Содержание: В. Ф. Асмуса
Вид материала | Документы |
- Кант и. Ответ на вопрос: что такое просвещение, 102.62kb.
- В. Ф. Асмуса, А. В. Гулыги, Т. И. Ойзермана редактор шестого тома, 7271.19kb.
- 3 Под общей редакцией в. Ф. Асмуса., 6122.15kb.
- Содержание дисциплины наименование тем, их содержание, объем в часах лекционных занятий, 200.99kb.
- Содержание рабочей программы Содержание обучения по профессиональному модулю (ПМ) Наименование, 139.63kb.
- Заключительный отчет июль 2010 содержание содержание 1 список аббревиатур 3 введение, 6029.85kb.
- 5. Содержание родительского правоотношения Содержание правоотношения, 110.97kb.
- Содержание введение, 1420.36kb.
- Сборник статей Содержание, 1251.1kb.
- Сборник статей Содержание, 1248.25kb.
общение ради благой жизни между семействами и родами, ради
совершенной и достаточной для самой себя жизни> [8. Ill, 13, 1280в
29-35].
С.А. Жебелев переводит то ей Zv EVEKSV - <чтобы жить счастливо> -
менее адекватно, чем В.Я. Железнов, -<ради благой жизни> (см. <Политика>
Аристотеля, пер. С.А. Жебелева. М., 1911. С. 115; В.Я. Железнов. Цит. соч. С. 187).
Человек по природе - существо государственное [см. там же.
1, 2, 1253а 2-3], и если кто-либо в силу своей природы, а не в силу
случайных обстоятельств живет вне государства, тот или выше
человека, или недоразвит в нравственном отношении. Совершен-
ством человека предполагается совершенный гражданин, а совер-
шенством гражданина, в свою очередь, -совершенность его
государства. Взгляд этот в высокой мере типичен для наблюдателя
и исследователя жизни греческх полисов, каким был Аристотель.
Природа государства, согласно Аристотелю, стоит <впереди>
природы семьи и индивида: необходимо, чтобы целое предшество-
вало своей части. И действительно, всякий предмет определяется
совершаемым им актом и возможностью совершить этот акт; раз
эти свойства у предмета утрачены, нельзя уже говорить о нем как
о таковом: останется только его обозначение. Поэтому, если отдель-
ный человек <не способен вступить в общение или, считая себя
существом самодостаточным, не чувствует потребности ни в чем,
он уже не составляет элемента государства, но становится либо
животным, либо богом> [8. 1, 1, 12, 1253а 26-29].
Эту черту античного мировоззрения классического периода
хорошо выразил Виламовиц-Мёллендорф, автор исследования
<Аристотель и Афины>: <Совершенство гражданина, лоп, обус-
ловливается качеством общества, тголц, к которому он принадлежит.
Следовательно, кто желает создать совершенных людей, должен
создать совершенных граждан, а кто хочет создать совершенных
граждан, должен создать совершенное государство> [77. С. 343].
В состав государства входят отдельные лица, <ойкосы> (семьи)
и селения. Однако далеко не все отдельные лица принадлежат к
составу государства. К нему не принадлежат, согласно учению
Аристотеля, рабы.
Институт рабства привлекает пристальнейшее внимание Ари-
стотеля. Сама пристальность этого внимания доказывает, что в
эпоху Аристотеля отношения рабовладения становятся большим
вопросом общественной мысли. Уже некоторые софисты, как было
указано выше, не только высказали сомнение в правомерности
отношений рабовладения, но прямо утверждали, что по природе
все люди рождаются равно свободными. Аристотель - решитель-
ный противник этого взгляда и сторонник рабовладельческой сис-
темы. Он сознательно противопоставляет свое учение о
рабовладении взглядам тех, кто отрицал естественное происхожде-
ние и согласный с природой характер рабовладения. <По мнению
других, - пишет он, - сама идея о власти господина над рабом -
идея противоестественная> [8. 1, 3, 1253в 20-21]. По их утвержде-
нию, <лишь установлением обусловливается различие между сво-
бодным человеком и рабом, по самой же природе такого различия
не существует. Поэтому-то и власть господина над рабом, как
основанная на насилии, не имеет ничего общего по природе со
справедливостью> [там же. 1, 3, 1253в 21-22].
282
Для Аристотеля очень характерно, что вопрос о рабстве он
рассматривает не столько в пределах вопроса о государстве, сколько
в пределах вопроса об экономике семьи (ойкоса). Рабство тесно
связано у Аристотеля с вопросом о собственности. Собственность -
часть семейной организации: без предметов первой необходимости
не только нельзя жить хорошо, но вообще нельзя жить. Для
домохозяина приобретение собственности - орудие для существо-
вания. Если бы каждый инструмент мог выполнять свойственную
ему работу сам, или по данному ему приказанию, даже его пред-
восхищая, если бы, например, ткацкие челноки сами ткали, а
плектры сами играли на кифаре, то тогда архитекторы не нуждались
бы в <рабочих>, а господам не были бы нужны рабы.
Действительность, однако, не такова. Приобретение собствен-
ности, необходимой для существования ойкосного (домашнего)
хозяйства, требует для себя массу орудий, а раб - некая одушев-
ленная часть собственности (см. 8. 1, 2, 1254в 34]. К тому же в самой
сути вещей коренится порядок, в силу которого уже с момента
рождения некоторые существа предназначены к подчинению, дру-
гие - к властвованию.
В обществе, во всех его элементах, связанных между собой и
составляющих некоторое целое, элемент властвования и элемент
подчинения сказываются во всем. Это <общий закон природы, и
как таковому ему и подчинены одушевленные существа> [там же.
1, 9, 1254а 31-32].
Отсюда Аристотель выводит и природу и назначение рабства.
Согласно его разъяснению, <кто, по природе, принадлежит не
самому себе, а другому, и при этом все-таки человек, тот по своей
природе раб> [там же. 1, 7, 125а 14-15]. Деятельность рабов состоит
в применении их физических сил, это наилучшее, что они могут
дать. Они в такой сильной степени отличаются от других людей, в
какой душа отличается от тела, а человек - от животного. Именно
такие люди по своей природе - рабы, и для них лучший удел быть
в подчинении у господина. И Аристотель поясняет, что рабом по
природе бывает тот, кто может принадлежать другому и кто одарен
рассудком лишь настолько, что воспринимает приказания другого
лица, но сам рассудка не имеет [см. там же. 1, 5, 1254в 16-23].
По Аристотелю, природа устроена так, что сама физическая
организация людей свободных отличается от физической органи-
зации рабской части общества: у рабов тело мощное, пригодное для
выполнения необходимых физических работ; напротив, люди сво-
бодные не способны для выполнения подобного рода работ, зато
пригодны для политической жизни. Впрочем, высказав это утвер-
ждение, Аристотель делает оговорку: часто бывает и так, что сво-
бодные люди свободны не по физической, а только по
интеллектуальной своей организации [см. там же. 1, 2, 1254в 27-33].
И хотя красоту души не так легко охватить взором, как красоту тела,
во всяком случае остается очевидным, что одни люди по своей
283
природе свободны, другие же - рабы, и этим последним быть
рабами и полезно, и справедливо [8. 1, 2, 1254в 37-1255а 2].
От проницательного взгляда Аристотеля не укрылась трудность,
заключающаяся в таком понимании природы рабства и свободного
состояния. Исторически кадры рабов пополнялись и создавались в
Греции путем захвата пленных на войне. Если эти пленные были
не греки, или, как их называли, <варвары>, то выход был относи-
тельно прост: <варвары> рассматривались как худшая порода людей,
а отсюда было уже недалеко до мысли, что обращение пленных
<варваров> в рабство согласуется с природой вещей, с природой
самих <варваров> и потому справедливо.
Аристотель отмечает существование такой точки зрения в гре-
ческой политической литературе. Представители этой точки зрения
утверждают, что рабство как результат войны покоится на основах
права. Однако в этом утверждении, по Аристотелю, таится проти-
воречие. Самый принцип войн, говорит он, <можно считать про-
тивным идее права> [там же. 1, 2, 1255а 24-25]. Никоим образом
нельзя было бы утверждать, что человек, недостойный быть рабом,
все-таким должен стать таковым. Иначе окажется, что люди заве-
домо очень высокого происхождения могут стать рабами и потом-
ками рабов только потому, что они, будучи взяты в плен на войне,
были проданы в рабство. Именно поэтому и было выдвинуто
требование, чтобы рабами назывались не греки, а только варвары.
Завершая рассмотрение этого вопроса, Аристотель находит, что
колебание во взглядах на природу рабства имеет некоторое осно-
вание, что природа не создает одних людей рабами, других свобод-
ными. Впрочем, он тут же, даже в продолжении той же фразы,
соглашается и с тем, что <для некоторых классов людей такое
разделение на рабов и свободных вполне естественно, причем для
одного человека полезно и справедливо быть рабом, для другого -
господином, - так же, как необхоимо, чтобы один элемент подчи-
нялся, другой властвовал...> [там же. 1, 2, 1255в 4-8].
К отношению рабовладения, которое принадлежит к отноше-
ниям собственности, вполне приложимо, по Аристотелю, то отно-
шение, которое существует между частью и целым. Часть есть не
только часть чего-либо другого, она немыслима вообще без этого
другого. Таково же отношение между господином и рабом: <Госпо-
дин есть только господин раба, но не принадлежит ему; раб же -
не только раб господина, но и целиком принадлежит ему> [там же.
1, 2, 1253в 10-13].
Так как раб - своего рода часть господина, одушевленная и
отделенная часть его тела, и так как полезное для части полезно и
для целого, а полезное для тела полезно и для души, то между рабом
и господином, согласно Аристотелю, существует известная об-
щность интересов и взаимное дружелюбие, если только отношения
между ними покоятся на естественных началах.
Однако дружба и справедливость возможны по отношению к
рабу не как к рабу, так же как они невозможны по отношению к
284
неодушевленным предметам или к быку и лошади. <Раб - одушев-
ленный инструмент, а инструмент - раб без души; поэтому к рабу,
поскольку он раб, нельзя питать дружбы...> [Ник. этика. VIII, 13,
1161в4-5].
Все же Аристотель не сводит существо раба к одной лишь
технической функции одушевленного инструмента. Инструменты -
орудия технической деятельности, но рабство относится к сфере
имущественных отношений, а имущество - не простое техниче-
ское орудие, а орудие жизненной деятельности вообще. <Жизнь, -
говорит Аристотель, - есть деятельность, а не определенное тех-
ническое дело. Отсюда и служение раба - в том, что имеет отношение
к общей жизненной деятельности> [8. 1, 2, 1253в 23-1254а 8].
Рабство для Аристотеля - институт, необходимый для правиль-
ной деятельности семьи, предпосылка правильного государствен-
ного строя, который возникает из семьи и из соединения семейств
в селения.
Как и Платон, Аристотель набрасывает проект наилучшего
государства, в пределах которого развиваются соответствующие
природе вещей хозяйственные отношения.
Проект свой Аристотель построил, изучая реальные, существо-
вавшие в его время экономические структуры и типы государствен-
ной власти. Его политическая мысль самостоятельна и сложилась,
во-первых, в ходе критики государств, существовавших в его время,
во-вторых, -критики теорий государственного права . В школе
Аристотеля велось систематическое исследование конституций
множества греческих полисов (есть указание, что их было собрано
158). Из всей этой литературы дошло только найденное в 1890 г. в
Египте описание конституции Афин - так называемая <Афинская
полития>.
Из политических устройств современных ему государств кри-
тика Аристотеля особо выделяет государственный строй афинской
демократии, государства Спарты и македонской монархии. Из
политических теорий Аристотель подвергает критике прежде всего
теорию своего учителя Платона, но уделяет внимание, гораздо менее
пристальное, и другим теориям, например уравнительной утопии
Фалея Халкедонского.
Вразрез с Платоном, который оспаривал право
д на личное владение для стражей-воинов и даже
выдвинул проект общности для них жен и
детей, Аристотель выступает как сторонник индивидуальной част-
ной собственности. Обычно спокойный и уравновешенный, он,
говоря о собственности, поднимается до настоящего воодушевле-
ния. <Трудно выразить словами, -говорит он, - сколько наслаж-
Компетентный и содержательный анализ этой критики имеется в труде
исследователя С.Ф. Кечекьяна <Учение Аристотеля о государстве и праве> (М.; Л.,
1947).
дения в сознании, что нечто тебе принадлежит...> [8. II, 2, 1263а
40-41]. И хотя приятно оказывать услуги и помощь друзьям,
знакомым и товарищам, <осуществление всего этого мыслимо,
однако лишь при условии существования личной собственности>
[там же. 1263в 2-3].
Природа вложила в каждого человека естественное чувство
любви к самому себе. Правда, эгоизм - по справедливому призна-
нию - заслуживает порицания. Но эгоизм есть, по Аристотелю, не
любовь к себе, а лишь чрезмерная степень этой любви [см. там же].
Кто, как Платон, стремится провести единение государства в чрез-
вычайных размерах, для того все это (т. е. возможность помощи
друзьям и товарищам) отпадает.
Необходимо держаться того способа пользования собственно-
стью, который сочетает в себе систему собственности общей и
частной. <Собственность должна быть общей только в относитель-
ном смысле, в абсолютном же она должна быть частной> [там же.
1263а 26-27]. И Аристотель восхваляет результаты такого разделе-
ния: когда пользование собственностью будет поделено между
отдельными лицами, утверждает он, исчезнут среди них взаимные
нарекания, и наоборот, получится большой выигрыш, <так как
каждый будет с усердием относиться к тому, что ему принадлежит,
добродетель же послужит своего рода регулятором в использовании,
согласно пословице <у друзей все общее>> [8. 1263а 27-30].
Аристотелевская теория <эгоизма>, не превышающего меру,
нисколько не похожа на буржуазный индивидуализм, развившийся
на основе капиталистического способа производства. Это воззре-
ние, возможное только для грека - гражданина античного полиса,
в котором право ведения хозяйства, право участия в политической
жизни и в судебной деятельности было привилегией свободных
членов общества.
Не удивительно поэтому, что свое понимание сдерживаемого
мерой эгоизма Аристотель развил в той главе <Этики>, где рассмат-
ривается добродетель дружбы [см. Ник. этика. VIII и IX]. Предвос-
хищая Ларошфуко, Аристотель полагает,, что даже в основе дружбы
лежит себялюбие: <Любя друга, мы любим собственное благо, ибо
хороший человек, став нашим другом, становится благом - по-
скольку мы его любим. Таким образом, каждый в дружбе любит
собственное благо...> [там же. VIII, 6, 1157в 33-35]. Он знает, что
существует взгляд, согласно которому человека, который себя любит
больше всего, называют эгоистом в дурном смысле слова. Сторон-
ники этого взгляда говорят, что нравственный человек действует
по мотивам любви к прекрасному и дружбы и потому забывает о
самом себе.
Но Аристотель находит, что факты не согласуются с этой
теорией. Все отношения дружбы возникают из отношения человека
к самому себе, перенесенного на других. Каждый человек <сам себе
более всего друг, и следует любить больше всего самого себя> [там
же. IX, 8, 1168в 9-10]. Значение слова <эгоизм> зависит от пове-
286
дения людей. У большинства это поведение дурно. <Эгоизм> в этом
значении понятия порицается с полным правом. Но того, кто,
вообще говоря, всегда будет присваивать себе все прекрасное, никто
не назовет эгоистом и не будет бранить. Но именно таков, по-ви-
димому, и есть по преимуществу эгоист: он присваивает себе все
прекраснейшее и преимущественные блага, он служит тому, что в
нем есть наиболее сильного, и во всем повинуется этому. В этом
отношении человек похож на государство: сущность государства и
всякого сложного целого состоит в том, что в нем господствует и
что наиболее сильно. В этом же состоит и сущность человека. В
духе собственной высокой оценки разума Аристотель разъясняет,
что <тот человек больше всего любит себя, который любит разум и
служит ему> [там же. IX, 8, 1168в 33-34]. А так как нравственный
человек больше всего любит разум, то такой человек по преимуще-
ству может быть назван эгоистом, однако в ином смысле слова, чем
тот, который означает нечто постыдное. И разница здесь настолько
велика, насколько жизнь разумная отлична от жизни, подверженной
страстям, и насколько стремление к прекрасному отлично от стрем-
ления к кажущейся пользе. Итак, хороший человек <должен любить
самого себя, и таким образом он и сам останется в выгоде, осуще-
ствляя прекрасное, и другим принесет пользу> [Ник. этика. IX, 8,
1169а II-12].
<Себялюбие> нравственного человека не исключает ни отказа
от благ, ни самопожертвования ради других и ради отечества.
Нравственный человек, будучи эгоистом в указанном смысле, от-
бросит и деньги, и почет, и вообще все блага, из-за которых борются
люди, чтобы сохранить себе прекрасное. Он предпочтет непродол-
жительное, но сильное ощущение долгой, но пустой жизни и скорее
захочет жить прекрасно один год, чем многие годы бесцельно; он
предпочтет одно прекрасное действие многим незначительным. Так
происходит с людьми, жертвующими своей жизнью. Они выбирают
великое и прекрасное для себя [см. там же. IX, 8, 1169а 20-26].
В связи с таким пониманием <себялюбия> стоит аристотелевская
критика взглядов Платона, Фалея Халкедонского, а также критика
спартанского государственного строя.
Аристотель стоит на общей у него с Платоном почве идеологии
рабовладения. Как и Платон, он в своем проекте наилучшего
государства предусматривает возложение всей непосредственно
производительной работы на плечи бесправного рабства. Но в
отношении свободных граждан рабовладельческого государства он
отклоняет взгляд Платона на землевладение как слишком аскети-
ческий, умаляющий неотъемлемые права граждан. Платон полагал,
что землевладение должно обеспечить гражданам <образ жизни,
сдерживаемый мерой>. Аристотель предлагает другую формулу:
<Жить согласно мере щедро> [8. II, 6, 1265а 30-33] .
C.A. Жебелев переводит: <Жить скромно, но так, как это свойственно
благородно-щедрому человеку> (<Политика Аристотеля>. С. 55).
Не согласен Аристотель и с проектом Фалея Халкедонского.
Этот писатель предложил полное уравнение в области землевладе-
ния. Согласно оценке Аристотеля, проект Фалея, во-первых, нея-
сен. Для приведения его в исполнение необходимо указать должную
меру земельной собственности, доведенной до уравнения. Во-вто-
рых, осуществление проекта Фалея не дало бы результата. Даже
если бы была установлена средняя мера земельного имущества, это
установление не решило бы главного вопроса. Уравнивать необхо-
димо не столько земельные владения, сколько <вожделения>, а для
этого требуется не уравнение, а воспитание людей посредством
законов. Фалей должен был указать, в чем должно заключаться это
воспитание, но если воспитание будет для всех одно, от него не
выйдет никакой пользы. Люди поступают несправедливо не только
из-за неравенства в предметах первой необходимости, что имел в
виду Фалей, но также и потому, что они хотят жить в радости и
удовлетворять свои желания. Величайшие преступления соверша-
ются людьми в силу стремления к преизбытку, и люди становятся
тиранами не для того, чтобы таким образом избегнуть холода.
Вожделения людей по природе беспредельны, и в удовлетворении
этих вожделений проходит жизнь большинства людей. Поэтому