Б. В. Сазонов субъекты развития
Вид материала | Документы |
- Воспоминания Сайт «Военная литература», 4244.99kb.
- Б. А. Сазонов Болонский процесс: актуальные вопросы, 6344.1kb.
- Iii. Субъекты политики Тема III социальные общности как субъекты политики, 2493.96kb.
- Тема Ф. И. О. студента, 28.94kb.
- Бурыкина Марина Юрьевна Сазонов Сергей Николаевич Зависимое поведение: причины, механизмы,, 2842.63kb.
- Тема субъекты трудового права, 175.94kb.
- Удк 657. 6 Актуальные проблемы и перспективы развития национальной системы аудита лисина, 120.39kb.
- Мировая экономика и мэо, 6.28kb.
- Б. А. Сазонов система зачетных единиц, 1733.59kb.
- С. П. Сазонов, доктор экономических наук, профессор, академик раен, засл экономист, 3214.05kb.
С. Правовое зонирование, не предопределяя конкретных направлений городской динамики (в отличие от Генплана города), оставляет открытыми городские перспективы, пути и способы работы на территориях. Распространение идеологии и методов инновационной организации деятельности на такую общественную сферу как управление городским развитием формирует один из возможных способов. Суть его не в разработке некоторого долгосрочного нормативного проектного документа, а в программной организации совместной деятельности городских субъектов в рамках городского маркетинга и формирования стратегических точек городского роста.
Городской маркетинг в определенной мере является рыночным заместителем районной планировки: если в социалистической модели управления все поселения в плановом порядке наделялись функциональным назначением в общей структуре расселения и, в соответствии с этим, получали государственные ресурсы, то теперь каждому из них приходится самостоятельно бороться за инвестиции на высоко конкурентном рынке. Каждому приходится искать, точнее, формировать свою привлекательность среди предлагающих разнообразные услуги других городов и доказывать инвесторам, что именно он оправдает их ожидания. Важно, что городской маркетинг не останавливается на поиске того, что город может предложить возможным потребителям (к которым, в том числе, относятся жители города, которые вольны остаться или покинуть его, если город не удовлетворяет их запросы). Как и в том случае, когда маркетинговый подход берут на вооружение производственные структуры, городской маркетинг, в принципе, означает, что городская администрация и другие заинтересованные структуры принимают на себя обязательства критически пересмотреть организацию и качество сложившихся городских процессов, состояние городской среды и т.п. с точки зрения эффективного выполнения тех обязательств, в которых они расписались перед потенциальным инвестором, и, далее, радикально их улучшить.
С маркетинговым анализом перспектив города на инвестиционном рынке прямо связан поиск и формирование точек городского роста13. Точки роста в таком случае есть те направления деятельности, благодаря которым город может завоевать инвестиционный рынок в конкуренции с другими городами. Но очень важно, что это всегда живая, т.е. имеющая активных носителей деятельность, поддержав которую город получает в перспективе возможность не только совершенствовать начатое, а и «вытянуть» другие области городской жизнедеятельности. Иными словами, точка роста должна обладать значительным потенциалом экспансии на окружающие области городской жизни и служить для них фактором развития. В принципе, точки роста можно искать и поддерживать и вне стратегии городского маркетинга, но это правомерно только в том случае, когда у города хватает внутренних ресурсов на поддержание этого роста. Если же ресурсы нужно искать на стороне, на рынке инвестиций, то эти подходы неизбежно взаимозависимы – точка роста это то, что может привлечь интерес к городу и за счет чего он может получить дополнительные ресурсы. Принципиально, что точку роста нельзя запланировать, исходя из чисто теоретических соображений. Она должна в исходном пункте опираться на определенные слои населения, для которых соответствующая деятельность, ее цели и результаты имеют внутренний, личностный смысл. Технология развертывания точки роста и технологии городского маркетинга пересекаются: администрация города вместе с другими заинтересованными сторонами должна проанализировать готовность города к предлагаемым изменениями и, при необходимости, предпринять усилия для трансформации наличной ситуации в нужном направлении14.
Обсуждаемые модели существенно различаются с точки зрения отношения к внешнему окружению города. Генплан города ограничен рамками административной территории (это план именно города), а внешнее окружение рассматривает с точки зрения реализации его градообразующих функций. (Анализ агломерационных связей был и остается побочной и сложной задачей в рамках такого планирования.) В стратегии развития по точкам роста именно внешняя среда чаще всего рассматривается в качестве предмета городской экспансии и внешние связи программируются с той же тщательностью, что и внутригородские процессы. В принципе, в этой модели организации деятельности каждый город не замыкается в своей территории и способен рассматривать весь мир в качестве ареала своего интереса и элемента собственной деятельности.
Обратим внимание на то, что стратегия развития по точкам роста избегает отмеченных выше трудностей «комплексного подхода». «Точка роста» не есть следствие законченной проектной концепции будущего города, но возникает как практическая задача по развитию уже идущей деятельности, а далее для обеспечения ее роста привлекается любой необходимый научно-аналитический и проектный инструментарий, не ограниченный жесткими рамками единственной предзаданной концепции. Иначе и значительно проще решается здесь и задача согласования деятельности различных ведомственных организаций. Точка роста является конкретной частной задачей, вокруг которой могут быть объединены конкретные ad hoc интересы отраслевых учреждений, и такой тип организации отличается от объединения в рамках реализации абстрактно сформулированных функций (типа «здоровье населения» или «воспитание молодежи»).
Точка роста означает объединение в процессах развития – объединение ресурсов, людей, организаций. И наиболее эффективным инструментом объединения вокруг точек роста может стать формирование разнообразных локальных партнерств. Значение партнерства в этом контексте состоит в том, что к уже идущим процессам деятельности подключаются новые члены, но не как исполнители, а как равноправные участники, которые имеют собственный личностный интерес, приносят дополнительные ресурсы и обнаруживают новые горизонты развития. Более того, процессы субъективации, как уже отмечалось, служат новым мощным стимулом, инициирующим переход к моделям развития.
Таким образом, установки и методы на субъективацию городского населения, в том числе посредством формирования партнерств «население – власть», оказываются синтонными перспективной модели развития городского управления, которая ассимилирует инновационные механизмы развития, такие как городской маркетинг и последующие за ним формирование точек городского роста и территориальных партнерств в качестве механизма реализации маркетинговых программ. Дело остается за малым – за реализацией этих установок и тенденций в практике городского управления.
Однако современные модели управления территориальным развитием не могут быть в приказном порядке внедрены в существующую практику управления, заменяя устаревшие части в этой глубоко эшелонированной громадной машине новыми. Вообще, должна ли идти речь о замене одного блока в этой машине – того, который отвечает за развитие, или же нужна более глубокая трансформация для того, чтобы сделать управление развитием более органичным и, одновременно, современным. Мой опыт склоняет меня ко второму ответу.
___ * ___
В этой статье я постоянно возвращаюсь к понятию развития – одному из самых расхожих и мифологизированных в социальной истории. Однако ревизия этой истории и этого понятия не являются для меня самоцелью, а важны в контексте проблемы субъективации деятельности – феномена, который воспроизводился в ММК, в частности, в созданных в Кружке Оргдеятельностных Играх. Этот феномен не укладывался в границы социально-психологической реальности (процессов и продуктов творческого, в том числе религиозного сознания), научного мышления (живущего на порождении и преодолении парадоксов знания), и становился социальным фактом, когда овладение собственной деятельностью в структуре коллективной деятельности оказывалось механизмом развития этой последней (развития в принятом нами смысле смысле, который подкреплен построенной на рефлексивных процедурах операционализацией).
Новая организация развития (заставляющая переоценить – по логике смены парадигм – традиционное понятие развития ) имеет совершенно иные источники. Тем не менее, эта организация, как мне представляется, может быть поддержана процессами субъективации, сходные с теми, которые имели место в ОДИ и, более того, дать им новую жизнь. Таким образом, связь субъектов деятельности и развития деятельности оказывается для меня главным предметом исследования.
И еще одно принципиальное замечание. Подобно тому, как в ОДИ развивается действительность мыследеятельности, а не чистая творческая или научная мысль, для меня важно довести исследование до менеджеральной практики (менеджеральной, поскольку по эмпирическому материалу организация развития осуществляется сегодня прежде всего в структурах управленческой деятельности). Еще более усиливая эмпирический характер работы отмечу, что ее основным материалом и прикладной целью служит территориальное, а еще уже, городское управление.
Применительно к этой прагматике может быть проинтерпретирован методологический тезис о том, что новые механизмы развития не есть просто эволюция старых, а парадигмальная смена, заставляющая взглянуть на традиционно относимое к развитию как на не-развитие. В прагматической версии он, в частности, звучит следующим образом: очень важно найти адекватное место проблеме и механизмам развития среди других, с которыми сталкивается управление, в том числе городское, поскольку, существует множество ситуаций, которые не имеют отношения к этой проблеме или же имеют косвенное отношение, будучи элементом других предметных конструкций.
Так например, отказ от социалистической системы и реставрацию капиталистической системы в нашей стране никак нельзя отнести к развитию и сформулировать в виде темы: «Развитие от социализма к капитализму в России на рубеже веков». Формационно это реставрация, перестройка, радикальная реконструкция или нечто в этом роде, но никак не развитие. (Что совершенно не исключает, с одной стороны, участия России в каких-то глобальных механизмах развития, а с другой – освоения механизмов развития многими «подсистемами» внутри такого пространства деятельности как Россия. Тема статьи – освоение таких механизмов городским управлением.)
Внутри городского управления громадный пласт работы может быть отнесен не к развитию, а к приведению дел к некоторому «нормальному» положению. Вопрос о том, откуда берется такая норма, как она действует и т.д. является отдельной темой. (Нормативы советского градостроительства были в том числе такой нормой, вопрос лишь в том, насколько она корректна по отношению к выдвигаемым задачами и насколько способна служить механизмами развития, о чем мы говорили ранее.) Уборка снега на улицах, газификация и электрификация домов сегодня являются нормой для российского города. Реализация таких норм само по себе не является развитием. Управление подобными процессами, которое приводит ситуацию к нормальному виду должно осуществляться по механизму «управления по сбоям» (анализа тех ошибочных решений, которые привели к этому ненормальному состоянию), а не целевому программированию. И еще надо найти, что и насколько хорошо в этих анализируемых процессах работает по механизму развития, что имело бы смысл делать в соответствии с механизмам развития и как сделать так, чтобы это действительно развивалось – оказалось способным к воспроизводству в структуре целого15.
В этой же прагматической манере можно сформулировать еще одно положение. Несмотря на особую роль связки механизмов развития и его субъектов, ее значение не следует гипертрофировать и надо придерживаться принципа: «Все что может эффективно работать помимо механизмов развития – пусть работает!». Такая позиция, как мне представляется, позволяет вернуть смысл для ставшей сегодня расхожей категории развития, закрепляя за ней специфические технологии деятельности. Эта позиция объясняет также то, что в рамках темы статьи я не занимаюсь всеми и всяческими «проблемами развития города».
2.2. Проблема адекватности организационных структур городской администрации новым моделям управления территориальным развитием.
Сопоставляя различные модели перспективного управления городом (в модусе как роста, так и развития), мы работали, фактически, с определенными нормативными представлениями. Подобно любым другим нормативным положениям, они получены в результате схематизации некоторой практики (то же обобщение передового опыта или иные рефлексивные процессы) и пропущены через призу определенных теоретических построений. Институциализация задачи перспективного управления городом ведет к институциализации процессов такой рефлексии и ее теоретического обеспечения, а также к формированию устойчивой организационной структуры, которая осуществляет эти процессы. Появление такой надстройки существенно влияет на исходную деятельность, и проблемы ее отношения с нормируемой деятельностью могут исследоваться двояко – семиотически и собственно деятельностно.
Семиотическая проблематизация касается места специфицированных проспективных знаний в структуре управленческих знаний (знания здесь являются документами) и процессов их функционирования. При этом, даже если в поле зрения исследователя появляются действующие фигуры, они выступают в виде определенных ролей, в чью миссию входит правильное исполнение документов (проектов, планов, бюджетов, решений определенного типа). Процессы деятельности в этом случае обеспечивают правильное прохождение документов. Так например, вслед за Генеральным Планом следует, как его реализация, совокупность проектов детальной планировки, решений по землеотводу и т.д. Те же Территориальные Партнерства, как мы видели, предстают в виде развернутой последовательности документов.
Отметим некоторые из проблем, которые вызваны появлением специфического проспективно-нормативного знания в системе территориального управления. Во-первых, на поверхности лежит то, что нормативное описание практики с позиции какой-то определенной практической задачи (рефлексия деятельности) не может описательно исчерпать эту практику в аспекте поставленной задачи. Выражается это в том, что нормативное описание не способно транслировать деятельность вне некоторой целостности, в которой оно является элементом. Во-вторых, такое рефлексивно-нормативное знание, сколь бы описательным оно не представлялось, всегда проходит понятийную «обработку», и потому воспроизводство деятельности с его помощью оказывается построением новой деятельности (меняется структура и содержание многих документов в свете тех, которые задают перспективное видение). Это тем более так, если нормативная конструкция создается не столько как описание определенной практики, сколько как предлагаемый способ разрешения трудностей в этой практике. Следовательно, реализация нормативной конструкции предполагает модернизацию нормируемой деятельности с позиции этой конструкции, и процессы модернизации необходимо выделять в качестве особой задачи и этапа развития деятельности16. В-третьих, наиболее простым способом модернизации, казалось бы, является замена старой нормативной конструкции на новую, функционально ей эквивалентную. Однако, нормативная конструкция, появившись в рефлексивных процессах, не остается неизменной, но, модернизируя исходную деятельность, во многом растворяется в ней, становится ее механизмами. В принципе, нормативная конструкция вообще может исчезать в этих механизмах, а может оставаться в определенном, значительно трансформированном виде. (Для отслеживания этих процессов нужна специальная теоретико-деятельностная реконструкция истории преобразуемой деятельности.) Поэтому замена одной нормативной модели на другую не может быть заменой блока, знаменующего эту модель, но требует системной перестройки деятельности.
Собственно деятельностная проблематика, связанная с появлением моделей перспективного территориального управления, основана на том, что за процессами создания и использования различных семиотические конструкции находятся отношения людей, и тип семиотической конструкции, в принципе, определяет место ее владельца в общей структуре деятельности. Возможный разрыв между семиотическими правилами и деятельностными ситуациями, в частности то, что эти ситуации являются более динамичными, нежели семиотические, приводит к различным «незапланированным» эффектам. В наиболее общем виде можно утверждать, что семиотическая конструкция реализуется далеко не по законам связей содержания знания, а результат лежит на векторе интересов участников процесса управления. Семиотические элементы предопределены быть инструментами во взаимодействии участников, однако могут использоваться и не по прямому назначению. В предельном случае они вообще не исполняются по молчаливому согласию сторон, хотя участвуют в социальных играх на протяжении долгого времени и выполняют важную роль. (Характерным примером являются многие целевые программы, не доведенные до необходимой модернизации деятельности, а потому и неисполняемые.)
Именно эти разрывы демонстрирует новейшая история городского управления в нашей стране, делая явными те деятельностные напряжения, которые скрывались за традиционной организацией этого управления.
Нормативные модели управления городским будущим отрабатывались на протяжении последних полутораста лет. Начавшись в Британии с задач планирования городских земель на перспективу для нужд развивающейся промышленности, для проживания ее персонала и для системы обслуживания, генплан в советских условиях вырос до тотального охвата нужд всего и вся на территории, определяя на перспективу не только места, а и содержание и организацию всякой деятельности. Функция управления изменениями сосредотачивалась на генплане как особом нормативном проектном документе. Однако исполнение его институционально модифицировало многие процессы городского управления, делая их агентами изменений – способными действовать даже относительно автономно от генплана. К тому же, отдельные подобласти в городе, независимо от генпланирования, обладали собственной динамикой и механизмами ее управления (та же промышленность, которая и вызвала к жизни инструмент генерального планирования). Иными словами, функция управления «развитием» в советской системе территориального управления, будучи сосредоточена в генпланировании, была распределенной по многим сферам городской деятельности.
Сегодня, при переходе к рыночной экономике, советский генеральный план резко теряет значение, отдавая «рыночной стихии» многие ранее управляемые процессы. Генплан в целом и отраслевые показатели роста во многом утратили значение для управления, став частным предметом частной коммерческой деятельности (в рамках исполнения бюджета в части общественного обслуживания населения сохраняется инерция планирование городского развития по отраслевым показателям). При этом сложилась парадоксальная, на первый взгляд, ситуация, когда современное городское управление как бы не замечает этого факта, удовлетворяясь теми семиотическими механизмами перспективного управления, которые были распределены в советском городе среди его различных производственных подсистем, и теми трансформациями, которые происходят в этих подсистемах под влиянием рынка.
Я полагаю, что этот внешний парадокс объясняется спецификой деятельностной организации традиционного перспективного планирования и тем, что такая новая организация в отечественном городском управлении не сложилась.
Традиционное перспективное планирование в форме Генерального Плана и этапов его последующей реализации является сервисным по отношению к «генеральному городскому менеджеру» (структуре «первого лица» в системе управления – первого и по ответственности, и по весу при принятии решений). Однако оно является весьма специфическим по сравнению с остальными сервисными службами: генплан и стоящая за ним структура деятельности не только обслуживают деятельность генерального менеджмента, но и нормируют его, исходя из собственных предметных представлений и механизмов их развития, в том числе научных. Возможный при этом потенциальный конфликт может выходить наружу, как это было с генпланом г. Москвы во второй половине 80-х годов: созданный карманным Институтом Генплана Москвы, он был отдан, на волне перестройки, на экспертизу большому коллективу ученых-специалистов и подвергся полному разгрому. Однако представленные в этой же экспертизе предложения оказались предметно и организационно не совместимыми с принятыми в сложившейся структуре управления г. Москвой семиотическими и организационными конструкциями и потому оказались невостребованными.
Разрушение традиционного перспективного планирования фактически освободило генеральный менеджмент от данного типа нормировки его деятельности, сделав последнюю максимально свободной. Отказ по существу и сохранение формы работы в соответствии с традицией позволяет достаточно долго сохранять эту свободу. (В связи с этим удивительно инфантильными кажутся идущие от западных консультантов представления, что главной проблемой отечественного муниципального управления, подобно тому как это имеет место на Западе, является его бюрократическая заорганизованность, и что выходом является развитие муниципального самоуправления.)
Вопрос в том, когда и в каких проявлениях эта свобода приведет к очевидным кризисам городского управления и заставит менеджмент самоограничиться за счет вступления в новые кооперативные связи. (Вполне вероятно, что и генеральное планирование возникало в свое время не столько по инициативе городского менеджмента того периода, сколько инициировалось другими общественными силами.)
Сегодня городская администрация, просвещаясь и будучи просвещаемой, может быть знакома с инновационным подходом, методами городского маркетинга и развития по точкам роста. Более того, создается впечатление, что она начинает пользоваться, наряду со старыми, и этими методами, особенно если разработка соответствующих программ финансируется на средства западных фондов и при участии западных консультантов. Однако остается принципиальный вопрос: готова ли система городского управления в целом к работе по новой модели. Или иначе, готов ли городской менеджмент к перестройке системы городского управления, к перестройке собственной деятельности под инновационные модели управления.
То, что кардинальная перестройка управленческой деятельности в свете инновационной модели необходима, доказывает становление инновационного подхода в западной промышленности. Управление развитием в инновационном подходе отказалось от некоторого планового или проектного документа как базового элемента в пользу реорганизации всей системы производственной деятельности. Ведущим элементом в этой деятельности оказались маркетинговое исследование и проектирование «новых потребностей за счет появления новых средств удовлетворения потребностей», которые формируют «техническое задание» собственно производственной машине, а она, в свою очередь, перестроена по принципу Industrial Research, где прикладные исследования и разработки осуществляются не столько в соответствии с имманентной логикой развития научно-инженерной мысли, сколько по заказу службы маркетинга и в соответствии с моделью жизненного цикла новшества. Одна из линий развития новой организации деятельности связана с моделью бизнес-процессов и процедурами реинжениринга.
Вернемся к нашей исходной установке субъективации процессов управления процессами развития города и формирования партнерств администрации и населения как совокупности таких субъектов. Учитывая предыдущий анализ отметим следующее. Эта установка имеет смысл, или, мягче, имеет шанс на осуществление прежде всего в модели инновационного развития, в которой экспансия точек роста на город в целом предполагает такую полисубъектность и такие партнерства. Вместе с тем понятно, что полисубъектная организация управления, в том числе в форме партнерств, предполагает такую трансформацию управленческой деятельности, которая может быть воспринята генеральным менеджментом в качестве ограничения своей деятельности как со стороны населения, так и других возможных участников партнерства (в том числе той же «науки», которая имеет собственные тренды развития и может, и становилась ранее оппонентом менеджмента).
Наши эксперименты, следовательно, ставили задачей не только апробировать предлагаемые методы субъективации, а именно, синтез формирования территориальных партнерств и ОДИ-методов, а и диагностировать состояние городских администраций с точки зрения готовности к восприятию инновационной модели, уровень понимания стоящих при этом проблем.
2.3. Опыт формирование территориальных партнерств за счет административных и внешних ресурсов.
Напомню о задаче, которая сохранялась нами в качестве одной из главных в работе с городами в ситуации, когда рамочное задание могло варьироваться17. Это – формирование территориальных партнерств администрации и тех или иных представителей населения (различных структур бизнеса и жителей) в контексте реализации намечаемых точек городского роста. Особое внимание уделялось процессам субъективации населения как такому фактору, без которого неэффективна стратегия точек роста, которая превращается в сугубо административное дело. С этой позиции для нас был важен не только «запуск» соответствующей точки роста, а и освоение городским управлением механизма формирования таких партнерств и воспроизводство в данном городе этого механизма на другие случаи (другие точки роста).
Консультационные работы велись в пяти малых городах. Чтобы не задеть никого из участников своими оценками, я обозначу эти города условными символами и постараюсь избежать употребления любых собственных имен. Таким образом, мы рассматриваем проблемы малых городов – г. ММ в Вологодской области, г. NN в Московской области, г. РР в Поволжье, г. RR в ЯМАО и г. TT в ХМАО. Каждый из случаев уникален, даже в тех случаях, когда совпадает предмет консультирования. Рассмотрим эти случаи.
MM – муниципальное образование в Вологодской области, сельский район, в состав которого входит малый город (1999-2000 гг. работы).
Один из старейших северных городов России на берегу крупной водной артерии (но вне железной дороги), сегодня он остался малым поселением (около 11 тысяч жителей) с относительно развитыми при советской власти, но захиревшими лесной промышленностью (некоторый подъем после дефолта 1998 г.)и ловом и переработкой рыбы. Как большинство малых русских городов, он столкнулся с массой проблем (не диверсифицированная экономика, фактическая безработица, низкий уровень доходов населения и практически всех предприятий, отсутствие значительных финансовых и информационных потоков, ничтожный муниципальный бюджет, расходная часть которого растет, а доходная – падает, слабое предшествующее развитие и упадок городской материальной базы, городских инфраструктур, дурно проведенная приватизация, слабое восприятие рыночных механизмов и т.д.)
Имея перед собой комплекс проблем, администрация района не очень хорошо понимала, что именно ей нужно от консультантов. Заказ администрация сделала, опираясь на небольшое министерское финансирование, в расчете на то, что в дальнейшем на эту же тему можно будет получить финансирование зарубежного фонда. На первом этапе от консультантов ожидалась разработка некоего документа, нечто вроде фрагментов ТЭО генерального плана, при том, что руководство достаточно четко осознает специфику новой ситуации и неадекватность ей старых плановых документов. Поэтому главное, что ждала администрация – такого документа и таких действий со стороны консультантов, которые могли бы получить более крупные деньги на город.
Фонд отказал в финансировании, однако минимальный министерское финансирование работы по созданию стратегии продолжалось. В этой, достаточно тупиковой, ситуации возможный позитивный выход наметился случайно: Министерство Культуры РФ выделили значительные средства на проведение регионального праздника в г. NN, и региональные власти поддержали это, выделив дополнительно средства на ремонт дорог, гостиничных помещений и иные городские и районные нужды. Одна из проблем в проведении праздника состояла в том, что небольшая гостиница и студенческие общежития не справлялись с наплывом организаторов праздника, гостей и туристов. Городская администрация нашла прекрасный выход, фактически воспроизводящий идею территориального партнерства: за несколько месяцев до проведения праздника организовала конкурс среди жителей на лучшее жилище, способное принять приехавших на праздник.
Праздник был проведен на высоком уровне (за три дня его посетили несколько тысяч человек, и он стал выдающимся событием для горожан). Было принято решение (Министерством Культуры и региональными администрациями) сделать его регулярным, которое было выполнено на следующий же год (общий бюджет второго праздника составил более 20 млн. рублей).
Консультанты сразу же оценили ситуацию как появление потенциально крайне перспективной точки городского роста (достаточно сказать, что обслуживающие праздник многочисленные региональные малые фирмы в день получали 2-3 месячный доход, правда местный хлебзавод в это же время снизил выручку, не выдержав конкуренции), и предложили администрации, во-первых, проанализировать с этой точки зрения подготовку к проведению первого праздника и, во-вторых, в процессе подготовки к следующему празднику разработать связанные с ним программы деятельности для различных городских структур. Основной тезис состоял в том, что праздник длится не три дня в году, а 365 дней, т.е. это перманентная деятельность, которая использует различным способом праздник в интересах собственного развития. Были намечены программы для деятельности музей, значительного по масштабам NN и ставшего крупным культурным учреждением в советские годы, но теряющим вес в новых условиях. К программе музейной деятельности примыкала программа для юной части населения города и т.д.
Не вдаваясь в перипетии совместной работы с администрацией отмечу лишь два негативных момента, которые прервали эту работу. Во-первых, и это главное, администрация не захотела приоткрывать финансовые потоки и обсуждать возможные пути использования финансовых ресурсов для реализации намеченных программ. (Напомню, что доступ к территориальным ресурсам является непременной составляющей при формировании территориальных партнерств.) Во-вторых, административные структуры, на которые ложился дополнительный объем работы в связи с программами развития, не были готовы к этому. А городская общественность оказалась слишком слабой для того, чтобы взять на себя эту реальную ответственность.
PP – город Среднего Поволжья в составе районного муниципального образования (2001 г.)
Значительно более молодой, но тем не менее исторический малый город, по численности и социально-экономическому состоянию очень близкий г. MM (за исключением промышленности, которая здесь представлена достаточно успешным предприятием пищевой промышленности и заводом электротехнических изделий).
Город получил грант Фонда Сороса на разработку стратегии развития. Фонд достаточно жестко определил структуру стратегии, понимая ее прежде всего как документ, а главной целью выдвинул привлечение инвестиций в город18. В рамках этой стратегии мы использовали предшествующий опыт, предлагая в качестве возможной точки роста опереться на ежегодный праздник, уже ставший традиционным в этом городе, расширив его задачи и масштаб. Одним из аргументов в пользу такого решения было то, что для этого возможно привлечение дополнительных федеральных и региональных ресурсов, а не перераспределения незначительных муниципальных средств. К тому же город имел очень сильные традиции и лидерский состав в организации культурной жизни. Сходство с ситуацией г. MM усиливалось тем, что здесь вообще отсутствовал гостиничный фонд и так называемый общепит, а потому администрация обязана была привлечь население к приему приехавших на праздник. Объем средств, который получает каждый житель, участвующий в такой программе, невелик. Но даже он делает участника не только потребителем городских коммунальных услуг, а и ставит его в позицию активного создателя привлекательного облика города. Этот индивидуальный потенциал, способный работать не только в период праздника, был положен в основание программы развития туризма в городе (модель, близкая к принятому в мире сельскому туризму).
Опыт 2001 года показал работоспособность такого подхода, хотя масштабы праздника и, соответственно, дополнительных ресурсов был меньше, нежели в г. MM. Существенным тормозом в программе оказалось то, что грант Фонда Сороса был получен городом, который не имеет собственного бюджета и большинства административных рычагов, являясь только частью районного муниципального образования. Определенные напряжения между администрацией города и муниципального образования, в том числе и в связи с этим грантом, сказываются отрицательно, проявляясь в самых разных формах. Так например, трудно создать исходную партнерскую структуру администрации и других заинтересованных участников, поскольку низок интерес муниципальной администрации. Работники тех муниципальных административных подразделений, которые были инициаторами проекта со стороны города и на которых легла бы основная дополнительная нагрузка при реализации программ развития (культуры, образования и другие) фактически не поощрялись к этой деятельности.
RR – город в Ямало-Ненецком автономном округе (03. 2001г.)
И ситуация в городе, расположенном в наиболее благополучной нефтяной и газовой Тюменской области, и характер заказа были принципиально иными, нежели в двух предшествующих городах. Г. RR не так мал (около ста тысяч жителей), молод (создан 15 лет назад), имеет значительный бюджет в расчете на жителя, которые, в свою очередь, получают высокую, по российским меркам, зарплату (в основном единственная форма дохода). Малый бизнес занимает небольшое место в городе, но, тем не менее, коммерческие структуры играют в городе заметную роль.
Вполне современным и осмысленным был заказ консультантам. Нефтяная компания, одно из ведущих производственных образований в городе, уже тратила значительные финансовые средства в качестве спонсорских, которые город использовал в общем-то по своему усмотрению. Администрация города и Компания ставила проблему повысить эффективность этих затрат как с точки зрения города, так и компании, в частности, повышения ее имиджа в глазах горожан.
Не описывая этой работы, я даю в Приложении I часть отчета для Заказчика. Для реализации намеченных программ в г RR было создано специальное подразделение. Его деятельность нам не известна. Вероятно, закрытость дальнейшего прохождения программ связана все с тем же нежеланием делать прозрачными финансовые потоки для посторонних глаз.
ТТ – муниципальное образование в Ханты-Мансийском Автономном Округе (10. 2001 г.).
Этот город с прилегающими к нему небольшими поселками (в совокупности около семидесяти тысяч жителей, создан на месте старого незначительного селения около двадцати лет назад) близок по социально-экономическим показателям к только что описанному RR. Как и RR, это муниципальное образование живет нефтедобычей, имея в добавок незначительную лесопереработку. Нефтедобыча здесь меньше, нежели в районе RR, и нефтедобывающее предприятие значительно меньше спонсирует город. Принципиальным отличием является то, что город расположен значительно южнее RR, а потому здесь нет остроты переселения «на материк». Тем не менее, ощущение временности проживания свойственно многим, в том числе и родившимся здесь. Молодежь в большинстве не видит для себя перспектив в городе, хотя усилиями властей в нем создан Учебный Центр, в котором базируются филиалы как технических, так и гуманитарных ВУЗов. Город не обошла молодежная наркомания с вытекающими из нее последствиями.
Чтобы переломить эту ситуацию руководство города заказало семинар-ОДИ по теме: «Роль молодежи в развитии города ТТ». Как можно судить по Приложению II, в котором комментируется Программа игрового семинара, организаторы предполагали воспроизвести уже известную схему формирования территориального партнерства. В ее основании лежит подключение той или иной группы населения, в данном случае это была «молодежь города» (заметим, что это сугубо номинальная группа), к процессам городского управления за счет делегирования этой группе определенных ресурсов, выделяемых под решение какой-то значимой для города задачи. При этом значение задачи зависит от того, насколько она вписывается в одну из точек городского роста.
Специфика ОДИ заключалась в том, что ни точки роста, ни возможные ресурсы не были определены. Все это еще предстояло найти в месте с теми, кто, по идее, мог быть заинтересован в запуске подобных процессов.
Результат ОДИ оказался неожиданным для организаторов и, как представляется, вносит принципиальные коррективы и в модель территориального партнерства, и в концепцию территориального развития.
Начальная диагностическая фаза Игры не дала ничего принципиально нового. При обсуждении в первый день того, что хорошо и что плохо в городе, что можно и что нужно сделать для улучшения ситуации выяснилось: не хватает кафе, жилья, плохо с дорогами и благоустройством… в связи с этим надо построить кафе, жилье, благоустроить территорию и наладить дороги… Этим занимается, и может быть даже не плохо по современным меркам, администрация города. Собственных целей и себя в этих процессах молодые люди не видят…
Переломным оказался второй день, в который по замыслу организаторов должна была состояться проблематизация связки ресурсов, которые может предоставить город молодежи, и личных целей каждого участника. В этой постановке наиболее проблемным оказались цели. Их простейшее «овеществление» в форме получения образования, устройства на хорошо оплачиваемую работу и т.п. не было принято участниками. Модель осмысленного существования оказалась другой – это возможность на каждом этапе жизненного пути оценивать прошлое, выдвигать новые цели и, в идеале, иметь перед собой ресурсный потенциал, который можно превратить в свой ресурс, увеличивая тем самым общественный ресурсный фонд. Это возможность действовать в соответствии с принятой программой. Это способность и возможность управлять процессами собственной динамики.
С этой точки зрения проблемной становится ценность ресурсов, которые может предоставить администрация в форме соучастия в тех или иных «мероприятиях», даже если это приносит определенную выгоду (подобно доходу от сдачи квартиры приехавшему на праздник туристу). Грубо говоря, та же молодежь вовсе не стремиться поучаствовать в решении административных задач, несмотря на их очевидную общественную значимость и возможность что-то с этого получить.
Таким образом, потенциал территориального развития (саморазвития) находится в его населении. Однако то, с помощью каких доступных администрации ресурсов этот потенциал может быть актуализирован, остается под вопросом, на который та же администрация не готова ответить.
В случае с городом ТТ, мэр города (выступивний на третий день ОДИ) проявил высокую заинтересованность в участии молодежи в решении городских проблем и прекрасную осведомленность в тех конкретных делах, в которых могла бы участвовать молодежь. Вопрос о значимости этого участия для процессов (само)развития молодых людей остался, тем не менее, подвешенным.
В этой игровой логике была поставлена проблема: что именно и ради чего может объединять разных молодых людей, программирующих собственную личную историю. В качестве ответа была выдвинута идея элиты города, осваивающей город в качестве своего пространства. Принципиально важным оказалось то, то рефлексия истории последних лет, сделанная одним из наиболее активных и успешных в жизни участников ОДИ, была проинтерпретирована как модель элитарной деятельности. В этой модели, в частности, было продемонстрировано, сколь многое может оказаться ресурсом личной деятельности, ориентированной на развитие и на экспансию в городской среде, и насколько общественно значимыми оказываются «выпадающие в осадок» и побочные для самого деятеля результаты этой деятельности.
Последней фазой ОДИ была разработка нескольких программ, в которых делалась попытка соединить цели личного развития и освоение городского пространства, представляющее общественный интерес.
К сожалению, администрация ограничилась фактом проведения Игры и не продолжила начатое, организуя, в частности, партнерства при своем участии.
Несколько заключительных замечаний.
1. Как и ранее, в России проще всего решать обсуждаемые в статье задачи в форме ОДИ, поскольку их успешность, по крайней мере в пространстве самой Игры, не зависит кардинальным образом от степени участия ключевых фигур города.
В том же г. ТТ администрация, практически, не выполнила взятых на себя обязательств по организации Игры, в том числе в спешном порядке собрав на нее тех, кого можно было в это время «вытащить» с работы (ими оказались, в основном, молодые женщины, профессионально принадлежащие к сфере образования и социальной работы). Для диагностики ситуации и поиска того или иного решения в этом нет ничего плохого, поскольку эта молодежная страта ничуть не хуже других. Решения, найденные на Игре, представляются мне крайне интересными и принципиальными для обсуждаемой проблемы развития и субъективации процессов управления развитием.
Однако все, что связано с освоением новых моделей управления, в том числе формирование территориальных партнерств администрации и населения, не может, естественно, происходить без активного участия этой администрации и генерального менеджмента в первую очередь. Но это, к сожалению, не происходит.
2. По поводу политики администрации могут быть высказаны отдельные экспертные соображения – не систематические, поскольку не проводилось специальное исследование, и сделанные на очень ограниченном материале малых городов. (Стоит заметить, что учитываются материалы различных публикаций, в частности, материалы Фонда Сороса, который проводил специальные сессии по работе с мэрами малых городов.) Очевидно, что ситуация в крупнейших и наиболее продвинутых в рыночном отношении городах может быть принципиально иной. Тем не менее, небольшие города занимают значительное место в России, а потому этот опыт может иметь существенное значение. Суммируем эти замечания:
- мэры видят причины кризисов городов в общестрановой ситуации (повальное обнищание населения, рухнувшая промышленность, доставшееся в наследство от социализма убогое жилищно-коммунальное хозяйство, нищенский бюджет, не позволяющий даже вовремя платить зарплату работникам бюджетной сферы), но не в собственной деятельности, в ее инструментах и организации;
- генеральный менеджмент без какого-либо напряжения пользуется старыми средствами управления территориальным «развитием» (связанным прежде всего с генеральным планом), хотя достаточно хорошо понимает его неадекватность новым ситуациях и фактическую неработоспособность. Вероятнее всего за этим стоит то, что старые средства используются не столько в качестве инструмента решения задач, сколько как способ снять с себя дополнительные нормативные ограничения. Косвенным примером этому служит ситуация, когда преуспевающий глава сельского района (мраморное здание администрации, собственный американский вездеход) по поводу находящегося на его территории и развалившегося молочного хозяйства говорит, что сегодня это проблема коммерческой фирмы, но не администрации. (История же этой территории свидетельствует, что администрация принимает живейшее участие в банкротствах коммерческих фирм.);
- администрация прекрасно осведомлена о кризисных явлениях на своих территориях (дополним сказанное ранее по этому поводу такими реалиями как рост наркомании, устойчивая установка молодежи на миграцию из родного города, пьянство и сокращение продолжительности жизни среди людей старшего поколения, признание различных форм преступности в качестве нормального образа жизни, в том числе и собственного, а преступников – в качестве общественных лидеров). При всем том в качестве средств управления той же общественной сферой города по-прежнему принимаются отраслевые показатели роста (числа школьных мест, посадочных мест в общепите, коек в больницах) – как будто в этих новых школах не будет наркомании, а в кафе – пьянства и криминала. Полагать, что за этим стоит только непрофессионализм и нежелание заниматься перестройкой собственной деятельности, было бы слишком просто. Причина лежит в том, что сложившаяся структура деятельности (по поводу которой мы говорили ранее) устраивает существующий менеджмент.
- Решение проблем, с моей точки зрения, выходит, следовательно, за рамки собственно муниципального управления. Но ставиться эта проблема должна не как «дальнейшее развитие демократизации управления и становление подлинного самоуправления», а как проблема нормативных моделей территориального управления, в которых может найтись место и инновационным подходам, и территориальным партнерствам, и населению как субъекту, управляющему собственным развитием.