Анатолий Онегов Русский лес

Вид материалаИсследование
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   30

Да, не сказал главного: почему лучший на дом лес-сосна берется из сухого бора... По этим местам, высоким, сухим, сосны долгие, корабельно-мачтовой стати. И сейчас, во времена телевидения только тут, по сухим борам, и ищут себе антену-мачту для телевизора: и высока, и легка, и прочна.

А сунься в сырое место... Вроде и та же самая сосна - и стать близкая к корабельной отыщется. Правда, вот на лицо не так красна, как из сухого бора - одежда у нее больше в желтизну. Ну а упадет такое дерево, и уже по пню, по спилу, тут же узнаешь, что за сосна держится в сырых местах: годовые кольца по пню тут шире, чем в мачтовом лесу, в бору-беломошнике, а между кольцами, уложенными год за годом, рыхлость. Такое дерево под пилой сыплет опилки, как гнилая осина труху. Слаба, рыхла сосна из сырых мест - сосну отсюда хорошо брать только на кошелки из сосновой дранки. Развалишь такое дерево пилой на чураки, расколешь на плашки-поленья, а там щепи с них себе дранку-лучину по годовым слоям - легко щепится, слабое дерево.

А с борового полена не больно лучины-дранки нащепишь. Там годовые кольца - кольцо к кольцу плотно, будто приросли, слилась, а если и есть что между ними, так только смола, готовая схватиться в камень. Вот такой только лес и шел на вековой дом в нашем лесном краю.

Идеал это, конечно, вершина лесного домостроительного искусства. И не всем, и не всегда доставалось взойти на эту вершину. И плотники-мастера в дружную артель соберутся, и хозяин щедр, но вот незадача: нет больше поблизости, в своем лесу, рудовой сосны, корабельного бора... Так и родились по этой причине в наших краях и домишки попроще, поскромней.

Другой раз дивишься: неподалеку совсем стоят по иным деревням дома-великаны, дома-крепости, а тут рядом вроде бы домишки лепятся сиротские. Что такое? Откуда? И слышится ответ:"Соседи-то, поди, при борах живут, а у нас болота да низины - рудового леса вовек не видали..."

Вот и утверждаю потому:"Гордиться нам идеалом, вершинами лесного строительства, но помнить точно, что даже и смелому, и мастеровому народу, способному создать такую вот красоту, не всегда шел в руки нужный материал». Это как у мастера- ваятеля: задумал родить сказку, а мрамора нужного для такой сказки и нет под рукой... И в русских лесах было такое, уходили в чужие края строительной артелью создавать чудо-дома, а у себя дома и с деньгами, и с мастерством ставили лишь домишки-теремки, а мастерство свое при этом, коли не было леса для дома-крепости, находили в резном обряжении невеликих домов-теремков. Хоть мал теремок, да дорог отделкой!

-О! Это очень хорошо! - снова является ко мне мастер-финн, живущий теперь в доме, который, по его словам, не умеет дышать.

Да, прекрасно, когда всем необходимым одинаково щедро одарены все люди. Но было ли там, в кажущемся порой нам издали раем нашем патриархальном прошлом, все везде хорошо?

Мой дом и соседние с ним дома деревушки Пелусозеро дают на этот вопрос отрицательный ответ. И конечно, не только ошибка среднего брата и глупость-недоумие младшего из сказки-заповеди старика Ножкина родили по нашей лесной стороне дома попроще, похолодней, победней... Чуть выше моего дома, спустившегося от времени с горушки почти к самой воде, дом Климовых, домик игрушечный, вдвое, а то и втрое меньше моего, хотя и того же возраста. Что помешало Климовым когда-то сложить дом побольше, помощней? Мужики справные в семье были, бедности особой вроде бы не водилось у них. А может быть, и тут сказал свое "нет!" нужный для строительства материал?

Не было почему-то для этого дома рудового леса, не хватило такого же леса и на домик, где доживает свой век бабка Василиса. Скромен домик Тарасовых, красив, ладен, но скромен - и тоже моему почти ровесник. Вот тебе: и были открыты все пути к совершенству в мастерстве-строительстве...

Уходит от нас, людей, лес, и уходит прежде всего своими самыми лучшими отрядами... И ловлю я себя еще на одной мысли: "А что если приглашу я сейчас своего друга-помощника, свой верный топор, к большой работе, и задумаем мы с ним поставить, как прежде, дом-крепостъ, дом-корабль, где разыщем мы тогда нужные для такого дела лесины?" Прикидываю до памяти, перечисляю все подходящие места и никак не нахожу ответа. Коли только лесники подскажут, где взять необходимый материал... Конечно, с бору по сосенке я и без лесников набрал бы подходящих лесин. Но так лес на дом не собирают - берут с одного места весь лес, много - с двух, трех, чтобы легче вывезти, доставить на место строительства. А с бору по сосенке да из разных мест - так не навозишь леса и на плохонький домишко.

- Вот так вот, друг мой, помощник, мой дорогой, мой верный топор-мастер! Выходит, мы с тобой чуток и припоздали к большому делу. Но ты не горюй. Будем тогда, как и прежде, ладить, поднимать к жизни уходящее, будем радоваться, что новая жизнь нашими заботами вошла в старые стены, будем хранить старинное мастерство для новой жизни и не забывать, что дал нам когда-то крепкий деревянный дом-жилище.

А дал он нам не только здоровую жизнь-атмосферу, но и великий строительный опыт, сделавший нас мастерами. Все можем мы с тобой, друг мой, помощник, мой верный топор, там, где завещано пока обходиться топором да этими вот руками...

А что касательно того дома, что видел я у финна-строителя, то нам до него в наших лесных местах пока далеко - и не потому, что не сможем мы тут же наготовить из сучков и коры изоляции-ваты, а потому что есть у нас еще лес нужный для добротного жилища.

Ну, а то, что не всегда помним мы нынче о деревянном доме в местах лесных, это чаще оттого, что для деревянного строительства нужно большое старание-мастерство, а для кирпичных да бетонных стен может и шабашничество подойти...

Конечно, надо что-то посмотреть, подумать и в нашем деле, что-то, может быть, и изменить - ведь родился же вслед за домом рубленым дом брусчатый. Но кажется мне, что в брусчатом доме есть и промахи - потерял такой дом извечный продольный паз по бревну, которым одна лесина накрывала другую, накрывала мертво, не пуская тут внутрь дома никакого гостя.

Думается мне, что принцип нашего рубленого жилища еще не оценен до конца, а потому и не принят пока для новой жизни. И совсем не обязательно тут рубить топором те же углы…

Простим им, будущим строителям, дружище-топор, нашу с тобой возможную отставку? А? Простим! Ладно!

Может быть, что-то найдется и совершеннее. Но главное: не хочется мне, как тому финну-мастеру, не имеющему для своего мастерства нужного материала, оставить себе о наших чудных домах-жилищах только память пусть и восторженную.

Вот, пожалуй, и все, что пришло ко мне вслед за памятью о Николае Филипповиче Ножкине, наставлявшем меня лет двадцать назад в моей новой дороге. Тогда я только-только распрощался с тропами лесных промыслов и только-только намеревался обзавестись собственным домом - намеревался из собирателя-промысловика сделаться оседлым жителем в том лесном краю, который уже подарил мне свои тайные тропы...


САРАИ


Человек, оставивший свои кочевые тропы по лесам и пожелавший теперь жить не столько охотой-добычей, сколько устроенным самолично хозяйством - землей и скотом, не мог ограничиться в своем строительстве одним домом-жилищем - к дому, оберегавшему людей, необходимы были еще и хозяйственные помещения, где стояли бы лошади, скот и где можно было бы вершить все остальное хозяйственное мастерство.

Пожалуй, самым первым строительным решением, которое пришло тут в голову новорожденному хлеборобу и скотоводу, было самостоятельное сооружение - хлев, устроенный наподобие дома, жилища людей. Видимо, так рядом с жилищем человека и появился дом-помещение для скота: коровы, овец, свиньи. Собственного жилища потребовал себе и конь, без которого ни пахать, ни убрать с поля урожай, без которого никак не навозить для скота сена на зиму.

Наш предок, оседлый скотовод, принявший для себя науку - готовить для скота корм на зиму, видимо, еще тогда, на заре стойлового животноводства, как-то разбирался в качестве того же сена. По крайней мере он определенно догадывался, что сено, собранное по лету и оставленное под честное слово неверному небу осени и зимы, уже не будет тем "зеленым", хранившим цвета и ароматы летнего луга, сенцом, которое и поныне считается самым лучшим, самым полезным для скота. Видимо, тут-то явилось и следующее решение: убрать сено под крышу, которое и потребовало рядом с помещениями для скота и коня еще и помещения для сена - сеновала.

Так старательный животновод более-менее и обстроил свое животноводческое хозяйство, оградив от врагов и непогод и скот, и корма. Но не было обычно оседлого животноводства без земледелия, как не могло быть по лесным местам с бедными почвами и земледелия без животноводства, кормившего землю самым лучшим органическим удобрением - скотским навозом. И земледелие требовало от человека, пожелавшего жить на земле оседлой жизнью, пожелавшего связать себя с землей до конца, связать не только себя, но и своих детей, внуков, правнуков, не меньших усилий и стараний, чем домашний скот.

Хлеб сжат, связан в снопы. Поставлены-уложены эти снопы в бабки, крестцы, суслоны для сушки и дозревания зерна. Дошел, высох колос - и не место ему больше в поле, на пашне, вези его под крышу да побыстрей, чтобы сохранить все выращенное тобой. Вот так вот и появилась необходимость крыши для собранного с поля хлеба-снопов. Но хлеб-сноп - еще не сам хлеб. Впереди обмолот. Хорошо работать на открытом току под ясным небом! А если запогодит, задождит?.. Нет, собранный хлеб негоже отдавать дождям - и снова потребовалась крыша, на этот раз над тем местом, где будут обмолочены снопы.

Обмолотом поделены зерно и солома. Зерно в закрома: в амбары и амбарушки - опять берись, мастер, за топор, вези лес, руби чисто угол, веди ровно паз по лесине для дома-хранилища зерна. Солома - тоже не бросовый продукт, тоже землей подарен. И ей не всегда подходит быть неприкрытой под дождями. Хорошо бы и ее под крышу. Если ржаную да ячменную солому еще можно доверить сторожу-небу - эта солома если только на подстилку в хлева, то овсяную надо бы поберечь особо - она и на корм скоту хороша: завари ее как следует да чуть отрубей туда, в заварной корм, и другой раз молока и масла от такого корма не меньше, чем от зеленого лугового сенца. Вот и еще одна крыша необходима.

Ну а если вообще проявить старание, то обязательно придешь к выводу, что сани с телегой (о сбруе-упряже уже и не говори!) и прочий крестьянский транспортный инструмент тоже следует убрать под крышу - отсюда, поди, и пошел самый первый российский гараж, поставленный при крестьянском доме для полозно-колесных устройств на гужевой тяге.

Ну а теперь бы остановиться в воспоминаниях и хотя бы примерно подсчитать, сколько же крыш-помещений задумал тогда наш предок, занявшийся в лесу скотом и землей: хлев для коров, овец - раз! Стойло-конюшенка для лошади, а то и для другой - два! А к ним, рядом, гараж-хранилище для саней, телег с упряжью-сбруей - уже три!

А не щедро ли ставить-городить вокруг дома даже три отдельных строения? Ведь у каждого строения по четыре стены - три строения, уже двенадцать стен. Вот и подсчитай лес, вывозку, рубку, работу, деньги подсчитай и время!.. Не знаю точно, но думается мне, что где-то именно с такой мысли и родился у нашего предка план: свести друг с другом, рубить разом - одним строением — хлев и конюшню. Сведи два таких помещения - из двух стен одна лишняя, одной хватит на перегородку. Подведи к хлеву-конюшне гараж для телег-саней и еще одну стену уберешь. А это большое дело: и лесу, и времени экономия.

Видимо, так и рождались наши сараи, что палубой-трюмом до сих пор стоят еще по лесным местам за крестьянским домом, ходовой рубкой, стоят связанные с ним, береженные одной, общей крышей.

Ну а если свести вместе дом, ходовую рубку, с хозяйственной частью, палубой-трюмом, - это уже совсем простое решение: хозяйство ближе, да и попасть к скоту можно теперь, не выходя из дома-крепости, не утопая в сугробах, навороченных за ночь крутой метелью, и опять же - еще стена в экономию: теперь стена дома-жилища стоит и первой стеной сараев.

"Гараж", конюшня, хлев - все это, разумеется, устроено у самой земли, никак не поднято вверх. Почему - понятно, В "гараже" транспорт - ему под колеса и полозья сразу дорога нужна. Ну а лошади и корове земля под ногами нужна для очищения: все, что из скота само собой вон, сразу в землю. От земли и тепло в хлеву по зимним холодам. От холода у конюшни и хлева и добротный бревенчатый накат-потолок. Но накат из бревен служит потолком конюшне, хлевам, гаражу только своей нижней стороной - другая его сторона, смотрящая наверх,- это еще не крыша сараев, а только пол-накат второго этажа палубы-трюмов. От этого наката-настила до крыши еще далеко: больше десяти лесин, уложенных в стену, уйдет друг за другом рубленым рядом вверх, прежде чем подведут под крышу, остропилят сараи.

Так и устраивается второй этаж наших сараев, чтобы продолжить сведение-объединение всего хозяйства человека под одной крышей. На втором этаже сеновал, на второй этаж и снопы с пашни завезут и обмолотят эти снопы здесь по осени, по холодам, и обмолоченный сноп другой раз здесь же, под крышей, храниться оставят. И мастерские на сараях наладят: по столярной, кожевенной части.

Устроят сараи, закроют крышей, положат ко второму этажу, на сараи, мосток-въезд для лошади с телегой или санями, соорудят все, свяжут с домом, отойдут в сторону, глянут: "Так и есть - поболе, подольше сараи самого дома-жилища раза в два - так это самое обычное, а то и еще дальше!" Вот так и готовился в долгое плаванье-жизнь крестьянский дом-корабль по нашей лесной стороне.

Казалось бы, и брать с нас пример всем, отказаться повсюду от крестьянских, открытых небу дворов, от хлевов, сараюшек, нагороженных в стороне от дома. Всем хорош наш дом-корабль. Всем на зависть. Но не у всех выходит. А не выходит все по той же причине, что даже в лесной стороне не каждому мастеру шел в руки нужный материал. А о стороне, потерявшей свои леса, уже и не говори: там сплошь и рядом путной доски крышу-то закрыть не было, и покрывали тогда такой сиротский дом соломой, готовили для крыши такие же снопы, что завезены и обмолочены у нас под тесовой крышей, на сараях, укрывались за ними от ветра, дождя и снега. А уж что за надежда на такую соломенную крышу, судите сами: вылетит искра из печной трубы, и тут же огонь над

домом, покрытым ржаной соломой...

Вспомнил я соломенную крышу, сравнил с дощатой (с досками в два ряда) на своем доме и снова задумался: как же много теряли люди, теряя свои леса, теряли они не только добротное жилище, но и высокое строительное мастерство. Не потому ли плотников на дворцы и прочие царские хоромы искали чаще по стороне лесной, где не потеряна еще и до сих пор привычка-умение чисто класть в стены тех же сараев страшенной длины лесины.

Ну, если на дом-крепость, даже наперед лесина в девять метров нужна обязательно, то на сараи для боковых стен, что кладутся обычно цельным бревном, будь добр подыщи бревно в два десятка метров. Только тогда будет палуба-трюм у твоего дома-корабля.

Смотришь на такой страховой лес, добытый в лесу, привезенный сюда, положенный ловко в строение, прикидываешь его размеры по торцам-углам и соображаешь:"А как же ворочали, поднимали такие неподъемные лесины прежние плотники-зодчие - ведь не было у них тогда ничего, кроме того же топора, веревки да прочной ваги-рычага?"

И еще сложней становится эта загадка, когда запрокидываешь голову, роняешь назад шапку перед резным храмом, сработанным из дерева и легко вознесшимся к самым небесам. Ведь и туда, на самый верх, поднимали когда-то не палочки-чурочки, а тот же вековой лес из беломошных боров, ту же рудовую, красную сосну, налитую, как камнем, занемевшей смолой-янтарем. Но загадка эта все-таки уходит от тебя, когда вспоминаешь свою собственную работу, вспоминаешь, как вагами, без домкратов, один, лишь с малолетними помощниками-сыновьями, выравнивал-поднимал углы такого дома, где, поди, с большой натугой старался бы и пятитонный домкрат. Вспоминаешь, как простенький клин, только что вытесанный из березового полена, может стронуть с места, разделить один ряд, от другого в тяжелом бревенчатом срубе. Поставишь ловкий клинушек, укрепишь его чуть обухом топора, наметишь ему путь-дорогу, а там – раз-раз-раз - от разу к разу сильней по затылку клина топором, и пошла березовая, слабенькая на вид, планочка-чурочка между сросшимися бревнам. Треск-треск - раздалось где-то внутри сруба, а там все качнулось и тронулось вверх, и все от березового клина да твоего топора. Не числом, не ломовой силой, а умением брал, поди, каждый добрый мастер, складывал ли он в Египте каменные пирамиды-гиганты или врубал ряд за рядом сосновые лесины в сруб будущей Преображенской церкви, что третий век красуется в Кижах.

И спорить даже не хочу, и протестов тут не приму - докажу тут же свое: доведись нашим прежним лесным мастерам-плотникам поднимать к небу из дерева что-нибудь повыше египетских пирамид, выпади им такой заказ, и сработали бы они себе и этот памятник. А спорить тут не хочу и докажу свое хотя бы потому, что и за мной двадцать с лишним лет разгадывания старинного строительного мастерства-чуда, которое творили и вправду одним топором, ну, да еще если доброй пилой в придачу.

Хватало старинных строительных секретов и в каждом двухэтажном сарае... Как подвести сарай к дому, чтобы дом и сарай жили на земле вместе, согласно, похоже, чтобы не вело той же кирзой дом в одну сторону, сараи - в другую? Ведь и у дома и сараев общая крыша: поведет дом, потянет он за собой, начнет срывать крышу с сараев. Как удержать стены сараев от гнили-погибели, что идет шибко от скотского навоза? Тут пришлось принимать решение особое, и часто хлева для таких сараев рубятся отдельно от самих сараев. Срубят сарай, а там, где быть хлеву, оставят пустое место: стены туда, вниз, не спускают, а накатный потолок-пол поддерживают над будущими хлевами столбами из дерева-лиственницы (та не гниет, не преет так даже от скотского навоза, как другое какое дерево). Вот и вышел у вас корабль с кормой, будто вскинутой над волнами. Но недолго стоять так, пусто навалившись на столбы-листвяги, корме-палубе. Совсем скоро подведут под нее срубленные в стороне хлева: хлев для коровы, хлев для овец. Подведут, как блоки-секции. Пройдет время, подносится дерево в хлевах, поест его нижние ряды навоз и влага, уберут обратно хлева из-под сараев-кормы, подремонтируют, сменят у них нижние ряды и снова под сараи. Вот вам и блочно-секционное строительство, пришедшее в наш поточный унифицированный двадцатый век из прошлых крестьянских веков.

Ну а чтобы до конца составить себе представление о размера-объеме сараев крестьянского дома-корабля, что все еще стоит, помнит-держит путь-дорогу людей по нашим лесам, хочу я показать, какое примерно хозяйство собиралось вокруг дома русского крестьянина в те времена, когда без сараев у дома никак нельзя было обойтись.

В 1984 году в ленинградском отделении издательства "Наука" увидела свет работа Алексея Ильича Копанева "Крестьяне Русского Севера в ХУП веке".

ХУП век - это наша, история от Смутного времени и воров-самозванцев, рвавшихся с иноземной помощью к российскому престолу-руководству, а также от нижегородского земского старосты Козьмы Минина-Сухорука, собравшего народное ополчение против врагов земли русской, и от князя Дмитрия Михайловича Пожарского, принявшего под свою власть это победоносное народное войско, освободившее Москву от всякой нечести, до начала царствования Петра Алексеевича Романова, нареченного русской историей за свое бурное царствование Великим.

Так вот в работе А.И.Копанева об этом времени повествуется еще и с хозяйственной стороны, приводятся точные экономические данные, среди которых есть и данные о тогдашнем крестьянском хозяйстве в наших лесных краях. Например, "количество скота в отдельных хозяйствах ХУ11 века", откуда и взял я в свой рассказ такие сведения:

1. 1612 год - хозяйство Михаила Шевкунова: лошадей - 3, коров - 2, бык - 1, овец - 13, нетелей - 3.

2. 1616 год - хозяйство Ивана Артемьева: лошадей - 4, коров - 4, телят - 5, овец - 9.

3. 1648 год - хозяйство Ивашки Михайлова: лошадей -3, коров - 3, быков - 2, овец - 13, нетелей - I.

4. 1682 год - хозяйство Максима Шевкунова: лошадей - 5, коров - 4, бык - I, овец - 14, нетель - I.

5. 1683 год - хозяйства Васьки Иоилева: лошадей - 2, жеребят - 2, коров - 15, овец - 30.

А те данные, что приведу я ниже, собраны и удостоверены уже мной самим.

Заозерская часть деревни Пелусозера (нынешний Пудожский район Карельской АССР). Предколхозный учет: домов - 13, лошадей - 36. Ну, а прочий скот почему-то никто тогда не подсчитывал. Но более-менее точное правило для крестьянского хозяйства в нашей лесной стороне есть и, видимо, было соблюдено оно и в тех местах, о которых сейчас речь: на каждые две лошади - пять

голов крупного рогатого скота. Вот и считайте: 13 домов с традиционными сараями имели еще не так давно 36 лошадей и до ста коров, быков и нетелей. Итого, на один дом-корабль почти 3 лошади и до 7-8 голов крупного рогатого скота, не считая многочисленных овец, Примерно так получается и по сведениям, дошедшим до нас из тревожного для Русской земли ХУ11 века.

Ну а теперь представьте себе размеры-масштабы наших хозяйственных сооружений-сараев, которые возводились с расчетом на 2-3 лошади, на 5-7 коров с быком да еще на овец, без которых не жил обычно русский крестьянин, ибо прежде всего с овцы шла ему здоровая одежда: и дублена овчина на тулупы, и шерсть на сапоги-катаники.

Вот с такими полными трюмами и встречал волны лесного моря-океана прежний крестьянский дом-корабль, все дальше и дальше идущий на север от того начала пути, от тех мест, где наши предки когда-то впервые встретились с лесом, встретились сначала настороженно, недоверчиво, чтобы потом все-таки проложить по этому лесу свои тропы-дороги, поднять свои дома, устроить своё хозяйство и только после такого упорного труда-работы получить, наконец, право назвать этот лес своим Русским лесом! Корабль-дом построен, рожден, спущен на воду - в жизнь, и теперь осталось только сложить печь-очаг и первым легким дымком из новой трубы объявить о начале большого плавания...