Н. Я. Мясковский переписка всесоюзное издательство «советский композитор» Москва 1977 редакционная коллегия: Д. Б. Кабалевский (ответственный редактор) А. И. Хачатурян д. Д. Шостакович вступительная статья

Вид материалаСтатья

Содержание


315. С. с. прокофьев — н. я. мясковскому
316. Н. я. мясковский —с. с. прокофьеву
318. H. я. мясковский — с. с. прокофьеву
320. Н. я. мясковский — с. с. прокофьеву
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   53

Как Ваш берлинский радиоконцерт прошел? Хотя, правда, ничего ведь нельзя об этих вещах говорить по-настоящему — он был, верно, без публики? А как судят в конце концов о качестве таких концертов? Пресса что ли следит, или запоздалые голоса из эфирных жертв?

На следующий день после Вашего берлинского концерта в Keнигсберге (тоже по радио) Шерхен играл мое «Концертино», вместе с симфонией Веприка 1 и какой-то пьесой Шостаковича. К сожалению, никаких сведений не имею ниоткуда.

Здесь, в Москве, концертов настоящих нет. Какие-то случайные концерты дает Софил, но интереса в них — никакого. Перснмфанс думает возобновить свою деятельность, но отнюдь не обновляя программы — 3-я да 5-я Бетховена и т. д.! Кое-что, но в очень скромном форме, затеяла консерватория: серии камерных и симфонических концертов в Малом зале. Из Вас стоит в программе: Евр[ейская] увертюра, Классич[еская] симфония, квинтет2 и, кажется, романсы. Хотя дирижируют ученики дирижерского класса, но руководит делом Сараджев. Из моего добра будут трепать опять же «Концертино». Что касается моих новых квартетов, то, связав себя со Страдивариусами3, я тем самым обрек себя на величайший пост, так как юноши эти до сих пор не собирались даже вместе, а один из квартетов просто трудный. Вы спрашиваете о третьем? Так это же старье консерваторское — на тему Грига (вариации); его как-то здесь года три назад сыграли4, и он, к моему удивлению, отлично звучал и произвел весьма приличное впечатление, так что я, немного его подравняв, сдал издательству. Вот и все. Ваша критика местечек из 10-й симфонии попадает в цель только однажды — это возле 19. Я сам знал, что это место очень формально, но так как это два такта, ведущие к вполне сильному месту и им поглощаемые, то они проходят вполне незамеченными, особенно в оркестре. 3 такта в фуге после 36 я слабыми вовсе не считаю, так как, во-первых, это просто интермедия, а, во-вторых, по приему это довольно не просто, ни по технике, ни по ритму (здесь двухдольность делается трехдольностью), а секвентность служит здесь только на пользу, сгущая напряжение к последнему проведению темы. Все это идет, между прочим, в диком темпе. О «Снегурочке» услыхал только от Вас! Я даже теперь этого не чувствую — хотя, действительно, ряд нот совпа дает —настолько здесь главная роль в гармонии и заключительном повороте темы вверх; ведь это же совсем разные миры! Даже М. Штейнберг не услыхал сходства, а только был заворожен гармонией h-moll в B-dur’e (или скорей наоборот). Хотя я на вид очень горячо защищаюсь, но на самом деле я не так ущемлен — ведь эта симфония так теперь от меня далека! Всего доброго. Крепко Вас обнимаю. Как балет Ваш?! Я таю от «Бл[удного] сына».

Ваш Н. Мясковский

P. S. «Межд[ународная] книга», кажется, дышит на ладан.


315. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ

9 ноября 1930 г., Париж

5, rue Valentin Haüy, Paris XV, France.

9 ноября 1930

Дорогой Николай Яковлевич.

Очень рад был Вашему письму, а то я уже начал запрашивать Вас открыткой о причинах сморцандо*.

Вполне понятно, что большинство моих придирок по поводу X симфонии не попали в цель; я даже рад этому. Ведь придирался я после очень поверхностного рассмотрения партитуры; но раз Вы признали одно из замечаний, то позвольте на этот раз придраться уже к Вашей системе защиты. Вы пишете: «так как эти два такта ведут к сильному месту, то они проходят вполне незамеченными» или «такие-то три такта я слабыми вовсе не считаю, так как, во-первых, это просто интерлюдия...» Вывод: подходы и интерлюдии можно писать кое-как, авось не заметят. Это — попустительство, с которым надо бороться. Конечно, всякую вещь следует судить по сильным местам, а не по слабым. Но и слабых надо избегать, так как часто они прежде других колют глаза. <Перечел; фу, какая мораль! Глупо.> **

Я никак не думал, что вторую половину Дивертисмента так трудно играть. За 3-ю часть я особенно не стою; ее немного спасает оркестровка, но, в общем, она вместе с 1-й частью сделана на старый материал (а не 2-я и 1-я части, как Вы предположили в Вашем письме). 2-ю часть я, наоборот, считаю наиболее значительной во всем опусе. Не принимайте темп Larghetto слишком всерьез и попробуйте сыграть его на границе с Andantino — может быть, тогда оно не представится Вам таким растянутым. Я знаю, что растянутым Вам кажется кусок 23 до 28. Построен он так: основная тема разрублена на куски,


* замирания — от smorzando (итал.).

** заключенное в скобки— <> —приписка на полях. между которыми вставлены интерлюдии из обрывков второй темы. Может быть, это объяснение прояснит Вам туманный кусок.

Балет я сочинил, кроме одного номера, и оркестровал полонит, но, кажется, интереснее будет дать его не в феврале, а в мае1, так как парижскому сезону свойственно замирать после Нового года и вновь расцветать весной. Так что я, по-видимому, скоро засяду за отделку квартета и за его клавираусцуг.

Был я на концерте Рихарда Штрауса, но композитор махал как дохлая муха, да и в его музыке было столько несносного, что я не досидел до конца. Видел корректурный оттиск новой псалмопевной симфонии Стравинского: сурово, суховато, интересно технически. Mo родству, пожалуй, ближе всего к «Эдипу», но, слава богу, без уменьшенных септаккордов.

В ближайшие дни я еду в Льеж и Варшаву2, вернусь к 25-му и буду поджидать Ваших строк ко дню возвращения. Как Ваша квартира? Обнимаю Вас. Сердечный привет от жены Валентине Яковлевне и Вам.

Ваш С. Пркфв

Как Держанулькин?

316. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ —С. С. ПРОКОФЬЕВУ

15 ноября 1930 г., Москва

Дорогой Сергей Сергеевич,

получил и открытку Вашу и письмо. Очень обрадовался — каждое письмо Ваше для меня вроде праздника, как бы куцо оно ни было. Фотографии завидные! Младшего Вашего потомка я еще не видел, а старший немного перефасонился-—в нем теперь очень много черт Лины Ивановны. Прелесть какие детишки!

Я живу по-прежнему в прозябании — и физически, и морально Физически — так как квартиру нашу приходится сушить своими костями: у меня и в спальне, и в рабочей комнате все углы и наружные стены сыры почти до плесени (новый дом!). Хорошо, что хоть не холодно пока, так как уже около 2-х недель как топят сравнительно регулярно. Хуже, что до сих пор нет полного света, но зато дали газ н хоть эта сторона урегулировалась.

Но о сочинении до сих пор не помышляю. Настолько зачерствел, что даже музыки к случаю не могу никакой сделать. Кроме того, уже целый месяц мучаюсь фурункулезом — сперва на щеке, потом перебросилось на шею; сопровождается лихорадкой и ужасно-упадочным мироощущением. Глотаю какую-то гомеопатию, но последствий пока не вижу. С Вашей «моралью» я вполне согласен, но дело в том, что нет сочинений, где бы автор чувствовал бы себя постоянно на полной творческой высоте; поэтому часто бывает, что приходится кое-что и сочинении выполнять просто технически, —а тут уж вопрос лежит лишь в плоскости большего или меньшего умения. Вспомните жалобы Чайковского на невладение им формой! Технически это чистый вздор, так как начиная со 2-й симфонии он формой владеет безукоризненно, но именно только технически, а творчески он часто ощущал пробелы из-за вечной спешки и невозможности все течение музыки заполнить одинаково полноценным материалом. Я также против «кое-как», но, к сожалению, часто натыкаешься на такие моменты и препятствия в развитии мысли, которые удается преодолеть только техническим приемом и хорошо еще, если этот последний не слишком уже дешев. То, что Вы в X симфонии ткнули именно в указанные места, доказывает Ваше острое критическое чутье, так как эти места (собственно, только первое) действительно формальны по мысли, но сделаны они: (и особенности второе) все же не кое-как, а с некоторым ухищрением. Меня удивило, что Вам понравился подход к репризе — я к нему никак не могу отнестись объективно, так как одно воспоминание об этом месте вызывает нечто вроде головной боли. Это была изрядная головоломка сделать 4-х голосное фугатное проведение 2-й темы на остинатной фигурации и чтобы это не было псевдо-фугато, как в «Протее» Мийо1. В конце мне нравится все кроме последнего аккорда, который мне совершенно не нужен, но без которого никто другой не слышит конца. Его раньше не было.

В Дивертисменте Вашем я тоже больше всего и ценю и, пожалуй, даже люблю 2-ю часть, но большая или меньшая скорость, по-моему, не отражается на впечатлении длиннотности. Для внятности я предпочитаю часть с шестнадцатыми играть, напротив, медленнее, — она так даже выигрывает, — но я склонен думать, что дефект (верно 23 —28 !) скорей именно в некоторой клочковатости мысли, отсутствии в этом отделе ведущего стержня. Но я уже давно с этим помирился и с величайшим удовольствием жую эту прекрасную музыку. Досадно, что здесь нельзя ее достать. Жиляеву Дивертисмент тоже очень нравится. С каким я нетерпением жду Ваш квартет! А для чего клавираусцуг? У нас квартеты так не издаются. Между прочим, наш Страдивариусский ансамбль распался, и я с своими квартетами сел на мель, так они до сих пор не сыграны. Кто будет играть Ваш квартет?! У меня к Вам просьба — только не бранитесь! — мне нужно два последних глазуновских квартетных опуса 105 и 106 («Элегия» и 6-й квартет)2 — нельзя, ли их достать в Париже? Отсюда выписать невозможно. Что Штраус — давал что-нибудь новое? Или пережевывал старье? Почему Вы ничего не написали, как прошел берлинский Ваш концерт?3

Сердечный привет Лине Ивановне всенепременно и от нас обоих. Обнимаю Вас крепко.

Ваш Н. Мясковский

15/XI 1930. Москва 317. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ

6 января 1931 г., Париж

5, rue Valentin Haüy, Paris XV, France

б января 1931


Дорогой Николай Яковлевич.

Извините молчаливую свинину, которая совсем разучилась стучать своим копытцем. Впрочем, «Элегию» обожаемого Вами Глазунова я послал Вам вот уж месяц, а другого требуемого Вами опуса еще нет в продаже, как мне здесь сообщили. Моя письменная неаккуратность произошла частично от концертных поездок, которые сгустились в декабре. Из прилагаемых программ Вы увидите, что я поигрывал и Ваши вещи, правда в ламентабельном* количестве1. Но эта чайная ложка «симпатичного» Мясковского производила на публику крайне приятное впечатление. Восклицали: «Как, мы думали, это автор сложных сорокаминутных симфоний, а тут... так мило, так коротко, так мелодично!» Дирижерам, боящимся сорокаминутности, я говорил о Ваших симфоньеттах, но не мог в точности сказать, напечатаны ли материалы и от кого надлежит их выписывать. Будьте добры сообщить мне об этом подробно.

Среди поездок сочинял мало, но все же удалось окончательно отделать и закончить квартет, который на днях уезжает в Вашингтон, где пойдет в первый раз 24 апреля2, а появится из печати в октябре. Кроме того, сделал двуручное переложение Классической симфонии; издательство обещает выпустить его без задержки. Постановка нового балета состоится весной, поэтому я временно отложил работу над ним осталось, впрочем, немного.

IV симфонию играл Кусевицкий в Бостоне в ноябре3, a Монте в Париже 18 декабря, в концерте из моих сочинений. И там, и там она была встречена скорее сдержанно: по-видимому, публике полюбилось получать по физиономии; когда же композитор идет вглубь, то они теряют из виду его движение. Немало и в прессе было высказано сожалений— и даже: какой пример для молодежи, если и Прокофьев, и Стравинский упорствуют в бледной простоте! Нашлись и горячие поклонники вроде Пети, Набокова, Риети и пр. Я лично хочу отретушировать немного финал, остальное же, по-моему, настолько просто и ясно, что сомнения моих клиентов удивили меня до невозможности.

Перед тем как писать Вам это письмо, я прочел Ваше последнее, от 15 ноября, и вновь огорчился его пессимистическим тоном. Но прошло два месяца — и я рисую себе успокоительную картину: заплесневелые стены высохли, электричество засияло, фурункулы испуганно скрылись, и, главное, Вы сели за перо! Очень давно мне не пишет Асафьев. Что Вы о нем слышали? При случае сообщите ему, что я писал


* здесь — горестно-малом, жалком — от lamentabile (итал.). в ноябре и жду известий от него. Вообще из СССР пишут теперь мало. Очень приятно было получить писульку от Держанульки; надеюсь, он получил мой ответ. На днях выходит клавир «Игрока», который немедленно пошлю Вам на Музсектор; но его почему-то французские граверы издали по старой орфографии: надеюсь, что в таможне не придерутся. Крепко обнимаю Вас. Сердечный привет от жены, также Валентине Яковлевне от нас обоих.


Любящий Вас С. Пркфв

318. H. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ

11 января 1931 г., Москва

Дорогой Сергей Сергеевич,

Вы совсем всколыхнули меня своим письмом. Я, правда, начал думать, что долго не получу его от Вас — так закружили Вас успехи фестивалов Ваших. На мое счастье, все благополучно, и Вы не только фестивалите, но и работаете, и не забываете старых калош, прозябающих от Вас за тридевять земель. Я все еще кисну и дохну. И свет, и газ, и кое-какое тепло у меня уже есть, но столько в то же время житейской суеты, что решительно нет никакой охоты сочинять музыку, которая, впрочем, здесь мало и кому нужна (то есть моя музыка, конечно). Такой анекдот (иллюстрация): 19 декабря здесь Армянский (впрочем, очень недурной) квартет сыграл мой 2-й квартетик (c-moll’ный, тот, что с «галопом») 1 и произвел форменный фурор. Успех был настолько бурный, что публика (опять же преимущественно молодежь, так как «музыканты» были в этот вечер очень заняты!) по окончании требовала повторения всего квартета. Ограничились повторением одного Andante, хотя лучше всего прозвучал финал. В результате на следующий день один из моих бывших учеников в своем классе говорил нашим общим ученикам (у него гармония — у меня сочинение!), что сочинение квартетов теперь с моей стороны это «трагедия большого художника, который не находит путей к широким массам, и пишет для «аудитории Малого зала консерватории». Можно подумать, что я ничего кроме квартетов не пишу и не писал, и вообще, какая-то ерунда. Попишите-ка у нас! Я все-таки очень рад, что услыхал квартет, так как оказалось, что все задумано было верно.

Сейчас я нахожусь на некотором рубеже в смысле личных дел. Я хочу покинуть учреждение, где я работал почти 10 лет, именно Музсектор. Теперь это учреждение называется Госуд[арственное] муз[ыкальное] издательство (Музгиз) и возглавляется совсем другими лицами, чем раньше, хотя я и не могу пожаловаться на невнимание ко мне, но работа принимает такой безалаберный и суетливый характер, что мне очень не по себе, кроме того, требуются какие-то идейные планы, в чем я совсем как в лесу. Сперва будет трудно, но думаю, что хоть этот уход толкнет меня на сочинение музыки, пусть даже по заказу — надо же будет чем-нибудь кормиться, консерватория ведь это только так — самое большее на оплату квартиры. Может быть, и поздно становиться на этот путь в моем возрасте, но, кажется, все же будет лучше. В связи с этим (а, впрочем, даже и без всякой связи), не посылайте мне нот на Музгиз, а лучше всего на домашний адрес: Москва 19 и т. д. Почтальон принесет посылку на дом, когда я буду дома, в крайнем случае, сдаст дворнику, с которым у меня прочные отношения. А то последняя посылка Ваша — «вдохновенная» элегия Глазунова — чуть не затерялась, так как новые работники Музгиза (теперь все новое) раньше, чем смотреть адресат, рвут и выкидывают все обложки — я случайно поймал ноты, так как не знали, куда их приткнуть!

Я буду ужасно рад «Игроку», так как он мне очень понравился при последнем просмотре. С нетерпением буду ждать и Класс[ическую] симфонию. А где же квинтет? У нас он случайно, между прочим, не пошел — заболел гобоист. Пойдет, верно, 24 января2. А 14 января на радио будет полный концерт из Ваших сочинений (8 часов вечера по Моск[овскому времени], килоцикл — 416,6, волна метров — 720, мощность станции КЭГ — 20), можете послушать; дирижирует Голованов, играет Фейнберг3.

Из программ Ваших я усмотрел, что Вы, наконец, рискнете на op. 45!4 Между прочим, какую из моих финтифлюшек Вы играете, кроме быстренькой?

Об исполнении 4-й симфонии своей Вы пишете так, словно она провалилась, а между тем, Асафьев (который недавно целую неделю был в Москве) говорит, что французские журналы совсем захлебываются от восхваления Вас, и будто он редко наблюдал такой тон. Может быть, ближе виднее шипы, а издали, напротив, только цвет, да аромат! Вы, наверное, свою симфонию опять кончили рр?! У Вас пошла какая-то мания на такие концы: и симфоньетта, и «Бл[удный] сын и Divertimento. Симфоньетту Вы, по-моему, даже исказили — в первой редакции хоть две части кончались f, а теперь все пять — рр! Жаль! Но публика действительно любит, чтобы ее, если и не били, то, во всяком случае, поджаривали. Но почему-то мне кажется, что это может быть стимулом только одного — еще тверже быть самим собой и вести свою собственную линию, к чему Вас, впрочем, уговаривать даже смешно.

Обнимаю Вас. Сердечный привет от меня Лине Ивановне, а от сестрицы моей Вам обоим.

Любящий Вас Н. Мясковский

11/1 1931. Москва


Приветствуйте Петра Петровича! 319. С. С. ПРОКОФЬЕВ — H. Я. МЯСКОВСКОМУ

21 января 1931 г., Париж

5, rue Valentin Haüy, Paris XV, France.

21 января 1931

Дорогой Николай Яковлевич.

На Ваше письмо от 11 января отвечаю быстро, хотя и коротко. Мне нужны ответы на два вопроса:

Все-таки, где и как получаются на прокат материалы Ваших трех оркестровых «Развлечений»?

Вы пишете, что концерт из моих сочинений будет передан по радио 14 января. Нет ли тут ошибки, так как отправляя письмо 12 января, Вы не стали бы сообщать длину волны, которая пронеслась бы задолго до получения Ваших строк.

От Асафьева наконец пришло длиннющее, хотя несколько сумбурное письмо. Он очень хвалит Ваши квартеты, я же поздравляю Вас с успехом второго из них. Что музыканты в Вашем радостном финале видят «трагедию большого художника», свидетельствует о том, что они сами запутались среди нелегкой ориентации.

Относительно концов 4-й симфонии, сударь, ошиблись: от моей болезни тихих окончаний я временно подлечился — две части заключаются тихо, но зато две другие, в том числе последняя — громко. В квартете тоже из трех частей две кончаются громко. Но вот с новым балетом случился небольшой рецидив: из 12 номеров, 8 тихих концов; надеюсь, в балете остановки между частями не так чувствительны.

Крепко обнимаю Вас. Ноты буду посылать на домашний адрес.

Ваш С. Пркфв

Да, еще третий вопрос: что сталось с «ленинградским» Авторским обществом, в которое Вы с Глиэром меня перешли из МОДПИКа? Они мне не ответили ни на одно из трех заказных писем. Уж я не говорю о всяких защитах от перепечатывания, которые они мне сулили, но просто хотелось бы знать, накопились ли какие-нибудь деньги в мою пользу, которые я мог бы передать моим родичам.

320. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ

14 февраля 1931 г., Москва

Дорогой Сергей Сергеевич,

все не мог Вам написать — до того завертелся с работой. Музсектор наш превратился в Музгиз (Муз[ыкальное] гос[ударственное] издательство) и такую развел широкоохватную работу, что мне приходится бывать там весьма часто по два раза на дню: и днем, и вечером. Я от этого по старости своей безмерно устаю; кроме того, и консерватория донимает.

Вопросы Ваши ставят меня в довольно затруднительное положение: 1 — голосов к моим сюитам, конечно, еще нет (партитуры двух я сегодня же Вам посылаю) и будут не раньше двух месяцев. Получить можно будет через Universal Edition и, я думаю, непосредственно от нас, если покупать на наличные (мы продаем и партитуры, и голоса); 2 — о концерте из Ваших сочинений — на меня, видимо, нашло какое то затмение, так как все было совершенно точно, и он, действительно, произошел 14 февраля1, причем Фейнберг превосходно играл Ваш концерт; 3 — хуже всего с третьим вопросом. Дело в том, что у нас теперь нет двух обществ, а только одно «Всероскомдрам» — Всероссийское общество композиторов и драматургов, поглотившее оба. Правление его помещается на Тверском бульваре, 25. Относительно того, состоите ли Вы при реорганизации обществ членом объединенного, мне придется еще выяснить. Боюсь, что новое правление, воспользовавшись Вашим отсутствием и потому отсутствием с Вашей стороны заявлении и тому подобных бумажек, которых была уйма, автоматически не включило Вас в свои недра, тем более что в Музык[альной] секции общества хозяйничают Ваши идейные враги — Ассоц[иация] про лет[арских] музыкантов. Очень боюсь, что положение запутанное, и я не сумею с толком в нем разобраться. ВАПМ — не желает Вам простить, что Вы были с ним пренебрежительны при просмотре «Стального скока» и, кроме того, считают, что «Ст[альной] скок» это насмешка над нашей революцией2. В том, что заголовки многих номеров балета теперь звучат бестактно, я, по совести, не могу не согласиться и считаю, что Якулов Вас подвел.

Когда Ваше издательство поумнеет и начнет продавать партитуры своих изданий (в частности Ваши)?! Пайчадзе Ваш весьма наивный человек. Если бы Ваши партитуры поступили в продажу, их купил бы каждый русский дирижер, так как русские дирижеры любят иметь свои материалы, а потом купили бы и голоса. Строить коммерцию, не принимая в расчет национальную психологию, глупо. Что хорошо в сквалыжной Европе, то вовсе не характерно для широкой России. Я так зол потому, что желаю видеть и иметь все Ваши новые партитуры — и 2-й симфонии, и 3-й, и Классической. А 4-я печатается? А как с материалами Дивертисмента — можно его получить? Я намекал Персимфансу, да и Радиоцентр охотно его сыграет. Правда, музыкальная жизнь сейчас у нас очень своеобразная, по существу нет ничего: Персимфанс повторяет зады, Софил приглашает каких-то никому неведомых заграничных дирижеров (на самом деле сапожников), которые играют тоже всякую заваль. Единственным исключением был японец Коноэ, который сыграл «Карт[инки] с выставки» Равеля3. Мне очень многое понравилось, но ничего кроме «Castello» и «Bydlo» не поразило Остальное хорошо и у Тушмалова4, кроме, конечно, недостающего. Между прочим, нельзя ли достать бесселевскую оркестровку какого-то L. Leonardi? Это нужно нам для библиографических целей, так как играть его, конечно, после Равеля никто не станет.