Geum.ru

Удмуртия в годы новой экономической политики: торгово-промышленное развитие и социокультурный облик рабочих

Вид материалаАвтореферат диссертации

Содержание


Основное содержание диссертации
В заключении
Подобный материал:
1   2   3   4

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обоснована актуальность темы; определены объект и предмет, цель и задачи, хронологические и территориальные рамки исследования; охарактеризованы источники, историография и методологическая основа диссертации, ее научная новизна и практическая значимость; сформулированы основные положения, выносимые на защиту; представлены апробация результатов исследования и структура диссертации.

Первая глава «Промышленное развитие Удмуртии в период НЭПа» посвящена рассмотрению соотношения форм собственности в промышленном производстве ВАО в годы новой экономической политики.

В параграфе «Военная промышленность: структура и организация производства» охарактеризованы попытки рыночной перестройки работы оборонных предприятий Удмуртии и их результаты. С окончанием Гражданской войны в орбите стратегических интересов советского руководства оказались крупнейшие предприятия страны: Ижевские оружейный и сталеделательный и Воткинский железоделательный (машиностроительный) заводы, дававшие около 15 % всей военной продукции России. В марте 1921 г. Воткинский завод был передан Правлению объединенных металлургических заводов Пермской губернии. Ижевские заводы находились в прямом подчинении ГУВП при ВСНХ.

Наказ СНК РСФСР от 9 августа 1921 г. зафиксировал основные принципы работы государственной промышленности в условиях нэпа: децентрализация управления отраслями, перевод предприятий на хозяйственный расчет, материальное стимулирование рабочих. Между тем в стране по причине сложного экономического положения сохранялась централизованная распределительная система. Поступавшие из Центра контрольные цифры производства военных заказов в течение года неоднократно пересматривались, что влекло за собой периодически воспроизводившиеся сокращения рабочих. Недостаточное и несвоевременное финансирование и обеспечение сырьем, материалами и топливом отражались на состоянии производства, условиях труда. Нестабильность производственных программ и экономического положения заводов, несовершенная система норм и расценок не способствовали укреплению дисциплины и ответственности значительной части рабочих. Наблюдался рост прогулов, опозданий, отказов от работ, кражи. Изношенность заводского оборудования (более 60 % в 1923 г. требовало капитального ремонта), низкий уровень квалификации рабочих приводили к снижению качества выпускаемой продукции, обостряли проблему производственного травматизма.

В целом, в 1920-е гг. военные заводы Удмуртии оставались частью сложившегося на тот период в стране ВПК. Как отрасль непосредственного государственного управления она в наименьшей степени оказалась затронутой нэповскими реформами. В 1920-е гг. здесь продолжали укрепляться заложенные в предыдущий период основы планово-директивной экономики. Сталинский вариант модернизации предполагал в дальнейшем увеличение капитальных вложений в военную промышленность, реконструкцию старых и строительство новых заводов, создание новых производств, милитаризацию гражданских отраслей, «военизацию» системы образования и подготовки кадров.

В параграфе «Местная промышленность: основные направления восстановления» показано развитие предприятий, подчиненных областным органам государственного управления. В 1921 г. в ведении Вотского отдела местного хозяйства (облместхоз) находились 15 заводов, в 1928 г. – 28. Многие из них долгое время бездействовали. Последствия военных действий и голода сильно отразились на их состоянии.

С середины 1920-х гг. начался качественно новый этап в развитии местной промышленности. В июне 1926 г. все предприятия стекольной, металлической и пищевой промышленности под началом облместхоза были трестированы, т. е. перешли в ведение вновь созданного «Удмурттреста» – промышленного комбинированного треста ВАО, а лесоперерабатывающие заводы – под начало «Удмуртлесотреста», образованных на основании декрета СНК СССР от 17 июля 1923 г. «О местных трестах». Общее руководство трестами осуществлял ВСНХ.

За счет фондов предприятий, дотаций из местного бюджета, ссуд и кредитов проводилось капитальное строительство и текущий ремонт зданий и оборудования. Стали осуществляться мероприятия по стандартизации производства, экономии сырья и топлива, рационализации производства, снижению себестоимости изделий, сокращению административно-управленческих расходов. Помимо реконструкции действовавших предприятий с учетом максимального использования местных сырьевых ресурсов началось строительство новых промышленных объектов. В результате в 1929/1930 г. удельный вес местной промышленности в валовой продукции основных хозяйственных отраслей ВАО составил 15,2 % против 6,0 % в 1927/1928 г., ее валовая продукция – 21 663 млн. руб. против 6 200 млн. руб. Численность рабочих увеличилась с 526 в 1921/1922 г. и 723 в 1924/1925 г. до 2 224 в 1929/1930 г. В государственно-социалистическом варианте интересы местной промышленности были подчинены сохранению и укреплению обороноспособности страны. Этим стремлением объясняется решающая роль правительственных мероприятий в относительно форсированном восстановлении местной промышленности к 1930 г.

В параграфе «Частный капитал в производстве» изучен локальный аспект трансформации одного из традиционных укладов отечественной экономики в рамках нэповский модернизации. По данным Всесоюзной переписи населения 1926 г., в Удмуртии насчитывалось 2 911 владельцев мелких предприятий, использовавших труд наемных рабочих. Представители частного капитала владели собственными кузнечным, оружейным, слесарным, столярным и другими производствами. Многие рабочие государственных заводов также имели свои мастерские и в свободное время совместно с членами семьи и наемными работниками изготавливали и ремонтировали сельскохозяйственный инвентарь, предметы бытового назначения. Получили развитие кирпичное, гончарное, мыловаренное производства. Предпринимательская деятельность развивалась и в сфере легкой и пищевой промышленности, выпускавшей потребительские товары. На долю частных заведений здесь приходилось свыше 90 % общего объема производства. Наиболее активно в 1920-е гг. функционировала сфера обслуживания, что свидетельствовало о веяниях нового времени.

Однако, несмотря на наличие огромных природных богатств и трудовых ресурсов, добиться значительных вложений частного капитала в производство в 1920-е гг. в ВАО не удалось изначально. С одной стороны, это объяснялось консервативностью местных хозяйственных органов, с другой – показывало определенную позицию представителей новой буржуазии, которые не торопились вкладывать свой капитал в заведомо невыгодные предприятия, многие из которых, попав в зону боевых действий периода Гражданской войны, были разрушены и требовали значительных материальных и трудовых затрат. Государственная политика надзорно-разрешительного присутствия и жестко контролируемого участия частного капитала изначально и повсеместно сужала экономическое и социальное пространство коммерсантов. В общественном сознании разнообразными способами осуществлялось создание отрицательного образа нэпмана, принимались активные меры по его дискредитации.

Содержание второй главы «Торговля и региональный рынок в системе нэповской экономики» раскрывает место и роль отдельных видов и форм торговли в реализации основных мероприятий новой экономической политики на территории Удмуртии.

В параграфе «Реформирование государственной торговли» проанализирован процесс создания и функционирования системы государственных торговых органов и организаций ВАО. В 1922–1923 гг. были созданы Вотобторг (с 1924 г. – Вотпайторг, с 1926 г. – Удмуртторг), «Медторг» и «Удкнига». Государственная торговая сеть состояла главным образом из стационарных предприятий розничной и мелкооптовой торговли, расположенных преимущественно в городах и крупных сельских населенных пунктах области.

С переводом промышленности на хозяйственный расчет активную деятельность на территории ВАО развернули торговые представительства центральных промышленных объединений, внеобластные филиалы государственной торговли, отделения смешанных акционерных обществ «Сельпромторг», «Хлебопродукт», «Госторг», «Госсельсклад», «Госшвеймашина», «Центроспирт», Елабужский и Сарапульский промкомбинаты, агентура обществ с иностранным участием «РАСО» (Русско-английского смешанного сырьевого общества) и Удмуртского отделения Русско-австрийского акционерного общества «РАТАО». Однако с середины 1920-х гг. с целью «укрепления местного государственного торга» и «рационализации товаропроводящей сети» началось их сокращение, что существенно осложнило обеспечение населения товарами. На развитие хозяйственной деятельности области отрицательное влияние оказывало отсутствие единого экономического центра, обусловленное неразвитостью транспортной сети, и как следствие – деление ее на два района: северный и южный, тяготеющих к Пермской и Московско-Казанской железным дорогам. В северной части внедрялись экономически более сильные организации Вятской губернии и Урала, в южной – Татреспублики и Пермской губернии.

В конце 1920-х гг. как результат проводимой политики структура торгового оборота значительно трансформировалась. Удельный вес государственной торговли в розничном товарообороте Удмуртии в 1927 г. составил 41,3 %, изменилось ее организационное строение. Многочисленные представительства в основном передали свои торгово-заготовительные функции потребительской кооперации. Подавляющая доля рыночных отношений к 1930 г. оказалась в руках обобществленного сектора, за частным капиталом сохранилась незначительная сфера деятельности исключительно мелко-розничного характера, преимущественно в городах.

В параграфе «Эволюция частной торговли» на материалах Удмуртии освещены взаимоотношения государства и частника в системе рыночных отношений нэпа. Первым шагом новой экономической политики стала отмена продразверстки. Это создавало материальный стимул для увеличения производства сельскохозяйственной продукции и открывало дорогу для развития рынков и базаров, основной фигурой которых становился частный торговец. В середине 1926 г. в ВАО насчитывалось свыше полутора тысяч частных торговых заведений. Большинство мелких и средних из них появились либо в период военного коммунизма, либо несколько позднее. Только ряд крупных торговых предприятий, образованных еще до 1917 г., продолжали свое существование в годы нэпа.

Стремясь получить возможность маневрировать финансовыми ресурсами и выдержать конкуренцию государственной и кооперативной торговли, частные торговцы объединялись в союзы и товарищества (полные и на паях), создавали отраслевые объединения, Общества взаимного кредита частных торговцев и промышленников (ОВК). Так, 20 февраля 1924 г. был учрежден комитет торговцев г. Ижевска; существовал комитет торговцев г. Глазова. 9 июля 1925 г. в валютном отделе НКФ РСФСР был зарегистрирован устав Сарапульского ОВК, 21 сентября 1925 г. – Глазовского. В апреле 1926 г. начало функционировать Ижевское общество взаимного кредита.

Между тем роль частника как основного связующего звена между предприятиями и потребителями продукции не была однозначной. Коммерсанты использовали различные адаптивные средства, нередко входившие в противоречие с юридическими и моральными нормами. Особенно в первый период нэпа, когда частная торговля контролировала около 80 % всего посреднического товарооборота, стали нередки случаи перехода продукции фабрик и заводов посредством взяток и злоупотреблений в руки спекулянтов.

С конца 1927 г. стал доминировать курс на ликвидацию частного капитала, возведенный в ранг государственной политики. Усиление налогообложения и принятие ряда юридических актов, ограничивающих предпринимательскую деятельность, привели к тому, что уже к 1927/1928 г. число частных предприятий в стране уменьшилось на 17,5 %, а их оборот сократился на 23,8 %. Удельный вес частной торговли Удмуртии в розничном товарообороте в 1929/1930 г. составлял только 4,4 % против 46,2 % в 1923/1924 г. и 19,6 % в 1927/1928 г. Трансформационные процессы конца 1920-х гг. сопровождались окончательной ликвидацией нэповских начал в экономике.

В параграфе «Изменения в периодической сфере рынка» рассмотрены имевшие достаточно широкое распространение в Удмуртии ярмарки, торжки, базары. Изначально периодическая сфера рынка способствовала широкому вовлечению в товарооборот промышленных предприятий, торговых организаций, а также крестьян. Этот тип торговли соответствовал менталитету местного населения и его привычкам производить сезонные закупки необходимых товаров. В 1920-е гг. в городах и крупных населенных пунктах ВАО наблюдалось расширение ярмарочной сети в результате открытия новых, преимущественно кратковременных, сельских ярмарок, функционировавших как на севере (Глазовский уезд), так и на юге (Можгинский уезд) области. Общая сумма ярмарочного оборота не отличалась стабильностью и зависела от многих факторов, в том числе природно-географического. Слабое развитие этого типа торговли в начальный период нэпа свидетельствовало о недостаточном снабжении региона промышленными товарами. Ассортимент ярмарочных товаров был в основном смешанным. Большинство ярмарок играло роль местных торговых центров. По характеру торговых операций преобладали ярмарки с розничной продажей. Между тем крупные предприятия осуществляли и оптовые закупки для последующей реализации их в своих торговых заведениях. К числу наиболее важных, имевших межрегиональное значение, относилась Ижевская областная ярмарка, участие в которой принимали как местные, так и приезжавшие из других республик и областей государственные, кооперативные и частные торговые организации. В ярмарочной торговле участвовали, прежде всего, крестьяне, многие из которых выступали одновременно в качестве продавцов и покупателей. Возрастала роль крупных общероссийских и всесоюзных ярмарок, что способствовало оживлению товарооборота между городом и деревней, укреплению хозяйственных связей.

По мере развития государственной торговли и усиления планового распределения продовольственных и промышленных товаров значение ярмарочной торговли снижалось как в целом по стране, так и в Удмуртии.

В параграфе «Этапы создания и деятельность областной товарной биржи» представлен процесс организационного становления и функционирования Ижевской товарной биржи как одного из элементов рыночного механизма нэповской эпохи. С активизацией торговых операций в начале нэпа возникла необходимость в создании (либо воссоздании) товарных бирж. Все крупные торговые сделки должны были регистрироваться на бирже. Процесс организации бирж начался в 1921 г. Ижевская товарная биржа открыла свою деятельность в октябре 1925 г. Уполномоченные по регистрации внебиржевых сделок работали в г. Глазове и Красном поселке.

В межбиржевом торге Ижевская товарная биржа имела связи с 30 иногородними биржами из Перми, Казани, Свердловска, Уфы, Кургана, Николаевска, Костромы, Астрахани, Омска, Ростова-на-Дону, Сызрани, Краснодара, Владимира и других городов. По сделкам межбиржевого торга на территорию области ввозились алебастр, цемент, галька, мел, а также подсолнух, гречневая крупа, ржаная мука, солод, рожь, рыба, бакалейные товары. Местные предприятия (включая Ижевские заводы) и частные лица предлагали доски, проволочные гвозди, изделия из стекла, сталь, серпы и огнеупорный кирпич, табачные изделия, соль, сахар и сахарный песок. В 1925/1926 хозяйственном году было заключено 279 биржевых сделок на общую сумму 2 384 258 руб. 81 коп., внебиржевых – 2 968 на 5 175 134 руб. 40 коп. Однако на основании постановление СТО и СНК СССР от 31 декабря 1926 г. о ликвидации товарных бирж, квартальный оборот которых не превышал 30 млн. руб., деятельность областной товарной биржи была прекращена. В июле 1927 г. в г. Ижевске открылся маклерский пункт Свердловской товарной биржи. За 1927/1928 г. было зарегистрировано 169 сделок. За три месяца 1929 г. – 33 межбиржевых и межрайонных сделки. Весной 1929 г. в административном центре ВАО начал работу иногородний маклер Нижегородской товарной биржи.

В феврале 1930 г. ЦИК и СНК СССР постановили упразднить товарные биржи, не объясняя причин этого решения. На этом история товарных бирж периода нэпа заканчивается. Они не «вписывались» в жесткую систему административного планирования, которое стало господствовать в экономике страны в последующие десятилетия, когда произошло усиление распределительных функций государства и ограничение рыночных связей и товарно-денежных отношений в целом.

В третьей главе «Организационно-экономические основы функционирования местной кооперации в 1920-е гг.» освещены направления государственной кооперативной политики в рамках нэпа и их осуществление в ВАО.

В параграфе «Мелкотоварное производство и кустарно-промысловая кооперация» характеризуются различные виды и формы предпринимательства на местах в условиях оживления рыночных отношений. Новая экономическая политика создала благоприятные возможности для развития предпринимательской деятельности, осуществляемой как частными лицами, так и членами производственных организаций промысловой кооперации. В Удмуртии в конце 1921 г. было зарегистрировано 260 кустарно-промысловых кооперативов. Глазовский кустсельсоюз (впоследствии кустселькредсоюз) объединял артели Глазовского и Дебесского уездов. Во второй союз, на основе которого в 1925 г. был создан Южно-Вотский союз кредитно-сельскохозяйственной и кустарно-промысловой кооперации, входили артели Ижевского, Можгинского и Селтинского уездов. В сентябре 1928 г. на базе Глазовского и Южно-Вотского кустселькредсоюзов был создан Вотский областной кустарно-промысловый союз – Вотпромсоюз, входивший в систему Всероссийского союза промысловой кооперации. На 1 апреля 1926 г. по СССР было зарегистрировано 6 608 промысловых кооперативов и 375 323 члена. На момент организации Вотпромсоюза число кооперированных кустарей составляло 4 184, к 1 октября 1930 г. оно увеличилось до 10 447.

Стимулом для привлечения кустаря в кооперацию являлась льготная финансовая политика государства. Режим наибольшего благоприятствования создавался для тех отраслей мелкой и кустарной промышленности, которые обслуживали крупные предприятия либо работали по заданиям государственных органов и потребительской кооперации. В 1928 г. промкооперация ВАО располагала 76 смолоскипидарными установками, 19 лесопилками, 6 мастерскими по обработке металлов, 2 маслобойными заводами, 15 мельницами, 3 небольшими электростанциями и 1 стекольным заводом. В общем балансе выпускаемой товарной продукции области 36,7 % принадлежало предприятиям кустарно-ремесленной промышленности, их совокупный объем производства достиг 5 млн. 474 тыс. руб. К 1930 г. удельный вес обобществленного сектора кустарной промышленности составил 73,5 %; было кооперировано 47,7 % общего количества кустарей.

К концу 1920-х гг. промысловая кооперация лишилась основных условий, которые обеспечивали ее нормальное функционирование: свободы кредитования и торгового оборота, самодеятельности и самоуправления. Усилился контроль партийных органов за деятельностью кооперативных организаций.

В параграфе «Особенности организации потребительской кооперации» определяется политико-правовой статус потребительских обществ в системе нэповских отношений. Советское государство, развивая систему потребительской кооперации, опиралось на традиции предшествующего времени. Одной из особенностей российского кооперативного движения являлось создание общинных (сельских) потребительских обществ. В сентябре 1921 г. был создан областной союз потребительских обществ (обсоюз), преобразованный в 1924 г. в три самостоятельных районных союза: Глазовский, Ижевский и Можгинский. Функции интеграции и координации выполнял созданный 27 мая 1925 г., вслед за Центральным, Вотский областной кооперативный совет (ВКС). К 1 октября 1925 г. число потребительские общества в ВАО достигло 113 с 34 343 членами. Самыми многочисленными являлись городские и рабочие потребобщества, в которых насчитывалось 17 362 члена. В 106 сельских потребобществах значилось 16 645 человек. С 1926 г. началось укрупнение кооперативов. Процесс централизации завершился созданием 1 июля 1929 г. Вотского областного союза потребительских обществ.

Если на потребительскую кооперацию была возложена задача осуществления торговли и заготовок в сельских районах Вотской области, то решение задач, направленных на снабжение рабочих городов и поселков, возлагалось на рабочую городскую и рабочую потребительскую кооперацию. По мере расширения оборотов, увеличения сети магазинов с 4 в 1922 г. до 36 в 1929 г. и пунктов общественного питания, Ижевский Центральный рабочий кооператив (ЦРК) становился крупнейшим торгово-производственным предприятием.

Однако к кооперативным организациям у населения возникали претензии и нарекания. Недовольство вызывали, например, высокие цены в кооперативных магазинах, превышавшие по ряду пунктов рыночные, отсутствие в них некоторых продуктов и предметов первой необходимости, затоваривание неходовыми товарами, некомпетентность и невнимательное отношение обслуживающего персонала и др. Организационно-хозяйственную деятельность кооперативов осложняло вмешательство в нее местных органов власти. Часто под административным давлением происходила корректировка планов, открывались лавки, заключались невыгодные контракты, выделялись непредусмотренные средства на всевозможные пожертвования, шефскую помощь и т. д.

Во второй половине 1920-х гг. в кооперативном движении начал проявляться кризис. Проводимая в стране кампания по снижению розничных цен привела к резкому сокращению паевых капиталов и прибыли низовых кооперативов, росту задолженности кредитным учреждениям. Создавшаяся ситуация была использована властью для наступления на кооперативную систему. В мае 1928 г. был ликвидирован Вотский областной кооперативный совет. С переходом в 1928 г. на карточную систему снабжения городского населения продовольствием потребительская кооперация превратилась в распределительный аппарат в руках государства. Восстановленный с переходом к нэпу крестьянский рынок постепенно разрушался. Существование кооперации как института рыночного хозяйства, демократической организации оказалось несовместимым с навязанным обществу командно-административной системой идеалом социального устройства. Ситуация обострялась процессами насильственной коллективизации, осложнением социально-экономической обстановки в стране и свертыванием нэпа.

Четвертая глава «Социокультурный облик промышленных рабочих Удмуртии в период НЭПа» посвящена структурным трансформациям производственных отношений в 1920-е гг.; значительное внимание уделено участию рабочих в политической жизни, деятельности профсоюзных, партийных организаций, различных массовых обществ, выборных кампаниях и забастовочном движении, выявлены особенности их повседневной жизни.

В параграфе «Источники пополнения, численность и состав рабочих военной промышленности» анализируется динамика количественных и качественных изменений состава рабочих крупной промышленности ВАО в годы нэпа. Промышленные кадры Удмуртии в первой половине 1920-х гг. в значительной мере пополнялись за счет населения городов, уже знакомого с индустриальным производством. Большую часть новых пополнений составляли люди, прибывшие из районов Удмуртии и прилегающих районов Урала. Возвращались на заводы и эвакуированные рабочие, демобилизованные красноармейцы, рабочие–специалисты, ранее отозванные на разные участки производства, и рабочие из Сибири, ушедшие с частями А. В. Колчака. Несмотря на дефицит рабочих мест в условиях безработицы, расширялось использование женского и подросткового труда на производстве, как правило – на наиболее трудоемких, слабо механизированных и малооплачиваемых участках.

Практически до середины 1924 г. на оборонных заводах Удмуртии вследствие снижения объемов государственного оборонного заказа, разрушения внутриотраслевых связей наблюдалось сокращение числа квалифицированных рабочих. Положение осложнялось голодом, охватившим города и села в 1921 г. Несмотря на принимаемые администрацией меры принудительного характера, с производства уходили трудармейцы, прибывшие из других районов России по мобилизации. Это отражалось на общей численности рабочих в сторону ее снижения.

К 1925 г. резервы роста численности пролетариата за счет консолидации его рядов и возвращения на фабрики и заводы старых кадровых рабочих, оторванных от производства в годы Гражданской войны, в основном были исчерпаны. В этих условиях ряды рабочего класса все больше стали пополняться за счет представителей другой социальной среды – крестьянства, интеллигенции, служащих. За 1928–1929 гг. в г. Ижевск и сел и деревень прибыло 29 921 человек или 70,7 % всех прибывших. Среди новых пополнений рабочих промышленно-жилищного строительства на Урале более 60 % составляли крестьяне. В целом по стране в 1926–1929 гг. рабочий класс пополнился выходцами из крестьянских семей на 45 %, из служащих – на 7 %.

Определенную часть крестьянства, приходившего в город и на производство в 1920-е гг., составляли представители удмуртского этноса. С образованием административно-территориальной автономии удмуртского народа актуализировалась проблема подготовки национальных рабочих кадров. Однако преобладавшие методы администрирования и давления часто приводили к обострению национальных отношений в городской рабочей среде. Удмурты, поступавшие на заводы, не имели квалификации и были вынуждены выполнять низкооплачиваемые, сезонные, гужевые работы, что в сочетании с неудовлетворительными жилищно-бытовыми условиями и не преодоленным еще традиционным недоверием ко всему городскому создавало материальную и моральную обстановку, не способствующую закреплению национальных кадров в промышленности.

С 1929 г. наметилась тенденция экстенсивного развития производства. Показатели Ижевских заводов предполагалось улучшить за счет расширения производственных мощностей и увеличения количества рабочих с 15 374 человек в 1928–1929 гг. до 17 250 в 1929–1930 гг., т. е. на 12,3 %. К концу 1930 г. эта цифра возросла, согласно основным показателям промфинплана, до 18 388 человек. Увеличение численности рабочих не было необходимой предпосылкой успешного развития производства, а являлось следствием форсированных темпов индустриализации, предопределивших экстенсивный путь развития. На этом основывалась и сложившаяся в 1930-е гг. административно-командная система управления экономикой.

В параграфе «Трудовая этика и производственные отношения» раскрываются основные формы участия рабочих в актуальных для периода нэпа направлениях восстановления и развития промышленности. Многочисленные проблемы, стоявшие в начальный период социалистического строительства, требовали мобилизации имевшихся ресурсов, рационализации производственного процесса, экономии сырья и ресурсов, улучшения качества продукции. В первые послевоенные годы соревнование, рассматривавшееся как важнейший социально-политический фактор, влиявший на формирование новых общественных отношений, должно было стать средством повышения производительности, укрепления дисциплины, выдвижения из рабочей среды кадров организаторов.

С весны 1919 г. одной из форм выражения трудовой активности рабочих стали субботники. Параллельно с ними с 1921 г. на Ижевских заводах, как и в других промышленных центрах России, начали возникать первые ударные (примерные) группы, состоявшие, как правило, из высококвалифицированных кадровых рабочих и специалистов, а также молодежи. С 1925 г. производственные комиссии и совещания были призваны разбирать и обсуждать вопросы организации производства, изменения и усовершенствования методов труда и качества изделий, экономии материалов и рабочей силы. Их результатом стали различные улучшения производственного процесса и технологии изготовления продукции. Стремление квалифицированных рабочих к усовершенствованию производства было достаточно велико. Однако большая волокита с премированием новаторов и незначительный размер компенсаций ввиду недостатка денежных средств не способствовали активизации инициативы рабочих. Отсутствие должного контроля за реализацией рационализаторских предложений создавало почву для злоупотреблений.

Важное место на производстве занимала работа по проведению режима экономии. С конца 1925 г. он стал центральным хозяйственно-политическим лозунгом. Однако, общая установка на экономию сырья и ресурсов, рационализацию производственного процесса и улучшение качества продукции реально входила в противоречие с фактами формально-бюрократического подхода администрации заводов.

В конце 1920-х гг. наиболее распространенными формами организации соревнования стали ударничество, цеховые, групповые и индивидуальные вызовы на соревнование; создавались инициативные группы по изучению отдельных недостатков производства. По мере расширения производства рос социальный оптимизм, породивший в стране атмосферу героического прорыва в будущее. Между тем на многих предприятиях отсутствовал твердый порядок в управлении, не соблюдался принцип единоначалия, имела место практика вмешательства партийных и профсоюзных органов в оперативно-распорядительную деятельность администрации. Попытки решения проблем декретированием, бюрократическая регламентация проявлялись и по отношению к соревнованию и различным формам производственной активности и инициативы рабочих. С одной стороны, у них вырабатывалось стремление к самоотверженному труду и энтузиазму, готовность откликнуться на призыв, с другой – происходило постепенное ослабление добросовестности, самостоятельности, инициативности, ответственности. Практика организации и руководства соревнованием конца 1920-х гг. имела свое продолжение в последующие годы и наглядно проявилась в период развития стахановского движения.

В параграфе «Рабочий активизм: природа, характер, региональная специфика» отражается специфика мировоззрения заводского населения Удмуртии. Проблему общественно-политической активности рабочих, принятую в современной историографии рассматривать как проблему рабочего активизма, наиболее полно можно исследовать через понятие «политическая культура». Использованные в диссертации документы и материалы позволяют разделить весь состав промышленных рабочих Удмуртии по их отношению к власти и правящей партии на ряд групп.

Основное ядро кадровых рабочих составляли коренные, как правило, высококвалифицированные рабочие, служившие в «Народной Армии», армии колчаковцев. В конце 1928 г. на Ижевских заводах числилось 4 243 человека, которые в годы Гражданской войны находились в «белогвардейских» отрядах. «До мозга костей пропитанные мещанско-собственнической идеологией», лишившись по возвращении прежнего положения в обществе, они выражали непримиримость с происходящими событиями и существующим строем, используя всевозможные поводы для проявления враждебности и недовольства. Однако заинтересованные в результатах труда квалифицированные рабочие целиком и полностью поддержали направленные на реализацию материальной заинтересованности хозяйственные принципы нэпа, быстро включились в работу по повышению производительности труда, рационализации производства, укреплению трудовой дисциплины. Они не замыкались только на хозяйственных проблемах, обращая внимание на состояние образования в связи с сокращением школьной сети, распространением детской беспризорности и хулиганства, деятельность коммунальных служб, фискальных и кооперативных органов ввиду значительных налоговых отчислений и высоких цен на товары и т. п. В целом их поведенческая стратегия зависела от характера сформировавшегося домашнего хозяйства.

Другую группу рабочих крупной промышленности представляли рабочие, прибывшие на военные заводы еще в годы Первой мировой войны и несколько позднее – из Центрально-промышленного района и Урала. Их политические пристрастия колебались от определенной лояльности к партии до открытой поддержки ее курса. Эта часть рабочих определялась партийно-государственными органами как более передовая. Они активно участвовали в работе партийных, комсомольских и кооперативных организаций, создаваемых обществ и союзов (МОПР, Доброхим, шефские общества и др.). Сюда же можно отнести и прослойку бедняцких элементов деревни, окончательно порвавших связи с сельским хозяйством. Несмотря на некоторую непоследовательность политических убеждений, данная категория рабочих никогда не проявляла принципиальных расхождений с основным курсом партии и не примыкала к оппозиции.

Противоречивые мероприятия нэпа способствовали реальному оформлению и других настроений, выражаемых так называемыми «новыми» рабочими – представителями различных социальных групп, прежде всего крестьянства. Недовольство неквалифицированных рабочих вызывало возраставшее неравенство в оплате труда и материальном положении. Эгалитаризм, уравнительность не могли сосуществовать в социально-психологическом настрое с частным предпринимательством и социальным неравенством. Культурная и техническая отсталость данной группы рабочих являлась одной из причин так называемого спецеедства, квалифицируемого в современной научной и публицистической литературе как антиинтеллектуализм. С развитием хозрасчетных отношений и введением коллективного снабжения часть «новых» рабочих стала основной силой забастовочного движения. Проявлявшая недовольство политикой нэпа, по мере развития производства она росла численно и в немалой степени предопределила судьбу нэпа в конце 1920-х гг.

В параграфе «Личное хозяйство, быт и повседневная жизнь» выявляются общие и особенные черты жизненного уклада заводского населения в условиях социалистической реконструкции. Важным показателем жизненного уровня рабочих России были жилищные условия. Во второй половине 1920-х гг. нормы жилого обеспечения рабочих были ниже общегородских норм на 23 %. В Вотской области с переводом центра из г. Глазова в г. Ижевск большая часть муниципальных зданий была отдана под административно-хозяйственные учреждения, что усугубило проблему жилья для рабочих. По данным Всесоюзной переписи населения 1926 г., обеспеченность жилой площадью населения городов и заводских поселков Удмуртии была в два раза ниже санитарных норм.

Относительно стабильное положение занимала та часть коренного городского населения и рабочих заводов, которая имела свои дома с приусадебными участками. В целом, в 1928 г. в уездных городах и заводских поселках ВАО частный сектор составлял 65,7 % общего жилого фонда. Во время притока рабочих из других мест многие домовладельцы сдавали внаем жилплощадь. Иногородних рабочих вселяли также во временно пустующие дома и бараки. Партийно-хозяйственные органы принимали определенные меры по решению жилищной проблемы. Населению предоставлялось право организовать жилищно-строительную и арендную кооперацию. Часть жилья продавалась рабочим с рассрочкой платежа.

Последствия Гражданской войны, голод, перестройка хозяйства, вызванная введением новой экономической политики, отразились на состоянии социальной сферы в целом и породили серьезные проблемы. Сложное продовольственное положение приводило к росту заболеваемости и смертности. В год образования ВАО на ее территории заболеваемость натуральной оспой была в 40 раз выше, чем в целом по стране, брюшным тифом – в 9 раз, сыпным тифом – в 11 раз, дизентерией – в 50 раз. В Ижевске медицинская помощь больным оказывалась в заводском лазарете. В 1926 г. была построена новая заводская амбулатория по типу поликлиники. Другой важный индикатор материально-бытового положения рабочих – качество питания – стало улучшаться только после преодоления последствий голода. С 1924 г. начинается период стабилизации и улучшения питания рабочих, имевшее преимущественно дифференцированный и традиционно домашний характер.

Свободное время рабочие имели возможность проводить в клубах и других центрах досуга, организованных в городах и рабочих поселках области. На IV Всероссийском съезде и VII районной конференции рабочих- металлистов (июль 1921 г.) было принято решение о создании заводских пролеткультов. Выполняя на местах чисто организационные функции, они изначально не несли на себе отпечаток идеологических установок.

Несмотря на проникновение в городскую среду новых культурных ценностей, образ и уклад жизни потомственных рабочих можно характеризовать как нравственно-бытовой традиционализм с достаточно высоким культурно-образовательным уровнем и почитанием религиозных обычаев, обрядов, праздников. В то же время, являясь мелкими собственниками, имея свои дома и усадьбы, они значительную часть свободного от работы на заводах времени уделяли личному хозяйству, занимаясь обработкой земли и огородов. Благоговейным было отношение большинства этой категории рабочих к знаниям. В известной мере оно обусловливалось усложнением производства и желанием с помощью образования обустроить свою жизнь. Напротив, связь с деревней «новых» рабочих накладывала определенный отпечаток на их образ мышления, представления и поведение. Приходя в город, в новое культурно-бытовое пространство, преобладающая часть этих рабочих утрачивала сколько-нибудь заметную и прочную приверженность к собственности. Это можно объяснить их необустроенностью, низким уровнем жизни, отсутствием во многих случаях недвижимого имущества и частнособственнических настроений, низкой оплатой труда, сохранившимися общинными представлениями.

В заключении подведены итоги исследования, сформулированы основные положения и выводы, определены перспективные направления изучения проблем нэпа.

Опыт всемирной истории XX в. определил особое место и роль России в общецивилизационном процессе. Изучение и практическое освоение результатов новой экономической политики, осуществлявшейся в стране в 1920-е гг., закладывают основы для компаративного анализа возможных перспективных моделей существования правового государства с точки зрения их альтернативности и социальной цены преобразований.

В свете вышесказанного нэп как базовая структура модернизации переходного общества до сих пор остается наиболее остро дискуссионной темой как для отечественных и зарубежных исследователей, так и практиков государственного управления. Неоднозначные толкования сущности нэпа, противоречивые суждения о его «коэффициенте полезного действия», попытки формирования политики неонэпа, характерные для политического руководства России первой половины 1990-х гг., не только сохраняют, но и значительно расширяют исследовательское пространство в изучении таких его проблем, как специфика условий восприятия периферией новаций, предложенных партийно-государственным руководством страны взамен военного коммунизма; «синхронность» («асинхронность») его проведения в центре и на местах; ожидаемые и реальные результаты нэпа в экономическом и социокультурном развитии Удмуртии как оборонно-промышленного региона СССР; степень влияния нэпа на последующую эволюцию политико-экономического статуса и социального облика населения республики, включенной в систему новых общественных отношений.

Рассмотрение общих и локальных аспектов нэпа в контексте современных для отечественной исторической науки исследовательских приоритетов с неизбежностью дает основания для выявления новых типов источников и более глубокого критического источниковедческого анализа документальной базы.

Проведенное с использованием междисциплинарного подхода конкретно историческое исследование позволило сформировать научное представление о ключевых аспектах развития регионального социума в эпоху нэповской модернизации, выявить общее и особенное в эволюции данного феномена.

Основные авторские положения имеют непосредственную взаимосвязь с теорией и практикой строительства новых государственно-общественных отношений в современной России. Изучение темы позволило прийти к выводу о том, что многие проблемы сегодняшнего развития военно-промышленного комплекса Удмуртии, менталитет рабочих слоев, традиции городской культуры обусловлены особенностями, сложившимися еще в 1920-е гг. С новой силой и в новом качестве в конце XX – начале XXI в. дала о себе знать обозначенная в 1920-е гг. проблема конверсии. Создававшаяся десятилетиями оборонная мощь государства теперь стала «достоянием» одной республики.

Для современного периода опыт 1920-х гг. отчетливо демонстрирует необходимость обеспечения правовых гарантий предпринимательской деятельности, использования преимуществ различных форм собственности, равноправный статус которых является основой стабильного экономического развития страны и обеспечения диалога общества и власти.

Анализ исторического материала выводит также на чрезвычайно важную морально-нравственную проблему сопоставления результатов и цены социальных преобразований, имеющую непосредственное отношение к современности. Долгое время в качестве доказательства «преимуществ» социализма культивировался тезис о сокращении сроков вхождения бывшей Российской империи в индустриальную эпоху. Безусловно, одним из следствий модернизационных процессов 1920–1930-х гг. стало преодоление к началу Второй мировой войны технической зависимости СССР от стран капитала, немалую роль в котором сыграл военно-промышленный потенциал Удмуртии. Вместе с тем, стремительный характер реформ, коренная ломка общественных отношений, жизнь в постоянной «катастрофе» ставила наших соотечественников перед выбором: либо вжиться в эти отношения, либо добровольно выйти из навязанных «новой» властью ценностных координат. Негативно оцениваемыми последствиями форсированного строительства социализма стали невосполнимые морально-этические потери и резкое увеличение количества суицидов среди населения Удмуртии. Несмотря на достигнутые успехи в развитии, республика и по сей день прочно удерживает одно из первых мест в мире по количеству случаев добровольного ухода из жизни. В свете вышеизложенного актуальной для российского общества в целом остается проблема обеспечения демократическим правовым государством прав и свобод человека и гражданина, прежде всего на жизнь, свободу, частную собственность.

В результате проведенного исследования были рассмотрены ключевые аспекты промышленно-торгового развития Удмуртии и социокультурного облика части регионального сообщества, непосредственно связанные с противоречивым характером нэповских преобразований. Дальнейшие перспективы изучения темы видятся в необходимости большей детализации содержания предмета исследования, поиска иных ракурсов его анализа. Расширение источниковой базы, введение в научный оборот новых документов определят появление актуальных фактологических сюжетов. Требуется сквозное исследование истории военных заводов и предприятий местной промышленности Удмуртии с доведением верхней хронологической границы до 1941 гг. Это позволит на конкретных примерах обозначить особенности формирования советского ВПК в довоенный период, а также проследить реализацию наметившейся в конце 1920-х гг. тенденции развития экономики, связанной с вхождением страны в эпоху сталинской модернизации. В новых сравнительных подходах нуждается изучение таких проблем, как кооперативное движение, предпринимательство, развитие рынка и создание инфраструктуры рыночных отношений, кредитно-денежная политика государства. Интересной представляется характеристика повседневных практик и менталитета более широких слоев городского и заводского населения, их отношения к власти с точки зрения диалога и (или) противостояния. Безусловно перспективным является системный взгляд на нэп, подразумевающий рассмотрение этого явления в совокупности со всеми сферами общественной жизни.