Перед Великой Отечественной войной предсказывал неисчислимые бедствия народные, молился и плакал, что много крови прольется за то, что всё делается не по воле Божией, не по закон
Вид материала | Закон |
СодержаниеСергей ФОМИН СТАЛИН и ВЕЛИКИЙ МОЛИТВЕННИК Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? 5/18 февраля 1935 года. |
- «Детство, опаленное войной», 35.5kb.
- Кудинов Александр Дмитриевич. Ядумаю, что все вы его знаете, ведь этот известный человек, 49.26kb.
- Викторина 8-11 кл. "Что ты знаешь о Великой Отечественной войне?", 63.76kb.
- Задачи Дидактические: закрепить знания о решающих битвах Отечественной войны, познакомить, 36.94kb.
- Кориковой Полинарии Николаевне было всего 2 года, поэтому о начале Великой Отечественной, 44.98kb.
- Сочинение на тему «Детство, опаленное войной», 46.4kb.
- -, 126.86kb.
- Великой Отечественной Войны; показать, что лирика, как самый оперативный род литературы,, 46.63kb.
- Актуальные проблемы предыстории великой отечественной войны, 270.82kb.
- Рассказывает Иван Чесноков, 1691.9kb.
Сергей ФОМИН
СТАЛИН
и
ВЕЛИКИЙ МОЛИТВЕННИК
ЗА РУСЬ ПРАВОСЛАВНУЮ
МИТРОПОЛИТ ГОР ЛИВАНСКИХ ИЛИЯ
(Карам, 20.7.1903 †10.4.1969)
Часто приезжавший в середине 1930-х годов в Советский Союз с представителями епископальной церкви США Поль Андерсон спросил однажды священника Московской Патриархии о будущем Православной Церкви в СССР. Тот откровенно сказал: «В России нет будущего для религии»894. Не будем строго судить иерея. Секретарь Местоблюстителя архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский), встретив в 1935 г. возвращавшегося из северной ссылки монаха (будущего архиепископа Зарубежной Церкви Леонтия), прямо заявил ему, что «наступили последние дни», и посоветовал, если тот хочет остаться в живых, выбрать себе светскую профессию895. И самого Местоблюстителя митрополита Сергия посещали сомнения. Перед войной, в мае 1941-го он признавался о. Василию Виноградову: «Церковь доживает свои последние дни. Раньше они нас душили, но, душа, выполняли свои обещания нам. Теперь нас продолжают душить, но обещаний уже не выполняют»896.
Но уже тогда (в начале 1930-х) некоторым вдумчивым наблюдателям (кстати, отнюдь не сторонникам Православия) стало ясным: «Воинствующий атеизм коммунистов способен возродить Святую Русь»897. (Так считал, например, ватиканский дипломат Жан Эрбетт.) Иногда со стороны, как говорится, видней…
Такие выводы, в частности, подтвердили итоги переписи населения 1937 г., свидетельствовавшие о поражении атеистического натиска на Церковь и провале «безбожной пятилетки». Пятый пункт опросного листа был сформулирован следующим образом: «Являетесь ли вы верующим? Если да, то какой религии?» Православно верующими назвали себя треть городского населения и две трети сельского. Всего, таким образом, половина населения Советского Союза (56,7%), несмотря на всю идеологическую работу коммунистов и террор, объявила себя верующей898.
Над страной веяли уже иные ветры...
Однако параллельно с ростом внешних проявлений патриотизма, лишенного – подчеркнем это – внутреннего прежнего духовного содержания (и в этом была его серьезная ущербность), с 1940 г. снова начинают усиливаться антицерковные репрессии.
В марте 1941 г. на встрече с работниками антирелигиозных музеев глава Союза воинствующих безбожников Губельман-Ярославский хвастался, как достижением, тем, что люди перестали обращаться с ходатайствами об открытии храмов: «Охотников обращаться с такими ходатайствами с каждым днем становится все меньше и меньше. А там, где такие ходатайства поступают, то потому, что инициаторами их являются – кулаки, служители культа и бывший церковный актив, единоличники»899.
Тем временем, однако, в ЦК ВКП(б) стекалась иная информация с мест, свидетельствовавшая «о возрастании активности церковников». В Пасхальные дни множество колхозников не выходило на работу, крестили детей даже многие «видные коммунисты».
«В Пасхальную ночь 1941 г., – вспоминала верующая ленинградка, – тысячные толпы народа стояли плечо к плечу вокруг храмов, с горящими свечами в руках, и единодушно пели пасхальные песнопения, не обращая внимания на беснование конной милиции, тщетно пытающейся их разогнать, так как все уличное движение вокруг храмов было нарушено...»900 Никому из участников того крестного хода и в голову бы не пришло, что на Пасху 1942 г. будет официально разрешено совершать крестные ходы вокруг церквей с зажженными свечами, несмотря на угрозу немецких самолетов, что в ту Пасхальную ночь будет отменен даже комендантский час. Впрочем, ни о немецких самолетах, ни о предстоящей войне тогда тоже не догадывались… кроме разве что духоносцев, никогда не переводившихся на Русской земле.
«Будет война, и война страшная, всемiрная, она приведет народ России к Богу», – так еще в 1927 г. говорил наиболее близким духовным чадам своим преподобный Серафим Вырицкий.
Буквально за несколько дней до войны в журнале «Безбожник» можно было прочитать: «Религия является злейшим врагом советского патриотизма [...] История не подтверждает заслуг Церкви в деле развития подлинного патриотизма»901.
«Проклятьем заклейменный»* готовил очередное жертвоприношение.
В Ленинграде приговорили к уничтожению знаменитый собор Воскресения Христова (Спаса-на-Крови). В Москве на 22 июня 1941 г. был назначен взрыв храма Рождества Богородицы в Путинках. В тот же день должны были быть переданы ключи от Богоявленского собора и церкви Илии Обыденного (отслуженную накануне Божественную Литургию почитали за последнюю в этом храме). На фасаде подмосковной Спасской церкви в Гирееве, закрытой богоборцами в Светлую седмицу 1941 года, всю войну и долгие годы после нее висела надпись: «Христос Воскресе!»902
^ Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?*
* * *
Утром 22 июня 1941 года, в воскресенье, в день Всех Святых, в земле Российской просиявших, Митрополит Сергий (Страгородский), отслужив Литургию, собрался уже читать Акафист, как ему сообщили о начале войны. Местоблюститель тут же произнес проповедь, в тот же день размноженную на ротаторе и разосланную по немногим сохранившимся еще приходам для зачтения отцами настоятелями с амвона прихожанам. Следует учесть, что по действовавшим тогда законам, запрещавшим Церкви всякую деятельность вне церковных стен, а тем более вмешательство в политические и государственные вопросы, действия эти были наказуемыми903.
Характерно, что это было одним из первых обращений к народу подсоветской России в связи с разразившейся войной. Знаменитые «братья и сестры» (обращение христианское и уж никак не советское) И. В. Сталина прозвучали лишь 3 июля. В Послании Митрополита также было предвосхищено обращение Сталина к Святым Русским Князьям в его ноябрьской речи 1941 года. «Вспомним святых вождей Русского народа, – писал Местоблюститель, – например, Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. [...] Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг».
В высшей степени поучителен и календарь войны. В тот день, когда в 1941 году немцы праздновали день рождения своего фюрера, русский народ праздновал Пасху – 7/20 апреля. День начала войны войны был назначен в соответствии с руническим календарем: 22 июня был древнегерманским праздником солнечного торжества. Однако самый длинный день совпал, как мы уже сказали, с Неделей всех святых, в земле Российской просиявших. Контрнаступление нашей армии в 1941 году началось 23 ноября/6 декабря – день памяти св. благоверного Великого Князя Александра Невского. Пасха в 1942 году пришлась на 23 марта/5 апреля – день Ледового побоища. Киев – мать городов русских – был освобожден 24 октября/6 ноября 1943 г., в день празднования иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Избрание Патриархом Московским и всея Руси святителя Сергия состоялось в Москве 26 августа/8 сентября 1943 г. в день Сретения Владимiрской иконы Божией Матери, с древних времен считавшейся Покровительницей Руси. Интронизация новоизбранного Патриарха произошла 30 августа/12 сентября – в день памяти св. благоверного Великого Князя Александра Невского, что, несомненно, указывало на покровительство этого Святого новоизбранному Предстоятелю Русской Церкви и всему народу российскому. Наконец, Пасха 1945 года совпала с днем Великомученика Георгия Победоносца – 23 апреля/6 мая, а Парад Победы в Москве на Красной площади – с днем Пресвятой Троицы (11/24 июня).
Имеются многочисленные церковные предания, по крайней мере, предостерегающие от однозначных оценок Сталина.
В октябре 1941 г. Сталин приезжал в Царицыно к св. праведной Матроне (Никоновой), которая сказала ему: «Красный петух победит. Победа будет за тобой. Из начальства один ты не выедешь из Москвы»904.
«В 1941 году, когда немцы были уже в Химках, – вспоминала монахиня Сергия (Клименко), – из Москвы хотели вывозить мощи святого благоверного Князя Даниила. (Мощи преподобного Сергия Радонежского были уже вывезены историко-археологическим обществом для сохранения.) В ночь на 23 ноября по старому стилю Князь Даниил Московский сам явился Сталину (при Сталине ночью Кремль был освещен и все работали) и сказал: “Я хозяин Москвы, не трогайте меня, а то вам плохо будет”. [...] О том, что Сталин видел Князя Даниила, рассказал мне архимандрит Иеремия (Лебедев[, 1885†1.3.1953]), казначей Патриарха Алексия, когда я после войны приехала в Москву»905.
Наконец, есть известие, что зимой 1941 г. «изрядно смутившийся Сталин [...] призвал к себе в Кремль духовенство для молебна о даровании победы; тогда же, продолжает легенда, чудотворная Тихвинская икона Богоматери из Тихвинской в Алексеевском церкви была на самолете обнесена кругом Москвы и Москву от врага спасла. А 9 декабря после первого успешного контрнаступления, предшествовавшего московскому, был освобожден г. Тихвин»906.
Именно в этом контексте и следует воспринимать обращение Божия избранника, молитвенника за Святую Русь, митрополита Гор Ливанских Илии (Карама) к советскому правительству. Изложенные в них условия спасения России были получены Владыкой после многодневной пламенной молитвы от Самой Божией Матери. Немаловажным обстоятельством было то, что к архиерею древнего Антиохийского Патриархата, в самом названии кафедры которого дышала, казалось, сама Библейская древность, Сталин, возможно, испытывал большее доверие. К сожалению, эти письма, отправленные через дипломатические каналы и Красный Крест, пока не найдены. Однако сами требования Царицы Небесной были, как это мы знаем из истории, неукоснительно выполнены. Причем, подтверждение тому известны из источников, независимых от сказания протоиерея Василия Швеца (род. 24.2/9.3.1913)* «Чудеса от Казанской иконы Божией Матери»907.
Но вот уже не церковные предания, а исторические факты. Недавно документалисты Германии, Австрии и Франции совместно с российской телекомпанией «Останкино» сняли фильм «Кремль изнутри», широко демонстрировавшийся за рубежом в 2005 году. «Еще недавно, – говорится в закадровом тексте, – такое в Кремле нельзя было и представить». И действительно, бывший личный охранник Сталина показывает место, где в Большом Кремлевском дворце была маленькая церковь. В годы Великой Отечественной войны, по его словам, Иосиф Виссарионович частенько «отправлял здесь свои духовные потребности»908. Но если была церковь, то, разумеется, был, по крайней мере, хотя бы один священник…
Известно, что с началом войны в СССР была свернута антирелигиозная пропаганда. Есть сведения, что уже в июле 1941 г. состоялась первая краткая встреча Сталина с Митрополитом Сергием, которой, как утверждается, оба остались довольны*909
К октябрю 1941 г. прекратился выход всех специальных антирелигиозных изданий. Пресловутый журнал «Под знаменем марксизма» переориентировался на публикацию историко-патриотических статей, а в 1944 г. и вовсе прекратил свое существование. Тогда же была ликвидирована антирелигиозная секция при институте философии Академии наук СССР, а созданный Ем. Ярославским Центральный музей истории и атеизма оказался фактически выброшенным на улицу.
Глава «усыпленного» Союза воинствующих безбожников Губельман-Ярославский с началом войны получил, через А. Н. Поскребышева, рекомендацию Сталина отметить патриотическую позицию Церкви**.
Символична была и сама смерть этого «главного безбожника страны» (4 декабря 1943 г., на праздник Введения!), совпавшая с моментом резкого поворота курса государственной политики по отношению к Русской Православной Церкви. Это, кстати говоря, положило основание для упорных слухов о казни, по выражению католиков, «еврейского аптекаря Губельмана».
В библиотеке архиепископа Сергия (Ларина, †1967) хранился изданный в Белграде в 1941 г. второй том книги И. К. Сурского «Отец Иоанн Кронштадтский» с характерной надписью, сделанной на его полях рядом с напечатанным там известным пророчеством о. Алексея Мечева: «…Ныне …исполнилось пророчество прозорливого старца о. Алексия Мечева …что, когда придет время, – Бог пошлет нужных людей, которые спасут Россию. – Бог послал Иосифа Виссарионовича Сталина и его сподвижников, который закрыл …Союз безбожников и казнил его председателя… приказал открыть Православные храмы, учредил Комиссариат Православной Церкви… установил для всех днем отдыха Воскресенье; восстановил Патриаршество в полном блеске и сказал Патриарху… что он желает укрепления Православия…»910
Осенью 1941 г. прекратились и аресты священнослужителей. Местоблюстителю Сергию (Страгородскому), митрополитам Алексию (Симанскому) и Николаю (Ярушевичу) не препятствовали распространять их патриотические воззвания к пастве.
Безспорно, инициатива этого поворота к Церкви могла принадлежать одному лишь И. В. Сталину. Никто из правящей советской верхушки того времени не посмел бы даже заикнуться о таких переменах. Никто из них не позволил бы себе даже подумать об этом. Сочетание наличия власти, ориентация на иные, чем у всех остальных партийно-советских вождей, ценности (которые некоторые из современных исследователей несправедливо «понижают» до прагматизма), и, наконец, полученное в детстве и юности воспитание – вот предпосылки этого поворота. Непосредственным толчком к осуществлению этих идей на практике стали вначале угроза, а потом и сама разразившаяся безпримерно страшная война, настроения врученного ему в управление народа, произнесенное смиренными духоносцами слово, за внешней тихостью которого, однако, чувствовались грозные раскаты Божия гнева. Одним из этих праведников, которому поверил Сталин, и стал митрополит Гор Ливанских Илия, с детства особенно почитавший Пресвятую Богородицу, очень любивший Россию и ее народ.
В официальной биографии И. В. Сталина читаем: «1888 – поступает в 4-классное духовное училище. 1894 – заканчивает училище по 1-му разряду. 1894 – поступает в духовную семинарию. 1899 – исключен из семинарии»*911.
К этим скупым строкам следовало бы прибавить, что, вопреки тому, что ранее утверждалось в энциклопедиях и официальных биографиях вождя (просмотренных самим Сталиным), родился И. Джугашвили 6 декабря 1878 г. (а не 9 декабря 1879 г.) – в день широко чтимого на Руси святителя Николая Чудотворца*912. Крестили же его в честь св. праведного Иосифа Обручника913.
Одноклассник И. Джугашвили по Горийскому духовному училищу свидетельствовал: «В первые годы учения Сосо был очень верующим, посещал все богослужения, пел в церковном хоре. Хорошо помню, что он не только выполнял религиозные обряды, но всегда и нам напоминал об их соблюдении»914.
Горийское духовное училище И. Джугашвили окончил с отличием, получив даже похвальный лист, что способствовало его зачислению в Тифлисскую духовную семинарию полупансионером (с безплатным проживанием в общежитии и питанием в столовой).
Первые два класса семинарии (1894-1896) он окончил по первому разряду с оценкой 5 по поведению, передвинувшись по успеваемости с 8-го на 5-е место915. Третий класс (1896-1897) И. Джугашвили закончил по второму разряду с оценкой 4 по поведению, переместившись с 5-го на 16-е место916. В четвертом классе (1897-1898) его оставили для переэкзаменовки на осень; по поведению у него уже была тройка, а по успеваемости он был 20-м917. Наконец, весной 1899 г. за пятый класс экзаменов он не сдавал. Все эти разительные изменения были связаны с его увлечением революционными идеями и установившимися связями с подпольщиками-марксистами. Однако единого мнения о причинах его ухода из духовных школ до сих пор нет918.
Как бы то ни было за стенами семинарии он оказался, когда ему было уже 20 лет. В духовных школах в общей сложности он провел без малого одиннадцать (!) лет… Сказанное, разумеется, не могло не наложить отпечаток на всю дальнейшую его жизнь, оказав влияние на формирование характера и особенности мышления. И действительно, как это уже отмечалось исследователями, его труды и речи, легко запоминающиеся и доступные восприятию самого простого человека, были весьма схожи с проповедями, нося неизгладимые следы церковной логики. Способ выражения мыслей, манера его писем напоминала послания известных духовников. Неторопливость движений – поведение священника. К этому следует отнести поразительную манеру выслушивать собеседника, умение вызвать на откровенные признания; вдохнуть, когда нужно, веру и надежду. Многие современники подчеркивали скромность его одежды, бытовую неприхотливость, простоту пищи919.
Близкий товарищ Сталина по Тифлисской духовной семинарии А. Сипягин (позднее депутат от социалистов в Государственной думе первого созыва, впоследствии совратившийся в латинство), будучи католическим священником восточного обряда, вспоминал, «как в те далекие годы они исповедывались старцу и каждый месяц приступали к причастию, что было тогда не очень распространено среди православных». Сипягин подчеркивал, что он «навсегда сохранил воспоминания о «благочестивом Иосифе» и еще в тридцатые годы утверждал, что он обязательно обратится»920.
Большую роль в этом выборе, несомненно, сыграла мать – Екатерина Георгиевна Джугашвили (1860†4.6.1937). «…Она едва умела нацарапать свое имя, – вспоминала о бабушке, к которой приезжала в июне 1935 г., дочь Сталина С. И. Аллилуева. – […] Характер у нее был, очевидно, строгий и решительный, и это восхищало отца. Она рано овдовела и стала еще суровее. У нее было много детей, но все умерли в раннем детстве, – только отец мой выжил. […] Она так и не захотела покинуть Грузию и приехать жить в Москву, хотя отец звал ее, и мама тоже. Ей был не нужен столичный уклад жизни, она продолжала свою тихую, скромную жизнь простой набожной старухи. […] Она жила в каком-то старом, красивом дворце с парком; она занимала темную низкую комнатку с маленькими окнами во двор. В углу стояла железная кровать, ширма, в комнате было полно старух – все в черном, как полагается в Грузии. […] У бабушки были свои принципы, – принципы религиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жизнь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, ее суровый мужественный характер, – все это перешло к отцу»921.
«Она была очень набожна, – пишет С. И. Аллилуева далее, – и мечтала о том, чтобы ее сын стал священником. Она осталась религиозной до последних своих дней и, когда отец навестил ее, незадолго до ее смерти, сказала ему: “А жаль, что ты так и не стал священником”… Он повторял эти ее слова с восхищением; ему нравилось ее пренебрежение к тому, чего он достиг – к земной славе, к суете…»922
Похоронили Екатерину Георгиевну на Давидовой горе в Тбилиси, неподалеку от храма св. Давида.
Влияние родителей – их тоже просто так не спишешь. Живой пример… Укор… Во всяком случае, все это время от времени заставляло задумываться… Не исчезало безследно из памяти…
Вот как, например, в 1970-е годы вспоминал о своем отце Михаиле Прохоровиче Скрябине (†1923) В. М. Молотов: «Приезжал ко мне, когда я уже работал в ЦК. По церквам ходил… Он религиозный был. Не антисоветский, но старых взглядов. […] С клюшкой ходил. А выпьет: “Все ваши Марксы, Шопенгауэры, Ницше – что они знают?” […] У него был хороший бас, но не было слуха. И все-таки он пел в церковном хору, на клиросе. Он пристраивался к кому-нибудь с хорошим слухом, басу, и подтягивал… Выписывал много нот всяких церковных. На богомолье ездил. Куда только…»923
Что касается самого И. В. Сталина, то, по свидетельству монахини Сергии (Клименко), за Сталина «молился схиархиепископ Антоний (Абашидзе). Он был инспектором той семинарии, где учился Сталин. И когда Сталина за “проказы” сажали в карцер на хлеб и воду, он его жалел и посылал ему покушать. А когда времена переменились, когда уже Сталин стал самодержцем, а он архиепископом, его хотели арестовать. И вот Сталину дали знать: помнишь князя Абашидзе, который тебе кушать посылал, когда ты в карцере сидел? И Сталин сказал: “Не трогать его”. И владыка Антоний за него молился и что-то ему вымолил. Уж какая судьба Сталина, мы не знаем, это Бог Один знает, но все-таки с него началось освобождение»924.
С будущим Владыкой (а тогда иеромонахом Димитрием) И. В. Сталин познакомился в 1896 г., когда тот был назначен преподавателем Священного Писания в Тифлисскую духовную семинарию. (Напомним в связи с этим прекрасное знание И. В. Сталиным Библии, которую он нередко цитировал.) В 1898 г. (после годичного пребывания в Кутаисской духовной семинарии) о. Димитрий вновь возвратился в Тифлис, где был назначен инспектором в семинарию. Именно в годы его инспекторства из семинарии ушел его ученик И. Джугашвили*. Однако и после этого неприятного события «они несколько раз виделись, переписывались»925.
Позднее, в годы гражданской войны, ставший уже архиепископом Таврическим и Симферопольским, Димитрий был членом образованного на территории белых армий Временного Высшего Церковного Управления на юго-востоке России. К тому времени бывший семинарист И. Джугашвили стал представителем Совнаркома, возглавляя оборону Царицына. Сохранились сведения, что в это время Владыка через линию фронта не раз обращался к своему бывшему ученику, добиваясь от него «смягчения судьбы священнослужителей, попавших в плен к красноармейцам»926.
После эвакуации белых армий из Крыма архиепископ Димитрий не пожелал покинуть Россию. Его арестовали. Однако благодаря вмешательству Сталина он получил минимальное наказание**. Лаврским отцам в Киеве, опасавшимся поселять Владыку из-за его запутанных отношений с властями, архиепископ Димитрий «показывал какие-то письма свои Сталину и ответы последнего, а также полученные им справки и разрешение киевских властей на проживание в городе»927.
В 1928 г. Владыка принял великую схиму с именем Антоний. Скончался 1 ноября 1942 г. в Киево-Печерской Лавре, где был и похоронен. В настоящее время готовится канонизация схиархиепископа Антония.
Следует подчеркнуть, что Сталин никогда не был инициатором гонений на Церковь, хотя он и не уклонялся никогда от общей партийной линии по борьбе с религией (иногда даже и «озвучивая» ее), однако, заметим, выработанной все-таки другими. Как утверждал один из ближайших его друзей и соратников В. М. Молотов, «Сталин не был воинственным безбожником»928. Уже в предвоенные годы он не выступал лично с антирелигиозными призывами. О многом заставляют задуматься и документы, не так давно опубликованные о. Димитрием Дудко929.
«Недооцениваем мы, – считает А. Б. Свенцицкий, – и открытую борьбу И. В. Сталина с левыми силами, которые стараемся представить этакими невинно закланными барашками. Но если бы не были уничтожены эти диавольские силы, невозможен был бы и “церковный подъем” в послевоенные годы, неожиданно прерванный Н. С. Хрущевым [...] Мне могут возмущенно возразить: да как же это можно говорить и писать, когда убитых миллионы?! – Можно! Прекрасно и то, что И. В. Сталин своими действиями дискредитировал вольно или невольно идеи марксизма-ленинизма перед всем мiром, показав убожество, античеловечность и жестокость коммунистической идеологии, неизбежно приводящей страны к тоталитарному режиму и краху. В этом его заслуга, как Герострата! Именно при нем были созданы все предпосылки уничтожения идеи коммунизма навсегда! И, прежде всего, в вырождении самих коммунистов, которые сначала тайно, а затем и явно потянулись душой к Церкви и Богу»930.
Перед войной, подбирая библиотеку для дачи, Сталин приписал для сведения исполнителей: «Прошу, чтобы не было никакой атеистической макулатуры!»931 Совершенно достоверно известно, например, что Сталин временами любил цитировать Библию932. Бывало даже перед ближайшим окружением (разумеется, теми, кто мог это хоть в какой-то мере оценить) «гордился», что Грузия приняла Православие много раньше, чем Россия933. Молотов вспоминал: «Мы все трое были певчими в церкви. И Сталин, и Ворошилов, и я. В разных местах, конечно. Сталин – в Тбилиси, Ворошилов – в Луганске, я – в своем Нолинске. […] Сталин неплохо пел*. […] Ворошилов пел. У него хороший слух. Вот мы трое пели. “Да исправится молитва твоя…” – и так далее. Очень хорошая музыка, пение церковное»934. И далее: «…Церковные песни мы иногда пели. После обеда. Бывало, и белогвардейские пели. У Сталина был приятный голос…»935 Входивший в ближайшее окружение И. В. Сталина А. И. Микоян (1895-1978) был также из семинаристов: в 1916 г. он окончил Тифлисскую духовную семинарию, учился в духовной академии.
Продолжал Сталин помнить и своих друзей по духовному училищу и семинарии. В письме матери от 9 октября 1936 г. он пишет: «Здравствуй мама – моя! Жить тебе десять тысяч лет! Мой привет всем старым друзьям – товарищам. Целую. Твой Сосо»936.
В книге Д. А. Волкогонова читаем о распоряжении И. В. Сталина в 1944 г. выслать из его личных депутатских денег весьма большие денежные переводы своим друзьям по семинарии – Петру Копанадзе, Григорию Глурджидзе и Михаилу Дзерадзе, написав им при этом небольшие записки. «Гриша! Прими от меня небольшой подарок. 9.05.44. Твой Сосо», – читаем в одной из них. По свидетельству Д. А. Волкогонова, «в личном архиве Сталина сохранилось несколько аналогичных записок»937.
Характерно, что на склоне лет Сталин вспомнил не о друзьях по партии, ссылке и революции, а о друзьях по духовному училищу и семинарии, а также и то, что произошло это ровно за год до Победы, день в день!..
Члены посетившей И. В. Сталина делегации Грузинской Православной Церкви «ожидали найти его твердокаменным, суровым воплощением воли, а на самом деле они нашли раздвоенного человека, внезапно обнажившего перед ними душу и буквально желавшего сделать для них все возможное»938. «Многие годы образования под влиянием Церкви, – говорил уже позднее, в 1985 г., С. И. Аллилуевой Католикос-Патриарх Грузии Илия II (Шиолошвили), – не проходят даром. А он оставил Бога и Церковь, растившую его для служения почти пятнадцать лет. Глубоко в душе живет тоска по Богу. И я глубоко верю, что последними проблесками сознания он звал Бога. […] Грешник, большой грешник. Но я вижу его часто во сне, потому что думаю о нем, о таких, как он. Я вижу его потому, что молюсь о нем […] Я видел его, осеняющим себя крестным знамением»939.
«Не случайно, – пишет о Сталине священник Димитрий Дудко, – он и учился в духовной семинарии, хотя и потерял там веру, но чтоб по-настоящему ее приобрести»940.
К сожалению, такого рода факты малоизвестны, рассеяны по большому числу малотиражных изданий. До сих пор их не только никто не попытался проанализировать, но даже не удосужился собрать воедино. Многого мы и вовсе никогда не узнаем. В немалой степени этому способствовали, с одной стороны, привычка Сталина «к свободному одиночеству», а, с другой, его положение «пленника собственной славы»941.
Таким образом, слова митрополита Илии упали на в своем роде благодатную почву.
Что касается иерархов Русской Православной Церкви, то знакомство их с посланиями митрополита Илии ни подтвердить, ни отвергнуть пока не представляется возможным. Вся официальная переписка Патриархии с заграницей находилась под жестким контролем карательных органов. Сообщений по линии НКВД, через который тогда осуществлялась связь Церкви с Государством, также не зафиксировано.
Однако сами условия существования Церкви как Тела Христова, делали все эти возводимые государством мощные с виду стены ничего не значащими для живущих в Духе…
^ 5/18 февраля 1935 года. Последняя служба в московском храме Воскресения Словущего в Южинском переулке, славившемся чудотворной иконой Божией Матери «Взыскание погибших». Церковь была закрыта и вскоре взорвана. Службу возглавлял Митрополит Сергий (Страгородский). Сослужил Блаженнейшему митрополит Трифон (Туркестанов), сказавший в тот день, указав на образ Матери Божией: