Н. Я. Мясковский переписка всесоюзное издательство «советский композитор» Москва 1977 редакционная коллегия: Д. Б. Кабалевский (ответственный редактор) А. И. Хачатурян д. Д. Шостакович вступительная статья
| Вид материала | Статья |
- П. П. Румянцева Издательство Томского университета, 5582.87kb.
- Н. И. Соколовой государственное издательство художественной литературы москва 1962, 3357.13kb.
- В. Б. Касевич элементы общей лингвистики издательство «наука» главная редакция восточной, 1630.75kb.
- В. В. Забродина Вступительная статья Ц. И. Кин Художник А. Е. Ганнушкин © Составление,, 3300.88kb.
- К. С. Станиславский, 7866.42kb.
- К. С. Станиславский, 7866.35kb.
- Сборник статей казань 2007 Редакционная коллегия: Кандидат философских наук, доцент, 7060.46kb.
- К. С. Станиславский Моя жизнь в искусстве, 7323.71kb.
- Пособие для врачей Издание третье, переработанное и дополненное Ответственный редактор, 4797.24kb.
- Москва 1999 «teppa»-«terra» москва 1999, 8246.34kb.
Вообще же у меня чрезвычайные надежды, что Вы этим летом раскачаетесь и приедете ко мне погостить, на манер того, как Асафьев в прошлом году. Я приложу все усилия, чтобы у Вас были удобные условия для работы. Кроме того, мне хочется с Вами поездить по Франции на автомобиле, для чего Франция особенно пригодна, так как она почти сплошь красива, имеет хорошие дороги и приличные гостиницы. У меня есть проект (не знаю, удастся ли он) проехать все Пиренеи от Атлантического океана до Средиземного моря. Говорят, что это очень интересно. Лина Ивановна тоже чрезвычайно будет рада Вас видеть. Напишите, осуществим ли этот проект.
В СССР я этой весной, к сожалению, окончательно не еду4: недели через полторы или две надо будет отправиться в Брюссель, где «Игрок» объявлен на 29 апреля, а числа около 10 мая прибудет в Париж дягилевская труппа и будет заканчивать приготовление «Блудного сына» к 21 мая (в половине июня повезут его в Берлин). Клавир уже награвирован, и как только я получу вторую корректуру, я постараюсь прислать Вам первую, так как мне не терпится узнать Ваше мнение о моем новом балете. Вы спрашиваете, куда делись экземпляры новой редакции «Игрока», появившиеся кое у кого в СССР? Их было три: у Асафьева, Дранишникова и Беляева, но, по существу, они входили в материал, предназначенный для ленинградской Акоперы, и, вероятно, туда уже и попали. Впрочем, может быть, асафьевский экземпляр еще у него задержался. Печататься клавир будет немедленно после премьеры.
Позвольте поблагодарить Вас за заботы о тетке, которая прислала открытку, что деньги получила. Не забудьте сообщить мне имя и адрес юрисконсульта МОДПИКа: я в самом деле напишу ему, а то у них идет бестолочь за бестолочью. Так, например, последний мой отчет они прислали не мне, а моей тетке!
Совершенно не пишет мне теперь Асафьев, хотя я ему послал уже несколько писем. Если он сконфужен за свою Акоперу, тогда это ничего, а если нет, то что же? Напишите, в переписке ли Вы с ним. Крепко обнимаю Вас. Лина Ивановна просит передать Вам ее сердечный привет.
Любящий Вас С Пркфв
Напишите непременно, что Вы думаете о моем летнем плане.
282. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
16 апреля 1929 г., Москва
Дорогой Сергей Сергеевич, письмо Ваше получил в тот самый миг, как ввалился домой из Ленинграда, куда ездил в качестве спасательного круга для 9-й симфонии моей, игравшейся Малько 1. В итоге: 1) спас симфонию, которая определенно тонула (вышло очень недурно и с хорошим успехом), 2) видел Асафьева, который хотя и сконфужен за «Игрока», но все же Вам совсем недавно писал и даже не уговаривал Вас приезжать (как и я), 3) похитил у последнего его экземпляр «Игрока». Что же касается лета, то, как Вы знаете, за упразднением у нас божественного промысла, в свое время очень помогавшего разным людским делишкам, рассчитывать сделать такой тур-дефорс *, как выезд на прогулку за границу, при помощи одних лишь человеческих сил, — бесполезно. Об этом не стоит даже думать. Тем более, что мне изо всех сил надо копить деньги на переезд в новую квартиру, которая должна быть готова осенью. Впрочем, я стараюсь не огорчаться. Буду этим летом утешаться своими «Развлечениями», оркестровка которых еще не почата, затем буду делать клавир Вашей симфоний 4-й (если не нужно Пайчадзе, — который, конечно, дурак, — то для себя), ... скерцо 3-й... (где оно?!!!). Вы думаете, что 2-й никто не интересуется? Нет, ее боятся, я в том числе. Мне она показалась совсем не изложимой им фортепиано даже в 8 рук. Но я еще раз посмотрю, если удастся до стать партитуру. Что касается Вашего «Дивертисмента», то мы с Вами не столкнемся; я на свои «Развлечения» смотрю более легковесно и думаю их переводить через «Amusements» **.
Не сердитесь на меня за следующий пункт письма.
Я хочу Вас попросить позондировать почву в Вашем издательстве: не смогут ли они взяться перегравировать 13 моих романсов на слова Гиппиус, которые я должен был изъять из здешнего издательства. Это я сделал давно и передал все романсы в Univ[ersal] Edit[ion]. Последняя фирма за 3 года выпустила только одну тетрадку в 6 штук2, а остальные 2 тетради ор. 2 (8 пьес) и ор. 5 (5 пьес) лежат у них без движения, и они все время кормят меня завтраками. Здесь издание это
* tour de force (франц.) — бросок.
** «Забавы» (франц.).
уже разошлось, а за границей как раз эти пьесы начинают петься (какая-то Нина Карпус, говорят, великолепно поет целую тетрадь из них и т. д.). Мне Univ[ersal] Edit[ion] надоело, я хочу им натянуть нос. Перевод пьес на немецкий мне сделают здесь (добавить надо будет только французский), гравировать будет не трудно, так как не с рукописи, а с печатных экземпляров, хотя и с исправлениями. Я могу за них ничего не взять! Если можно, узнайте это, не откладывая в долгий ящик. Мое письмо Вы получите, верно, уже после возвращения из Брюсселя, поэтому не с терпением буду ждать отчета о впечатлении от «Игрока». А уж «Блудного сына» жду прямо-таки с жадностью. Мне это кажется до нельзя оригинальным и, если не ошибаюсь, для Вас новым, а потому особенно интересным, тем более, что Вы сами находите, что музыка Вам удалась.
Желаю Вам всего лучшего. Обнимаю Вас крепко. Лине Ивановне мой сердечный привет.
Ваш Н. Мясковский
16/IV 1929. Москва
283. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
22 апреля 1929 г., Париж
1, Rue Obligado, Paris XVI, France.
22 апреля 1929
Дорогой Николай Яковлевич.
Ваше письмо пришло как раз перед самым моим отъездом в Брюссель. Но все-таки выяснить с издательством вопрос о Ваших романсах до отъезда не удалось: поговорю с Пайчадзе, с величайшим удовольствием, немедленно по возвращении, или даже еще раньше, в Брюсселе, куда он приедет на премьеру.
Но вот странность: передо мною Ваша первая соната, на обложке которой написано, что ор. 2 состоит из трех пьес: «Противоречия», «Однообразие» и «Круги», а Вы пишете о восьми пьесах; точно так же ор.5 состоит из двух пьес («Луна и туманы» и «Кровь»), а по Вашему письму их пять1. В конце концов, это неважно, так как опусы с тех пор могли припухнуть. Но важно следующее: каким образом три пьесы из ор. 2, изданные в Российском музыкальном издательстве, и красующиеся у них на парижской витрине, были предложены Вами Универсалю? Или просто на обложке первой сонаты показаны неверные опусы, и романсы, о которых Вы говорите, совсем не те? В таком случае, пожалуйста, сообщите мне названия их, а также,— где они были до сих пор изданы: только в Музсекторе, или же достались ему по наследству? В последнем случае, свободны ли они для заграницы? (заграничные права на некоторые издания, например Юргенсона, кажется, были переуступлены до Советской революции, и потому за границей такие сочинения не свободны). Мне очень грустно, что Вы с такою простотой отмахнулись от заграничной прогулки. Но не думайте, что от меня столь легко отделаться. Я считаю, что для осуществления этой поездки Вам надо преодолеть лишь следующее: 1) получить заграничный паспорт и 2) иметь возможность истратить деньги на этот паспорт, на билет от Москвы до Берлина, который можно, кажется, оплатить весь в червонцах, и на обратный билет от польской границы до Москвы. [...] Пребывание же во Франции Вам не будет стоить ни копейки, так как, черт возьми, смею же я, наконец, после двадцатитрехлетней дружбы с Вами пригласить Вас погостить у меня месяц-другой летом в деревне! Если Вам покажется, что это «неловко», то я Вам с бешенством возражу, что в тысячу раз более неловко от этого отказаться. Французскую визу я Вам достану. Подумайте об этом, пожалуйста, и не пытайтесь находить возражения. В деревню мы собираемся переехать в первой половине июля, но не следует, чтобы Вы слишком откладывали хлопоты о заграничном паспорте, а также заявление о французской визе.
Чрезвычайно приятно, что Ваша девятая симфония имела успех в Ленинграде2. Мне очень хочется поиграть ее в 4 руки, равно как и Десятую. А как Вы нашли Асафьева? Письмо, о котором он Вам говорил, я получил, но оно было такое ноющее, что я совершенно растерялся. Вторая корректура «Блудного сына» будет готова к моему возвращению из Брюсселя, то есть к началу мая; тогда я Вам немедленно вышлю первую.
Крепко обнимаю Вас.
Ваш С. Пркфв
284. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
7 мая 1929 г., Москва
7/V. 1929. Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
напрасно Вы меня дразните! Неужели Вы думаете, что мысль провести лето с Вами, да еще вне нашей суеты и других качеств, меня не прельщает, если не сказать больше. К сожалению, объективные условия таковы, что приехать во Францию этим летом совершенно немыслимо. Конечно, мне трудно сейчас что-нибудь предпринимать, тем более, что я как-то и физически скис. Я эту зиму провел небывало скверно — почти беспрестанно простужался, из-за этого плохо работал и как-то совершенно упустил из виду всякие летние устройства. По всей вероятности, буду опять безвыездно в Москве и оркестровать свои сюитки, к которым меня почему-то вовсе не тянет, несмотря на то, что сочинял я их с большим удовольствием и кое-что в них мне определенно удалось (Andante в 3-й, одна из вариаций во 2-й). Последние дни играл «Игрока» и восхищался чрезвычайной меткостью музыки, необыкновенной ее гибкостью и безупречной и крайне выразительной декламацией. Очень удачно сделано либретто — с хвостиком в каждом действии, хотя за конец очень опасаюсь, — он слишком русско-психологичен и со сцены может не дойти даже у нас (этакая типичная достоевщина, к которой нужны тома комментариев), но выработано изумительно. Музыка, по-моему, очень ровна и, несмотря на свой в итоге декламационный характер, все же должна хорошо петься и легко играться; явлению Бабуленьки Вам удалось какими-то неуловимыми сразу штрихами придать даже русопятский характер. Одним словом — мастерское произведение. Вы спрашиваете об Асафьеве? Я был с ним очень недолго; после концерта с 9-й симфонией (на который он попал по моему телефонному вызову!) я поехал к нему в Детское и провел вечер. Особенно он не ныл, говорил больше о театре, немного брюзжал, но без тревожных и панических нот, как часто бывало. В общем, ему очень пошла на пользу заграничная поездка, — он поразительно и прочно посвежел. А ныл он Вам, верно, желая как-нибудь обелиться в «Игроке», хотя объективно думаю, что он тут решительно ни при чем. Мейерхольд, которого я видел сегодня на концерте Ансерме (сей последний что-то мне совсем перестал нравиться: манерен и бестемпераментен — в хорошем, а не зоологическом смысле), сказал, что Вы, наверное, его ругаете за «Игрока», но он его, мол, не оставит. Я еще буду с ним видеться, буду говорить уже на твердой почве. Теперь о моих романсах. Конечно, все мои опусцали периодически меняются, так как я иногда выбрасываю то, что мне или цензуре не нравится и заменяю другим. Так было и с Гиппиус. На Вашей обложке есть ор. 22 «На грани», куда как раз и входят нужные мне пьесы 1. К ним, правда, присоединены еще 4 бывших юргенсоновских, на что (издание за границей) я получил от Б. П. Юрг[енсона] разрешение, правда, лишь словесное. Во всяком случае, я думаю так. Если Российское] м[узыкальное] издательство] боится затруднений с авторским правом, я могу несколько изменить план издания. Для Univ[ersal] Edit[ion], которое взялось было за печатание этих вещей, мой план заключался в том, чтобы расположить все вещи хронологически. Но поскольку в опусе Р[оссийского] м[узыкального] из[дательства] этот мотив несколько нарушен, мелкое нарушение можно допустить и здесь. Опус «22» я заменил другим, более современным «Из Дельвига», все же гиппиусовские 1904—1908 я вмещаю в три опуса: 2, 4 и 5. Я хотел так: ор. 2 «На пороге» — восемь пьес: «Пиявки», «Ничего», «В гостиной», «Пауки», «Надпись на книге», «Мгновения», «Страны уныния», «Надпись на конверте», ор. 4, издание Российского] м[узыкального] изд[ательства]—«Противоречия», «Однообразие», «Круги», ор. 5 «Неявное» — «Луна и туман», «Цветы ночи», «Нескорбному учителю», «Пыль», «Кровь» (5 штук), но так как 4 пьесы юргенсоновские (подчеркнутые), то я придумал другое расположение, которое и предлагаю Р[оссийскому] м[узыкальному] изд[ательству], а именно, только ор. 2 «На пороге», девять пьес: «Пиявки», «Ничего», «Пауки» и т. д., как было в ор. 22 «На грани» (можно, пожалуй, сохранить даже старое заглавие, так как пьесы и порядок те же), что касается 4-х выброшенных пьесок, то я буду настаивать в Univ[ersal] Edit[ion] об их напечатании под ор. 5 там. В связи со всем этим я очень попрошу Вас посодействовать, чтобы Пайчадзе дал моим уже напечатанным вещам опусцаль на досках, а именно ор. 4 — «Из Гиппиус», ор. 8-а — 3 наброска Вяч. Иванова, ор. 8-б — «Сонет», тогда все будет, наконец, приведено в порядок, и больше я опусы путать не буду Да, на бывший ор. 22 ни у кого прав нет, так как договор мной официально расторгнут.
Желаю Вам всего лучшего. Напишите про «Игрока» и «Блудного сына», как только последний пройдет. Крепко обнимаю Вас. Сердечный привет Лине Ивановне.
Ваш Н. Мясковский
285. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
22 мая 1929 г., Москва
Дорогой Сергей Сергеевич, несколько времени тому назад я Вам послал довольно жалобное письмо, — получили ли Вы его? Там я, между прочим, писал о тех романсах, какие намеревался просить Вас устроить в Р[оссийском] м[узыкальном] изд[ательстве]. Повторю — это те же (9 штук), что и бывший op. 22 («На грани»), на которые никто, кроме меня, никаких прав не имеет. В том же письме я просил Вас передать Пайчадзе мою просьбу снабдить opus’цалями то, что и РМИ уже напечатано, то есть «Из Гиппиус» op. 4, «Вяч. Иванов» — op. 8-а, «Сонет»— op. 8-b. Писал Вам также, что о поездке моей за границу при теперешних нравах и приемах выпуска не может быть и речи. Я сжался и решил вообще никуда не ездить, а сидеть в Москве и работать до одури. Во исполнение сего плана я уже отработал одно из своих «Развлечений» (№ 3) —под названием «Лирическое концертино» для и т. д. Вышло, кажется, очень недурно — весело и довольно разнообразно, а местами, я думаю, тонко.
Совсем недавно и очень неожиданно для себя я получил, наконец, Вашего «Сына». [...] Скажу Вам откровенно — сейчас я от этой музыки просто не могу отвязаться — разные темы, обороты, гармонии так и звенят у меня в голове. Но сперва я был как-то ошарашен. Вы помни те, что я всегда на Ваши «новые» сочинения не сразу умел реагировать, так и сейчас. Здесь Вы вдруг совсем отскочили в сторону от только что бывшего, особенно после «Стального скока», — и прозрачная фактура, очень ясная полифония, совсем не громоздкие и с редкими резкостями гармонии — все как-то ново, необычно и в то же время ни на кого, кроме Вас, не похоже. Я долго усваивал — раза три проиграл сам, раза три продемонстрировал (когда уже кое-чем овладел) и теперь начинаю думать, что это одно из удачнейших и своеобразнейших Ваших сочине ний, продолжающих, пожалуй, в каком-то плане линию «Мимолетностей». Теперь я уже не знаю, какому номеру отдать предпочтение, — все один другого лучше. Труднее дается № 5 (Бл[удный] с[ын] и Красавица)—очень уж наслоенный. Меньше мне нравится попуриобразный № 9 (Дележ добычи), да и то относительно, просто я не совсем ухватываю его темп и характер, так как там к основному мотиву все время приплетаются ранние темы, которые прежде были в другом темпе, поэтому мне просто не дается его сыграть убедительно. Вообще, характер тем и музыки у Вас такой, что очень досадно отсутствие метронома. Это в особенности мучительно в таких темпах: Allegro risoluto, Allegro fastoso, (когда появляется главная тема ), Moderato scherzoso (№ 3), Allegro brasco (№ 4) и Vivo (№ 9). По непосредственной красоте совсем необыкновенна Красавица и весь конец, особенно когда сплетаются три темы. Но и все остальное чрезвычайно выпукло и упруго. Что из этого Вы включили в 4-ю симфонию, Красавицу или Грабеж? Грабеж — наименее связан с остальной музыкой по материалу — его поэтому, казалось бы, легче извлечь, но и Красавица донельзя соблазнительна и закончена. Одним словом, Вас можно поздравить с превосходным опусом, притом при всей своей необычности для Вас — чрезвычайно Вашим. Пожалуйста, пришлите мне клавир, как только он выйдет, а то по этой корректуре мучительно играть, а я так теперь полюбил его разыгрывать, что не упускаю ни малейшего случая, чтобы не покалить кому бы то ни было — и всегда с неизменным результатом — всем правится, а чувствительные музыканты объявляют это чуть ли не лучшим Вашим сочинением. Я с этим не согласен только потому, что для меня вообще не существует ни лучших, ни худших Ваших сочинений,— коя кое имеет свое время и свой момент, когда оно лучшее (но никогда не худшее!). Между прочим, я заметил несколько пропущенных Вами опечаток и довольно серьезных. Надеюсь, что Вы их исправили во второй корректуре. На всякий случай (чтобы исправить в досках, если они остались) сообщаю (только важнейшие — разных пропущенных точек я не упоминаю) :
41 такт 2, правая рука.
В печати соль.
62 такт 8, правая рука.
Какая нота до или до ? Неясно 96 такт 9, правая рука.
Ре или (Ср[авнить] 1 такт перед 100 )
127 такт 1, левая рука.
Вероятно, соль?
163 Такт 4, левая рука.
Надо, конечно, фа, а не pe!
(В этом номере пропущено много точек:
Вот все наиболее существенное.
Как прошел «Игрок»? Была ли также премьера «Блудного сына»? Пишите. Всего лучшего. Обнимаю Вас. Душевный привет Лине Ивановне.
Ваш Н. Мясковский
22/V 1929. Москва
286. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
30 мая 1929 г., Париж
1, Rue Obligado, Paris XVI, France
30 мая 1929
Дорогой Николай Яковлевич.
Вы совершенно правы, и я страшная свинья, что до сих пор не написал Вам; между тремя моими премьерами я заблудился, как между тремя соснами. Но было и другое — надлежало дождаться владельца издательства, чтобы договориться об издании Ваших романсов. Дело в том, что наше издательство хотело бы иметь с Вами более тесные соприкосновения и не ограничиться одними романсами, каковую форму, кстати сказать, они считают наименее коммерчески интересной: сейчас на западе романсов почти не покупают. Я предупредил издательство, что Вы до 30-го или до 31-го года связаны с Универсалем, на что мне ответили, что принимая Ваши 9 романсов, они берут с Вас обещание по истечении универсальского запрета дать им несколько фортепианных пьес, нечто вроде сборника «Причуд», только желательно не из старых тетрадей. Также они охотно взяли бы от Вас симфоническую вещь„ типа «Развлечений» или не слишком монументальной симфонии, а также ансамбль — квартет или трио. Условия те же, что и для меня, то есть 25% с продажи или с найма материала, если вещь симфоническая. Этот процент они исчисляют иначе, чем Музсектор, то есть Музсектор — с продажной цены, а здесь — с цены фактической: если они скидывают, скажем, 40% нототорговцу, то эти 25% превращаются в 15 (четверть от шестидесяти). Хочется думать, что это Вас устраивает и что Вы пришлете романсы; не забудьте об обещанном немецком тексте. О постановке опусов на Ваши другие романсы я вручу в издательство особую записку.
С Вашим решением махнуть рукой на заграницу я никоим образом не намерен мириться: в ближайшее время Вы получите приглашение от одного парижского учреждения, с которым я в приятельских отношениях, — предложение прочесть несколько лекций о музыке в СССР. Думаю, что после этого не будет никаких препятствий против Вашей поездки, и тогда дальнейший отказ от нее окажется Вашим собственным капризом. Извините, что я «выражаюсь», но это потому, что мне очень хочется Вас видеть. Уверен, что если бы я был сейчас в Москве, то уговорил бы Вас.
«Игрока» поставили в Брюсселе 29 апреля 1, и притом вовсе неплохо, во всяком случае, с большим увлечением и отличным успехом. Вообразите, что конец оперы вполне дошел до публики. Секрет этого заключается не в том, что публика разобралась или не разобралась в достоевщине, а в том, что на протяжении всей оперы Алексей и Полина виделись урывками, причем им все время мешали разные другие события; даже в первой картине последнего акта, едва начало что-то случаться, Алексей умчался на рулетку. Поэтому за последней картиной публика следит не отрываясь: наконец-то вместе. К тому же, она проскакивает быстро и полна неожиданностей.
По возвращении из Брюсселя начался период третьей симфонии2. [...]. Волновались мы очень, потому что Монте к трем имевшимся у пего репетициям заказал две добавочные специально для симфонии, а между тем, мы не знали, будут ли готовы партии к этим репетициям. По счастью — поспели. Монте был добросовестен, но тэр-а-тэрен *, из породы Малько. Я между репетициями всячески кромсал скерцо (слава богу, что Вы его еще не переложили), но зато на исполнении оно имело-
* заземлен, лишен полета — от terre-à-terre (франц.). больше всего успеха, в том числе у Дягилева и Стравинского. Это, впрочем, не мешает мне продолжать считать первую часть — наиглавнейшею.
Параллельно с симфонией начались репетиции «Блудного сына». Я тряхнул стариной и сам взялся за палочку. Оркестр был не первосортный и, несмотря на все старания, ни Грабежа, ни танца на 5 не одолел. Я также недоволен хореографией, плохо вязавшейся с музыкой и не без досадных выдумок, не идущих к сюжету. Впрочем, последний номер был поставлен трогательно, публика смахивала слезы, и успех был чрезвычайный. Вообще, кажется, давно моя вещь не была так единогласно принята всеми партиями, как этот балет. Спасибо большое за ошибки: увы, я их так же проворонил во второй корректуре, как и в первой. Лишь в девятом такте после 96 я оставляю ре, а перед 100= ре-диез; колеблясь между обеими версиями, я в одном случае сделал, а в другом сяк.
Четвертая симфония построена следующим образом: вступление и сонатное allegro совсем новые, за исключением главной партии, см. 82 в балете. II часть построена на темах 210 , 197 и на той же теме, что вступление симфонии. III часть — целиком Красавица. Финал построен на музыке, с которой начинается балет (от начала до 2), и на темах 30 и 44 , особенно на 30, которая развивается во многих комбинациях, не нашедших себе применения в балете.