Под снегом
| Вид материала | Документы |
- Проект Kaks keelt – üks meel“, 18.02kb.
- Дневник одной роты, 357.2kb.
- Глубоко на юге лежат, возможно, самые завораживающие и самые дикие места нашей планеты., 85.52kb.
- Под Новый год искрятся снегом, 358.86kb.
- Грамматическое задание. Выполнить морфологический разбор имени существительного: Iвариант., 89.73kb.
- Зимняя рапсодия Литературная викторина, 9.09kb.
- Чудесна зимняя пора! Январь. Мороз. Принакрылась белым снегом гладкая дорога после, 26.94kb.
- Сказка для новогодней елки (корректировка лит источников), 49.41kb.
- Рассказ , 1012.76kb.
- Angela Yakovleva Тел.: + 44 20 7471 7672, 1263.63kb.
– Пока нет. Но, похоже, поженится к осени. Медсестра у него, Рая...
Дед огорчённо крякнул. Видимо, ему неприятно было, что непутёвый зять нашёл себе бабу с таким именем. Всё, что напоминало мою маму и было как-то связано с нынешней жизнью отца, терзало бабушку Дуню с дедушкой Митей.
– Ты бабке пока не рассказывай про эту... Раю. Уж женится – тогда.
И тут пришла бабушка.
Скучная дождливая неделя – вся в избе – тянулась вечность. Иногда прибегали дяди Стёпины ребята – рыжие, конопатые, родные. Витюшка стеснялся и крёстной меня не называл, чему я втихомолку радовалась. Женька посвистывал в бузиновую свистульку и с любопытством разглядывал меня. На всякий вопрос хмыкал и отвечал через силу. Зато старшие, Шурик и Коля, как маленькие мужички, судили обо всём деловито и бахвалились школьными озорствами.
Однажды под вечер с дедом случился приступ астмы. При мне это было впервые, и я ужаснулась страданиям задыхающегося человека. Он метался на раскладушке и слабым, жалостным вдруг голосом кричал:
– Дуня! Дуня! Дыхать не могу! Дай... дай питьё! – и совсем уже обессиленно тыкал пальцем в сторону зелёной, пахнущей холодком бутылки.
Бабушка кружилась возле подоконника и не могла совладать с пробкой.
– Дуня... твою мать! Помираю я! Задыхаюсь! – сердился дед.
Крупно глотнув из горлышка своей «сулемы», потихоньку успокаивался, лежал отрешённый, постанывающий. Я гладила его седые волосы и плакала от любви и жалости.
– Деда, деда... – другие слова не находились.
И занозой зацепился в сердце страх за самого родного и доброго деда на свете. Что будет, если однажды бабушки Дуни не окажется рядом? Что будет с ней, если останется одна? И кто скажет мне: «Не тужи, внучечка!» и сунет три рубля, потаясь от бабки?
Но уже через день мой неунывающий дед по прозвищу Леванок созвал внучков и бойко распорядился:
– Так! Всем нарвать по ведру вишни! Мы с Шуриком поедем на базар.
– Дед, и я поеду, – попросился Коля.
– Ты, Колишка, ещё неразумный, и хитрости в тебе нету. Торговать надо с хитростью.
– Дед, а как это – с хитростью?
– А вот так: стою я и подзываю базарный народ: «Самая сладкая вишня! Налетай – не скупись!» А Шурик как бы чужой, со стороны, подходит, пробует вишенку и громко говорит: «Чистый мёд! Почём вишня, гражданин колхозник?» Я даю цену на тридцать копеек ниже, чем у соседей, и все кидаются ко мне!
– Дедань, какая же хитрость, если на тридцать копеек дешевле?
– А продать поскорей – нешто не важно? Куплю бабке новые чирики, хлебушка городского – и домой!
– А мне чего за торговлю, дед? Рубль дашь? – спрашивает Шурик.
– Дам!
– А нам, дедань?
– Вам пряников привезу. Лямонных...
Все довольны.
Вскоре я начинаю скучать по Висожарам, и бабушка Дуня отпускает меня с наказом непременно быть к Медовому Спасу. И снова дорога к бабушке Оле мне кажется короче, чем та же самая дорога от неё.
Проснувшись однажды, почти с изумлением увидела бьющее во все окна утреннее солнце. Все уже встали, кроме меня и Олечки. За завтраком тётя Дуся шепнула:
– Пойдём на Ворону?
– Ура! – закричала я, испугав чрезмерным восторгом строго жующего картошку деда Ивана.
– Идлам-тебя-изломай-то! Тяпина балухманная! Ажник оглушила...
Было воскресенье, и бабушка легко отпустила нас, тем более что дядя Миша пообещался с бредешком пройтись по Щучьему озеру. Собрали кое-какую еду, Валя сбегала на огород за огурцами и луком.
Не знаю почему, но к Вороне мы направились обходным путём – через Хвощеву яругу. В подлесках удивительно сладко запахло клубничником, разморённым на солнце цветущим разнотравьем. Ещё беловатые, но уже крупные ягоды попадались не слишком часто, отчего были ещё желаннее и вкуснее. Захотелось лечь в траву и долго смотреть на синее промытое небо, слушать жужжание и стрекот всяких жучков и козявок, дышать тёплым июльским цветением.
Но дядя Миша торопил нас, и, осклизаясь на сыром, затенённом орешником склоне, цепляясь за ветки, мы стали спускаться вниз, к кордону. Чем ниже, тем чаще попадались подгрузники и «коровьи жопки» – так мы называли грибы, похожие на подосиновики. Брать грибы не было смысла. Не во что, да и поход только начинался. Впереди целый день, и сулил он многие радости.
Спустившись к Вороне, решили искупаться. И купались долго, ненасытно, временами греясь на солнышке и вновь кидаясь нырком в ласковую, словно бы мурлыкающую воду.
Странно, что этого купального места мы с Валей не знали. Всё же далековато от нашего пчельника. Нам здесь понравилось. К тому же спокойно и хорошо было от присутствия дяди Миши с тётей Дусей.
После купания сели перекусить, с удовольствием хрумтели огурцами, тянули с трудом кусаемые шматочки солёного прошлогоднего сала. И было вкусно!
– Ну, пойдёмте на кордон! У Андрея Тимофеевича, наверное, уже началось... – поднял нас дядя Миша.
– Чего началось? –