Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора искусствоведения

Вид материалаАвтореферат диссертации

Содержание


Раздел 1. «Соломоновы» колонны: стилистика или символика?
Раздел 2. «Первоордер» в классической системе ордеров.
Раздел 3. Через Афины к Иерусалиму: идеальный ордер в архитектурной теории России.
Раздел 1. София константинопольская и «греческий проект» в русской церковной архитектуре.
Раздел 2. «Священный Гроб освободить…»
Раздел 3. Образы памятников и христианских святынь Рима.
Раздел 4. От гробниц древности к Просвещению.
Раздел 1. Представления о готике в текстах эпохи классицизма.
Раздел 2. Церковь в усадьбе Быково: «paralleles des anciennes et des modernes».
Раздел 3. Речь В.И. Баженова на заложении Кремлевского дворца и греко-готический идеал.
Раздел 4. К хронологии русской «готики» XVIII века.
Раздел 5. «Готические» усадебные храмы баженовского круга.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
Глава III. «ПОРТРЕТ В.И. БАЖЕНОВА В КРУГУ СЕМЬИ»: ТВОРЧЕСКИЙ МАНИФЕСТ НА ФОНЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ АРХИТЕКТУРНОЙ ТЕОРИИ.

Эта глава посвящена исследованию представлений выдающегося архитектора русского классицизма об идеальном образе храма и о месте церковной архитектуры в творчестве архитектора. Впервые исследована иконография и смысловая основа единственного сохранившегося портрета В.И. Баженова и его семьи. Поскольку центральное место композиции картины занимает чертеж, который как будто только что чертил архитектор, очевидно здание, изображенное на чертеже, является ключом к пониманию замысла всей картины.

На чертеже изображен план центрического здания четырехстолпной структуры, очень похожий на план церковного здания. И действительно при обращении к образу идеального храма эпохи классицизма, разработанному французскими теоретиками, можно обнаружить, что это план храма типа собора св. Петра в Риме по первоначальному проекту Микеланждело. Из исследования высказываний самого В.И. Баженова об архитектуре и о подробностях его пенсионерского обучения во Франции становится ясным круг идеальных образцов, к которым восходит изображенное на чертеже церковной здание. Оно не является прямым заимствованием собора св. Петра, но его образом, «исправленным» по рекомендациям теоретиков строгого классицизма.

На основании этого плана при помощи классицистических текстов можно реконструировать представления В.И. Баженова об идеальном храме. Это центрическое здание должно быть оформлено в полнообъемном ордере с круглыми колоннами, внутри должна быть хорошая освещенность из больших окон, подкупольные пилоны следует членить ордерными деталями. Очень вероятно, предполагалось пятиглавое венчание такого храма, ориентированное на древнерусскую традицию в представлениях XVIII века. Центральный купол должен представлять ротонду, вознесенную на подпружных арках (или образованную на изогнутых внутренних гранях пилонов из круга средокрестья). По мнению теоретико классицизма, форма такой ротонды и ее пышная ордерная декорация, – восходят к первой ротонде Гроба Господня, построенной в Иерусалиме равноапостольным императором Константином Великим.

Глава IV. ИДЕАЛЬНЫЙ ОРДЕР В АРХИТЕКТУРНОЙ ТЕОРИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ.

Ордер, оказывался средоточием не только классицистической архитектурной теории вообще, но и храмостроительной теории в частности. Эпоха Просвещения, пробудившая желание энциклопедического познания в науке и искусстве, вызвала особый интерес, как к истокам церковной архитектуры, так и к происхождению архитектурного ордера. Уже на рубеже XVI-XVII веков несоответствие витрувианской модели «естественного» возникновения ордерных форм и духовного характера христианского эстетического идеала привело к возрождению интереса к богооткровенным архитектурным образам и универсальному «небесному первоордеру». Основные для того времени исторические источники, проливавшие свет на облик «первоордера», литературные и археологические давали различные (и даже трудно совместимые с точки зрения строгого классициста) сведения. Тексты Священного Писания вызывали подкрепленный свидетельствами Иосифа Флавия образ классического коринфского ордера, тогда как сохранявшиеся в соборе св. Петра в Риме «соломоновы» колонны были не только композитными, но еще к тому же имели витые стволы.

Раздел 1. «Соломоновы» колонны: стилистика или символика? В начале XVIII века отношение теоретиков архитектуры к витым колоннам также было неоднозначным. Эта форма, столь редкая в классическом наследии и распространенная в барочной архитектуре благодаря успеху кивория Дж. Бернини, оставалась «камнем преткновения» в спорах эллинофилов и последователей римской ордерной традиции (в т.ч. позднеренессансной).

В высказываниях приверженцев «строгой» классики мы обнаруживаем, в основном, негативные оценки. Для них как будто не существуют археологические доводы о древности витых колонн и их иерусалимском происхождении. Менее строгим, в силу своего большего опыта непосредственного общения с античными памятниками, был аббат Б. Де Монфокон. В то же время теоретики, испытывающие влияние итальянских трактатов и построек (позднеренессансных и барочных) превозносят эстетические достоинства витых колонн и нимало не смущаются помещением их в классицистический контекст. Применение витых колонн в алтарных кивориях даже желательно и должно не просто указать на связь с центром западного христианского мира, но и напомнить о ветхозаветных прообразах христианского храма. Вместе с тем понимание алтаря и его архитектурного оформления как образа Горнего Града (см., например у Ж.-Л. де Кордемуа) делает витые колонны выразительным символическим архитектурным элементом в убранстве не только барочного, но и классицистического храма.

Раздел 2. «Первоордер» в классической системе ордеров. Этот раздел нашего исследования посвящен рассмотрению как позитивных предложений критиков витых колонн, так и вообще – теоретических представлений об ордере храма Соломона, основанных на исторических литературных источниках.

Обращаясь к теме «соломоновых колонн», приверженцы строгого классического архитектурного идеала не ограничивались критикой витых колонн, основанной на эстетических представлениях об ордере и на сомнениях в достоверности этого археологического источника. Многих теоретиков, в особенности тех, что получили богословское образование, – конечно должно было беспокоить несоответствие облика витых колонн текстам Священного Писания и литературным свидетельствам об архитектуре последнего Иерусалимского храма, возведенного Иродом. Отсюда, видимо, и происходит упорное отрицание классицистами подлинности античного происхождения витых колонн.

В архитектурной теории Нового Времени особый интерес к ордеру храма Соломона возникает в конце XVI века. Тогда ощутимо назрело противоречие между витрувианской идеей естественного происхождения классических ордеров из деревянных конструкций и природных растительных форм и осознанием божественного начала миропорядка.

После появления нескольких трактатов с реконструкциями Храма Соломона в классицизирующих формах, начало которым положило гигантское издание Дж. Вильяльпандо и И. Прадо, многие теоретики классицизма соглашаются между собой, что ветхозаветный храм был построен в коринфском ордере классического типа, который затем был заимствован древними греками. Большое внимание в этих реконструкциях уделяется описанным в Библии декоративным деталям богооткоровенного ордера Храма: пальмовым и оливковым ветвям, гранатовым яблокам, львиным и человеческим «лицам».

Раздел 3. Через Афины к Иерусалиму: идеальный ордер в архитектурной теории России. При рассмотрении всех этих примеров обнаруживается, что введение «новой» архитектуры в России петровского времени не просто стало знаком принадлежности к «просвещенному» европейскому миру. Вновь создаваемый на берегах Невы по воле Божией и во славу Его город получил художественное выражение в наиболее совершенных, с токи зрения той эпохи, богооткровенных формах. Ордер же, являющийся отображением божественного миропорядка, сделался основой архитектурного языка нового века и исторически верным архитектурным оформлением идеи «Третьего Рима».

Далее подробно рассматриваются примеры применения «соломоновых» колонн и коринфского ордера в русской церковном искусстве XVIII века в сопоставлении с положениями архитектурной теории соответствующих периодов. В результате выявляется сильное влияние на русскую архитектурную мысль идеи иерусалимского происхождения классических ордеров: коринфского (от Скинии и Храма Соломона) и дорического (от дворца Соломона или от протоисторических построек ахейцев). Ионический ордер в такой системе оказывался специфически греческим классическим изобретением. Поэтому он имел такое важное значение в церковной архитектуре, связанной с «Греческим проектом» Екатерины II (Иосифовский собор в Могилёве, София в Царском Селе), и в императорском дворцовом строительстве с сакральными смыслами.

Глава V. ОБРАЗЫ СВЯТЫНЬ ТРЕХ ХРИСТИАНСКИХ СТОЛИЦ. Настоящая глава посвящена, главным образом, исследованию императорских храмостроительных программ эпохи Просвещения. Для них в это время, как и в предшествовавшие эпохи, особой важностью обладали образы трех христианских столиц – Иерусалима, Рима и Константинополя, которые в европейской архитектуре воплощались через архитектурные образы их святынь – главных церковных сооружений.

Раздел 1. София константинопольская и «греческий проект» в русской церковной архитектуре. Особым смыслом в «греческом проекте», естественно, наделялись Константинополь и Афины. В связи с чем архитектурные памятники этих городов приобретали не только значение типологического (Софийский собор в отношении формы православного храма) и эстетического (памятники Акрополя в отношении ордерных архитектурных систем классицизма) идеалов, но становились желанными образцами для выражения внешнеполитических идей российской государственности в «говорящей» архитектуре наиболее важных, в духовном смысле и по градостроительному значению, новых церковных сооружений.

Подробное исследование Софийского собора в Царском Селе (в осуществленном варианте и в проекте) и Иосифовского собора в Могилёве в контексте «Греческого проекта» позволяет выявить архитектурные мотивы «византинизма» в русской церковной архитектуре эпохи классицизма. Это и особая форма низких двойных куполов, опирающихся непосредственно на паруса, и низкие алтарные преграды, и экседры притворов, симметричные алтарным апсидам, и полукруглые (т.н. термальные) окна второго света на боковых фасадах, – при четырехстолпной структуре основного объема здания и эллинооринтированном ордерном оформлении. Эти признаки позволяют выявить и другие церковные сооружения, образно связанные с «Греческим проектом». Например, церковь в подмосковсной усадьбе Введенское под Звенигородом, формы которой здесь подробно интерпретированы.

Раздел 2. «Священный Гроб освободить…» Здесь рассматривается влияние представлений о храме Гроба Господня в Иерусалиме на русскую церковную архитектуру. До настоящего времени существует околонаучный миф о якобы чуждой русской архитектуре светской природе церквей-ротонд русского классицизма. В реальности тогда существовало огромное влияние только что восстановленной ротонды Воскресенского собор в Новоиерусалимском монастыре, которому Екатерина II также уделяла пристальное внимание, благоустраивая его в раннехристианских архитектурных формах. С началом реализации «Греческого проекта» возрождается идея освобождения Иерусалима. При всей своей романтичности, она, видимо, оказывала воздействие на возрождение ротонд в частновладельческом церковном строительстве по средневековым примерам. Исследование архитектурной графики эпохи классицизма позволяет обнаружить множество «идеальных» проектов церквей-ротонд, среди которых даже обнаружен проект, названный «Храм Гроба Господня». Созданный Ж.-Ф. де Неффоржем, он не только был хорошо известен русским архитекторам и их заказчикам благодаря распространенности его изданий в России, но и вдохновил создателей церкви в усадьбе Ивановское-Безобразово под Москвой. Другие центрические раннехристианские церкви (например, Санта-Констанца) в Риме, также связанные с именем равноапостольного императора Константина, были почитаемы русскими паломниками и вдохновляли русских архитекторов (например, церковь-усыпальница Н.А. Львова в собственной усадьбе Никольское-Черенчицы).

Раздел 3. Образы памятников и христианских святынь Рима. В интересующую нас эпоху собор св. Петра в Риме уже почти столетие находился в центре европейских теоретических рассуждений о наиболее совершенной форме христианского храма. Для России эта дискуссия становится актуальной с начала XVIII века, когда Петр I решает построить во вновь основанной северной столице – «граде святого Петра» – большой купольный собор по примеру римского. Стремясь к преемственности, Екатерина II осуществляет эту идею сначала в Исаакиевском соборе по проекту А. Ринальди, а затем в Троицком соборе Алексанро-Невской лавры. Он стал идеализированным воплощением римского образца с учетом известной к тому времени критики классицистов. Образ собора св. петра в Риме позволяет интерпретировать и такие известные церковные памятники русского классицизма как церковь в подмосковных усадьбах Петровское-Княжищево (Алабино) и Рай-Семеновское, а также проектные варианты казанского собора в Петербурге.

Раздел 4. От гробниц древности к Просвещению. Вместе с образами античных храмов, триумфальных арок, Капитолия, триумфальных колонн и перевезенных в Рим древнеегипетских обелисков, – в поле зрения современных архитекторов оказывались и античные гробницы. Очень емкой в символическом отношении и художественно яркой была форма пирамиды. Выражая идеи вечности, памяти, военных побед, добродетелей, – она получает широкое распространение в мемориальной и церковной архитектуре. Среди рассматриваемых в этом разделе памятников – Троицкая церковь в селе Александровском под Петербургом и ее пирамидальная колокольня. Обычные для колоколен восемнадцатого века, здесь башенные часы включаются в контекст эмблематического повествования о непоколебимости добродетели и вечной пасхальной радости победы над смертью, совершившейся на Кресте.

Раздел 5. Низкий иконостас: западноевропейские влияния или церковная история? Одним из характерных элементов русского церковного интерьера последней трети восемнадцатого столетия был т.н. низкий иконостас. Среди немногих сохранившихся «низких» иконостасов можно назвать иконостасы Троицкого собора Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге, церкви св. Мартина Исповедника на Большой Алексеевсой улице (ныне ул. Солженицына) в Москве, церкви Владимирской иконы Божией Матери в усадьбе Быково под Москвой (арх. В.И. Баженов). Хороший иконографический материал дают исторические фотографии ныне утраченных иконостасов церкви Сошествия Св. Духа на Лазаревском кладбище в Москве, Никольской церкви в подмосковной усадьбе Никольское-Гагарино (арх. И.Е. Старов), церкви свт. Петра Митрополита в усадьбе Петровское-Княжищево. Подобные же иконостасы с высокой «триумфальной» аркой, опирающейся на пучки колонн коринфского ордера, можно видеть на проектных листах М.Ф. Казакова для церкви Пречистенского дворца в Москве, перенесенный затем в домовую церковь митрополита Платона, и Спасской церкви в усадьбе Рай-Семеновское под Москвой. Такое распространение «низких» иконостасов оказывается связанным с представлениями об убранстве алтарных апсид в раннехристианских церквах. Очень важным образцом этого типа был иконостас собора Петропавловской крепости, сделанный по личному заказу Петра I и Екатерины I, чем тоже объясняется распространение «низких» иконостасов в екатерининское время. Тогда же в связи с «Греческим проектом» вводятся одноярусные иконостасы типа византийского темплона с прямой или изогнутой в плане колоннадой. Такие иконостасы оформлялись либо в коринфском ордере, указывавшем на богооткровенные формы ветхозаветных храмов, либо в «греческом» ионическом ордере, впервые использованным в византизирующих соборах в Могилёве и в Царском Селе.

Глава VI. ГРЕКО-ГОТИЧЕСКИЙ СПОР ИЛИ ГРЕКО-ГОТИЧЕСКИЙ ДИАЛОГ. Настоящая глава посвящена изучению неклассических на первый взгляд явлений в церковной архитектуре русского классицизма. Значительную сложность изучения этой темы обусловливают совершенно различные по характеру ее составляющие. Здесь и восприятие классицистической мыслью неклассического наследия древности, и стремление к выражению национального своеобразия внутри классицистической архитектурной лексики, и археологическое освоение архитектурных памятников прежних эпох в процессе их ремонтов и перестроек, и, наконец, желание архитектора создать новый «синтетический» художественный язык на основе изучения исторического архитектурного наследия.

Раздел 1. Представления о готике в текстах эпохи классицизма. В результате терминологического введения наиболее подходящими терминами для определения этого особого направления в архитектуре эпохи классицизма представляется «готический вкус» или «готическое» направление, «готика». Очень важным в историко-теоретическом отношении представляется обнаружение в архитектурных текстах разграничения между представлениями о «древней готике», к которой относили всю архитектуру, начиная от захвата Рима готами и включая романику и даже Византию; и о «новой» готике, представлявшейся сначала прихотливым искажением «древней», сохранявшей основные чертя классики. К концу эпохи классицизма возрастает восхищение эмоциональной силой и конструктивной смелостью «новой готики». Все это должно было побуждать русских архитекторов и их заказчиков к поискам «своей» готики как способа выражения национальной идентичности культуры.

Раздел 2. Церковь в усадьбе Быково: «paralleles des anciennes et des modernes». Церковь в Быкове, как самая поздняя постройка из московских «готических» сооружений 1770-х годов в наиболее совершенной и развитой форме выражает идеи русского «готического» церковного строительства этого периода, и более того - основные идеи русской церковной архитектуры эпохи Просвещения. При единовременном восприятии фасада и интерьера центральной части быковской церкви становится ясно, что здесь самым тщательным образом воспроизведена с позиций классицистической теории крестово-купольная система древнерусского четырехстолпного храма. Именно это побудило автора вознести параболический купол на высокий световой барабан и придать последнему наименьший возможный диаметр, в чем тоже состоит значительное отличие этой церкви от барочных и классицистических как западноевропейских, так и русских храмов. Обратившись к общему стилистическому замыслу быковской церкви можно обнаружить, что в намеренно «готическую» оболочку национальной русской архитектуры заключен интерьер в лучшем «греческом вкусе», организованный, в соответствии новейшим достижениям теоретической мысли Просвещения, с ориентацией на раннехристианские и преемственные им византийские образцы.

Раздел 3. Речь В.И. Баженова на заложении Кремлевского дворца и греко-готический идеал. Анализируя определения архитектора, относимые к различным московским зданиям, которые он считает «готическими», «смесью прямой архитектуры и готической» и «прямой архитектурой» (классической), можно реконструировать представления эпохи классицизма об этапах развития русской архитектуры. Кратко это можно представить так. Самая ранняя византийская («греческая» на языке XVIII века) стадия, как и западноевропейская «древняя готика», еще имела некоторые черты ясной «прямой» архитектуры. Т.е. романские, византийские и древнерусские (до XVI века) памятники оказываются если не внутри одного стиля, то, по крайней мере, представляют собой близкие стилистические явления. По причине упадка этой ранней стадии (буквально выразившегося в «падении» вновь строившегося Успенского собора), по повелению Великого Князя, в самом сердце Руси, с помощью итальянцев возрождается «искусство художников в строительной науке» и «красота хороших зданий». В процессе перестроек Кремля в XVI-XVII веках искусство архитектуры, принесенное итальянскими мастерами, постепенно превращается в «готику» (соотносимую по художественным свойствам с западноевропейской «новой готикой»), придающую зданиям «легкость, огромность и приятство». В конце этого периода возникают постройки, представляющие собой «смесь прямой архитектуры с готической».

Раздел 4. К хронологии русской «готики» XVIII века. Возникает оно на рубеже 1760х и 1770х годов. 1770-м годом датируется проект оформления дороги между Петербургом и Царским Селом по случаю приезда прусского принца Генриха. Первые «готические» постройки в Петербурге связаны с именами В.И. Неелова и Ю.М. Фельтена. Ансамбль Чесменского дворца (1774-1777) также получил «готическое» оформление. Строительство в «готическом» духе в окрестностях Петербурга продолжалось до середины 1780х годов. В идеологическом отношении оно было связано с победами русского государства над турками.

В Москве воплощение «готических» идей на первом этапе (в 1770-х) было связано с работами В.И. Баженова. «Готическое» направление в первопрестольной столице при самом его возникновении ассоциировалось с архитектурой древнерусских храмов, точнее – главных московских святынь. До середины 1780-х в Москве велось обширное «готическое» строительство в Царицыне и в Петровском путевом дворце. Последний по своему содержательному замыслу был явным продолжением идей Чесменского дворца. Началом воплощения «готических» мотивов в архитектуре Подмосковья, вероятно, следует считать первую половину – середину 1770х годов. Резкое осуждение в 1785 г. Екатериной II Царицынского дворца обозначает завершение первого этапа «готического» строительства в России. Впоследствии, «готические» включения в средневековые комплексы будут практиковаться вплоть до второй трети XIX века (например, в Можайске и Коломне), но вне связи с романтическим переживанием, а скорее как уже прочно утвердившаяся методика проектирования.

Раздел 5. «Готические» усадебные храмы баженовского круга. В контексте развития стиля и новейших данных по хронологии здесь интерпретированы четыре памятника: Знаменская церковь в Тамбовской усадьбе Знаменка Татищевых (ныне Липецкая обл.), церковь архангела Михаила в Поджигородове, Владимирская церковь усадьбе Быково и Никольская церковь погоста Старки под Коломной. В первых трех памятниках обнаруживается несомненное родство как в общем замысле, так и в деталях, что позволяет отнести их к творчеству В.И. Баженова и, соответственно, к раннему этапу московской «готики» до отстранения архитектора в 1785 году от работ в Царицыне. Сравнивая «готические» церкви в Знаменке, Быкове, Поджигородове, можно обнаружить, что их создатели пользовались одним (впрочем, достаточно обширным) набором форм и декоративных элементов, в котором усматривается некое подобие применению ордерной системы. Никольская церковь на погосте Старки примыкает к этой группе только через явно вторичное подобие Владимирской церкви в усадьбе Быково.

Затем интерпретирована Владимирская церковь в усадьбе Баловнево. Общая композиция храма вполне соответствует академическим представлениям о наиболее совершенных формах церковной архитектуры, которые были хорошо известны благодаря многочисленным публикациям Ж.-Ф. Блонделя и Ж.-Ф. Де Неффоржа. При детальном исследовании ее фасадов и интерьеров обнаруживается ее связь с романскими церковными памятниками (в т.ч. с Храмом гроба Господня в Иерусалиме). Выявление в архитектурной мысли «древней» и «новой» готики объясняет наличие романских черт во многих «готических» памятниках русского классицизма (например, в церкви при заводе и усадьбе Баташевых Гусь-Железный).