навсегда вычеркнула из своей жизни эти последние годы... Как отрезала!
34 Сборщики
Дело было ранней весной. Неразлучным друзьям Павлу, Федьке и Аркашке предложили необычную шабашку: помочь собрать в лесу берёзовые почки. Владимир Сергеевич, главный врач участковой больницы, был весёлым, шебутным и лёгким на подъем. Отдыхать с ним было – одно удовольствие! Но при всём этом доктор писал какую-то очень серьёзную научную работу про лекарственные свойства русской белоствольной берёзы. Приятели вместе с семьёй главврача на стареньком больничном автобусе выехали на природу. Врачебное семейство осталось отдыхать у костра на берегу речки. А друзья повесили себе на шею стеклянные аптечные узкогорлые банки в белых чехлах и отправились ошмыгивать набухшие смолистые почки.
Длиннорукий Павел своими «граблями» быстро наполнил банку и стал уминать почки, чтобы было, куда ещё класть. Не сидеть же без дела, когда другие работают!
Аркашкины руки были просто детскими по сравнению с Пашкиными, но он был таким шустрым, что его банка тоже быстро заполнилась.
А вот у Федьки дело не двигалось. Да он и не шибко-то старался! Уж он-то уминать эти липкие почки и не собирался! Наоборот, умелец прикрывал свою банку притёртой стеклянной пробкой, переворачивал её и тряс, чтобы почки не слипались и их казалось побольше… Федька углядел, что Владимир Сергеевич осторожно ставил в кабину сумку с пузатыми дозированными пятьсот граммовыми бутылками с медицинским спиртом. Федьке не терпелось выпить. Он знал, что ребятишки главврача дружно ловили рыбу на уху, а его супруга варила в большом котелке кулеш из говяжьей тушёнки и гречки. Федька в последний раз потряс перевёрнутую банку с почками и заявил, что пора идти на стоянку. Приятели не возражали.
Главврач, увидев подходивших к костру сборщиков, похвалил их за быструю работу и достал из кабины сумку с бутылками. Федька непроизвольно сглотнул слюну. Владимир Сергеевич осторожно взял одну бутылку, неторопливо развязал толстую шелковую ниточку, снял с горлышка белую бумажку и пробку, взял у Павла его банку и стал заливать березовые почки. Тот спирт, что остался в пузатой бутылке, он отдал Павлу. Федька заворожено следил за руками главврача и нервно топтался на одном месте. Владимир Сергеевич распечатал вторую бутылку, залил Аркашкин сбор и тоже отдал оставшийся спирт сборщику. Спирта у Аркашки оказалось значительно меньше.
Федька удивлённо воззрился на спирт в руках приятелей, глянул на свою банку, где коварные почки успели утрястись по дороге и бесстыдно открыли чуть ли не половину стекла. Развернулся и рванулся обратно в лес. Набивать берёзовыми почками до отказа свою посудинку.
Пашка с Аркашкой недоуменно смотрели ему вслед. Владимир Сергеевич заразительно захохотал, уселся на бугорок, потом свалился на спину и стал сучить ногами. Приятели посмотрели на развеселившегося главврача, на бутылки с остатками спирта в своих руках, поняли причину такого прилива трудовой энергии у Федьки и тоже довольно заржали.
35 Слов не было
Раньше мать всегда ратовала за то, чтобы взрослые дети жили отдельно. Это у её бабушки по отцу все пятеро детей, незамужние дочери и женатые сыновья, жили под одной крышей, работали на один общий котел. До революции отделять женатых сыновей было невыгодно, так как мельчало родительское хозяйство.
Времена изменились, советская молодежь получала образование, уезжала на работу по распределению и сравнительно рано становилась независимой от родителей.
Вот и её старший сын тоже женился в своё время и отделился. Детей общих с невесткой у них не было. Хотя мать подозревала, что у сына был грех: нагуляла с ним одна рыженькая, уехавшая рожать к своим родственникам куда-то на север… Когда мать приезжала в гости к сыну, то не особо вдавалась в его личную жизнь. Единственно, что она советовала сыну, так это взять на воспитание ребёнка, раз уж нет у них совместных детей. Как невестка ведет хозяйство, её мало волновало: сын взрослый, сам разберётся. С невесткой она практически не общалась. Как-то так получалось, что в её короткие приезды невестка часто была на своей посменной работе или спала после суточных дежурств.
Но время шло, старая мать овдовела и стала прибаливать. Вот сын с невесткой и переехали жить к ней. Теперь общение стало постоянным и выяснилось, что невестка – не дура выпить. У трезвой невестки все домашние дела были в порядке, а вот во время запоев… Да надо ли это объяснять? Какая из пьяной бабы хозяйка?!
Мать пыталась поговорить с сыном, хотя в глубине души считала эти разговоры бесполезными – взрослых людей поздно учить уму-разуму. Дело было в том, что невестка всегда была удобной для своего мужа: за выпивки она его не ругала, а наоборот радовалась случаю самой напиться. Пьяное состояние невестка считала вполне нормальным явлением. И большего удовольствия в жизни не ведала. Пьянки были праздниками в её бедной событиями жизни.
Мать долго и мучительно думала о том, что отсутствие собственных детей лишило сына всякого смысла и радости жизни. У соседкиного сына с первой женой тоже не было детей. Но через четырнадцать лет бесплодного брака он встретил другую женщину, которая мигом родила ему сына. И жизнь сорока пятилетнего мужика обрела смысл. Теперь тот всё свое свободное время посвящал воспитанию наследника, и во всей округе счастливее отца не было…
Однако каждый выбирает себе судьбу сам и предпочитает сам наступать на свои грабли. В советах родителей нынче и молодые не нуждаются, что уж про взрослых детей говорить!
От регулярных пьянок сына здоровье матери начало давать сбои. В одиночестве она молча сидела допоздна перед телевизором, но если бы кто спросил её, про что идёт очередной фильм, она вряд ли бы ответила…
Однажды в воскресенье днём случилось совершенно непонятное. Слегка выпивший сын сидел рядом с матерью на диване и смотрел телепередачу. Они неторопливо обсуждали увиденное на экране. Пьяная невестка вышла из своей комнаты и направилась в туалет. На ней были плавки и распахнутый халат. Голые титьки болтались при ходьбе.
Мать взглянула на неё и смолкла на полуслове. Потом медленно легла на диван, не проронив ни звука. Сын спросил, что с ней. Но она молча посмотрела на него и повернулась лицом к стенке. Обеспокоенный сын пытался хоть что-то понять, но мать молчала. Когда он решил вызвать врача по телефону, то мать грустно посмотрела на него и сказала:
- Не надо! Врач мне не поможет.
Ни на следующий день, ни через неделю мать не проронила ни слова. Сын все же вызвал врача. Мать посмотрела на свою участковую врачиху и спокойно сказала, что у неё ничего не болит. И после этого снова замолчала. Врачиха все же послушала её сердце и легкие, измерила давление и сказала, что кроме изношенных нервов и возрастной патологии ничего не находит. Мать в ответ на настойчивые расспросы сына сказала только одно:
- Уезжайте! – И снова замолкла.
Сын с невесткой ничего не могли понять – ссоры в доме не было. Мать не разговаривала с ними третий месяц, когда они решились уехать. Мать молча постояла у косяка двери в коридор, пока они выносили вещи. И ничего не сказала сыну на прощание, только кивнула головой в ответ на его «до свидания».
Потом неприкаянно побродила по опустевшей квартире, села за стол и стала писать письмо своей коллеге, которая когда-то работала фельдшером на двадцать третьем разъезде, недалеко от их станции. Эта медичка была незаурядным человеком. Её звали Солнышком не только за светлые длинные косы, но и за светлый ум. В те молодые годы к ней частенько обращались за советом. Но теперь одинокой женщине нужен был, вовсе не совет, как дальше жить, а просто слушатель, который поймет её.
«Валентина Андреевна! Давно я тебе не писала, прости. Жизнь преподнесла мне такой подарочек, что не было слов.
Помнишь, мы здорово опоздали к тебе на твое тридцатилетие? Тогда мы вовремя собрались ехать к тебе и на телецентровской машине заскочили в вагон - ресторан за дефицитным шампанским. А на вокзале нас тормознули два милиционера и заставили везти со станции в вытрезвитель пьяную шестнадцатилетнюю девицу. Отговориться нам не удалось и пришлось сделать большой крюк. Ты тогда охотно простила нас за опоздание и сказала, что эту обесцвеченную малолетку Б. прекрасно знаешь, так как она постоянно «даёт концерты» на твоём участке. А я никак не могла успокоиться, – пьяная девица так и стояла перед глазами.
Б. была в розовых панталонах и расстёгнутой телогрейке на голом теле. Титьки болтались, замусоренные сухой травой обесцвеченные волосы торчали клочьями. Малолетка курила вонючие сигареты и басила трёхэтажными матами в адрес милиции.
Нам с мужем и сыном – пятиклассником стыдно было смотреть не только на неё, но и друг на друга. Один милиционер пожалел меня с пацаном и рявкнул на свою клиентку:
- Заткнись!
Б. раздвинула ноги, пошлёпала ладошкой в известном месте по засиженным на земле панталонам и спросила:
- А это видел? – Победоносно заржала, закашлялась и повалилась на моего пятиклассника.
Сын шарахнулся от неё, а милиционер засмеялся его испугу и спросил:
- Жениться ещё не надумал? Смотри, чтобы такая не досталась!
Так вот, дорогая моя Валентина Андреевна, сынок мой на ней, этой крашеной Б. и женился! А я только недавно узнала её по голым титькам. До этого и не вспоминала о том случае, мало ли их было, прости Господи! Когда сын впервые привёл Б. ко мне, она носила фамилию первого мужа, а рожу вдрызг пьяной обесцвеченной малолетки не сравнишь с нормальным трезвым лицом и каштановыми волосами. И все эти годы она никогда не материлась при мне…»
36 Хряпнули
Генка женился на Анне перед самым выпуском из танкового училища. Жили они в тёщином домишке рядом с училищем, где Генку оставили работать. Анна ещё мало разбиралась в воинских делах мужа, поэтому говорила своим подругам, что Генка командует ремонтом танков. Подруги удивлялись такой его должности, так как раньше считали Генку не очень престижным женихом: он любил выпить. Так что Аннин выбор подруги не приветствовали, но решили, что это – её дело. Выйдя замуж, семьями не дружили, берегли своих мужей. Да и сами к ней в гости старались не заходить. Поэтому гости для Анны и Генки были редким и радостным явлением.
Генка в любой компании, поднимая полный стакан, всегда приговаривал: «Хряпнем и захрустим!» Собутыльники весело встречали такой тост. Хотя возможно, что они просто радовались дармовой выпивке, ведь угощал всегда Генка. Он тишком подворовывал спирт, получаемый для промывки точных приборов.
Однажды к Генке приехали в гости два его родных брата, а у тёщи уже неделю гостила Аннина старшая сестра с пятнадцатилетним сыном. Была причина отметить такую радость.
Генка пошёл отпрашиваться с работы. Начальник Генкин куда-то отлучился, и Генка моментально с помощью медицинского катетера загрузил объёмную грелку только что поступившим спиртом. Подвесил грелку под куртку на специальную пуговицу и покрутил мигом захмелевшей башкой: спирт, случайно попавший в рот из катетера, показался на редкость ядрёным. Генка нашёл своего начальника и отпросился по случаю приезда братьев.
Жена с тёщей гоношили стол в большой комнате. Аннина сестра побежала в магазин, чтобы прикупить готовую горчицу и ещё чего-то. Но застряла там надолго, должно быть поблизости горчицы не было или Аннина сестра встретила своих бывших одноклассниц. Её сын повёл своих новых двоюродных дядьев, Генкиных братьев, прогуляться по посёлку. Они обещали не опаздывать к обеду.
Генка вылил содержимое грелки в двухлитровую банку. Хотел было разлить по бутылкам и разбавить водой, да раздумал: от воды спирт может помутнеть, вид будет не тот. Пусть каждый потом сам себе разбавляет так, как ему требуется. Большая банка с прозрачным, как слеза, спиртом на середине праздничного стола была весомым украшением. Надо же было чем-то удивить братьев!
Довольный Генка оглядел праздничный стол, и тут его позвали на кухню открыть домашние припасы с прошлогодними соленьями и магазинными консервами, что принесли вернувшиеся с прогулки племянник и братья. В кухне родственники делились своими впечатлениями.
Любопытный проголодавшийся подросток заглянул в комнату и первым делом увидел закуски. Он опасливо оглянулся на дверь кухни, взял руками из общего блюда кусок маринованной рыбы, с удовольствием съел. Потом осторожно, дабы не нарушить красоту, вытащил кусок холодной жирной свинины и тоже мигом проглотил. Наткнулся глазами на весомое украшение стола, осторожно взял банку обеими руками и, подражая Генке, сказал сам себе шёпотом «Хряпнули!». Потом быстро и жадно, сколько смог, отхлебнул неразведённого спирта прямо из банки. В голову сильно ударило, подросток прихватил пару ломтиков колбасы и мигом умчался на сеновал, чтобы взрослые не увидели его пьяным.
Гости и хозяева сели за стол. Вспомнили про племянника: «Дома не сидится! Значит, не голодный». Генка как хозяин дома и старший из братьев произнёс свой любимый тост: «Хряпнем за встречу и захрустим, чем Бог послал!» Тёща глянула на стол, ойкнула, что забыли принести хлеб, поставила свою рюмку на край стола и побежала в кухню.
Генка крикнул ей вслед, чтобы захватила соль, поэтому со своим стаканом замешкался и не успел глотка хлебнуть, как его жена закричала, схватилась за живот и согнулась в дугу. Тут же его братья скрючились. Глаза у всех выпивших выпучились. Тёща выронила хлебницу и рванулась обратно в кухню к холодильнику. Потом она силком заставила дочку пить молоко, тут же сунула ей в горло свои пальцы и вызвала рвоту, потом снова стала поить молоком. Генка стоял столбом и молчал. Тёща рявкнула на него: «Врача! Быстро!» Генка побежал к соседям, у которых был телефон. «Скорая» приехала тут же, но братья были мертвы. Анна корчилась от боли, ей мигом сунули уколы во все места разом и повезли в больницу. Тёща залезла туда же и уехала вместе с дочкой. На прощание врач скорой помощи велел хозяину дожидаться милицию.
Генка долго ошалело смотрел на неподвижно лежащих братьев с вздутыми животами и глазами, вылезшими из орбит. Молча подошёл к столу, осторожно обеими руками взял двухлитровую банку, помолчал и сказал: «Хряпнули!» А потом, давясь и морщась, пил, пока были силы.
Он не узнал, что Анниного племянника нашли вечером на сеновале. Вернувшаяся с пастбища корова уперлась перед открытой дверью в свою стайку под сеновалом и ни в какую не хотела в неё идти. Заплаканная Аннина сестра, загонявшая корову, унюхала запах рвотных масс и нашла своего бездыханного сына…
37 После праздника
Похмелье было тяжёлым. Болело всё внутри живота, во рту был привкус желчи, ныли все суставы, дико трещало в затылке, голова шла кругом … Антонина лежала на правом боку, сжавшись в комочек. Так ей было легче. Никто из домочадцев ее не трогал и не спрашивал ни о чём. И без расспросов всё было привычно и абсолютно понятно.
Праздничный день пришелся на четверг, поэтому нерабочие дни перенесли, сделав три выходных подряд, а рабочим днем воскресенье. Праздник для Антонины начался с вечера среды, когда вернувшийся с работы муж принёс долгожданный аванс. В доме не было ни соли, ни заварки, ни мыла, но водку купили в первую очередь…
Антонина сварила ужин, семейство село за стол, праздник начался. Антонина захмелела и свалилась в постель раньше супруга, который, воспользовавшись непредвиденной свободой, добрал недостающие градусы у дверей подъезда с соседскими мужиками. А потом сев ужинать, совершенно неожиданно для домочадцев, мгновенно отключился от окружающей действительности.
Те испугались и переполошились, ибо у главы семейства и в трезвом состоянии после автомобильной аварии бывали иногда непредвиденные отключения сознания. Но, разобравшись, что к чему, раздели и уложили захмелевшего хозяина в постель. А сами доужинали и занялись своими делами.
На утро следующего дня празднование продолжилось. Еду и выпивку не убирали со стола весь праздничный день. Грязную посуду горой сваливали в раковину…
Два последующих нерабочих дня супруги отсыпались. Поднимались с постели только для того, чтобы сходить покурить да посетить туалет, а, главное допить алкоголь, что ещё оставался в доме и соседнем ларьке. Кушать им уже не хотелось. Они «дрыхли».
Погода стояла чудесная. Знакомые выехали за город на садовые участки и просто на коллективные «шашлыки»… Весь народ высыпал на улицу. В городском парке шло весёлое гулянье со скоморохами и конкурсом частушечников. Музей приглашал посмотреть бесплатно детские поделки из ткани, меха, глины, дерева и бересты. В музыкальной школе шёл благотворительный концерт юных дарований. Спортклуб восточных единоборств давал показательные выступления. В шахматном клубе все желающие пытались завоевать призы по шахматному многоборью и в шашечном блицтурнире. В кинотеатрах в честь праздника бесплатно показывали интересные фильмы.
Супруги «дрыхли» ещё двое суток.
Праздник кончился… Утром глава семейства с великим трудом поднялся. Завтракать не захотел, просто выпил стакан холодного чая и отправился на работу. Начались будни.
Антонина проводила мужа и снова легла в постель, свернувшись комочком. Ей не спалось. Вспоминалось прожитое. И, если не брать во внимание детские воспоминания, то вспомнить
пенсионерке было не о чём. Припоминалось, где, кто, сколько и чего выпил, кто с кем по дурости подрался, кто и что по пьянке «сморозил». Больше ничего не вспоминалось, словно без водки и жизни-то не было.