Все изложенные здесь события подлинная правда, все персонажи реально существовавшие, а по большей части и до сих пор существующие люди

Вид материала

Документы

Содержание В тоске припомнив сорок пятый < одна из последних глав > Он лежал еще. Жара начала спадать.

Подобный материал:

• Список источников и литературы, 148.12kb.
• От автора Моему замечательному земляку и настоящему мужчине Зие Бажаеву посвящается, 2763.63kb.
• Каталог документальных фильмов, 2860.12kb.
• Республиканская конференция-фестиваль творчества обучающихся «excelsior» Секция математика, 131.37kb.
• Телепрограммы «звезды музыкального кино»: стр. 244 250 каталог документальных фильмов, 6514.51kb.
• Природа и общество, 158.08kb.
• 1 Политическая философия, 332.1kb.
• Сома-блюз, 2086.38kb.
• Тень гоблина роман, 8114.79kb.
• Ханнанов Мой «Остров Сокровищ», 550.79kb.

Из ада фюрер бесноватый,

В тоске припомнив сорок пятый,

Отправил кучу телеграмм

По всевозможным адресам…

Потом была перемена и бегали в столовую жрать сардельки с хлебом и компот. На следующем уроке Олежка сидел перед Юрой. Оказывается, у него было плохое зрение, а очков он не носил, и Юра сразу понял почему: от гноя! У него было совершенно ублюдское лицо  длинное, с тонким горбатым носом.

И вот выясняется-то, что не зрение, а его пересадили, потому что он бо­ится Ленки Прыськиной! Она, видите, треснула его линейкой по башке, а он за­ныл и нажаловался Надежде Константиновне. Не то, чтобы ябедничать нехо­рошо, оно и хорошо, и бить, например, Прыськину по башке учебником было куда предосудительней, но можно спокойно сказать первой учительнице правду, без ревства-коровства?

На другой день в столовой давали творожные сырки в мокрой бумажке. Это любили. Мало того, что оно вкусное, но можно еще прокусить в бумажке дырочку и прямо в рот выдавливать белого творожного червя: «А у меня глист! А я глиста ем!! Эй, Кравченко, хочешь глиста поесть?! Ой, какой вку-усный!».

Один октябренок, кажется, Караськин, предложил глиста Олежке. Тот внезапно поморщился и поспешно отвернулся. Обрадованный кажется Карась­кин захохотал и стал совать ему сырок в лицо. Стоял всеобщий гул, и никто не смотрел на них, кроме Юры. Юра случайно обратил внимание и заинтересо­вался: Олежка болезненно скривился  ему по правде стало противно. Кажется Караськин был рад: он даже первым придумал эту игру и раньше девки визжали и бегали от червяка. Теперь они привыкли и вдруг  парень, а боится!

Юре тоже стало весело и он, перегибаясь через стол, перекрикнул толпу:

 Олежка, смотри, как он извивается, видишь, видишь? Э-э-э-э!

Кажется Караськин с благодарностью улыбнулся Юре. Губы у Олежки запрыгали и он убежал из столовой.

 Ребя, Олежка «червяка» боится, пошли попугаем!  объяснил ка­жется.

Побежали.

 Он такой дурак,  задыхаясь от бега, объяснял кому-то Юра,  Ду­мает, это правда червяк!

Юра, кажись, тогда слишком разбежался, на повороте его занесло, кач­нуло, он запнулся и попал в лапы дежурного пятиклассника.

 Ты че, салага, бегаешь? Ты из какого класса?  страшным голосом заревел дежурный, поймав Юру за воротник. Юра, оцепенев, видел только бе­лый воротник его рубашки и мятый пионерский галстук. Преодолел ужас и за­ныл:

 Ну че-е, ну пусти-и-и…

Дежурный, видя, что ребенок приготовился долго врать и хныкать, и впрямь отпустил его, поддав коленом под зад. Из-за этого Юра опоздал: он только увидел возбужденно шумящую кучку товарищей возле туалета. Он стал протискиваться, было слышно: «Смотри, я его ем, ем! Ням-ням-ням!» и судо­рожно всхлипывающее мычание. Но прозвенел звонок и все бросились мне на­встречу, только и увидел, что Прыськина делала последние скачки вокруг Олежки и скандировала: «Рева-корова-рева-корова» ad ifinitum.

Однако Олежка сидел на передней парте. Юра весь оставшийся день, ко­гда он впервые обратил на себя всеобщее внимание, с непонятным жгучим удо­вольствием рассматривал его кривоватую спину и дурацкий стриженный заты­лок.

Впоследствии оказалось, что Олежка глупый двоечник. Это бы еще ни­чего, но он и говорил с каким-то ему одному присущим неуловимым дефектом. Сцена в столовой повторялась каждый раз, когда давали сырки: он не только не привыкал, но относился к шутке все болезненнее. Постепенно узналось, что он совсем не терпит боли, и когда его потыкивали ручками, вздрагивал и делал уморительно горестную мину, не говоря уже о том, что весь был исписан синей шариковой ручкой. И вот класс затаил дыхание от незнакомого, манящего и обольстительного чувства.

Однажды Ленка Прыськина… блин, да сколько же можно! Придется ее описать. Описывать-то особенно нечего  маленькая, белобрысая, с проволо­кой на зубах. Впоследствии именно с ней произошел кому анекдотический а кому как случай, когда при поцелуе с таким же кривозубым субъектом, они сцепились проволокой, и дрожащему от изумления, возмущения и страха перед возможной поездкой с обоими в травмопункт папе пришлось раскручивать это безобразие плоскогубцами, и ладно бы его папе, а то ее. Прыськина и трое ее подружек в раздевалке (был уже октябрь) зажали Олежку между двумя вешал­ками и неизвестно для каких причин стали щипать. Щипались они  дай бог каждому, с вывертом, так что белели кончики пальцев и впивались в кожу по­лумесяцы нестриженых девчачьих ногтей. Неизвестно для каких, настаивает автор: одевались себе, никого не трогали, а одна да и говорит Олежке: «Че тро­гаешь мою куртку», и ущипнула. А он не дал ей сдачи, не побежал и жало­ваться, и даже не заревел по-человечески, а вот присел, побагровел и широко разинув рот, тонко, почти беззвучно засипел. Что-то такое нашло тогда на дево­чек, и они, окружив плаксу, стали щипать его со всех сил за руки, за щеки, за шею, и лица у них стали злые. А он так же беззвучно выл и у него потекла слюна длинной тягучей ниточкой. Они совсем рассердились и стали щипать его если не сильнее (сильнее каши мало ели), то более гневно, приговаривая: «Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!». Тут-то и обнаружила четверых Надежда Константи­новна. Она всех вернула в класс, вывела подружек к доске и стала на них ру­гаться как вам не стыдно бессовестные такие вызову родителей вы же октяб­рятки дряни!!! Олежка сидел перед Юрой и опять ревел, и все смотрели только на него, а Надежда Константиновна говорила, что он слабый и робкий и не мо­жет за себя постоять, слыша такое нельзя было не смотреть на него с острым наслаждением.

После этого случая Олежку не стали больше щипать и тыкать ручками. Наоборот, за него стали заступаться. Скоро половина школы узнала, что во вто­ром «В» появился один урод. Еще через какое-то время его узнали в лицо и не­однократно побивали. Надежда Константиновна поручила классу за него засту­паться. Октябрята и стали. Однажды заходят в туалет, а какой-то четверокласс­ник щелкает его по макушке, оттягивая бьющий палец другой рукой. Не побоя­лись! И прогнали, впятером-то.

 Ты, Олежка, не боись!  сказал Васька Табуреткин и вдруг, опять же неизвестно зачем, расстегнул ширинку и стал мочиться на противные Олеж­кины сандалии. Когда струя иссякла, сандалии блестели а концы штанин тем­нели, как будто Олежка шел по росистому лугу летним утром, собирая цветы, и, может быть, его укусил мохнатый шмель. Сказали ему напоследок: «Иди в класс, а то опять кто-нибудь изобьет».

Нельзя сказать, чтобы в классе его ненавидели или…………………………….. ………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

< одна из последних глав >

Секелю до боли затянули ремень и послали в столовую  «Бегом!» Он вылетел за дверь и продолжал бежать. Едва ли за ним следили, и можно было перей­ти на шаг, хотя бы спортивный, но он продолжал бег, словно так хо­телось самому. И, поравнявшись с черным ходом столовой, не остановился, а продол­жал бежать, словно бы пробуя, как бы это было, решись он на самовольное ос­тавление части. Он словно играл в дезертира и, оказавшись возле столбов с ко­лючкой, не остано­вился  так бы и поступил дезертир. Он выбрал место, где проволока снизу была разорвана и нырнул под нее, и вынырнул с той стороны. Вот так бы он сделал, если бы, усталый раб, замыслил побег! Играя, он оставил территорию части, и лишь когда расстегнул китель и, раскрутив в руке, высоко в небо вы­бросил ремень, он усомнился в том, что это только игра.

Сомневаясь, но и не снижая скорости, он бежал за своей тенью, которая, убегая, медленно удлиннялась. Под ногами часто чавкало светлое, непросы­хающее месиво солончака. Теперь его нельзя было разглядеть из окна, но страх еще не позволял перейти на шаг. Струйки пота пробивались сквозь брови, щи­пало глаза, а бегущая от него тень задыхалась и обессилено мотала головой. Так прошло много времени и, наконец, он упал.

На него словно выплеснули ведро горячего рассола и в голове угро­жающе забухали сердечные клапана. Он лежал, широко раскинув конечности, и на подошве ботинка налип раздавленный скорпион, обваленный в песке по­добно панировочным сухарям. Еще через полчаса он перевернулся на спину. Небо было пустое.

Он лежал еще. Жара начала спадать.

«Так!  неожиданно ясно сообразил Секель,  время около десяти, сейчас будет поверка  раз. Потом вернется дневная смена  два, меня уже потеряют. Полчаса подождут и будут искать. Ладно, пока сбегают в санчасть, по объектам, в столовую  еще час. Все  три. После этого поднимут роту и вызовут командира. Этой ночью будут искать в окрестностях площадки. Меня там не будет. Нужно только идти».

Он поднялся и пошел вперед. У него значительное преимущество во времени перед погоней, нужно только идти, и тогда оно будет расти. Если идти всю ночь, можно уйти так далеко, что не опасно будет двигаться и днем, во вся­ком случае еще двое-трое суток, пока не объявят общий розыск. Но за это время можно уже покинуть пределы полигона.

Быстро темнело и становилось прохладно  это давало возмож­ность еще много часов не бояться жажды.

Он почувствовал, что его ангел-хранитель, дремавший много ме­сяцев, теперь пробудился и стал помогать своему человеку с утроенной энер­гией. Он сгустил тьму, зажег вдали огни площадок и казарм  маяки, преду­преждающие об опасности, о необходимости свернуть в сторону. Когда он уй­дет достаточно далеко, такой огонь сможет быть и приютом. Он окружил его уже полной бар­хатной чернотой, прохладными струями ночного ветра по телу. Он не зажигал луны: в пустыне нет ни ям, ни оврагов, и видеть ничего не нужно.

Секель с радостью понял, что и разум его стал крепок, как давно уже не был. Это тщательное продумывание графика времени. Да, достаточно совер­шить поступок, чтобы вернуться в ряды мыслящего человечества и привлечь к себе любовь пространства! А ведь всего несколько часов назад, когда он ре­шился на побег, он был ненормален. Да и решился ли? Просто тень убежала от него в пустыню.

Мысль о собственном сумасшествии тотчас пришла к нему во всей своей недоказуемой огромности. Или он уже бессознательно искал оправдания на случай поимки? …………………………………………………………………………………


Special thanks to:

А. Аверченко

Аввакум

Л. Андреев

А. Ахматова

Дж. Г. Байрон

В. Белов

А. Белый

А. Блок

Боженка

О. Богаев

Л. Брежнев

И. Бунин

А. Вознесенский

В. Войнович

В. Высоцкий

Г. Гессе

Н. Гоголь

А. Горелов

М. Горький

Е. Гощило

Б. Гребенщиков

А. Грибоедов

Н. Гумилев

Л. Давыдычев

М. Джадж

Ф. Дзерджинский

Ф. Достоевский

А. Дюма-отец

Я. Дягилева

Е. Евтушенко

Вик. Ерофеев

С. Есенин

М. Жванецкий

М. Зощенко

И. Ильф

Ф. Искандер

Д. Кантемир

С. Кинг

Н. Коляда

А. Корнейчук

В. Крапивин

И. Крылов

А. Куприн

В. Курицын

Л. Кэррол

Г. Лавкрафт

Л. Лагин

В. Ленин

Дж. Леннон

Л. де Лиль

Ю. Лоза

О. Мандельштам

В. Маяковский

Д. Мережковский

В. Набоков

Ю. Наумов

Н. Некрасов

Н. Олейников

Х. Ортега-и-Гассет

Н. Островский

Б. Пастернак

Е. Петров

Н. Полевой

Э. По

К. Прутков

А. Пушкин

Дж. Рид

Рикошет

Р. Рождественский

А. Розенбаум

А. Серафимович

А. де Сент-Экзюпери

А. Солженицын

Вл. Соловьев

Б. Соловьев

Ф. Сологуб

В. Сорокин

Стинг

А. Стругацкий

Б. Стругацкий

В. Субботин

В. Суворов

К. Тарантино

Т. Толстая

А. Н. Толстой

Л. Толстой

В. Тредиаковский

И. Тургенев

Ю. Тынянов

Э. Успенский

Г. Уэллс

К. Федин

Л. Федоров

А. Фоменко

Д. Хармс

Дж. Хеллер

Н. Хрущев

В. Цой

С. Чернышов

А. Чехов

К. Чуковский

А. Шабуров

Д. Шагин

М. Шатров

У. Шекспир

В. Шинкарев

Д. Шкарин

М. Шолохов

В. Шукшин

В. Эйдинова

и др.