Жукова Проект "Военная литература"
Вид материала | Литература |
- Nguyen Minh Chau След солдата Проект Военная литература, 3038kb.
- Кузьмина Лидия Михайловна Генеральный конструктор Павел Сухой : (Страницы жизни) Проект, 2889.44kb.
- Победы Проект "Военная литература", 4367.63kb.
- Проект военная проза В. П. Астафьева: «Веселый солдат», «Пастух и пастушка», 145.66kb.
- Ванников Борис Львович Записки наркома Проект Военная литература, 1330.13kb.
- Некоторые черты полководческого почерка Г. К. Жукова, 98.85kb.
- Кузнецов Павел Григорьевич Дни боевые Проект Военная литература, 5550.94kb.
- Костенко Филипп Алексеевич Корпус крылатой гвардии Проект Военная литература, 2918.99kb.
- Дорохов Александр Петрович Крылатые защитники Севастополя Проект Военная литература, 1559.21kb.
- Журавлев Даниил Арсеньевич Огневой щит Москвы Проект Военная литература, 2828.2kb.
Господь всемогущий, как же низко надо пасть, чтобы этот Мехлис стал полномочным представителем Ставки... Мехлис, неуч и каратель. И развёртывается сюжет — комичный с точки зрения отдалённого историка, но жуткий для тысяч солдат Красной Армии. А то Ставка не знает, что Д.Т.Козлов не Якир и не Уборевич. Да где ж их теперь сыщешь... На то и ты там, Мехлис, так твою и разэтак, чтобы из этой субстанции конфетку сделать. Ан ты, оказывается, и сам из той же субстанции! И Верховный так Мехлису и отвечает — в приличной форме, поскольку телеграфом же... «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобная, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы — не сторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки... (Озадачивает это «Вы» с большой буквы... ) Вы вместе с командованием отвечаете... Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов.» Выделено мной. Но вопль — чей? А, может, и намек на усердие в ликвидации командармов? Сталин всё помнил... Пока идёт эта перебранка, немецкая авиация прицельно разбивает штабы, режет связь, а танковые клинья, словно в 41-м, расчленяют массу войск — и танков! двадцать одну стрелковую дивизию — двадцать одну, читатель! И делает это десятью с половиной дивизиями, презрев каноны, требующие при наступлении трёхкратного превосходства. Немецкая дивизия по численности вдвое больше советской, но преимущества всё равно нет. Нет у вермахта здесь преимущества ни в танках, ни в артиллерии, ни в авиации. Даже во внезапности нет, наступления ждали. Лишь в одном у него преимущество, притом, подавляющее, — в качестве командования. Немцы в тылу, Керчь взята. Коммуникации прерваны. Войска — каша. Разгром страшен. Пленных стараются не брать. Немцы на своих и трофейных танках расстреливают бегущих. Люди кидаются в Керченский пролив на бочках, обломках, вплавь, а самолёты люфтваффе пикируют не только на лодки, но даже на одиночных пловцов. Крымчане, свидетели разгрома, рассказывая подробности моему другу, археологу Михаилу Кубланову, проводившему раскопки античных поселений у Керчи, плакали тридцать лет спустя . В Аджимушкайских каменоломнях укрылись те, кто обрёк себя на агонию. Они выходили в город за пищей, а их узнавали по воспалённым губам. Воды не было, и они сосали камень, водоносные слои известняка. Керчь, город-герой... «Причина провала Керченской операции заключается в том, что командование фронта — Козлов, Шаманин, Вечный, представитель Ставки Мехлис, командующие армиями фронта, и особенно 44-й армии — генерал-лейтенант Черняк и 47-й армии — генерал-майор Колганов, обнаружили полное непонимание природы современной войны..» (Директива Ставки от 4 июня 1942 г.). Беспрецедентное признание. Кто же виноват, что во главе армий генералы, не понимающие природы современной войны? Риторический вопрос... * * * Казалось, теперь, после кровавой бани в Крыму, надо бы призадуматься о том, куда двинет вермахт. Обстановка с падением Крыма изменилась насколько, что при взгляде на карту сам собой напрашивался вопрос: этапом какого плана была эта стремительная и безжалостная операция, в которой вермахт снова блеснул мощью сорок первого года? Невероятно, но факт: такой вопрос задан не был . Велено было думать, что следующим шагом вермахта будет шаг к Москве. Зачем отвлекаться на Крым, если затем бить по Москве? Нелепо. Ведь потеря времени уже проучила однажды русской зимой. Это и далеко, для возвращения к Москве врагу потребуется громоздкая переброска войск. Так, быть может, всё же не Москва? Узкий Керченский пролив так и манит к высадке на Таманском полуострове, а это же Кавказ! Или совсем уж нет опасения за бакинскую нефть, столь нужную немцам? Следующим шагом вермахта будет шаг к Москве! Ну, пусть. Но не воздержаться ли пока от наступательных операций? Ведь ясно уже, что операторы неумелы и растреплют свои армии зря... Следующим шагом вермахта будет шаг к Москве! Упредить!!! 12 мая, в разгар событий в Крыму и без малейшей связи с ними, без всякой надежды облегчить там положение, войска Юго-Западного фронта, зная о концентрации вермахта перед своим фронтом, несмотря на робкие протесты Генштаба упредили противника и перешли в наступление в общем направлении на Харьков. Операция была выведена из подчинения Генштаба, её велено было считать делом фронта. Это была личная попытка Сталина избежать повторения сорок первого года. Полагаю, что, кроме оперативно-тактических, вождь преследовал и дипломатические цели. Ему в тот момент позарез нужна была крупная победа... Операция началась бойко, и Красная Армия, превосходившая вермахт, особенно в танках, изрядно продвинулись в направлении Харькова. Но темп продвижения зловеще слабел. В пятидневной обороне немцы растрепали наступавших, а 17 мая одиннадцать дивизий группы фон Клейста перешли в контрнаступление из района Славянск, Краматорск. Прорвав оборону 9-й армии, они двинулись под основание советского клина. В Генштабе случившееся истолковали верно, и Василевский, хоть и не допущенный к операции, но пристально за нею наблюдавший, рекомендовал немедленно перейти к жёсткой обороне. (Конечно, за его спиной стоял Шапошников, умолкший к тому времени уже насовсем и высказывавшийся с благолепной осторожностью лишь тогда, когда его лично призывал Сталин.) В книгах об этой операции говорится, что штаб фронта с Тимошенко во главе придерживался иного мнения и был согласен со Ставкой (Сталиным!): «Обстановка под контролем, но нужны подкрепления.» Представляется более вероятным, что это было не мнение штаба фронта, а боязливое чтение им вождевых желаний, как это имело место год назад в случае с несчастным М.П.Кирпоносом. Сталин дать резервы согласился и велел продолжать движение в тыл немцам. А подкрепления, сказал он, прибудут через три дня. Подумаешь, что такое при наступлении три дня... Немцы обождут. С утра 18 мая обстановка в районе Барвенковского выступа накалилась катастрофически. Клейст расширил стокилометровый прорыв и формировал оборону против возможной деблокады окружаемых советских войск изнутри и извне. Ход событий командованием фронта уже не управлялся. Василевский молил Сталина прекратить движение на Харьков. Вождь ответил грубым отказом. Армии продолжали смертельный свинг в тыл вермахта. Вечером штаб фронта уже не мог подыгрывать вождю в его желаниях. Перепуганный Хрущёв, член военного совета, звонил Василевскому, и тот ещё раз пытался поколебать непреклонность вождя. Сталин снова ответил отказом, и Генштаб снова не настоял на своём. Ну как тут ещё и ещё не пожалеть о строптивых командармах... Что крылось под нахальным отказом вождя прислушаться к мнению своих генералов? Уже не дружки по Первой Конной просили, к ним он давно утратил доверие, а грамотные и им же выдвинутые военные таланты школы Уборевича (помянутого здесь, ибо его как-то помянул всердцах вождь: «...учить войска, как при Уборевиче» ). Знал он и о единстве мнений Василевского и Шапошникова, умолкшего, но остававшегося тем не менее для него высшим военным авторитетом (исключая себя, разумеется). Причина, на мой взгляд, прозрачна: после свежего конфуза в Крыму и в видах поездки Молотова в Лондон для заключения договора между СССР и Великобританией вождю срочно требовался военный успех. Предстояло обсуждать границы, отстаивать приобретения за счёт разодранной Польши, что проще, имея за спиной наступление и тем давая союзнику понять, что судьбы войны — и его, союзника, судьба — решаются на Восточном фронте, и с жертвами там не считаются. Швырялись в пасть смерти сотни тысяч жизней, чтобы, имея врага в сердце страны, успешнее торговаться о будущих границах... Молотов улетал 19-го вечером. Лишь тогда, спустя сутки после мольбы Генштаба, вождь согласился на отвод войск. Увы, поздно. Паулюс, перейдя от обороны к наступлению, ударил на Балаклею, замыкая кольцо. Резкий поворот советских армий и неистовые атаки на неумолимые немецкие стрелы не изменили положения. При поддержке танков пехота сомкнутыми рядами шла в смертельный огонь, стремясь удержать дорогу на Изюм. Но 22-23 мая клещи закрылись, а танки уже были без горючего. В кольце осталась масса войск, разгромленных «с невероятной быстротой». Да почему же — с невероятной? И с вероятной, и с неотвратимой. Армия находилась в наступлении и не готова была к обороне! 38-я армия пыталась прорвать кольцо снаружи. 28 мая ей удалось образовать в обороне вермахта прокол шириной в несколько сот метров, через который выскочила группа в 22 тыс. человек. В течении недели шла резня окружённых. Высший комсостав погиб. Генералы Бобкин (с 14-летним сыном), Костенко, Подлас с тысячами пехотинцев полегли в безнадёжных боях. Ярчайшая фигура Смоленской битвы, генерал Городнянский, о ком солдаты говорили, что его никакая пуля не возьмёт, застрелился, чтобы не попасть в руки эйнзатцгрупперов. Три армии перестали существовать. По немецким данным, в плен попала 241 тысяча человек. Число погибших оценивается в 150-200 тысяч. В книге Воениздата «Гриф секретности снят», на которую приходится ссылаться, поскольку это единственный в своём роде и, в общем, солидный источник, богатый диаграммами и добросовестно использовавший наличные документы, называет цифру безвозвратных потерь в этой операции (названной, естественно, Харьковское сражение , а не Харьковская бойня ), 170958 человек. Но пленные?! Вслед за Харьковской катастрофой последовала агония Севастополя. Этого следовало ждать после падения Керчи. Освободившиеся силы вермахта группировались на юг. Харьковский конфуз создал благоприятную ситуацию для летней кампании. Фюрер уверился, что план «Блау» — хороший план, а южный фланг фронта — ахиллесова пята советской обороны. * * * Первыми начали генералы-демонстраторы. Мастера военной игры внушили перемещениями войск впечатление, что ударят на московском направлении. Напуганный Сталин уже без напоминаний Жукова укреплял московскую зону в ущерб другим направлениям. Об этом сказано у Василевского. Но как прозевали «Блау», не рассказывает и он... ... В середине июня воздушная разведка Брянского фронта донесла о значительной концентрации германских войск в районе Щигры-Курск, на что управление разведки Генштаба отреагировало примерно так: «Вы смотрите не в ту сторону, немецкое наступление готовится не на южном, а на северном фланге вашего фронта, где сконцентрировано не менее четырёх танковых и десяти пехотных дивизий в районе Юхнова, чтобы ударить ими в стык Брянского и Западного фронтов.» Реакция Генштаба{72} была результатом стараний генералов-демонстраторов вермахта. Они обманули и желавшего обманываться Сталина, и понукаемого им Василевского, и даже Жукова, которого, впрочем, оправдывает то, что с общей ситуацией он был знаком лишь в той мере, в какой его посвящали, а в качестве командующего фронтом больше опасался за своё хозяйство. Впрочем, так же не поверили и немцы своей воздушной разведке накануне контрнаступления под Москвой. Ладно, случается. Но несколькими днями позже и Брянский фронт, и Генштаб были грубо разбужены крушением в расположении войск фронта связного самолёта вермахта с офицером штаба 23-й танковой дивизии майором Райхелем на борту. Пилот погиб, Райхель с портфелем в руках пытался бежать и был застрелен, но в портфеле оказалась инструкция командиру 40-го танкового корпуса Штумме о проведении первой фазы операции «Блау». Содержание документов в тот же день передано было штабу Юго-Западного фронта и Генштабу в Москву. Обозначилась цель удара от Волчанска на Новый Оскол: захват Воронежа с последующим поворотом на Острогожск. Наступление нацелено было не на стык Западного и Брянского, а южнее, на стык Брянского и Юго-Западного фронтов. Сталин, как и прежде, отказывался верить фактам и, как и прежде, считал это провокацией и обманом. Он, словно по секретной договоренности с самим фюрером, ждал удара на Москву. Снова и снова Голиков докладывал о концентрации вермахта в районе Курска, о нарастающем оживлении в районе сосредоточения, о несомненной переброске немцев из Орла. Вотще. 20 июня комфронта вызван был в Ставку. Здесь, на его глазах, разъярённый Сталин смёл со стола бумаги злосчастного майора Райхеля и сказал, что не верит ни слову о «Блау». Он разносил советскую разведку за доверчивость и малокомпетентность, забыв о том (или, быть может, стараясь взять реванш в глазах Голикова, руководителя ГРУ в канун войны), что именно из её рук получал сведения о концентрации вермахта и о вероятных сроках начала вторжения. С этим ворохом ругани и приказом готовить (совместно с Западным фронтом) взятие Орла не позднее 5 июля Голиков вернулся в Воронеж. К трем часам утра 28 июня набросок плана наступления на Орёл был готов. Тремя часами позже летнее немецкое генеральное наступление на юге (операция «Блау») началось. Мудрый вождь товарищ Сталин, тот, кто прав во всём... * * * Укрепление Московской зоны не значит, что на юге превосходство было за вермахтом. Напротив, численностью живой силы и танков немцы вдвое уступали Брянскому фронту. Но превосходили его командование в качестве оперативно-тактического мышления. Оборона фронта — подготовленная оборона! — была прорвана, и за два дня вермахт продвинулся в глубину на 40 км. Масштабы бедствия станут понятны, если вспомнить, что в день начала Сталинградского наступления советские войска продвинулись на 30 км. Это значит, что войска вышли на оперативный простор: оборона глубиной даже в 10 км на фронте советско-германской протяжённости непосильна была бы и для Китая с его людскими ресурсами. «К середине июля, отбросив наши войска за Дон от Воронежа до Клетской и от Суровикина до Ростова, войска противника завязали бой в большой излучине Дона, стремясь прорваться к Сталинграду. В результате вынужденного отхода наших войск в руки врага попали богатейшие области Дона и Кавказа. Создалась прямая угроза выхода противника на Волгу и на Северный Кавказ... » * * * Кто знает, о чём он думал в короткие ночи, ложась с рассветом спать... Пробегал список жертв? Он помнил всех. И где. И когда. Не прощал. И не раскаивался. Просто думал: того, наверно, можно было не трогать... и этого... и того... Ну, не Гамарника, конечно, не Якира с Уборевичем, не Примакова с Путной и Эйдеманом, не Тухачевского с Фельдманом. А вот с Блюхером погорячились, погорячились... На допросе, понимаешь... Ай-я-яй, это ж надо... Глаз, понимаешь, себе выколол, чтоб в новом процессе показаний не давать. Ну, куда ж его, изуродованного, на процесс... (Фыркнул.) Ежов, болван, поспешил. Надо было больше времени дать. Подумал бы, поостыл. С лётчиками тоже... Тут уж сам... А что с ними, понимаешь, было делать, когда этот мальчишка Рычагов, сопляк, при всех ему, вождю, такое говорит? «На гробах летаем!» За всех сказал — всех и убрать пришлось. А выдвиженцы, блин, даже самолёты в укрытия не спрятали, указаний, понимаешь, ждали... Догадываться надо, без указаний всё делать! Чтоб вождь и знать не знал ни о чём! Чтоб перед врагом, если вдруг какие вопросы, искреннее удивление разыграть: «Да вы что, господа хорошие, да мы ни о чём таком не знаем, ничего такого и в уме не держим, чтоб от вас прятать!» М-да... Ну, ничего, смену растить будем. Вот Василевский, Антонов... Проверить, кстати, не родственник ли тому Антонову, что на Тамбовщине сумбур устроил... И другие ещё себя покажут. Война! А потери — на то и война, понимаешь... Верховный не только думал так, он так действовал. Неудача с выбором командующего 2-й Ударной армии Власова («Не застрелился в окружении, проститутка!» ) не остановит выдвижения новых командиров. Главная забота — Генштаб. Шапошников не работник, а Жуков на фронте нужен. В Москву — только на совещания. Сталин тренирует в качестве представителя Ставки Василевского, ставит его вместо больного Шапошникова. И, пока Василевский стажируется на Северо-Западном фронте, не очень ещё умело «решая задачу ликвидации окружённой демьянской группировки» , а единственный Гинденбург Красной Армии руководит обороной Москвы, немцы почти шутя разваливают весь южный участок советского фронта. Нет Гинденбургов... А — были. * * * Вероятно, после нового перепуга он ободрился: не на Москву! Принимались меры. Вместо Юго-Западного создан был Сталинградский фронт со стойкими, лично известными вождю командующими армиями. Усилили идеологию. Убрали Мехлиса и во главе Главпура поставили более гибкого Щербакова. Ликвидирован был Южный фронт, войска его переданы Северо-Кавказскому. Командующим фронтом стал славный рубака Будённый. Комментарии? Да какие тут комментарии... За исключением, пожалуй, одного: умел Жуков держать язык за зубами. Крепкий был мужик. Этот, не приведи Бог, мог повторить номер с глазом. Очевидно, о малоярославских подвигах своего рубаки конармейского вождь так и не проведал. Что повышает цену жуковского благодеяния: оно было длительно. Но главное не это, а главное было вот что: непринуждённо изобразив сдачу Ростова, как самовольный акт, Сталин лично (?) написал приказ номер 002, датированный 28 июля{73} и ставший зловеще известным как Приказ Двести Двадцать Семь: Ни шагу назад! Некоторыми современными писателями приказ признан величайшим продуктом мысли. И даже образцом стиля. 52. Интерлюдия. Технология власти Вчера, 11 июня, Верховный Суд СССР в составе товарища Ульриха, Председательствующего и Главного Судьи Военнной Коллегии, а также членов суда А.М.Алксниса, заместителя народного комиссара обороны С.М.Будённого, В.К.Блюхера, Б.М.Шапошникова, П.Е.Дыбенко, Н.Д.Каширина, Е.М.Горячёва, И.П.Белова согласно закона от 1 декабря 1934 года рассмотрели дело М.Н.Тухачевского, И.Э.Якира, И.П.Уборевича, А.И.Корка, Р.М.Эйдемана, Б.М.Фельдмана, В.М.Примакова, В.К.Путны. Вышеперечисленные лица обвинены в измене воинскому долгу и воинской присяге, в измене Родине, в заговоре против народов СССР и Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Все обвиняемые приговорены к расстрелу. Приговор приведён в исполнение. («Известия», 12 июня 1937 г.) Без промедления. Пока кто-то раззевает рот — «Обождите, обождите, что вы тут болтаете? Уборевич предатель? Примаков, Якир, Тухачевский??» — их нет, расстреляны. Их не оживить, даже двинув войска на Москву. Уже не растерянность — ужас посеян ликвидацией первейших героев державы, необходимейших людей, олицетворяющих незыблемость наших границ — ещё вчера честнейших, чистейших, самых-самых!.. Лишь выделенные в тексте выжили, остальные вскоре расстреляны или замучены в застенках. Технология власти Сталина: убивать, множа вакансии, приманивая ничтожеств, благо их большинство, и делать всё так быстро, чтобы честные люди, привлечённые ради безупречной репутации, не успели разобраться в представленных на их рассмотрение обвинениях. Пока они смекают, что признание жертвы — ещё не доказательство вины, признание может быть вынуждено, надо разобраться, — — — обвинённых уже нет на свете и бесполезно разбираться. И вот члены трибунала соучастники злого дела. А человек с нечистой совестью — готовая жертва. Дальше — просто. Был другом казнённого — получай! Расправа над военными не была первой. Ей предшествовала расправа над штатскими. И война с врагами народа такого достигла накала, что даже смерть Куйбышева и Орджоникидзе прошла малозаметно. Был бы жив и здоров отец и вождь всего трудящегося человечества товарищ Сталин. Никто нам больше на свете не нужен, коли он есть. «Эти люди подняли свои грязные лапы против товарища Сталина. Подняв свои лапы против товарища Сталина, они подняли их против нас, против рабочего класса, против всего трудящегося человечества, Подняв свои лапы против товарища Сталина, они подняли их против учения Маркса-Энгельса-Ленина. Подняв свои лапы против товарища Сталина, они подняли их против наивысших достижений гуманизма. Сталин наша надежда. Сталин наше будущее. Сталин рулевой всего прогрессивного человечества. Сталин наше знамя. Сталин наша воля. Сталин наша победа.» Так надрывалась пресса в январе 1936-го по делу троцкистского блока. Какой уж тут заговор или хотя бы умысел против вождя при таком опережении и таком вещании на широкие массы беснующихся от любви к нему трудящихся... В авторстве заклинаний трудно усомниться. Такое вдохновляется не ожидаемыми гонорарами и не горячей любовью, для которой, кстати, у сколько-нибудь мыслящих людей не было даже малых оснований. Такие строки вдохновляются лишь любовью к себе, гениальному и горячо самим собой любимому. Нет, вождь не надиктовал их, зачем так грубо? Можно и без голоса, методом проб и ошибок, пока при чтении очередного варианта благосклонная улыбка тронет уста и красивая рука довольным жестом разгладит усы... |