Н. Я. Мясковский переписка всесоюзное издательство «советский композитор» Москва 1977 редакционная коллегия: Д. Б. Кабалевский (ответственный редактор) А. И. Хачатурян д. Д. Шостакович вступительная статья

Вид материалаСтатья

Содержание


345. Н. я. мясковский — с. с. прокофьеву
346. С. с. прокофьев — н. я. мясковскому
347. Н. я. мясковский — с. с. прокофьеву
349. H. я. мясковский — с. с. прокофьеву
350. Н. я. мясковский — с. с. прокофьеву
23/vii 1932 351. с. с. прокофьев — h. я. мясковскому
Подобный материал:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   ...   53

Спасибо большое за присылку «Когтей»: пока я прочел лишь несколько глав, они чрезвычайно хороши. Партитуру и материал Вашего квартета я вручил бельгийскому ансамблю Pro Arte, пользующемуся отличным именем в западной Европе. Они уехали в Америку и собирались во время турне разучить Ваш квартет, с тем, чтобы с осени включить его в свой репертуар.

Партитура Классической симфонии, кажется, имеется у Асафьева, но он хранит ее под семью замками, поклявшись не выпускать из рук Все же, думаю, для Вас он может сделать исключение, а я буду чрезвычайно рад, если Вы или Ламм переложите ее для осьминога; только, пожалуй, слишком мало останется для каждого щупальца! А почему бы Ламм не переложил сюиту из «Шута»?2

Страницу Вашего письма, посвященную Глазунову, я прочел лично его степенству, ловко замещая слишком сочные выражения, вроде «Карельской канители», более благопристойными. Глазунов взял адрес, собирался Вам написать и обещал послать 7-й квартет С. С. Попову.

Крепко обнимаю Вас. Очень рад, что Вы, в конечном счете, остались довольны Вашими новыми симфониями, а то Вы ужасно стонали вначале, чему я, впрочем, верил только из вежливости. Еще раз обнимаю.

Ваш С. Пркфв

345. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ

18 мая 1932 г., Москва


Дорогой Сергей Сергеевич, я, конечно, по существу свинья, поскольку ничего не написал Вам, несмотря на непрерывно получавшиеся толчки. Все, о чем Вы мне пишете, я исправно получил. Большое спасибо. Стравинский мне понравился1 (относительно, конечно) в двух первых частях — в них есть характер и эмоциональность, да и материал занимателен; последняя часть, быть может, в хоре и производит впечатление; но уже очень бедна по мыслям и ординарна в своих псалмодиях; возможно, что Es-dur’ный хор заключительный имеет некоторым шарм, но и то с большой натяжкой. Крейн, конечно, среден, лучше — «Танго»2. У Риети есть и свежесть, и кровь, но довольно однообразные приемы3. Пуленк — забавная хрестоматия от Рамо до Стравинского4. Какой-то дневник неугомонного путешественника по всем страницам музыкальной культуры. Но живо, забавно и с темпераментом (в особенности, средина первой части). Хоть и шут гороховый, но талантливый! Между прочим, на днях обнаружил, что Ваша информация чуть расходится с действительностью — увидел двоеручие дебюссистских «Ноктюрнов» (всех трех) и в обработке Самазейля. Кажется, их у нас собираются контрафакцировать. Думая о программах концертов будущего года, я натолкнулся на мысль: нельзя ли исполнить фортепианный концерт Равеля (как достать материал?) и Ваши — увертюру op. 42 (для большого оркестра), Дивертисмент и 2-й концерт? Что Вы скажете по сему поводу? Мне бы еще хотелось 3-ю симфонию, но боюсь, что здесь никто не справится с нею. Есть предположение, что будет дирижировать сезоном (в консерватории) Коутс. Особенного тут ничего нет, но среднее качество исполн[ения] все-таки достигнуто будет. Не знаю, впрочем, насколько все эти предположения реальны. Быть может, в таком же роде как и переговоры с Вами. Я что-то не очень верю в возможность достижения каких-либо решений. Идея Вашего класса мне кажется очень приемлемой, — но лишь как идея. Действительность дает очень мало предпосылок для успешного воплощения ее. Дело в том, что как-то так сложилось, что «теоретики выпускного курса» есть лишь весьма смутное понятие сейчас. Я знаю состав учащихся и боюсь, что такого материала, какой мог бы работать по Вашему методу, теперь у нас еще нет. Пожалуй, было бы осуществимо, если бы к этой группе был бы придан еще ассистент, который на основе Ваших осенних директив смог бы направлять студентов в подготовке их весенних работ. К сожалению, при краткости нашего курса (4 года) и недостаточной подготовленности принимаемых на 1-й курс, студенты «выпускные» еще далеко не умеют работать без регулярного руководства. Но мне лично план Ваш чрезвычайно улыбается — это может до крайности освежить и встряхнуть нашу не только педагогическую, но и творческую атмосферу. Я думаю, Ваш класс будет ломиться просто от любознательных. Мой личный уход из консерватории все еще как-то не удается. Начальство встречает все мои попытки в штыки, придавая им окраску саботажа, абсолютно не желая верить моим слонам, когда я говорю, что педагогику ненавижу, любой «теоретик» принесет на моем месте в 100 раз больше пользы, что я как преподаватель выдохся, что я, наконец, стар и хочу хоть остаток своей жизни немного посочинять и к тому же я, действительно, органически болен, и больше всего беспокойства мне причиняют уши, боли в которых и периодические расстройства слуха почти не прекращаются. Все это — словно об стену горох! Какое-то ведомственное тщеславие — имя, мол. У Глазунова аппетит сильно вырос. Я получил от него письмо5, где он спрашивает не только о «Карелии», но еще об органной фуге6, и вообще о материалах и т. п. «Легенду» я ему уже послал, больше ничего разыскать не удалось. Написал и письмо. Хозяйство музыкальное у нас сейчас сильно запуталось — ужасно трудно что-либо выяснить.

Как хорошо было бы, если бы Вы все-таки к нам приехали. Сейчас буду с жадностью поджидать Ваши сонатинки хотя бы. Почему бы Ламму не переложить сюиту из «Шута»? Он, я заметил, как-то не очень любит сюиты; даже начатую и не конченную Беляевым Скифскую он не доделал, а не хватает только 4-й части! На Классич[ескую] он очень зарится. Боюсь, что Асафьев не даст партитуры. Попробую ему написать, тем более, что жду его приезда сюда.

Не помню, когда Вам писал. Кажется, уже после того с симфониями моими произошло недоразумение. Проиграв их в 8 рук, я обнаружил, что как раз лучшая—11-я оказалась с дефектами. Спешно пришлось досочинять огромный кусок в разработке финала, конечно, особенно ценного уже не получилось. Со стороны, быть может, и не заметно, но я весьма чувствую неловкий клин — несколько механического порядка. 12-ю мне скоро удастся проверить: 1 июня ее сыграет Коутс с оркестром Большого театра7. Между прочим, Коутс хочет где-то за границей наиграть на пластинку мою симфоньетту. Говорят, что нужно будет какой-то контракт заключить. Как это делается? лично или через издательство, поскольку эта вещь напечатана, а нашим представителем за границей является Univ[ersal] Edition; или это относится к области права «исполнения», на которую права издателей не распространяются.

Вам не приходилось с этим иметь дело? Где Вы летом?

Обнимаю Вас крепко.

Ваш Н. Мясковский

18/V 1932


Спасибо за квартет и вырезку. Симфоньетта, кажется, хочет пробиться в свет!

Н. М.

346. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ

11 июня 1932 г., Париж

5, rue Valentin Haüy, Paris XV, France

11 июня 1932

Дорогой Николай Яковлевич.

Получил Ваше письмо от 18 мая, а теперь поджидаю от Вас описание первого исполнения двенадцатой симфонии. При наигрывании симфонической вещи на пластинку, контракт заключает обыкновенно издатель при сдаче материала. Кроме того, автор должен состоять чле ном общества, защищающего его права для механических инструментов. Такое общество есть в Берлине (Amre) и в Париже (Edifo).

В общем же, для нашего брата доход с пластинок ничтожный, и становится он ощутительным, только когда они расходятся в десятках тысяч. Из моих вещей хорошо наиграна Классическая симфония, довольно прилично сюита из «Апельсинов», а в конце июня я поеду в Лондон наигрывать III концерт1. Это новая эмоция, так как я до сих пор никогда не играл для граммофона, а тут еще большая вещь, да с оркестром. Подумайте, ни чихнуть и ни промазать!

Если моя преподавательская гастроль в Москве не состоится, то я нее равно берегу время для СССР от 15 ноября до 5 декабря. Как Вы думаете, не удастся ли мне сыграть в Москве и Ленинграде мою новую «Музыку для фортепиано с оркестром»2, и к кому лучше по этому поводу обратиться? Или Вы кому-нибудь сумеете намекнуть, и мне об этом напишут? Я мог бы с собою также привезти тот или иной оркестровый материал. Относительно материала концерта Равеля я постараюсь, если представится случай, поговорить с самим автором. У Дюрана, где он издан, вероятно, потребуют расплату валютой и залог, а если Равелю захочется, чтобы его концерт был сыгран в Москве, то все дело может выйти проще, только я не уверен, в Париже ли он сейчас.

Относительно фортепианных переложений «Ноктюрнов» Дебюсси Самазейлем не знали у самого Дюрана, куда я ходил справляться. Вероятно, это простая халатность; я справлюсь вторично и если найду самазейлевские переложения, то пришлю Вам.

Получили ли корректурный оттиск моих сонатин, посланный Вам четыре дня тому назад? Умоляю Вас, не находите ошибок, а то теперь уже поздно — доски пошли в печать. Послал я Вам корректурный экземпляр, во-первых, от нетерпения узнать Ваше мнение, а во-вторых, с печатанием здесь часто возятся недели три, и я боялся, что к тому времени Вы уедете на лето куда-нибудь во внефортепианное место.

Крепко обнимаю Вас. Пишите про двенадцатую.

Ваш С. Пркфв

347. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ

18 июня 1932 г., Москва


Москва

18/VI 1932


Дорогой Сергей Сергеевич, на днях получил Ваше письмо (от 11 июня), но все откладывал ответ, пока не вернул к себе способность понимания (и даже слушания) музыки, хотя бы в минимальной степени. Сонатины Ваши застали меня в глубоко лежачем состоянии, и первое мое знакомство с ними было сквозь дымку собственного жара, но и тогда что-то меня чрезвычайно привлекло к Анданте из II сонатины. Но, наконец, — два дня как я уже вернулся к станку и непрестанно переигрываю оба чудесных сочинения, хотя занятие это и из не очень глазоприятных. Несмотря на то, что Вы теперь с величайшим упорством продуцируете свой новый несколько флегматично-постноватый (в вертикальном отношении) стиль, сонатины стоят на полной высоте, а некоторые части, несмотря на свою внешнюю скромность, принадлежат к ряду Ваших лучших изделий. Я пока наименее раскусил финалы, в особенности к 1-й сонатине. Во 2-м — я долго сопротивлялся главной «перечной» теме, но сейчас уже побежден. Отдать предпочтение какой-нибудь из сонатин мне трудно, так как каждая имеет в себе что-нибудь необычайно привлекательное, но, пожалуй, в целом пока меня больше влечет ко 2-й, в 1-й — восхитительная первая часть, немножко Tenebros’ная* с такой типично Вашей — вкрадчиво-томной 2-й темкой и прелестной формой. Adagietto — очень привлекательно своем широтой в сочетании с какой-то странной изысканностью (напоминает «Блудного сына» как и финал); но сейчас довольно неважно у меня звучит, так как строй моего рояля напоминает былой памяти Ваш «Шредер» — никогда не осквернявшийся рукой настройщика. Вторая сонатина нравится мне вся: и 1-я часть с необыкновенно красивой «русской» 2-й темой и неисполнимой для меня разработкой (и всего-то 1 страница!), и финал с необыкновенно для Вас характерной 3-й темой, и в особенности, — я в этом окончательно укрепился, — замечательным Andante, в котором я не знаю что лучше, извилистая ли 1-я тема пли жутко-жалобная 2-я; для меня последний эпизод полон образом Ренаты, хотя нет никакого внешнего сходства ни с каким эпизодом «Огн[енного] анг[ела]». Как видите, сонатины Ваши привели меня почти что в раж. В заключение парочку придирок и один вопрос (Вы запретили ловить опечатки, да я их и не обнаружил). Мне казалось бы более целесообразным второй голос (1-я сонатина, финал, стр. 11, строка 4 , 1-й такт) написать в диезах (также и крайние голоса в предыдущем такте), а то ужасно неловко читать — слух все время сопротивляется глазу. На стр. 15, строка 4, такт 2 (да и 1) ff — единственное место во всех сонатинах, где я ощущаю какой-то стилистический срыв. Наконец, во 2-й сонатине, стр. 8, басовой ход имеет, надеюсь, до ? Это единственное место, где я споткнулся и глазом, и слухом.

Я очень надеюсь, что как только сонатины выйдут из печати, Вы мне пришлете их на белой бумаге, — а то я просто мученик, особенно при моем испорченном зрении, ведь я теперь не могу работать без очков! Куда посылать? Хотя я до 15 июля официально в городе, но все же, быть может, буду исчезать, так как абсолютно сейчас не способен ни к какой работе. Потом дома будет сестра. А, быть может, лучше послать на адрес Держановских? Они, если не ошибаюсь, никуда этим


* мрачная, таинственная — от tenebroso (итал.). летом не уезжают. Только обязательно написать на экземпляре: à mr. Miaskovsky. Для меня величайшая радость, что Вы все-таки решаете приехать к нам. Нашу музыкальную атмосферу надо озонировать, мы очень зассорились и забыли о музыке. Я только в полном на Вас негодовании: что это за кшенекьянство и хиндемитчина называть свое новое сочинение «Музыка для фортепиано с оркестром»! разве у Вас есть опасение, что Вашу «Музыку» примут за какой-нибудь индустриальный шум? «Се лев, а не собака»?! Если Вы не хотите сами выдумать какое-нибудь название (с каких это пор?), то наименьшей претензией будет все же назвать Ваше новое сочинение просто 5-й (или 4-й, однорукий, быть может, не в счет?) концерт. Никогда не думал, что Вы пойдете по одной жердочке с туповатыми немцами! Я думаю, что исполнение «Музыки» можно будет организовать с полной уверенностью, но хотелось бы еще симфонию! Между прочим, у нас на-постоянно приглашен для симфонических концертов Коутс. С моей точки зрения, это далеко не приобретение, но так как разбираться в качествах исполнения у нас давно разучились, то тут ничего не поделаешь. Он, между прочим, говорил, что играл все Ваши симфонии, кроме 4-й. Правда это? Если так, то ему ничего не будет стоить сыграть или 2-ю, или 3-ю, правда?

Я, наконец, удостоился чести быть исполненным «крупным» дирижером. Коутс, этот самый, сыграл 1 июня мою 12-ю симфонию. Перед тем мы ему ее не менее четырех раз сыграли в 8 рук (притом очень прилично и все разы совершенно одинаково). На первой же репетиции обнаружилось, что все темпы он забыл и играл наоборот: быстрое— осторожно, благодушно, медленное — лихорадочно вздернуто. Я слушал 2 черновых репетиции (было 5) и, извлекши необходимые для себя предпосылки, наметил изменения, но поставил крест на исполнении. На мое счастье, заболел очень нудным гриппом и провалялся (с рецидивом) с 28 мая по 13 июня. Концерт, конечно, пропустил, о чем и не жалею, ибо, как говорят, была сильная чепуха (от части к части шло все хуже, а в финале были даже 2—3 полных замешательства), но симфония в целом звучала хорошо, и все указания на недостатки сошлись с моими наблюдениями на репетициях. Теперь я все исправил и завтра отдаю симфонию в гравировку, так как ее спешат печатать, поскольку она написана «К XV-летию Октябрьской революции», хотя программу ее мне и пришлось снять, так как получилось не совсем то, что я хотел. Вместе с симфонией в концерте игрался новый фортепианный концерт Фейнберга 1 — исключительная по красоте музыка, имевшая огромный успех. Притом, не в пример Метнеру, концерт очень недурно оркестрован. Когда здесь был Боровский, я в одном из его концертов (накануне своей болезни) слушал, как он играл 4 Ваших пьесы ор. 522. Надо сознаться, играл мало убедительно. Лучше других — «Красавицу». Очень плохо — Scherzino. [...]

Обнимаю Вас крепко.

Где Вы летом?

Ваш Н. Мясковский 348. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я- МЯСКОВСКОМУ

8 июля 1932 г., Сарк

Sark, 8 июля 1932


Дорогой Ник[олай] Як[овлевич], пишу Вам из игрушечного королевства, ибо такие еще существуют на белом свете: это маленький островок в Ламанше, под покровительством Англии, но имеющий собственную королеву, правящую 600 жителями и сидящую во дворце, что на обороте, охраняемом 6-ю пушками. Так было в XVI веке, так по недоразумению осталось до сих пор. Островок живописен, климат мягкий, и многочисленные туристы уменьшают его средневековый характер.

Обнимаю Вас, завтра отправляюсь обратно в Париж.

Ваш С. Пркфв

349. H. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ

20 июля 1932 г., Москва

Дорогой Сергей Сергеевич,

заехав на пару дней в Москву, получил Вашу открытку из Сарка. Не мог все же выяснить, получили ли Вы мое длиннющее письмо по поводу сонатин и воркотни из-за названия нового сочинения для фортепиано с оркестром.

Зайдя к Держановским, нашел сонатины с вставленными бекарамм на до (но не понял, чьим почерком) в Andante 2-й из них. Я, кажется, доехал уже до понимания обоих финалов. Вообще, обе сонатины меня продолжают восхищать, ни на одну секунду не утомляя. Вчера 2-1 сонатиной я пронял даже К. С. Сараджева, которому, как я заметил, Ваш новый стиль не очень понятен. Между прочим, при чувствительном разыгрывании Andante 2-й сонатины я наткнулся на одно место, которое сильно меня смутило; нет ли тут опечатки: стр. 7, такт 14, фигурка на 2-й восьмой

верное ли это до? Я его не заметил, играя всегда ми, но, быть может, это так и нужно, хотя очень неловко для моих пальцев? Если будете мне писать, пишите простым письмом (пока), так как заказное некому принимать, а простое просто опустят ко мне в ящик.

Что случилось с «У Днепра»? Клавир его вышел или так же заморожен, как в свое время двурукий квинтет? Мне почему-то вдруг очень захотелось его вспомнить.

Павел Ламм от огорчения, что не может достать никакой из Ваших партитур симфоний, взял и переложил в 8 рук старую симфоньетту. Я очень рад. Вам это показываться, конечно, не будет.

Чем кончились Ваши переговоры с консерваторией через Наркомпрос? Здесь упорно твердят, — что Вы будете преподавать, и Вас превосходно во всех отношениях обставят; но боюсь, что о всех этих планах Вы узнаете последний, когда уже не сможете располагать временем. Планируются и Ваши концертные участия и т. д. Пролетарские композиторы тоже вдруг воспылали надеждами на благотворность Вашего приезда и весьма к Вам благожелательно настроены. Не знаю, надолго ли.

Для меня же Ваш приезд — утешение величайшее.

Всего доброго. Обнимаю Вас крепко.

Ваш Н. Мясковский

20/VII 1932. Москва

350. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ

23 июля 1932 г., Москва

Дорогой Сергей Сергеевич, пишу по небольшому, но довольно спешному делу. Д. М. Мелких года два тому назад написал очень удачный квартет для 4-х деревяшек (в 3-х, кажется, частях) 1. Музгиз в свое время отказался его печатать, найдя слишком модернистичным и сумбурным. Последнее, конечно, неверно. Модернизм тоже только кажущийся, ибо сочинение сделано вполне стильно. Недавно оно было через ВОКС послано для исполнения в Интернациональном] фестивале, но опоздало к сроку. Ансерме, бывший в жюри, очень жалел, найдя квартет чрезвычайно удачным, и обещал его исполнить помимо фестиваля. Я вместе с автором обращаюсь к Вам с вопросом — не могло бы его издать Рос[сийское] муз[ыкальное] изд[ательство]? И если да, то на каких условиях? Если не РМИ, то, быть может, Беляевское? Вы Глазунова не видаете летом? Обнимаю Вас.

Ваш Н. Мясковский

23/VII 1932 351. С. С. ПРОКОФЬЕВ — H. Я. МЯСКОВСКОМУ

27 июля 1932 г., Париж

5, rue Valentin Haüy, Paris XV, France

27 июля 1938

Дорогой Николай Яковлевич.

Оба Ваших заказных, от 18 июня и 20 июля, а также открытку получил. Спасибо за интересный обзор сонатин; я тоже предпочитаю средние части, но в Andante второй считаю первую тему гораздо удачнее, чем вторую. За финал первой сонатины должен слегка заступиться: он труднее, но имеет свойство улучшаться при повторном проигрывании. Что это Вы налетели на меня за «постноватый в вертикальном отношении» стиль? Ведь на то они и сонатины, чтобы быть одноэтажными! Как странно, что Сараджев, в свое время бывший живчиком, противится моей новой манере. Вот и Асафьев пишет: «у нас не ценят лиризации твоего творчества последней поры». В чем же дело? — ведь мелодика это то, что легче всего лезет в душу, а форма изложении самая понятная...

Объясните мне причины противления.

За четыре бекара против четырех до поклон и благодарность. Я заставил внести в полтысячи экземпляров на складе, а также на доску. На стр. 7, в до-мажорной фигурации это так-таки есть до, а не ми. Я, можно сказать, включил вдохновенную деталь, а Вы приняли ее за опечатку.

О квартете для деревянных духовых Мелких я сообщил в РМИ, но там сейчас об этом не хотят и думать, так как предложенный товар не ходкий, а фамилия автора мало известна за границей. К Глазунову я не обращался, потому что в их лавочке вовсе затор: Вы не можете себе представить, какой сейчас кризис у всех здешних музыкальных издательств. Я вошел в постоянное жюри нового камерного общества в Париже, «Тритон», которое с осени открывает свою деятельность; так же меня пригласили рекомендовать вещи для другого подобного общества, «Серенада». В первую голову мне хочется, чтобы сыграли Ваш квартет (с канканом), поэтому прошу Вас прислать еще партитурку, а то присланную раньше бельгийские квартетисты увезли и Америку вместе с материалом. Может быть, Мелких мог бы послать мне копию своей рукописи? Если его ансамбль ответит вкусу вышеозначенных обществ, ее удастся сыграть в Париже. В случае успеха, пожалуй, и РМИ сможет переменить свой взгляд.

Какой все-таки жеребец этот Коутс: до старости будет скакать через все темпы напролом. Меня возмущает, как он обработал Вашу Двенадцатую. Недавно он в Лондоне наиграл весь «Стальной скок» для граммофона, но в некоторых частях закатил такие абсурдные скорости, что я сам не понял, какую музыку воспроизводит диск, и как раз сегодня обращаюсь в Лондон, прося пустить в продажу «Стальной скок» не полностью, купируя загнанные части. Я очень интересовался исполнением Вашей XII симфонии, но ни Держановский, ни другие не догадались написать о нем. По счастью, мне попался номер «Советского искусства» со статьей об исполнении1, и из этой статьи я смог профильтровать некоторое впечатление, именно, что вещь значительная и чрезвычайно ясно изложенная. Поздравляю Вас и буду ждать ноты. Пока не поздно — постарайтесь заставить награвировать четырехручное переложение партитурно.

Мой приезд в Союз становится все более очевидным, но, как Вы и угадали, все более кратковременным: 18—19 ноября играю в Варшаве2, приеду в Москву 21-го, а уеду около 5 декабря, так как 11-го симфонический в Париже3, а затем Америка. Преподавательская причина поездки замещается концертной, хотя постараюсь не загружаться и сыграть раз или два в Москве и столько же в Ленинграде4. Как бы хотелось, чтобы в этот период была сыграна одна из Ваших симфоний! Очень пикантно Ваше сообщение о перемене настроений Пролетарских музыкантов по отношению ко мне и о их надеждах на «благотворность» моего приезда. Мне трудно отсюда судить, но по скудным данным, которые я собираю здесь, они, конечно, имеют право на влияние, при условии некоторого выпрямления их линии.