7), Волгин О. С. (Темы 11, 12, 15, 18), Орехов А. М. (Темы 13, 16), Рудановская С. В. (Темы 6, 8), Курмелева Е. М. (Темы 3, 4, 5, 10), Тагиров Ф. В. (Темы 1, 2, 9, 14), Бондарь О. Ю. (Тема 17)

Вид материала

Реферат

Содержание Тема 7. мышление и язык 4. Языковые артикуляции культуры Мы с другом Основные определения Значение слова Гипотеза лингвистической относительности Гипотеза лингвистической дополнительности

Подобный материал:

• Вводный курс лекций москва Российский университет дружбы народов 2006 Коллектив, 2202.03kb.
• Методические указания по выполнению курсовых работ для студентов экономических специальностей, 1425.34kb.
• Учебное пособие Волгоград 2005 удк 93: 008: (470+571) (07) ббк 63 (2), 2780.67kb.
• Учебно-методическое пособие. Волгоград 2004 удк 93: 008: (470+571) (07) ббк 63 (2), 1545.82kb.
• Конспекты лекций для всех специальностей и всех форм обучения Издательство бгуэп, 975.82kb.
• Экономическая, 443.52kb.
• Темы и направления курсовых работ Преподаватель: Бондарь Оксана Петровна, 22.19kb.
• Методика преподавания урока, 146.26kb.
• Темы курсовых работ по дисциплине «Теория государства и права» для студентов 1 курса, 255.54kb.
• А. Г. Карпов (рук темы), Р. В. Федосова, Д. Н. Полячек (рук темы), В. Н. Пчелкин,, 1041.23kb.

^

ТЕМА 7. МЫШЛЕНИЕ И ЯЗЫК

1. Язык, его определение и функции
   
2. Язык человеческий и язык животных
   
3. Лингвистическая и когнитивная (познавательная) картины мира
   
4. Языковые артикуляции культуры
   

Наряду с разумом и чувствами язык относится к отличительным признакам (и сущностным силам) человека. Он помогает нам понимать мир и наше место в нем. Но его самого мы понимаем пока плохо. О многоликости языка, его способности «прятаться» и ускользать от однозначности прекрасно сказал В.Я. Брюсов: «Мой верный друг! мой враг коварный! / Мой царь! мой раб! родной язык!». Неопределенность, неуловимость и упрямство языка имел в виду и В.В. Маяковский, указывая на то, как «единого слова ради» ему приходилось изводить «тысячи тонн словесной руды». Поэтическая экспрессия, несомненно, поднимает и образно заостряет нашу проблему, но ее разрешение, т. е. поиски ответа на вопрос о природе языка, следует искать все же в философии.

1. Язык, его определение и функции
   

Под языком в широком смысле принято понимать любую систему знаков – естественных (звуковой язык, пластика человеческого тела, жесты, мимика) и искусственных, специально созданных людьми (язык математики, язык живописи, язык музыки, дорожные знаки, эсперанто и т. д.). Наука о знаковых системах называется семиотикой (семиологией). Знаковая система в форме человеческого языка, или язык в собственном смысле слова, – предмет такой науки, как лингвистика (языкознание). Связь знака с тем, что он означает, к чему отсылает, что представляет, достаточно условная (неосознанно-стихийная, конвенциональная). Отсюда и полисемия, или многозначность, употребляемых нами слов. Значение слова определяется конкретной ситуацией его использования, дифференцирующей связью с другими словами. Так понимаемое значение часто называют смыслом. Но можно сказать и так: смысл есть содержащаяся в слове мысль.

Различают язык и речь. Речь – это звучащий язык, эмпирически-индивидуальное выражение языка, язык, реализуемый в той или иной конкретной ситуации. Речь – всеобщая способность говорить. «Без сомнения, – писал в данной связи знаменитый швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр, – оба этим предмета тесно между собою связаны и друг друга взаимно предполагают: язык необходим, чтобы речь была понята и производила свое действие; речь же в свою очередь необходима для того, чтобы установился язык; исторически факт речи всегда предшествует языку». Язык есть «социальный продукт речевой деятельности».

Язык – объективное выражение, материальная оболочка, непосредственная действительность мысли. "Язык, – читаем у К.Маркса, – так же древен, как и сознание. Язык е с т ь практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее так же и для меня самого, действительное сознание и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми". Язык – явление общественное; возникнув в процессе формирования человеческого общества, он стал важным моментом его функционирования и развития. И потому правы те авторы, которые утверждают, что не человек говорит языком, а язык говорит «человеком» (через человека). Язык является важным средством социализации человека, он приобщает его к культуре, ее ценностям, нормам и идеалам. Язык выполняет также множество других функций: номинативную (называет вещи "своими именами"), познавательную или когнитивную (активно участвует в процессе познания, делает его более продуктивным), социального наследования (накапливает, хранит и передает знания, продукты духовной эволюции), коммуникативную (обеспечивает процесс межличностного общения), эстетическую, идеологическую и т. д.


2. Язык человеческий и язык животных

Общеэволюционная перспектива показывает, что все человеческие способности имеют свои прообразы, или зачатки, в мире животных. Не исключение в этом отношении и язык. Общение между особями различных видов животных тоже не безъязыкое. Можно и действительно говорят о языке животных. Прежде всего языке жестов, но также и языке, имеющем голосовую природу. В качестве первого можно указать на своеобразный танец пчел, осуществляющих функцию разведчиц и поиска богатых нектаром и пыльцой цветов. Своими танцевальными фигурами, их осевой ориентацией, а также скоростью полета они показывают пчелам – сборщицам нектара и пыльцы местонахождение (направление, дистанция) этих цветов. Так, круг означает, что цель близка. Восьмерка, напротив, говорит об удаленности цели, ось восьмерки указывает направление к цветам, скорость же полета – большая или меньшая – показывает, насколько цель близка или далека. В качестве примера голосового языка можно сослаться на поведение птиц, живущих стаями, например, на хорошо известных нам ворон. Своим криком, а это определенный набор звуков, они способны предупреждать друг друга (стаю в целом) об опасности или угрозе.

Возвращаясь теперь к общеэволюционной перспективе, следует сказать, что язык животных и язык человека – вещи не просто разные, но противоположные. Сущность человеческого языка резонно искать не в том, что его сближает с языком животных (многое сближает), а, напротив, в том, что их противопоставляет, делает принципиально не похожими друг на друга. Прежде всего бросается в глаза, что языковое общение в мире животных ограничено самыми элементарными формами, в него вовлечено мизерное число элементов. Языковое же общение в мире людей включает в себя чрезвычайно богатую лексику – десятки и сотни тысяч слов. Ясно, что разница здесь не только количественная, но и качественная, еще точнее – сущностная.

На что делится язык животных? На элементы-знаки с жестко закрепленными за ними сигнальными значениями, побуждающими к соответствующему действию или поведению. Подобными (аналогичными) знаками пользуется и человек. Цвета светофора, жесты регулировщика, морская сигнализация наглядное тому подтверждение. Но это как бы нижний этаж его языкового бытия и творчества. На что делится собственно человеческий (естественный) язык? Ближайшим образом, конечно, – на слова. Но в конечном счете – на абстрактные звуковые единицы (гласные и согласные элементы слогов), называемые фонемами. Фонемы как раз служат основным признаком для различения слов. Сами по себе фонемы ничего не означают, но в своих подчиненных определенным правилам сочетаниях позволяют выразить любое означаемое, обозначить практически все. Данную особенность языка называют членораздельностью. Человеческий язык членоразделен, чего нельзя сказать о языке животных. Для обозначения фонем на письме служат буквы – графические знаки в составе того или иного алфавита. Комбинаторные возможности фонем и букв поистине безграничны.

К сказанному необходимо добавить также органическую связь человеческого языка с абстрактным мышлением и сознательно-целесообразной деятельностью. Связь эта взаимная, от нее выигрывают все стороны и в первую очередь – сам язык.


3. Лингвистическая и когнитивная (познавательная) картины мира

Нельзя думать, что язык только оформляет, "одевает" уже состоявшуюся, сложившуюся мысль. Нет, мысль в языке не просто оформляется – она в нем впервые только и рождается, формируется. Или, как говорил Л.С. Выготский, "мысль не воплощается в слове, а совершается в слове". Точнее даже так: и совершается, и воплощается; и осуществляется, и существует; и формируется и оформляется. "Голых" мыслей не бывает. Мышление «про себя» тоже происходит с помощью языка. Мысля про себя, я пользуюсь так называемой внутренней речью. Во внутренней речи слова «произносятся» мысленно. Таким образом, мысль облекается в словесную оболочку не только тогда, когда мы говорим или пишем, но и в том случае, когда мы думаем. Однако это не означит, что границы мышления совпадают с границами говорения ("Откуда я знаю, что думаю, пока не услышу, что скажу"). Интуитивное мышление – явно не вербализованный (иногда и принципиально не вербализуемый) процесс. Сюда же следует отнести и различные прозрения-инсайты. Всем также хорошо известны "муки слова": мысль вроде бы и есть, ясна, а вот конкретного слова для ее выражения не найти, трудно подобрать. Но, даже подобрав, найдя верное слово, мы сталкиваемся с новой трудностью, которую прекрасно выразил поэт: "Мысль изреченная есть ложь". Мысль умирает в тот момент, когда она воплощается в слово. А происходит это потому, что слово всегда обобщает, сопрягая частное и общее, индивидуальное и социальное. Индивидуальное своеобразие мысли, ее эмоциональные обертоны и другие тонкости в нем, по сути, пропадают.

Есть все основания полагать, что логические формы мышления носят универсальный, общечеловеческий характер и не зависят от особенностей национальных языков. Их, кстати, очень много. В наши дни человечество говорит на 5651 языке и диалекте. Нельзя согласиться в этой связи с гипотезой лингвистической относительности Сепира-Уорфа, согласно которой язык, его нормы и правила, по сути, предопределяют смысловое, категориальное видение мира. Какой, мол, язык, такое и мышление. У китайцев оно одно, у нас, русских, – другое, у немцев – третье и т. д. "Мы видим, – пишет Э. Сепир, – слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения". И еще: «Культуру можно определить как то, что данное общество делает и думает. Язык же есть то, как думают». Предшественником Эдуарда Сепира и Б. Ли. Уорфа в данном плане был Вильгельм Гумбольдт, который полагал, что в самой структуре языка воплощено определенное воззрение на мир, что существует неразрывная связь языка и «духа народа». Подобно тому, как числа нужны, чтобы считать, так слова нужны, чтобы мыслить. По Гумбольдту, «природа языка состоит в переплавке чувственной материи мира и слов в печать мыслей. Или, иначе: языки – не средство представления уже познанной реальности… они служат средством открытия доселе неизвестной реальности. Разница между ними не в звуках и знаках – это разница оптического свойства, взглядов на мир». Понятийная, научная, и языковая, лингвистическая, картины мира не могут быть совершенно разными, но они и не совпадают друг с другом. Если бы эти картины полностью совпадали, то, учитывая естественные различия национальных языков, общение народов, культур, цивилизаций было бы невозможно.

Продолжая развивать сказанное, подчеркнем еще раз: языковые инвестиции в мышление никогда не были и не являются сегодня (пред)определяющими. Нельзя соглашаться с тем, что слова якобы «тиранически господствуют над познанием», что познавательные горизонты человека упираются, не смея их превзойти, в горизонты языковые. Возьмем в качестве примера лексическое сегментирование цветового спектра. В русском языке синий и голубой цвета обозначаются, как видно, двумя разными словами, в английском языке – одним словом blue, а вот во вьетнамском сразу «три в одном»: зеленый, синий и голубой цвета называются одним словом xanh. И что же – англичане и вьетнамцы не разбираются в сине-голубых оттенках? Нет, конечно. Опыты показывает, что носители разных языков прекрасно справляются с задачей восприятия и запоминания цветов. Разве что те, которые располагают соответствующими словесными наименованиями, делать это быстрее и проще.

Одновременно нельзя отрицать и того, что язык действительно делает возможным мышление, главным образом такие его характеристики или свойства, как абстрактность и обобщенность. Без языка и его объективирующей силы у науки не было бы так называемых идеализированных объектов (материальная точка, идеальный газ, абсолютно черное тело и пр.), – незаменимых средств углубления в изучаемую реальность. Без языковой оболочки мы вряд ли бы справились и с некоторыми отрицательными «величинами», например с ничто как противоположностью нечто. Если бы не язык, перед ничто оставалось бы только развести руками. А так оно – как отрицательное местоимение, часть речи, определенный член предложения – уже нечто, и с ним можно работать. Еще больше эта реификация (овеществление) подчеркивается синтаксисом в некоторых языках. Так, английский аналог русского «У меня ничего нет» – “I have nothing” буквально переводится как «Я имею ничего». Без языка, далее, познание лишилось бы возможности рассматривать в качестве самостоятельно существующих предметов многочисленные свойства вещей, действия и состояния людей – такие, например, как белизна, краснота, ходьба, бег, находиться и т. д.

Вместо гипотезы Сепира-Уорфа можно было бы предложить другую, более адекватную, на наш взгляд, гипотезу – апперцептивную. Точнее, это даже не гипотеза, а аналогия с апперцепцией в процессе чувственного познания. Там под апперцепцией понимается опосредованность восприятия новых предметов и явлений уже имеющимся знанием, прошлым опытом, всем содержанием внутренней жизни человека. Без такого опосредования чувственное познание оказалось бы совершенно неопределенным, калейдоскопически-хаотичным, его нельзя было бы предметно дифференцировать (идентифицировать). В языке (значения слов, грамматические категории и т. д.) фиксируется результаты познавательной деятельности человека, культурный опыт поколений. Все это, как контекст, усиливает, если не впервые формирует, предметно-различительные силы каждого конкретного познавательного акта.

Предложенная альтернатива отнюдь не единственная. Возможны и другие варианты. Так, Г.А. Брутян выдвинул принцип лингвистической дополнительности. Вот как он его представляет: «В процессе познания в связи с активной ролью языка и в силу его специфических особенностей возникает языковая картина мира. Она в целом и в главном совпадает с логическим отражением в сознании людей. Но при этом сохраняются периферийные участки в языковой картине мира, к о то р ы е о с т а ю т с я з а п р е д е л а м и л о г и ч е с к о го о т р аж е н и я, и в качестве словесных образов вещей и лингвистических моделей отношения между ними варьируются от языка к языку в зависимости от специфических особенностей последних. Через вербальные образы и языковые модели происходит дополнительное видение мира; эти модели выступают как побочный источник познания, осмысления реальности и дополняют нашу общую картину знания, корректируют ее. Словесный образ сочетается с понятийным, л и н г в и с т и ч е с к о е м о д е л и р о в а н и е мира – с ло г и ч е с к и м е г о о т о б р а ж е н и е м, создавая предпосылки воспроизведения более полной и всесторонней картины окружающей действительности в сознании людей».

^

4. Языковые артикуляции культуры

Свои замечательные качества язык демонстрирует не только во взаимоотношениях с мышлением. Тем или иным способом он соотносится со всей нашей жизнью. Его способность формировать и оформлять проявляется на всем пространстве культуры. Homo sapiens (человек разумный) – это всегда и homo lingua (человек говорящий). Очень точно и одновременно глубоко выразился на сей счет М. Хайдеггер: “Язык – дом бытия”.

За подтверждением сказанного обратимся к конкретным примерам. Как, например, в языке манифестируются индивидуалистические и коллективистские устои жизни.

Индивидуалистическая культура, как известно, возвышает персональное начало жизни, притом не только концептуально, но и графически. Отнюдь не случайным нам представляется то обстоятельство, что в английском языке личное местоимение «я» (I) пишется с заглавной буквы. Для сравнения: в русском языке заглавность пожинает, да и то не во всех контекстах, «вы» – личное местоимение второго лица множественного числа. Личное множественное лицо – это безусловно коллективизм, отражение, хоть и не прямое, некоего Мы-образа.

Эгоцентризм индивидуалистической культуры ярко проявляется и в синтаксисе, т. е. в законах соединения слов и построения предложений. Так, в английском языке все предложения имеют четкую, чтобы не сказать жесткую, структуру: субъект, предикат, объект. На первом месте, естественно, субъект – здесь это не только грамматический, но и смысловой акцент. Как показывают специальные исследования, субъект отсутствует только в трети английских предложений, тогда как, например, в японском языке эта цифра составляет 75%.

В коллективистском типе культуры «Мы» часто фигурирует там, где вполне могло бы стоять и «Я». По-русски (более) правильно ^ Мы с другом, а не Я с другом, Мы с Ивановым, а не Я с Ивановым. Англичанин же подобной скромности (а может, родовой привязанности к Мы) лишен: My friend and I (буквально: Мой друг и я); Smith and I (буквально: Смит и я). Но у него одно очень важное преимущество: видимо, уважая и подчеркивая достоинство Другого, он свое I ставит на второе место. Еще примеры на контрастирующее сопоставление: Мы знакомы? – Do I know you? (буквально: Я знаю тебя/вас?) Увидимся – See you (буквально: Увижу тебя/вас).

Интересны в данном плане также результаты сравнительных исследований “языкового сознания” русских и англичан. В ядре языкового сознания русских на первом месте стоит слово “человек”, на десятом – “друг” и только на 36 – “я”. У англичан картина совершенно иная: на первом месте стоит “me” (я), на втором – “man” (человек), ну а “friend” (друг) явно оттеснен, у него только 73 место.

Различия между коллективизмом и индивидуализмом убедительно заявляют о себе и во фразеологии, в частности в пословицах и поговорках – этих «компактных трактатах по ценностям культуры» (Л. Самовар и Р. Портер). Разумеется, в любой культуре есть разные пословицы и поговорки, отражающие нелинейность исторической судьбы народа, особенности государственного и общественного строя страны, внешние влияния, природную среду и т. д. И тем не менее можно говорить о разной степени репрезентативности тех или других из них. Для русской культуры, коллективистской в своей основе, наиболее характерна, видимо, следующая народная мудрость: Не имей сто рублей, а имей сто друзей; С миру по нитке – бедному рубашка; На миру и смерть красна; Стоя вместе у колодца и ведро с ведром столкнется. Прямую (индивидуалистическую) противоположность названным составляют многие английские пословицы и поговорки. Вот только некоторые из них: An Englishman’s house is his castle( Дом англичанина – его крепость); A hedge between keeps friendship green (Забор между соседями поддерживает дружбу); Good fences make good neighbours (Хорошие заборы способствуют добрососедким отношениям); Love your neighbour, yet pull not down your fence (Люби своего соседа, но не сноси свой забор); He travels the fastest who travels alone (Тот едет быстрее, кто едет один); Friends are like fiddle-strings and they must not be screwed too tightly (Друзья как струны скрипки, и их нельзя натягивать слишком крепко); Come seldom, come welcome (Чем реже ты приходишь, тем больше тебе рады)¹¹.

Вообще отношение к слову в различных культурах разное. Особенно трогательным оно было всегда в культуре русской. Иногда эта трогательность уплотнялась до утопическо-идеологической структуры. Так было, например, в Советском Союзе 60-х годов ХХ века. П. Вайль и А. Генис так описывают советскую «страну слов»: «Мифотворчество как идеологическое самообслуживание общества. Этим общечеловеческим талантом советский человек наделен в особой степени. Первой причиной тому – специфический характер русской культуры, всегда отождествляющей себя с искусством. Культура социальная и материальная выводились за скобки, внутри которых привольно и ущербно развивалась культура духовная. Отсутствие парламента и унитаза никогда не унижало человека, знакомого с Достоевским и Бердяевым. Среди искусства во все времена господствовала литература. Литературоцентристская русская культура дала миру не только мастеров слова – от Пушкина до Бродского, не только учителей жизни – от Толстого до Солженицина, не только шедевры словесности – от «Героя нашего времени» до «Москвы – Петушков», но и уникального потребителя всего этого грандиозного потока слов…. Этот [советский] человек выражает себя в слове искренне и убежденно верит в слово, любит слово, ненавидит слово, для него нет ничего дороже дружеского разговора и ничего святее печатного текста. Можно исповедовать разные веры, можно восхищаться Маяковским или Фетом, изучать Киреевского или Чаадаева, зачитываться Распутиным или Битовым, но антиподы сходятся на одном и том же – белом поле страницы, осененной божественным законом слова.

Когда мы рассуждаем о великом противостоянии Обломова и Штольца, которые будто бы олицетворяют Восток и Запад в российской судьбе, мы часто забываем, что все-таки главное не то, что один ничего не делает, а другой делает много, главное – что оба они об этом говорят. Говорят долго и иступленно – и только в этих жарких молитвах разным богам существуют для нас Обломов и Штольц. Это российские близнецы не антагонисты, а разные инструменты одного оркестра, в котором кларнет не хуже и не лучше альта и оба предназначены для услаждения слуха, а не для забивания гвоздей….

Напрямую из культа слова вытекают те следствия, которые делают советского человека исключительным событием ХХ века. Прежде всего это установка на коллективизм и превосходство духовного над материальным.

По сути дела, все явления 60-х связаны с событиями – успехом или неудачей – в сфере слова. Пока Программа КПСС трактовалась как литературное произведение, она служила инструментом социальных преобразований, но с уходом поэтической атмосферы подъема проступила ее нелепая буквальность»¹².

Много ли изменилось с достопамятных шестидесятых? Немало. Нет больше Советского Союза, мы теперь живем в другой – демократической России. Заметно выросло число людей, твердо сориентированных в своей жизни на действенно-гуманистические ценности: компетентность, профессионализм, интеллектуальную ответственность и т. д. Но вера в магическую силу слова все еще крепко сидит в нашем сознании. В то время как развитые страны Запада и Востока продолжают, в полном соответствии с прогнозом М. Вебера, «расколдовывать мир», мы по инерции пытаемся его заколдовать, заговорить, опутать словами. На что-то серьезное нас по-прежнему можно поднять только «большими» словами. А большие слова – это мечты, которыми мы себя постоянно раздражаем.


***

Завершая тему, хотелось бы сказать следующее. В общественную канву нашей жизни вплетено много разных нитей. Мышление и язык, пожалуй, самые яркие из них. И если относительно мышления наука нас, кажется, убедила, что жизнь значимо зависит от того, что мы о ней думаем, то относительно языка этого пока нет. Наверно, пройдет немало времени, прежде чем мы поймем, что наша жизнь зависит также и от того, что мы о ней, вернее – в ней говорим.


Вопросы для самоконтроля

1. В чем конкретно проявляется знаковость языка?
   
2. Чем отличаются естественные языки от искусственных?
   
3. Что отличает речь от языка?
   
4. Есть ли язык у животных?
   
5. Членораздельность человеческой речи – что это такое?
   
6. Как связаны между собой язык и мышление, слово и понятие?
   
7. Способен ли язык не только оформлять, но и формировать мысль?
   
8. В чем суть гипотезы лингвистической относительности?
   
9. Как выглядит взаимосвязь языковой и когнитивной (научно-познавательной) картин мира?
   
10. Раскройте на конкретном примере языковые кристаллизации (национальной, родной) культуры.
    

^ Основные определения

Язык – исторически сложившаяся система знаков, объективирующая мысли, чувства и волеизъявления людей, служащая важнейшим средством общения и взаимного понимания людей.

Знак – чувственно воспринимаемый предмет, выступающий заместителем и условным представителем других предметов (явлений, действий, событий, свойств, отношений и т. д.).

^ Значение слова – зафиксированный в сознании образ, через который слово соотносится с обозначаемым им предметом.

Смысл – значение, которое слово получает в конкретной речевой ситуации.

Речь – всеобщая способность говорить, звучащий язык.

Членораздельность – членение речи на абстрактные звуковые единицы – фонемы, позволяющие, посредством сочетаний, выразить любое означаемое.

^ Гипотеза лингвистической относительности: структура языка определяет структуру мышления и способ познания мира.

Лингвистическая апперцепция – зависимость конкретных познавательных актов от зафиксированных в языке прошлого опыта и общего содержания духовной жизни человека.

^ Гипотеза лингвистической дополнительности: языковая картина мира дополняет и в чем-то уточняет общую научную картину мира.


Литература

Обязательная

1. Ажеж К. Человек говорящий: Вклад лингвистики в гуманитарные науки. М., 2003.
   
2. Зинченко В.П. Мышление и язык: Учеб. пособие. Дубна, 2001.
   
3. Салмина Л.М. Коммуникация. Язык. Мышление. Казань, 2001.
   
4. Петров Л.В. «Мировой язык» в культуре XXI века // Современные проблемы межкультурных коммуникаций. СПб., 2003.
   
5. Карасик В.И. Языковой круг: Личность, концепты, дискурс / Н.-и. лаб. «Аксиол. лингвистика». М., 2004.
   

Дополнительная

1. Гумбольдт В. фон. Избр. труды по языкознанию. М., 1984.
   
2. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977.
   
3. Хайдеггер М. Путь к языку // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.
   
4. Айрапетян В. Герменевтические подступы к русскому слову. М., 1992.
   
5. Сеше А. Очерк логической структуры предложения. М., 2003.
   
6. Язык, сознание, коммуникация: Сб. ст. М., 2000.
   
7. Фесенко Т.А. Языковое сознание в интраэтнической среде: Учебное пособие. Тамбов, 1999.