Был уже час ночи, а я ещё ничего не сделал для того, чтобы обессмертить своё имя
Вид материала | Документы |
- Тезисы из книжки "Как говорить с детьми, чтобы дети слушали, и как слушать, чтобы дети, 16.93kb.
- Второй Манифест Сюрреализма, 1069.56kb.
- Яхочу, чтобы в каждом классе была своя интерактивная доска. Еще, чтобы в каждом классе, 4.14kb.
- Был почти час ночи, когда он отвернулся к стене и перестал дышать, 435.26kb.
- Я уже забыл, 793.6kb.
- Оптимизация управления товарными запасами, 37.01kb.
- В. Г. Апология Грозного Царя, 1062.36kb.
- Был конец лета, но погода стояла отличная: веяло теплом, хоть уже немолодым, но добрым, 70.64kb.
- Андрей Ильин Школа выживания при авариях и стихийных бедствиях, 3915.43kb.
- Павел Торубаров «Эксперимент», 117.35kb.
8.
Мир не переделать, если только напалмом, а потому даже дураков и моральных уродов следовало принимать таковыми, каковы они есть. Можно было бы сколь угодно долго и яростно скрежетать зубами, обдумывая месть загадочным врагам, всадившим мне в шею сто тысяч нанороботов с цианистым водородом, но это увлекательное занятие в сложившейся ситуации мне никоим образом помочь не могло. Требовалось прежде всего уяснить, что же делать дальше - все остальные размышления пока следовало признать непродуктивными.
В загадочных и мрачных закоулках моего злобного мозга зрели самые недобрые замыслы. То, как лихо меня взяли в оборот полицейские Нерона и неведомые мне пока заказчики их работы, заставляло меня самым тщательным образом обдумать свои действия. От меня хотели, чтобы я выдал Натс ; мне же было очевидно, что делать этого ни в коем случае не следовало. В моём нежелании соглашаться на требования загадочных противников существовало несколько аспектов : тут было и иррациональное стремление поступать вопреки приказам, и неверие в правдивость их обещаний, и наконец, нежелание навредить интересам человека, к чьей судьбе я совершенно неожиданно для самого себя сделался неравнодушен.
Мне следовало не упускать из виду и следующее допущение : мои неведомые противники на самом деле вовсе и не рассчитывали на то, что я привезу им зеленоглазую наяду. Рассчёт их мог сводиться к следующему : я, перепуганный всем случившимся, брошусь за разъяснениями к Натс и если им удастся проследить за мною после вылета с Нерона, то получится, что я сам же отведу преследователей к объекту их розысков. Разумеется, этого нельзя было допустить.
Поэтому, покинув столь негостеприимную планету, я направился вовсе не в сторону галактики "пятно Лапласа", где находилась двойная система Лабаха-Кляузман, а совсем даже в другую сторону. Если точнее, я направил "Фунт изюма" в галактику Аль-Дагор, где возле звезды Карамаго по почти круговой орбите неспешно двигалась "промежуточная пилотажная база" "Квадрионе пультаре".
Я не сомневался, что Эдвард и Сибилла Вэнс рассказали обо мне сотрудникам спецслужб нечто такое, что заставило их пойти на организацию масштабной провокации. Разумеется, мне стало очень интересно, что же именно в этом рассказе заставило "цивилизаторов" предположить, будто мифический "торпиллёр" находится в моих руках. Полагаю, желание моё было естественным.
В идентификационную матрицу, заблаговременно нарезанную обрабатывающим центром, я ввёл новые реквизиты своего корабля. Теперь "Фунт изюма" превратился в прогулочную яхту "Киамацу - йоту - широ", построенную восемь условно-земных лет назад на стапеле японской колонии Ниигата-Семь, и принадлежавщую Летелльеру Кабанису. Название корабля, могло быть переведено на великий и могучий язык Штрилица и Зорге то ли как "Жёлтая лилия красного цвета", то ли - "Красная лилия жёлтого цвета" ; ничего более определённого я об этой загадочной японской идиоме сказать не мог. Летелльер Кабанис считался режиссёром-постановщиком космических опер эпического масштаба, причём постановщиком широко известным в узких кругах ценителей. Допускаю, что дюжина или даже пара дюжин искусствоведов могла слышать его фамилию, некоторые - видели в лицо, а самые безрассудные поклонники из их числа даже могли узнать при встрече.
Совершив прыжок к звезде Карамаго, я занял очередь для причаливания к станции и принялся рассылать по сети "univer-net" своим боевым товарищам зашифрованные голосовые послания, примерно одного и того же содержания : я призывал их на помощь. В особенно пространные объяснения я не пускался в силу очевидной предосторожности - все послания теоретически можно перехватить, а все шифры - расколоть, опять же, теоретически. Прежде всего с призывом о помощи я обратился к Антону Радаеву, известному в среде "донских казаков" специалисту в области генной инженерии и медицине. Часто он представлялся Рыдаевым, а в среде друзей его называли Шерстяным ; этой кличкой он был обязан торчащим во все стороны, словно бы наэлектризованным волосам. Если кто-то и мог мне помочь решить проблему с инъекцией ядовитых нанороботов, так это именно Антон. К нему первому я и обратился.
Помимо Радаева я направил послания ещё пятерым "донским казакам" : Павлу Усольцеву, известному в Донской Степи под скромными, но красноречивыми, погонялами Отыму и Солёный Ус ; Константину Головачу, убийце пиратов, прославившемуся под кличкой Костяная Голова ; Юрию Круглову, замечательному механику и пиротехнику, обычно скрывавшемуся под скромным прозвищем Ужас ; Сергею Нилову, человеку тихому, скромному, с неизменным топором в заднем кармане комбинезона. Нилова обычно назвали "Нильским Крокодилом" или "Нильским Крокодилом Геной", понятно, что длинные прозвища обычно употреблялись в обстановке раскрепощённой, свободной, не связанной с немедленной стрельбой или выпадениями из окон. Кстати, свой легендарный топорик с односторонней заточкой режущей кромки "Нильский Крокодил" использовал для целей самых безобидных : скажем прямо, он подрезал им свои ногти. Наконец, пятым человеком из тех, к кому я обратился за помощью, был Евгений Ильицинский, человек в высшей степени кроткий, тихий, я бы даже сказал смиренный ( в самом что ни на есть сакральном значении этого слова !). Глубоко верующий монах-расстрига стяжал немалую известность в Донской Степи тем, что истово нёс наложенную на самого себя епитимью в виде миссионерской деятельности на просторах развращённой, изгаженной цивилизованным человечеством Вселенной. Ильицинского обычно называли либо Батюшкой, либо Инквизитором - оба прозвища можно считать в равной степени уместными. Когда Евгений входил в притоны порока с иконой Святого Николая Чудотворца в одной руке и "чекумашей" наперевес в другой, произносил краткую проповедь о спасении души и грозил подонкам Содомом и "чекумашей", даже самые развратные и закоренелые в своём пороке педерасты, лесбиянки и педофилы падали на колени и в глубоком раскаянии от собственной греховности просили принять подаяние на украшение Марфо-Мариинской обители на планете Новый Валаам.
Все упомянутые персоны были столь же надёжны, сколь и безбашенны. Я назначил им рандеву в системе Лабаха-Кляузман через двое условно-земных суток, полагая, что этого времени мне хватит для того, чтобы отыскать чету Вэнсов и получить от них интересующую информацию.
Время, оставшееся после рассылки сообщений, я с пользой потратил на придание себе некоего подобия облику известного режиссёра-постановщика Летелльера Кабаниса. Бортовой компьютер извлёк из своей почти бездонной базы данных с дюжину разноформатных изображений Кабаниса, рассмотрев которые, я понял, как же должен выглядеть настоящий авторитет мира искусства. Разумеется, подавляющее большинство таковых авторитетов своими внешностью и повадками сильно смахивали на обычных педиков, каковыми, полагаю, и являлись. Принимая во внимание, что "донцы" никогда не скрывали своих гомофобских настроений, предстоявшее мне перевоплощение вызывало в душе искренний и глубокий протест. Будучи, однако, лучшим учеником монастырской школы тюремного типа по подрывной подготовке молодых казаков, я прекрасно знал, что использование в маскировочных целях образов, наиболее чуждых вам среди всего "диапазона личных предпочтений", даёт обычно наилучший результат.
Поэтому я натянул на себя ужасные бриджи красного цвета из полиамидного гама-циклида со стразами на заднице. Штаны ( если только можно назвать штанами эти обкоцанные холошины ) под воздействием тепла тела растянулись и сели точно по фигуре, глубоко врезавших в самую глубокую человеческую морщину между ягодиц. Я не очень здоров ростом -всего лишь два условно-земных метра - но при весе сто десять килограммов части моего тела имеют соответствующие пропорциям размеры ; понятно, что красные штаны со стразами на моём теле выглядели не просто ужасно, а по-настоящему отталкивающе. Торчавшие из-под бриджей волосатые голени и икры у всякого, кто видел их, могли вызвать смутные предположения о неандертальцах и австралопитеках, чудом попавших в двадцать девятое столетие. Я ещё более приблизился к дремучим предкам современного человека, заправив в ноздрю золотую гайку, размером чуть меньше обеденной тарелки. Экзотические бусы, собранные то ли из кусочков кораллов, то ли вулканической пемзы, вполне могли бы пригодиться для выведения мозолей на ногах ; бусы эти я нацепил на шею. По мере облачения, я приобретал всё более идиотичный вид и делался всё явственнее похож на концептуального режиссёра. Извлечённые из моего костюмерного шкафа рыжие педерастические бачки и косица с красным бантиком, которую в гомосексуальной тусовке почему-то называют "пусик Темучина", гармонично дополнили мой гадкий вид. Надев так называемую "концепт-рубашку" с коротким рукавом из селенитового волокна ( разумеется, с абляционной подложкой для защиты от высоких температур и ударов электрическим током ) я окончательно уподобился педику. Признаюсь честно, взгляд на самого себя в зеркале вызывал во мне устойчивый рвотный рефлекс, причём рука непроизвольно тянулась к "чекумаше". Мне потребовалось приложить колоссальные волевые усилия, чтобы не застрелить самого себя.
Работу над туалетом я закончил, наложив на голые предплечья обеих рук временные татуировки : одна из них изображала паука, вторая - латинскую литеру "J". Для придания лицу большей схожести с рылом Летелльера Кабаниса, я заправил за щеки две пластиковые подложки, вставил в ноздри разшитрители, а в глаза - контактные линзы в крапинку. Получилось довольно похоже на оригинал. Если бы меня в этаком обличии увидели мои племянники, полагаю, они бы хором крикнули : "Какая же ты гнида, дядя !" А что поделать ? Именно таковым я в ту минуту и являлся.
Однако, мой забавный туалет сам по себе нисколько не приближал меня к выполнению моей почётной и непростой миссии. Чтобы узнать маршрут, который выбрали супруги Вэнс, покинув борт гостеприимного "Фунта изюма", мне необходимо было подключиться к информационной базе "Квадропупля". Разумеется, я не мог это сделать пилкой для ногтей или столовой ложкой - для этого мне был нужен мини-комьютер. Его я положил в карман бриджей ; в другой карман я положил фотонный накопитель, устройство, позволявшее бесконтактно снимать информацию с компьютерных сетей. Эти штуки должны были сыграть свою роль на завершающем этапе предстоявшей мне операции.
Закончив все приготовления, я приготовился к стыковке. Причаливание к мезжвёздной станции, пожалуй, одна из самых впечатляющих картин, которые можно видеть в космосе. Конечно, я не принимаю во внимание всякого рода глобальные катастрофы - столкновения небесных тел или крупные катаклизмы на поверхности звёзд - они всё же достаточно редки и большинство космонавтов лишены возможности когда-либо увидеть их своими глазами. Но вот причаливание к колоссальному астроинженерному сооружению, размером порой в десятки километров - это то, что видят практически все. Каков бы ни был размер космического корабля, межзвёздная станция всегда много больше : по мере приближения к ней на её корпусе прорисовываются незаметные до того детали : антенны ближней связи и наблюдения, рельсы для движения обслуживающей техники, швы между крупными монолитными конструкциями, причальные узлы внешней стыковки. Когда корабль вплывает в раскрытую причальную аппарель, похожую на разинутый зев диковинного чудовища, возникает чувство, будто тебя кто-то проглатывает. О такой ассоциации упоминают практически все, кто хоть раз наблюдал этот процесс из поста управления космического корабля.
"Квадропупль" напоминал вращающийся стакан ; две дюжины причальных узлов находились на верхней и нижней его кромках. Сами стенки стакана представляли собою жилую зону, в которой, благодаря вращению, существовала сила тяжести в половину земной, что создавало вполне комфортные условия обитания. Через центральную часть "стакана" в виде своеобразного стержня проходила так называемая нежилая зона, где располагались ядерные реакторы и системы жизнеобеспечения. Эта центральная зона станции не вращалась, поэтому там царила невесомость.
Причаливание, как обычно, прошло в штатном режиме. "Фунт изюма" превратившийся теперь в "Киамацу-йоту-широ" медленно вполз в громадный проём раскрытых ворот и очутился в залитом слепящим светом ангаре. Нос моего корабля ещё не успел утопить до конца шток тормозного буфера, как стометровая аппарель за кормой беззвучно втянулась внутрь и ворота закрылись. Прошла минута-другая, мощные манипуляторы жёстко зафиксировали корабль, затем воздух с рёвом ворвался в огромный ангар и бортовой компьютер голосом мифического Витаса оповестил меня : "Причальная процедура полностью и успешно завершена ! Полёт окончен !"
Засунув в карман своей "концепт-рубашки" несколько крупных карт для оплаты стоянки, я загромыхал магнитными ботинками к выходу. Все причалы "Квадропупля" находились в зоне невесомости, так что обувь с магнитными подошвами являлась совершенно необхомимым элементом одежды всякого, кто не желал при первом же шаге получить потолком по голове.
Эсколатор к люку уже был подан. Перед ним стояли два робота : один - банкомат, другой - регистратор, призванный проконтролировать входы и выходы людей из космического корабля. Спустившись по эсколатору, я оплатил шестичасовую стоянку, получил нагрудную "карточку гостя" с собственным портретом и идентификационным кодом, после чего бодро двинулся далее.
В довольно большом лифтовом зале оказалось много народу - это были пассажиры лайнера, причалившего к другому терминалу. По-одному и по-двое они проходили регистрацию на пирсе и направлялись к лифтам, дабы проехать в жилую зону станции. Все имели нагрудные карточки, похожие на мою : с фотографиями и сложным набором цифр, в которых в зашифрованном виде содержались сведения о личности владельца и корабле, на котором он прибыл. Карточку эту, кстати, снимать было нельзя. Но как без труда догадается любой проницательный человек, донские казаки такого рода запреты считали для себя необязательными. поэтому я предполагал избавиться от этой карточки, но чуть позже.
Лифты прибывали в лифтовой зал с периодчиностью в одну минуту. Дожидаясь очередного, дисциплинированные люди выстраивались в очередь ; я не являлся дисциплинированным членом общества ( строго говоря, я вообще не являлся членом общества ), но поднимать бузу посчитал преждевременным, а потому пристроился в её конец. Лифты на "Квадропупле" вмещали по двести человек, так что в любом случае ждать долго не пришлось бы.
Едва я пристроился в хвост очереди мимо меня прошёл мужичонка странного вида, внимательно посмотревший мне в глаза. При ходьбе в его членах обнаруживалась странная развинченность, а задница, спрятанная в голубые штаны со стразами, прямо-таки жила самостоятельной жизнью ; подобная подвижность мужской поясницы при ходьбе во все времена рождала подозрения самого худшего свойства. Я постарался не обращать внимания на странного человека, но тот прошёл мимо меня вторично, при этом пропел гнусавым козлитоном : "Ко-о-оль ты не глух, не туп, не сле-е-еп, Узнаешь мой афганский рэпп ! Уа-уа ! Уа-уа !" Я почувствовал, как моя левая ладонь сжалась в кулак. Я - переученный левша, поэтому мой первый удар всегда левой : рукой или ногой - неважно !
Тут подошёл лифт, его створки откатились в стороны, и очередь степенно двинулась вперёд. Но при погрузке в лифт странный мужичонка в третий раз оказался подле меня ; заглянув мне в глаза, он искательно пробормотал :
- А я знаю вас ! Знаю, знаю, не отнекивайтесь !
Донские казаки не ругаются матерно - это одна из тех аксиом, на которых строится наша идеология, наша жизненная философия. Словесная брань выражает гнев, потерю самоконтроля, а это равносильно утрате собственного мужского достоинства ; для "донца" третьего тысячелетия выругаться - значит потерять своё лицо. Но признаюсь честно, в эту минуту мне захотелось послать неизвестного педика "по матери". Ситуация складывалась прямо-таки идиотичная : в прошлый раз я обрядился в слепого - и меня прихватила полиция Нерона, в этот раз я решил закосить под педераста - и ко мне тут же прицепился какой-то урод !
- А я тебя - нет !- ответил я как можно недружелюбнее и прошёл в лифт.
- Тебя зовут Фил Коллинз, ты ведёшь передачу "Сладкий мёд - горькое дерьмо" на Би-Би-Си,- пробубнил мне в спину обладатель подвижной поясницы.
Я не знал, кто такой Фил Коллинз и какую передачу он ведёт - данное обстоятельство спасло болтуна от нокаута прямо на пороге лифта.
Через громадную полукруглую стеклянную стену открылся впечатляющий вид на внутреннее пространство "Квадрионе пультаре". Лифт находился почти в центре той части станции, которую можно сравнить с донышком стакана : внизу вверху, справа и слева располагалась вращающаяся часть, которую можно назвать его стенками. Именно на внутренней поверхности этих "стенок стакана" и создавалась искусственная гравитация, фактически являвшаяся центробежной силой, вызванной вращением. Сейчас, когда я находился в верхней точке положения лифта, мозг стал способен почувствовать подлинный масштаб столь колоссальной постройки, каковой являлась межзвёздная станция. Всё-таки вид снаружи, во время причаливания корабля заметно отличается от вида изнутри, в том смысле, что не даёт столь яркого соотнесения масштабов окружающей обстановки с размерами собственного тела. Полагаю, что расстояние во все стороны составляло метров пятьсот-шестьсот - таков был радиус "стакана", а его глубина, то есть удалённость противоположного "донышка", составляла никак не менее пары километров.
Во вращающейся части станции предусмотрительно оказались прорезаны большие световые окна, благодаря которым внутреннее пространство заливал свет Карамаго. Большие участки, занятые невысокими постройками, перемежались проплешинами зелёных насаждений с голубыми зеркалами бассейнов - это были места отдыха или, как говорят цивилизованные обезьяны, "организованного рилакса". С высоты, на которой находился лифт, можно было видеть людей, купавшихся в таких бассейнах.
Пока лифт спускался, я чувствовал на себе взгляд человека, кого-то узнавшего во мне. Его явно распирало желание познакомиться. Я же со своей стороны, тоже думал всякое, хотя полагаю, что мысли мои сильно не понравились бы обладателю голубых штанов.
Спускались мы довольно долго - минуты полторы. Наконец, достигнув нижней отметки, лифт остановился и открыл створки. Скорость вращения подвижной части станции относительно неподвижной была совсем небольшой - считанные сантиметры в секунду ; потребная прижимная сила достигалась не скоростью закрутки, а большим радиусом внутренней поверхности, благодаря чему переход из лифта в зону искусственной гравитации был делом совсем простым - сделал шаг и всё ! Примерно как наступить ногою на подвижную ленту эскалатора.
Народ вывалил из лифта, сотрясая воздух бессмысленным галдежом. Я потянулся следом за остальными, стреляя глазами по вывескам на фасадах зданий вокруг. Меня интересовал узел связи "univer-net", он обязательно должен был находиться неподалёку от зоны прибытия лифтов.
Предчувствия меня не обманули. Действительно на третьем по счёту двухэтажном доме, устроенном вдоль аллеи, ведущей вглубь станции, я увидел нужную мне вывеску и направил свои стопы туда. Конструкции, выстроенные в жилых зонах орбитальных станций, нельзя считать домами в общепринятом смысле - это легкосборные сооружения, как правило на высоких опорах, очень часто полностью остеклённые, с прозрачным полом. Нетрудно догадаться, почему именно такого типа конструкции используются для размещения людей - они наименее опасны в случае обрушения и обеспечивают наибольшее удобство эвакуации персонала в случае каких-либо происшествий.
Я заявился в узел связи, оплатил получасовой траффик и засел за работу. То, что мне предстояло сделать на языке специалистов по подрывной деятельности звучало в высшей степени благообразно : "организация атаки компьютерной сети с удалённого терминала". Сначала я живо создал на местном сервере три индексных ящика, для получения сообщений, затем отправился отправился на один из своих многочисленных ящиков, созданных задолго до этого дня совсем по другому поводу и убедился, что тот прекрасно работает. Физически сервер, на котором располагался упомянутый ящик, находился на удалении более двух миллионов парсек от "Квадропупля", что однако, не помешало управлять им без задержек ; сверхсветовая связь работала прекрсно, во всяком случае, реакция системы многократно опережала мою собственную. В упомянутом удалённом ящике я осуществил тонкую настройку "программы-питона", прописав все действия, которые ей надлежало совершить в скором будущем, после чего отправил её самому себе, в те три ящика, что только что создал. Термином "программа-питон" обозначали вредоносные продукты с развитыми элементами искусственного интеллекта, скрытно проникавшие в операционную систему и перехватывавшую управление сервером. В зависимости от цели, поставленной атакующей стороной, "питон" мог решать самый широкий круг задач : от создания разного рода сбоев и генерации помех, до принудительного отключения отдельных подсистем.
Чтобы обезопасить сервера от такого рода программ всегда ставились всевозможные защитные барьеры, как программные, так и аппаратные, но "питоны" обычно преодолевали их, разбиваясь на отдельные куски, каждый из которых не определялся как опасный продукт. Сейчас для закачки "питона" я указал три ящика на сервере "Квадропупля" и это означало, что умная программа-вердитель перед отправкой разделится на три части, а после прибытия по указанным адресам, сама собою распакуется в них и сложится в единое целое.
Вся возня с настройкой программы, её пересылкой и сборкой после прибытия в почтовые ящики, заняла у меня не более десяти минут. Убедившись, что "питон" благополучно собран и готов к применению, я активировал программу, спокойно уничтожил запись собственных логов, по которым можно было быстро восстановить мои следы во вселенской компьютерной сети, и отключился. До того момента, как результаты активности "питона" станут заменты всем обитателям "Квадропупля" у меня имелся небольшой запас времени : не так, чтобы очень много, но на полуштоф "потной гориллы" как раз хватило бы.
С чувством честно исполненного долга я покинул узел связи, даже не взяв сдачи за оплаченное, но неиспользованное время, и на рысях двинулся в сторону ближайшего бара. "Квадрионе пультаре" принадлежал одному из крупных консорциумов Земной Цивилизационной Лиги, поэтому основным языком общения на территории станции являлся английский, не совсем литературная версия языка Шекспира - скорее, как раз нелитературная ! - а сильно вульгаризованная его модификация, называемая для пущего благозвучия "звёздный английский".
Нужную мне вывеску я увидел очень скоро, буквально, через пару домов. Зазывные красные буквы мигающей рекламы, сложившиеся в неудобочитаемое словосочетание "Nasty smell of uncle Sаm", обещали измученным межзвёздным путникам покой, уединение и внимание бармена. Что надо ещё, чтобы встретить этим вечером старость ? Кстати, если кто не понял возможного перевода названия этой забегаловки на вечный и могучий язык Державина и Кюхельбекера, спешу сообщить, что его можно перевести скромно и лаконично : "Вонь дяди Сэма".
Я нырнул в глубоко ароматную атмосферу бара, пропахшую потом, спиртом, морёным дубом, заказал графинчик "плача новобранца" и вдруг с удивлением обнаружил пару глаз, чей взгляд жадно пожирал мои ягодицы. Это был тот самый певец, что изрекал какие-то там вирши про "афганский рэпп" перед лифтами. Тут-то я догадался, что мне вполне по силам восстановить прямо сейчас вселенскую гармонию, утраченную - если не ошибаюсь !- ещё во времена Фомы Аквинского.
Прихватив графинчик и тарелку чмыхадорских анчоусов, я сел за свободный столик. Его полиморфная плита тут же окрасилась в оранжево-красные цвета - мои руки сейчас были очень горячими, да и сам я пребывал в состоянии крайнего раздражения, так что неудивительно, что я был готов навернуть в челюсть любому, поглядывавшему на мои ягодицы. Расчёт мой полностью оправдался - едва я сел за отдельный столик, как знакомая рожа немедля возникла передо мною и узнаваемый гнусавый голос затянул :
Счастье хотя и капризно,
Но всё же с тобо-о-ою близко
В далёких, далёки-и-х гора-а-ах...
Я с трудом представлял о каком таком близком счастье в далёких горах поёт ублюдок в голубых штанишках ; потому мне стоило немалых усилий сохранить спокойствие. Молча я поднял на него свой взгляд ; думаю, казался он тяжёлым и недружелюбным, но педик реакции моей не понял и поспешил затараторить :
- Фил - ты мечта моего голубого детства... нет ! голубая мечта моего детства... нет ! всё же сначала я сказал правильно.... Не прогоняй меня... Позволь быть рядом !
- Боюсь, братанга, ты пожалеешь,- честно предупредил я. Прежде чем ушатать человека в нокаут, его надо предупредить - таков закон чести настоящего казака.
Мой собеседник не понял всей серьёзности момента. Притулившись на соседнем стульчике, он разнузданно заверещал :
- Я не пожалею, я не такой ! Я прусь от твоих песен и баллад. Меня торкают твои темы... вот эта, типа...
бла-бла-бла
Участились случаи бегства с планеты Зе-е-емля-я
бла-бла-бла...
Уродец в голубых штанишках искательно посмотрел на меня, очевидно, полагая, что я должен испытать восторг по поводу цитируемых стихов, которых я вовсе не знал и которые показались мне откровенно тупыми. Мы смотрели друг на друга оторопело : он - восторженно, я - флегматично. Сцена была ещё та, два идиота на обеде в дурдоме, полагаю, выглядят меньшими идиотами, чем мы в ту минуту...
- Тебе следует исполнить этот разнузданный блюз на фестивале западно-бенинской самодеятельности,- посоветовал я певцу.
Тот как будто бы обрадовался моим словам.
- Меня зовут Филистер,- объявил мой новый знакомый и протянул мне руку через стол.
- Убери клешню, придурок, я не пожимаю руку педикам,- честно объявил я.
- А ты разве...- мой непрошенный собеседник заткнулся на полуслове.
- Ага,- ответил я и категорично опрокинул в глотку стопку "плача новобранца", давая понять, что он не ошибся в самых мрачных своих предположениях.
- Подожди, я сейчас закажу безалкогольного пива,- Филистер махнул рукой роботу-официанту.
Между тем, события в виртуальном мире управляющего сервера "Квадропупля" должны были развиваться своим чередом. По крайней мере я очень на это надеялся. "Питон", объединившись из трёх компонентов в одно целое, должен был прописать себя в качестве резидентной программы с приоритетными правами доступа ко всем элементам операционной системы и просканировать её компоненты. Разумеется, делалось это не просто так : в конечном итоге запущенной мною вредоносной программе надлежало проанализировать все архивы и отыскать среди них те, в которых содержались записи о прибытиях и отлётах всех космических кораблей за последний условно-земной месяц. Понятно, что помимо графиков полётов меня также интересовал списочный состав экипажей и пассажиров звездолётов. Это дало бы мне след супругов Вэнс.
"Питон" в процессе сканирования действовал как программа высшего приоритета, при этом отражая атаки антивирусных оболочек операционной системы. Чтобы обмануть их он должен был последовательно генерировать большое количество разнообразных сбоев, помех и привходящих сообщений, призванных как можно больше загрузить центральные процессоры и в максимальной степени замедлить исполнение ими защитных алгоритмов. Для обычного человека работа "Питона" должна была проявляться в большом количестве неожиданных сбоев в самых разных элементах окружающей среды.
Когда мой педерастический друг помахал рукою, а робот-официант никак на это не отреагировал, я понял, что вредоносная программа, запущенная мною, успешно работает. Чтобы как можно сильнее разрегулировать сервер, "Питон" изменил настройки периферийных устройств, произвольно переставив показатели их приоритета и порядок запросов на исполнение команд. В результате этого огромное количество робототехнических устройств на всех палубах "Квадрионе пультаре" стали мёртвым грузом, не реагирующим на внешние сигналы : все они дожидались, пока их обращения к серверу должным образом окажутся обработаны.
Филистер тупо помахивал роботу, привлекая его внимание : робот подмигивал ему светодиодной индикацией и не двигался с места. Мой vis-a-vis оказался не просто гомосексуалистом, а предельно тупым гомосексуалистом, ему чуть ли не минута потребовалась на то, чтобы догадаться : с железякой происходит что-то не то. Филистер повернул своё личико к роботу-бармену за стойкой и крикнул : "Эй, бармен, у вас официант без обратной связи !"
Дальше стало только интереснее. Бармен выехал из-за стойки и, вытянув один из манипуляторов, выдал в щёку Филистеру добрый электрический разряд. Не знаю, какую ёмкость он разрядил ему в лицо, но искра оказалась огромной, настоящая шаровая молния ; обладатель голубых штанов лишь пискнул, пукнул, да и упал под стол. Получилось смешно не по-детски !
Понятное дело, я засмеялся, но тут робот-бармен резко развернулся ко мне, полагаю, также с целью разрядить в лицо какой-нибудь добрый конденсатор. Вот этого я уже никогда не любил и не люблю поныне ; остановив ударом своего предплечья манипулятор робота, я жёстко ударил ногой из-под стола прямо по сочленению двух его звеньев ; робот качнулся, попытался всё же меня достать, но второй удар по железному суставу обломил выдвинутый в крайнее положение шток небольшого гидравлического цилиндра. Бармен со сломанной клешнёй тут же откатился от меня и громко возвестил : "Вы совершаете акт вандализма в отношении имущества станции "Квадрионе пультаре" !"- "Вали !"- ответил я бармену и тот моментально уехал обратно за стойку бара.
Между тем события развивались лавинообразно : вдруг веером стал гаснуть свет на внутренней поверхности орбитальной станции. Напомню, что "Квадрионе пультаре" представлял собою полый цилиндр, а это означало, что прямо у нас над головами на высоте километр с небольшим находились точно такие же постройки и люди ; в принципе, задрав голову вверх можно было наблюдать как на противоположной части цилиндра передвигается транспорт, а взяв в руки хороший оптический прибор можно было в мельчайших деталях рассмотреть и людей. Через большие световые окна внутреннее пространство "Квадропупля" освещалось светом звезды Карамаго, однако, этого для нормального освещения было недостаточно, а потому постройки, кварталы и даже газоны станции освещались подобно тому, как освещается обычный город в вечернее время.
Теперь же наружное освещение стало хаотично выключаться и включаться ; целые кварталы размером сто на сто метров вдруг погружались во тьму, а затем обратно освещались. В целом же, уровень общей освещённости внутреннего пространства станции резко упал, сделалось сумерчено, жутковато. Через стеклянную стену я наблюдал, как люди выходили из построек, задирали головы вверх, недоумённо переглядывались.
По внутренней трансляции пошли первые сигналы того, что персонал станции заметил неладное. Вдруг оживился большой жёлтый пульт у входа в бар, который предназначался для связи с постом управления. "Дежурной смене занять места по расписанию ! Дежурной смене занять места по расписанию ! Сменам "В" и "С" прибыть в пункты сбора согласно мобилизационному предписанию !"
Филистер, пришедший в себя после удара током, вылез из-под стола и обеспокоенно закрутил головой :
- Что случилось ? Ведь что-то же случилось ! Мы подверглись нападению ?
Публика в баре, до того молчаливо наблюдавшая за происходившем, тут же оживилась.
- Точно, так и есть ! Это террористическая атака ! Нет, это просто какой-то системный сбой ! И он нарастает !- раздались голоса из-за соседних столиков.
Тут погас свет в нашем квартале. В баре сразу потемнело, сделалось как-то совсем невесело. У роботов зажглись панели аварийного питания, но их оранжевый свет только прибавил мрачности картине. Люди стали подниматься из-за столиков, в их поведении всё явственнее стали ощущаться нараставшие раздражение и испуг.
Тут опять включилась громкая трансляция из поста управления станцией. Диктор объявил буквально следующее : "Ввиду возможной встречи с метеорным потоком степени угрозы присваивается жёлтый уровень", а через полминуты добавил :"Ввиду возникшей метеоритной опасности оперативный дежурный предлагает всем гостям орбитального комплекса пройти к своим кораблям и оставаться там до понижения уровня угрозы ! Это не учебная тревога !" Публику словно кот языком слизал : люди ломанулись вон из бара, наблюдая за ними через прозрачную стенку, я увидел, как у лифтов моментально образовались громадные очереди.
Я, разумеется, никуда бежать не собирался. Для меня было очевидно, что всё происходящее вокруг есть всего лишь плод работы моего "Питона". Он инициировал подачу сигнала об угрозе метеорного потока, он принялся перенаправлять энергетические потоки, из-за чего стало отключаться освещение целых кварталов ; полагаю, мой "Питон" натворил ещё немало всяческих подвигов, только они оставались пока недоступны восприятию большинства людей. Факт, что моя программа-вредитель принялась столь активно вмешиваться в управление станцией послужил для меня сигналом того, что сканирование систем и программных блоков закончено. То есть, мне следовало приступать к следующему этапу операции.
Убедившись, что народ покинул помещение и я остался в баре один, я опрокинул в рот последнюю порцию "плача новобранца" и легонько перепрыгнул через стойку, перегораживавшую бар. При силе тяжести, равной половине земной, это было очень просто. Впрочем, даже если бы она равнялась земной или превышала её в полтора раза, для меня это тоже было бы совсем несложно.
Робот-бармен, увидев мои действия, пискнул и откатился в противоположный угол. Как и всякая сколь-нибудь сложная техника, он имел довольно совершенную оптическую систему, развитую память и потребность в самосохранении, а потому, будучи повреждён мною, он запомнил меня как возможный источник поломок. Меня же за барной стойкой интересовал вовсе не он, а коммуникации, объединявшие разнообразную технику в единую систему : используя эти коммуникации я мог подключиться к серверу.
Я живо принялся сбрасывать декоративные панели, закрывавшие начинку бара. Очень скоро мне удалось найти концентратор, на который были заведены оптоволоконные шнуры от кофемашины, автоматического гриля, камеры разморозки и прочей кухонной утвари, управляемой дистанционно. Это было как раз то, в чём я нуждался.
Положив на коробку концентратора фотонный накопитель, я включил мини-компьютер. Затем, введя пароль, вошёл в почтовый сервер станции и проверил содержимое тех самых почтовых ящиков, что открыл полчаса тому назад. Там меня ожидало приятное известие : в ящиках лежали сводки нужной мне информации, посланные "Питоном". Я не поленился открыть некоторые из присланных файлов : в одном списки кораблей, посетивших "Квадрионе пультаре" за последний месяц с подробным изложением полётного задания ; в другом - списочный состав экипажа и пассажиров всех этих кораблей ; в третьем - список всех транзакций через банковский терминалы, расположенные на станции ; в четвёртом - сводка работы автоматических касс, торгующих посадочными талонами на пассажирские корабли. Одним словом, во всех этих документах имелись следы нужных мне супругов Вэнс, следовало лишь тут получше покопаться и выудить то, что указало бы конечную цель их маршрута. Очень хорошо ! Я включил копирование файлов на компьютер, процедура эта должна была уложиться буквально в десяток секунд.
- Фил, а что вы тут делаете ?- неожиданно услышал я над самым ухом.
Мой педерастический друг в голубых штанишках, перегнувшись через стойку бара, тупо таращился на экран мини-компьютера в моих руках. Хорошо, что установленная на нём операционная система не имела голосового управления, поэтому дружище Филистер оказался лишён возможности подслушать меня ; однако сам факт его появления здесь ничего хорошего мне не сулил.
Не люблю я свидетелей. Испытываю к ним некоторое предубеждение, знаете ли...
- А ты что тут делаешь, братанга ?- осведомился я у слишком любопытного товарища.
- Я вернулся за тобою, Фил.
- Жаль,- сочувственно покачал я головой.
И ударил придурка по горлу ладонью со стороны подогнутого большого пальца. Удар этот при поставленной технике ( а у меня она весьма поставлена ) получается мгновенный, незаметный, не требующий никакой подготовки ; одно движение руки и Филистер, хрюкнув, закатил глаза и остался лежать животом на стойке бара. Я посмотрел на экран компьютера и, убедившись, что закачка файлов окончена, аккуратно выключил его. После этого спрятал в карман фотонный накопитель и компьютер, уложил Филистера на пол лицом вниз, дабы язык не запал бедолаге в горло и не задушил любителя баллад Фила Коллинза, после чего спокойно отправился вон.
Пару минут я потратил на то, чтобы дождаться лифта, затем поднялся в зону прибытия и отлёта. Тут гудел народ, не знавший что ему делать. Капитаны кораблей, пришвартованных у пирсов, не подтверждали угрозу со стороны метеоритного потока, а потому не собирались покидать станцию. Их можно было понять, поскольку они оплатили своё пребывание вперёд и деньги за неиспользованное время им никто бы не вернул. Кроме того, на многих кораблях персонал станции не успел закончить регламентные работы, а ведь именно ради технического обслуживания перед сверхдальним прыжком капитаны и направили сюда свои корабли. Поэтому люди бестолково обсуждали последние события, пытаясь понять, представляют ли они какую-то реальную угрозу, а я спокойно протиснулся сквозь толпу и прошёл к дверям своего терминала.
Это были последние метры, когда местная служба безопасности могла бы меня задержать за организацию атаки на сервер. Никто, однако, такой попытки не сделал. Это означало, что пока никто не связывал концептуального режиссёра Летелльера Кабаниса с теми неполадками, что вдруг обрушились на станцию. Позднее, конечно, всё случившееся здесь должным образом окажется изучено и проанализировано и тогда специалисты поймут кто именно сделал "Квадропуплю" козью рожу, но тогда я буду находиться уже очень далеко. Да и Летелльером Кабанисом к тому времени я уже перестану быть.
Топая подошвами своих магнитных ботинок, я прошагал мимо роботов на пирсе, добродушно помахал этим железкам и взошёл на пандус родного "Фунта изюма". Расположившись в посту управления, активировал протокол отлёта. В лёгкой изморози воздушного потока, вырвавшегося в открытый космос вместе с моим кораблём через широкие створки аппареля, я на минимальной скорости отвалил от "Квадрионе пультаре". Через минуту, заложив тугую эвольвенту вокруг орбитальной станции, повёл "Фунт изюма" прочь.
Тогда только я, наконец, активировал мини-компьютер и задал ему параметры поиска : "Покупка посадочных талонов Сибиллой и Эвардом Вэнс". Проверив все закачанные файлы, компьютер сообщил мне, что среди них нет упоминаний о таких покупках.
Я не растерялся - меня ведь вообще трудно сбить с панталыку !- и задал другой параметр поиска : принятие к оплате тех самых УРОДов, что я вручил супругам Вэнс. Деньги находились в банковской упаковке с известными мне номерами и определить в ходе какой сделки они поступили в оборот не составляло труда. Файл, содержащий отчёт о всех платежах на борту "Квадропупля" за истёкший месяц благополучно был мною закачан в баре. И в этом файле УРОДы с известными номерами непременно должны были засветиться, ведь именно этими деньгами Вэнсы могли и должны были рассчитываться на борту станции !
Каково же оказалось моё изумление, когда через пар секунд компьютер выдал мне шокирующий ответ : деньги, которые я вручил Вэнсам не поступали в оборот ! Такого просто не могло быть, поскольку рабы не имели денег вообще и даже для того, чтобы купить бутылку воды им надлежало разменять полученную от меня сумму в двести тысяч УРОДов.
Тот факт, что сводная ведомость платежей не зафиксировала денег четы Вэнсов, мог означать лишь одно : какой-то предусмотрительный умник успел подтереть электронные архивы сервера, убрав из них всякое указание на то, что на станции "Квадрионе пультаре" вообще когда-либо бывали эти люди. Это могли сделать только представители спецслужб Земной Цивилизационной Лиги.
Мне показалось, что я снова услышал негромкий голос астеничного мужчины в чёрном плаще : "Думаешь самый умный, да ?" Я даже поёжился - до такой степени воспоминание это показалось мне неприятным.
Кто-то явно не хотел, чтобы я узнал, куда же направились супруги Вэнс. И оттого моё намерение их видеть лишь ещё более окрепло.
Я обратился на ближайший узел сверхсветовой связи, через который послал краткое сообщение в Звёздный Акапулько зеленоглазой Натс. Чтобы сделать пересылаемый пакет как можно меньше, я отправил простейший текст, безо всяких там видеоизображений и пространных монологов. Боюсь, подобное лаконичное обращение могло обидеть Натс, но выбирать мне особенно не приходилось. В случае значительного удаления корабля от узла "univer-net" задержка в передаче сигнала могла достигать многих часов, а потому следовало руководствоваться лишь соображениями функциональности. Я попросил девушку вспомнить, куда собирались лететь супруги Вэнс перед тем, как она с ними рассталась ?
Ждать ответ мне пришлось довольно долго - более четырёх часов. Честно скажу, я прекрасно понимал, что его я могу вовсе не дождаться, особенно, если припомнить, как задрожал подбородок Натс в минуту нашего прощания в космопорте Звёздного Акапулько. Однако, ответ всё же пришёл, стало быть, девушка отнеслась ко мне милостиво. Из него следовало, что Вэнсы собирались лететь на планету Парк-Ридж. Эдвард, по словам Натс, дважды повторил, что их там очень ждут. Она не знала, где находится эта планета, но зато это было прекрасно известно мне.