Geum.ru

Сергей Михайлович Эйзенштейн

Вид материалаСказка

Содержание


Madame et bebe
Светлой памяти маркиза”
69 “светлой памяти маркиза”
71 “светлой памяти маркиза”
73 “светлой памяти маркиза”
75 “светлой памяти маркиза”
77 “светлой памяти маркиза”
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   31
Глава об “actual taking of the sperm vil from a whale's head”****.
И я атакую гарпуном моего воздействия именно эти слои.
И стараюсь проникнуть в них глубже и глубже.
Но средства мои — сколки с этих слоев10, ибо только через
сколки их могу я заставить вибрировать слои эти в унисон с
моим волеизъявлением.

Но слои “backbone*** ** и “spine*** *** — это слои уровня пре-
бывания в утробе, повторяющего общий график развития ви-
доизменения и произрастания друг из друга форм и видов.
Так на путях и в видах оперативной эстетики.
Но, может быть, так и в абрисе самой психологии?
_________
* — глубинным слоям (англ.).
** — глубочайшие слои (англ.).
*** Обратить внимание (франц.).
**** Герман Мелвилл (в) “Моби Дике”: “...ибо я считаю, что значительная
часть характера человека заложена уже в его спинном хребте. Кто
бы вы ни были, я скорее стал бы прощупывать ваш позвоночник,
нежели ваш череп...” (Глава о) “вычерпывании спермацета из головы
кита” (англ.).
*** ** — “спинного хребта” (англ.).
*** *** — “позвоночника” (англ.).

65 MONSIEUR, MADAME ET BEBE

Может быть, слияние — законное, натуральное, решающее —
monsieur, madame et bebe — в решающее мгновение становле-
ния мистерии бытия — в моменте зачатия — тоже может про-
тянуться дальше, тоже легативной протяженностью выплыть
далеко за рамки мгновенья — в медленное течение биографии?
И вот к чему и шел витиеватый ход изложения.
That is how I feel*!
Это возможно и расово.

Возможно и индивидуально-психологически.
Дорогая мне “раса де бронсе” — бронзовая раса мексиканско-
го индио — именно такова.

Мужественная ярость нрава, женственная мягкость очертаний,
скрывающая стальную мускулатуру в обтекающих формах
внешних покровов мышц, незлобивость и вместе с тем детская
капризность ребенка — это сочетание черт в мексиканском ин-
дио делает его или ее — muchacho или muchacha** — как бы на
длительность продолжившимся единством monsieur, madame
et bebe.

Взрослые и сложившиеся женщины и мужчины, они кажутся
расой отроков и отроковиц в отношении других рас, расой юно-
шества, где юноша еще не утерял первичной женственности, а
девушка — мальчишеского озорства, и оба — одинаковой пре-
лести детскости.

Я имею в виду, конечно, идеальный, сквозной, собирательный,
синтетический тип и лучшие образцы женщин и мужчин, юно-
шей и девушек, которые проходили перед моим аппаратом и
передо мною в долгие месяцы моих скитаний по странной и
причудливой, жестокой и нежной, детски прелестной Мексике.
Иногда мне кажется, что и сам я tout a la fois*** — monsieur,
madame et bebe.

Увы, не только в мгновения патетического взлета.
Но и в редкие дни трудолюбивой производительности, когда,
уйдя в обличье пытливого ребенка, я решительной рукой хозя-
ина врубаюсь в тяжелые пласты тайн нашего дела и я же рука-
ми хлопотливой хозяйки стараюсь собрать и сберечь осколки
вырубленной породы, чтобы кубиками сложить их в концеп-
цию.
__________
* Именно так мне все это и представляется! (англ.).
** — мальчика (или) девочку (исп.).
*** — все сразу, все вместе (франц.).

66 Мемуары

Кирпичами или кубиками?
В серьезное дело или в детские игрушки?
Но чаще я тоскую в инфантильности перезрелого ребенка, не-
лепого и беспомощного, жалкого и ничтожного в столкнове-
нии с жизнью.

Навечно прикованного к папе и маме (опять же я сам) — двум
смертельно надоевшим друг другу, зажившимся друг с другом
супругам, супругам, которым ни царь, ни бог и ни герой не мо-
гут дать свободы и освобождения друг от друга; которые даже
убить друг друга не могут и навсегда обречены расплачиваться
тусклыми буднями неразрывного тройного портрета, monsieur,
madame et bebe — этим отражением в кривом зеркале божест-
венного мгновения слияния тройной природы человека в мо-
менте вспышки экстаза...



“ Светлой памяти маркиза”

“У нас блины сегодня”.
“А к нам солдат пришел”.
“А у нас блины сегодня!”
“А к нам солдат пришел!”

Так долго и упорно друг перед другом выхвастываются двое
мальчишек из старого рассказа.
“У нас блины сегодня!”
“А к нам солдат пришел!”
Хвастаются долго.
Хвастаются упорно.

Пока один не выдерживает и начинает реветь.
Такое хвастовство — типично мальчишеская черта.
А поскольку мы условились вначале, что во мне до сих пор не
умер еще мальчишка,

совершенно неудивительно, что все эти страницы неизменно —
подспудно или явно — не могут не быть полны хвастовства.
На одной странице я хвастаюсь, что у нас блины сегодня.
На другой — тем, что к нам солдат пришел.
Хвастаюсь не только удачами и “достоинствами”,
но совершенно так же невзгодами и изъянами.
Чем только не хвастают люди!
Медалью на груди отца.
Деревянной ногой кузена.

Баками дяди. Бородой дедушки. И стеклянным глазом тети
Нади.

Отрезанным пальцем.
Вырванным зубом.
Вырезанным аппендицитом.

И часто ругательной рецензией не меньше, чем похвальным
отзывом.
Иногда это делается с расчетом.

68 Мемуары

И тогда это — Том Сойер, хвастающий тем, что его почтили,
заставив красить забор.

И право участия в этом почтенном занятии будет им дорого
продаваться ораве завистливо глядящих ротозеев-сверстников.
Иногда — от ужасной внутренней необходимости посредством
бахвальства отогнать от себя призрак собственной неполно-
ценности, у большинства из нас только ожидающий случая вце-
питься нам в душу строем мелких зубов из целлулоида, какие
бывают на меховых горжетках.

Вспоминаю одного из наших самых хлестких зубоскалов — Ни-
киту Богословского, который, кроме того, пишет музыку. Coup
de grace*, или, вернее, le mot, qui tue** — нанес ему я.
“Все люди похожи на зверей. Кто на медведя. Кто на лисицу.
Кто на паука.

А Никита на... горжетку”.

Это было настолько похоже, что он даже не смог разозлиться,
хотя это, конечно, и очень обидно.
Утесова я в свое время “срезал” перевертышем.
Он как-то сказал:

“Эйзенштейн — половой мистик”.

“Лучше быть половым мистиком, чем мистичковым... поло-
вым”, — гласил (и к собственному моему удивлению) мгновен-
ный ответ.

Хвастанув образцами собственного остроумия, перейду к тому,
чтобы побахвалиться “неосуществленными предложениями”.
Это — в отличие от “неосуществленных постановок”, то есть
таких, которые были не только задуманы и предложены, но уже
и “тронуты” разработкой и какой-то работой по ним.
Последующий же список касается только таких тем и предло-
жений, которые в лучшем случае на день, на два в порядке пред-
ложений или переговоров занимали наше внимание с тем, что-
бы потом совершенно выпадать из поля зрения.
Некоторые будут и без этого неизменно и неизбежно всплывать
в самых разнообразных контекстах, но забавно постараться
свести наиболее пестрые и неожиданные из них в одном месте.
Большинство из них по вполне понятной причине возникают с
момента, когда мы в 1929 году выезжаем в Берлин, имея целью
поездку в САСШ.
________
* -Удар, который убивает (франц.).
** — слово, которое убивает (франц.).

69 “СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ МАРКИЗА”

Самым роскошным предложением было, пожалуй, самое пер-
вое из них.

У нас появился необычайно высокий худощавый спортивного
склада мужчина.

Шеф пропаганды швейцарской фирмы “Нэстле” (молочные
продукты), и [его] основная специальность — сгущенное мо-
локо.

Он накануне видел “Старое и новое” и говорит, что никогда
прежде на экране не видел такого проникновенного ощущения
стихии молока.

Предложение: реклам-фильм для его фирмы.
Материал: кругосветное путешествие.
Сюжет: какой угодно или вовсе никакой.
Обязательное условие: показать, как дети Африки, Индии,
Японии, Австралии, Гренландии и т. д. и т. д. — пьют сгущен-
ное молоко фирмы “Нэстле”.
Разошлись, кажется, на размере... суточных.
(Но “расхождение”, конечно, гораздо глубже: не для того вос-
питала меня советская власть... кинематографистом!)
На Rue d'Astor в Париже помещается наше торгпредство.
В торгпредстве нет — в 1929 году — киноотдела.
Зато есть отдел продажи и распространения уральских кам-
ней и алмазов.

Этим отделом ведал угрюмый и смертельно скучный товарищ.
Ему в порядке совместительства вручена и продажа наших
фильмов.

В коммерческой судьбе наших фильмов он барахтается совер-
шенно беспомощно... хотя в своем деле, кажется, ему принад-
лежит заслуга изобличения одной из самых злостных и неожи-
данных форм вредительства.
Так или иначе — дело в следующем.
Суеверие давно упразднено в нашей стране и в лучах материа-
листического мировоззрения давно растворилось и отошло в
далекое и недоброе прошлое.

Однако это не имеет ничего общего с интересами экспортной
коммерции.

И если есть народы и нации, которые полагают, что семь умень-
шающихся по размеру слоников из камня даже такой матери-
алистически настроенной страны, как наша, способны им при-
носить цветочки буржуазного счастья, то почему же отказы-
вать им в этом и не экспортировать подобные “porte-bon-

70 Мемуары

heur'ы”* в обмен на валюту (особенно в тридцатых годах, ког-
да валюты у нас так мало, что при заграничном паспорте, неза-
висимо от срока поездки, выдается всего-навсего... 25 долла-
ров. Как я объезжал в течение двадцати восьми месяцев Зем-
ной шар за 25 долларов — это рассказ для другого раздела!).
Семерки слоников старательно точатся из малахита, нефрита,
халцедона, горного хрусталя или раухтопаза.
Бережно пакуются.

В утлых трюмах флотилий Совторгфлота развозятся по стра-
нам мира.

А вредные слоники... не продаются.
В чем дело?

Не продаются, да и только.
Сперва их не берут покупатели в магазинах.
Потом перестают брать сами магазины.
И, наконец, от них отказываются и магазинные поставщики.
Может быть, их не берут, потому что они советские?
Но на них, кажется, даже нет национальной марки!
Может быть, они не приносят счастья?
Но их не берут, даже не проверив наличия или отсутствия у
них чудодейственной силы.
Просто не берут.

В то же время рядом, с тех же полок сотнями комплектов рас-
ходятся семерки слонов голландских и немецких, мейсенских
и — копенгагенских...
Что за чертовщина?

Горы точеных слоников растут и множатся.
Запружают собою пакгаузы и склады.
Хоть мостовые ими мости!
И вдруг выясняется, в чем дело.
Дело в хоботах.

Как оказывается, счастье приносят только слоники, снабжен-
ные хоботом, лихо... задранным кверху!
Грустно опущенный книзу — ни радости, ни счастья не прино-
сит...

А советский экспортный слоник упорно вывозится с хоботом
книзу.

Образец злополучных слоников перестраивается, и “переко-
ванный” слоник, торжествующе задрав победоносный хобот,
_______
* — амулеты (франц.).

71 “СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ МАРКИЗА”

успешно побивает на мировых рынках слонов голландских и
копенгагенских, мейсенских и дрезденских!
Калибр боевых слонов эпохи нашествия Тамерлана уменьшил-
ся, но агрессивность между слонами прежняя...
В один прекрасный день товарищ, торгующий алмазами, мне
передает официальное предложение.
Я считаюсь специалистом по историческим полотнам.
Исполняется сто лет независимости... Бельгии.
И бельгийское правительство желало бы видеть юбилейный
фильм своего столетия выполненным моими руками.
После этого меня, конечно, уже гораздо меньше удивляет —
чем могло бы без этого! — приглашение приехать в... Венесуэ-
лу и снять тоже юбилейный фильм славной памяти борца за
независимость Южной Америки — Боливара.
Интересно, что в Лондоне, через Грирсона, мне делается пред-
ложение от Колониального управления империи.
Предлагается снять... Африку.

Единственное требование — показать, как колониальное вла-
дычество Англии способствует культурному росту и благосос-
тоянию негров!!!

У Грирсона хватает такта не передать мне это предложение!
Я узнаю о нем позже и сожалею о том, что у Грирсона оказа-
лось больше такта, чем... чувства юмора: помилуй бог, что бы я
отколол в ответ на эдакое предложение!
Когда я сижу значительно позже на границе в Нуэво-Ларедо,
как между двух стульев, между Мексикой и Соединенными
Штатами Америки, куда меня не впускают обратно в течение
целых шести недель, я получаю предложение снимать исто-
рию... штата Техас с заверением, что местные владельцы ранчо
мне предоставят сколько угодно лошадей.
(Об этом, “к слову”, я подробно рассказываю в другом мес-
те — в порядке “отступления” в моей “парижской эпопее”.)
Первой темой, предложенной мне в Голливуде, было “Муче-
ничество отцов-миссионеров ордена св. Иисуса от руки крас-
нокожих в Северной Америке”, последними темами — “Еврей
Зюсс” и “Возвращение” Ремарка.
Дальше разговоров дело не пошло.
Гак же как и с “Гранд-отелем”, и “Жизнью Золя”, на которые
меня уговаривал “Парамаунт” еще в Париже при подписании
контракта.

В Париже же ко мне тайно, через третьи руки (одного из юве-

72 Мемуары
 

лиров на Рю де ла Пе, из тех ювелиров, которые, наподобие
библейского купца, продают все и приобретают одну-един-
ственную жемчужину1 и выставляют у себя в окне среди тем-
ного бархата занавесок один несравненный бриллиант) посту-
пает предложение от... Шаляпина поставить с ним “Дон Кихо-
та”.

“Федор Иванович очень волнуется перед работой в кино и хо-
тел бы попробовать все-таки с русским...”.
Фильм ставит в дальнейшем Пабст, и Федор Иванович здесь на
экране столь же неубедителен, сколь великолепен он в этой
роли на театре.

В Юкатан, в Мериду, в разгар съемок “Que viva Mexico!” при-
ходит предложение моего бывшего супервайзера у “Парама-
унта” снимать с ним “Ким” Киплинга в... Индии!
Бедный мистер Бахман, вероятно, никогда не слышал о такой
вещи, именуемой визой, или о джентльмене, занимающем пост
вице-короля Индии.

Этот курьез вызывает в памяти другой курьез.
В Берлине жил наш приятель Яша Шатцов.
В качестве герра Шатцова он представительствует в фирме
съемочных аппаратов “Дебри” на всю Европу.
С Шатцовым осенью 1929 года мы совершенно серьезно деба-
тируем вопрос о фильме для... собак.
Его это интересует — а инициатива в этом деле его —- с ком-
мерческой стороны, принимая во внимание пламенную любовь
и берлинок, и берлинцев к собакам и колоссальный собачий
процент населения города Берлина.
Если одно из самых живописных кладбищ Парижа — собачье
кладбище в Отей, то почему бы Берлину не иметь своего пре-
лестно обставленного собачьего кинематографа?!!
Меня мысль, конечно, занимает под углом зрения чисто реф-
лекторной проверки целого ряда кинематографических элемен-
тов. (Степень суггестивности, вопросы темпа, ритма, “образа”,
отделенного от нашей привычной системы мышления и пред-
ставления и т. д.)

Проект, конечно, остается проектом и идет не дальше двух раз-
говоров: [одного] в чудной домашней бильярдной Шатцова и
одного в каком-то из ночных кабаков Вестена.
Куда бы, казалось, дальше?

Однако это оказывается не самым неожиданным и смешным,
что может быть предложено человеку, работающему на кино.

73 “СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ МАРКИЗА”

Венец всех предложений подносится мне весной 1930 года по-
этом Жаном К. в Париже.

Предложение поставить и снять. И где? — В самом Марселе! —
Что? — “Такой” фильм, какой в Марселе только и снимать!
Са, c'est ie соmble!*

Интересно, что из всех предложений это было, кажется, са-
мым “реальным”, обеспеченным деньгами! Финансировать с
большим энтузиазмом хотел это дело виконт де Н.2
Ну, здесь, конечно, дело не доходит даже до переговоров.
Даже до знакомства с виконтом не дошло.
Впрочем, виконт еще одновременно безумно занят другим де-
лом.

Виконт де Н. прямой потомок знаменитого маркиза де С. Не
то по дамской линии, не то по мужской.
И отель виконта буквально затоплен изданиями творений свет-
лой памяти маркиза, его предка.

Впрочем, память о маркизе отнюдь не светлая, а совсем даже
вовсе наоборот. Она очень мрачная.
И виконт поставил себе целью... реабилитировать память сво-
его знаменитого и славного предка.
Поэтому гостиные и будуары особняка виконта утопают в из-
даниях “Жюстины” и “Жюльетты”, “Философии в будуаре”
и бесчисленных “Ночей Содома”.

Среди них бесшумно, как полагается в хороших домах, снуют
горничные в белых фартучках и крахмальных наколках и на
ходу краем глаза, вероятно, ловят строчку-другую поразитель-
ного текста, набранного гигантским прозрачным шрифтом со-
временных роскошных изданий.

Содержание этих строк потом взволнованно комментируется
на кухне. И я так и вижу гладко выбритого лакея с чуть-чуть
синеватыми щеками, пронзительно роняющего в ответ на вы-
крики кухарок и судомоек: “Ну это что!.. Вот у нас в дерев-
не...”

В них тычутся, кажется, и дети, несомненно поражаясь при-
чудливым мизансценам на гравюрках карманных нидерланд-
ских изданий XVIII века.

Дети еще слишком юны, чтобы по-своему, в тон взрослому ла-
кею, презрительно отзываться о картинках: “Ну, это что!.. Вот
У нас в гимназии!..”
_______
* Дальше некуда! (франц.).

74 Мемуары

Кстати, с одним таким томиком у меня был немалый курьез во
время поездки по зарубежным странам.
К моменту отъезда, в 1929 году, на вокзал мне принесла пре-
лестная бывшая опереточная актриса Ртищева крошечную ко-
робочку — “в дорогу”.

В коробочке были не “ситец и парча”3, а ветка винограда и зо-
лотистая перезрелая груша из породы дюшес.
Под веткой и округлостью сочного плода скрывался крошеч-
ный томик.

“Подумайте только! Ведь эту книжечку мог когда-то в руках дер-
жать Пушкин!” — было написано рукою Ртищевой на форзаце4.
А на шмуцтитуле значилось на французском диалекте “Новая
Жюстина, иди Преследуемая добродетель”.
Это был разрозненный томик из восьми-, кажется, томного
полного издания “Жюстины”, в течение многих лет ходивше-
го “под прилавками” (а не по прилавкам) московских букинис-
тов по средней стоимости в две тысячи рублей за комплект.
Были в нем и гравюрки, на три четверти залитые кофе.
Самая смешная из них была та, где герой подгадывает собствен-
ную разрядку к... взрыву подожженного им корабля, что со-
здает неповторимый эффект синхронизации к его безобидно-
му развлечению.

Ну а самая рискованная была такою, что никакому описанию,
конечно, не поддается.

Интересно, что этот малопотребный требничек (breviaire) объ-
ездил со мною где-то на дне сменяющихся чемоданов чуть ли
не весь маршрут странствий по Америкам и Европам, но был
вторично обнаружен мною только в... Столбцах, в тот самый
момент, когда я его увидел в руках нашего таможенного чи-
новника.

Можете себе представить, как я похолодел.
Но свершилось чудо: странички книги услужливо слиплись как
раз по обе стороны каждой из гравюрок и, заключенные в эти
как бы конвертики, как автор их когда-то между стенами Бас-
тилии, они абсолютно благополучно проскочили сквозь поле
зрения носителя недреманного ока, чьи пальцы старательно
листали книжечку.

В описаниях парижских моих похождений есть отступление на
тему о чуде “маленькой святой” — св. Терезы де Лизьё.
Там описано, как “маленькая святая” нас услужливо выручи-
ла бензином.

75 “СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ МАРКИЗА”

Можно ли назвать происшествие на пограничном пункте в
Столбцах “чудом святой Жюстины”?!
Светлой памяти маркиз — атеист и богохульник — с востор-
гом бы приветствовал такое название!
Жан-Жак Бруссон как личность и как литератор существо,
конечно, весьма ничтожное,

Хотя его “Анатоль Франс в халате”, написанный под “Бальза-
ка в туфлях” Леона Гозлана — одна из самых очаровательных
книг, способных попасть в руки читателя.
Я не согласен с сущностью оценки ее, данной этому творению
Бруссона кем-то из французов, хотя сама оценка блистатель-
на по образности и стилю. Цитирую по памяти:

“...Одному человеку было поручено выносить ночные горшки
другого. Вместо этого он бережно копил их содержимое. А
затем, разбавив собственной мочой, опубликовал. Вот что та-
кое “Анатоль Франс в халате” господина Бруссона...”
“Путешествие в Буэнос-Айрес” гораздо слабее, но в графе
зигзагов моей биографии оно играет такую существенную роль,
что я на нем задерживаюсь в другом месте очень обстоятельно.
Менее, конечно, известен сборник маленьких новелл Бруссо-
на. И, кстати сказать, они ничем особенного внимания и не за-
служивают.

Забавна среди них только одна, и представляет собою, вероят-
но, литературно достаточно посредственный пересказ “бута-
ды”, когда-либо отпущенной самим мэтром.
(Мэтр в первой книге Бруссона был мне особенно привлекате-
лен, вероятно, еще и потому, что уж очень он характером по-
ходил на моего собственного мэтра — Всеволода Эмидьевича!)
Герой этой новеллы — маркиз. Освобожденный из Бастилии,
уже преклонного возраста, он попадает в один из тех “паради-
зов”, которые содержит мадам NN, а посещают Пейксотты,
прославленные страусовыми перьями и маленьким etui de na-
cre*, и Мирабо, известный своим “Journal d'un Debauche”**.
“Учитель! Научи нас!” — став на коленки, хором произносят
“магдалины”, воспитанные на творениях своего великого и
нежданного клиента.
Мэтр пытается это сделать.
Но у мэтра ничего не получается.
_________
* — перламутровым футляром (франц.).
** — “Дневником Распутника” (франц.).

76 Мемуары

Мэтра с позором выгоняют на улицу... Сколько мудрой горечи
в этом апокрифе, несомненно к Бруссону перешедшем от соб-
ственного мэтра...

...Но ничто не мешает виконту и виконтессе заниматься реаби-
литацией предка (de leur illustre ancetre*).
Поэта, виконтессу и виконта я оставлю скрытыми за полумас-
кой инициалов.

Знаменитый предок в этом не нуждается.
Раскинутые по отелю его увражи говорят за себя.
Славный предок, конечно, — маркиз де Сад.
Правда, очень может статься, что он только духовный предок
виконта, а сам виконт в действительной жизни носит другой
титул.

Но здесь я хочу заняться не столько описанием несостоявшейся
“творческой” встречи с праплемянником, сколько вопросом
моего долголетнего “творческого содружества” с самим прадя-
дюшкой, кстати сказать, так остроумно оправдываемым г-ном
Горманом в его биографии6, называющей маркиза ученым пред-
шественником доктора Фрейда и объясняющей его романы как
единственную доступную для XVIII века форму изложения
историй психических болезней и патологических портретов оп-
ределенного уклона!

Однако история этого содружества требует нескольких всту-
пительных объяснительных строк.
Некоторые любители завещают свои скелеты ученым учреж-
дениям.

“С научной целью”.

Другие — большая часть — с целью меркантильной: скелет “за-
гоняется” за соответствующую мзду при жизни, деньги про-
живаются, а чаще, ввиду скудости оплаты, пропиваются; пос-
ле смерти за продавца отдуваются его собственные кости, вмес-
то уютного пребывания в земле обреченные стоять в стеклян-
ном шкафу с тоненькими проволочками и пружинками, скреп-
ляющими отдельные костяшки и косточки в отменно препари-
рованный скелет.

Но в основе того и другого импульса, конечно, третий.
Экс-ги-би-ци-о-низм!

Пусть в очень неожиданной и своеобразной форме — эксги-
биционизм.

— их прославленного предка (франц.)

77 “СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ МАРКИЗА”

И в такой уж степени, что дальше ехать некуда.
Эксгибиционизм до мозга... костей.
Буквально.

Впрочем, есть, конечно, еще большая его степень.
Выставлять “напоказ” не обнаженную свою “костную струк-
туру”, а закоулки своей психической конструкции.
Эксгибиционизм не костный, а... психологический!
За это и просил бы считать все помещаемое ниже.
Недаром же мой любимый анекдот не совпадает ни с одним из
помещаемых в таких сборниках, как “Favorite jokes of famous
people”*, хотя, конечно, именно этот анекдот наиболее полно
выразил бы особенно тех, кто блистает в созвездии кинозвезд.
Кстати же, кинозвезды мужеского пола рассказик этот и ка-
сается.

“Звезда” однажды угощал ужином очаровательную подругу.
Проговорив весь ужин только о себе, к десерту он опомнился
и снисходительно и благосклонно, внимательно и участливо
сказал, наклоняясь к своей маленькой подруге:

“Я все говорил о себе.
Поговорим теперь о вас:

Что бы обо мне думаете?”